Задушевные и неторопливые беседы с нашим читателем сегодня в гостиной журнала продолжает Марина Уорнер. Знакомьтесь, кто не знаком. Профессор Лондонского университета. Президент Британского королевского литературного общества. Член Британской академии. Кавалер многих британских орденов. Известный писатель, автор художественных и научно-популярных изданий. Журналист. Историк. Мифограф. Особенности нижеследующего текста, прошу учесть, связаны с общением, естественно, при посредстве переводчика. Итак…
– Как известно, наша гостья — писатель. То есть, не просто знает азбуку и может составлять из букв слоги, из слогов – слова, из них- предложения и абзацы. В этом смысле – кто же нынче не писатель. В гостиной журнала мы беседуем с самым настоящим литератором. И однако же, тогда, в начале судьбы, практически ничто не предвещало этот её путь. Первичное образование было, некоторым образом, религиозным. И именно — католическим. Закончила женскую школу при католическом монастыре. И охотно вспоминает, не ожидала от Книги Судеб, что будет кем-то ещё, кроме жены или матери. Но откуда ни возьмись, зашумели 60-е годы. И в их буйную гриву когда эпоха вплела яркие ленты феминизма. Она окончила, ни много, ни мало, знаменитый Оксфордский университет, в котором серьёзнейшим образом изучала французский и итальянский языки. Там же и тогда же у нее появился большой интерес к мифам, сказкам, преданиям, притчам и иным духовным ценностям. К искусствам. Супруг шутит: по сути, в ее жизнь пришли две профессии: одна – в 20 лет, а другая – в возрасте под 60 лет. Когда-то она страстно захотела писать. Влюбилась в это занятие. Тем более, первые же ее книги, как говорится, пошли. В смысле — спонсировались. Те, кто до сих пор позволяют себе роскошь считать, что литература (писательство) есть что-то одно, а журналистика – что-то другое, будут удивлены. Писательство нашей собеседницы начиналось с журналистики. Что, кстати, тоже вполне традиционно. Ее первая работа в 20 лет была опубликована… в журнале о моде Vogue. То же – и ряд последующих. Печаталась в «Дейли Телеграф». Этим она зарабатывала денежки для того, чтобы иметь возможность писать и издаваться. А вторая профессия – в 60 лет она стала профессором. Преподает английский язык и креативное письмо, если так можно выразиться. Что происходило между 20 и 60 годами? Она написала много книг, и многие из них достаточно популярны. Одна из них – плод изучения представлений о том, как образ Девы Марии отражен в различных культурах. Следующая женская фигура, которая является олицетворением героизма – это Жанна Д’Арк. После этого она изучала Public Statues, т.е. как в скульптуре воплощались женские европейские древние образы. Эта книга получила вторую жизнь, второе дыхание и призвание после различных американский пертурбаций. Многое тогда стало меняться в представлениях думающих людей. Не спроста не обошли её и награды, в числе которых – весьма престижные. В 2015 году она получила мирового уровня выдающуюся престижную награду Colberg Prize. Что-то близкое к Нобелевской премии — в области литературы, истории, журналистики. Она является председателем Королевского общества писателей. И сейчас, на данный момент, является профессором, преподавателем английского, креативного письма. Преподавала в Эссексе, сейчас преподает в Blackberry College в Лондоне.
–Несколько слов о родителях нашей собеседницы. По историческому времени судя, они должны были пройти сквозь вторую мировую войну. Как именно прошли?
– Во-первых, она благодарна за вопрос, потому что именно биография ее родителей и перипетии, которые произошли в их жизненном пути, во многом отпечатались на судьбе нашей собеседницы, сформировали ее как личность. Мать родилась на Юге Италии, воспитывалась в Бари. Отец матери умер, когда ей было 9 лет. По сути, осталась семья, где были одни женщины и не было денег вообще. Бедность. Ее мать явилась миру в 1922 году, когда Муссолини пришел к власти. А в 1944 году мама вышла замуж – в год падения режима Муссолини. Т.е. всю свою жизнь ее мать прожила в Италии при фашизме. Отец ее был представителем достаточно длинной аристократической британской линии. В роде были и колониальные исследователи. То есть, не просто военные, армия, а именно исследователи, покорители, первопроходцы. Помимо всего прочего, ее отец был ещё и очень известным атлетом. Он тогда был настолько знаменит, как сейчас знамениты самые выдающиеся игроки в футбол. У него было соответствующее воспитание. Прекрасно воспитанный человек, он был джентльменом.
Само собой, война трансформировала, видоизменила и его, и ее. Отец — офицер. Когда началась война, он по возрасту не подлежал всеобщей мобилизации. Но был настоящим мужчиной и гражданином, ненавидел фашизм. И добился зачисления в действующую армию. Воевал в разведке. Он служили в Северной Африке (Судан, Сенегал, Марокко, Алжир, Тунис), после этого освобождали Сицилию. Потом двинулись на Юг Италии, на Северо-Запад её же. И вот там-то он и познакомился с ее матерью. У матери есть четыре сестры, но она самая младшая, и была попытка эмигрировать в Америку. У старших сестер получилось, а у ее мамы – нет. У сестер были американские паспорта, а у мамы – не было, и ей пришлось вернуться. Когда освобождались территории от немецко-фашистских захватчиков, ее сестры поступили волонтерами (добровольцами), чтобы помогать британской армии. Отец полковником закончил воевать в Индии. Наша гостья, таким образом, – дочь Победы, а ее мать – невеста войны. Ее отец был старше матери на 15 лет. Он был интересным мужчиной. А мать – просто красавицей. Вот полковник и влюбился по уши.
— Поженились на войне?
— Сразу же После Победы мать вышла за него замуж. И полностью преобразовалась, стала настоящей английской леди. За 7 лет войны изменился и отец. Известно, что он был отважным воином и командиром в английской армии. Ранения, конечно. Награды. Но когда это все закончилось, возникла некая пустота – время, когда не совсем понятно, что делать дальше. Денег нет, работы нет, вообще ничего нет. Мой отец всегда любил читать. Был весьма культурным человеком и интересным собеседником. Вот он и решил открыть книжный магазин. Первый такой магазин был в Каире, в Египте.
Книга, которую нам Марина Уорнер показала – это книга принадлежала ее родителям, все, что осталось от того магазина. В этой книге рассказывается и о магазине, о том, как его сожгли египтяне в порыве противостояния британским завоевателям. Это было непростым, противоречивым, драматическим временем. Даже, можно сказать, трагическим. Да, во много коренных людей там эксплуатировали, неволили и т.д.. С другой стороны, поднимали культуру, строили железные дороги и шоссе. Когда началось движение за независимость, сгоряча да сослепу местные жители разрушали постройки, ломали технику. Жгли библиотеки и магазины. Вот так, всё смешалось — и борьба за независимость, и элементарная дикость. смешалось… Поэтому одно из самых ярких, потрясающих воспоминаний – ее любимый, тихий, уютный и мирный магазин в огне…
Магазин сожгли в 1952 году. Они потом открывали другие магазины, в других местах. Так что детство вышло не совсем розовым. Но она считает себя даже в какой-то степени удачливой, ее детство проходило в разных средах, в разных странах, среди множества самых разных людей и их сообществ, культур и языков. И она везде и всегда была окружена книгами…
– Она похожа на мать или на отца?
– Она больше похожа на отца, особенно в молодости, но мать ее воспитала так, что она всегда выглядела как леди. И ещё, внимание: у собеседницы нашей, между, прочим, рыцарский титул Дамы.
– Правомерен ли, с точки зрения нашей гостьи, оборот «Журналист и писатель»? Верно ли это разделять? Не одно ли это и то же? Можно ли быть журналистом – не будучи писателем? Не есть ли журналистика – род литературной деятельности?
– В Британии существует давняя традиция людей писательства. Она начала писать в 60-х годах ХХ века. И у нее, равно как и у ее предшественников в рамках этой традиции, в общем-то, и выбора, как такового не было. Потому что именно журналистская деятельность выступала ключевым ресурсом и источником дохода. Если мы обратимся к таким великим людям как Джордж Оруэлл или Вирджиния Вулф… Вот Джордж Оруэлл – разве он у многих из нас ассоциируется с таким понятием, как журналист? Нет. Он писатель. Но именно он как независимый писатель не состоялся бы, если бы он не печатался…
– Он, как и многие известные писатели, начинал как журналист.
– Именно об этом и речь – он писал в журналах и т.д., т.е. без этого было бы невозможно. И Вирджиния Вулф помимо того, что она публиковалась в различных изданиях, публиковала статьи, у нее были авторские колонки в газетах, она писала программы для радио. И, конечно же, была — писательницей.
— Даже если брать грубо-материальный аспект, будущие большие писатели поначалу элементарно зарабатывали на хлеб журналистикой.
— В последнее время произошел определенный социальный переход, социальные изменения. Сейчас основным источником дохода таких независимых писателей является обучение, т.е. образование. Даже лично ее пример – прекрасное тому свидетельство, потому что она сейчас в колледже преподает креативное письмо. И люди, которые сегодня гораздо младше ее, не столько журналисты, сколько преподаватели креативного письма или какого-то другого вида письма. Эта социальная перемена сейчас очень хорошо видна.
– И ещё: существует ли хорошая, профессиональная журналистика вне исторического контекста? Попросту: можно ли стать (не считаться, не называться, а именно – стать) журналистом, не будучи историком?
– Она действительно считает, что журналист может быть историком, но журналисту не быть историком даже нежелательно. К сожалению, у нас большинство современных журналистов имеет весьма слабое представление об истории, о ходе истории, о том, как обстоят дела.
– У нас тоже…
– Сам по себе стандарт уровня образования, стандарт познания истории как таковой, упал, пошатнулся и исчез. Поэтому нынешние журналисты, к сожалению, в большей степени не знают историю, а используют ее весьма поверхностно и фрагментарно, для того, чтобы как-то существовать с помощью журналистики. А вообще история всегда была полем битвы и предметом идеологической борьбы. Всегда и в журналистике был важен исторический контекст. И было важно именно лицо, передающее эту историю во вне, в массы. Лично она, наш собеседник, всегда интересовалась историей. Почему стала историком? Потому что ей нужно было разобраться в различных ценностях именно с позиции женщины и перемен в отношении к женщине, Да, в историческом контексте. Её интерес — альтернативный взгляд, альтернативная история. С особым интересом исследовала и очень интересуется… сказками как таковыми. И ее ключевой интерес — было то, что в фокусе этих сказок — женщины. Многие сказки — о женщинах и рассказаны женщинами. Хотя не менее часты примеры, когда эти сказки собирают мужчины. Поэтому, исследуя сказки, она изучала и ценности женские, и отношение к женщине, как это менялось. Сказки – это то поле, которое позволяет ей сделать так, чтобы голоса женщин прошлого были услышаны сегодня.
–– Во-первых, как известно, она родилась в католической семье. И однажды приступила к исследованию истории Девы Марии. Поначалу ее это интересовало с точки зрения собственного детства и становления. И она обнаружила странный факт: мало что известно о, как таковой, истории Девы Марии. Хотя, если оглянуться в прошлое, можно проследить развитие идей и формирование именно религиозной веры, религиозного пути, понимания концепции о Деве Марии. Как ни странно это прозвучит, но о Деве Марии действительно мало что известно и понятно. Как принято это знать и понимать – известно многое. И вот всё это изучала. По сути, она считает, что вера – это то, что может быть сконструировано, изменено. Одной из ее самых сильных аргументаций, которой она отдает всю себя – это то, что мы не уделяем достаточного, необходимого внимания силе фантазии, воображению и мифам. Притом, что они на самом деле напрямую структурируют и определяют жизни людей и уровни их жизни, вплоть до политики. Она считает, что сегодня эта мифологическая составляющая, которая остается невидимой, должна быть проявлена. Потому что именно эта невидимая составляющая и формирует жизни людей. Миф, как таковой, обладает определенной силой, т.е. миф должен быть демифологизирован. Что это значит? Он должен быть понят и преодолен. Мы не уделяем нужного внимания силе мифологии. Понятное дело, что миф просто так не преодолеть, для этого его необходимо сначала понимать, в этом нужно разбираться. С усилением, видоизменением современных технологий, с ростом влияния средств массовой информации в социальной среде и развитии человека в этой социальной среде сила мифологии только увеличивается многократно. СМИ увеличивают влияние мифа на жизни людей.
– Вероятно, так было и в старину, когда и сама Дева Мария изменилась. Она ведь родилась не в христианстве, которого тогда ещё просто не было. Христианской стала гораздо позже.
– Изначально у собеседницы нашей была определенная позиция деконструктивизма. Она некогда убедилась в том, что само явление мифологии – напрямую влияет на человеческого сознания и является его существенной частью. Видоизменение этой части человеческого сознания неизбежно. Это значит, что миф меняется, и человеческое сознание тоже меняется, и это неизбежно с ходом истории. Как говогрили древние, «Меняются времена и мы меняемся вместе с ними…». В дальнейшем она перешла к исследованию самих историй — как истории рассказываются, создаются и становятся влиятельным источником, во многом определяющим сознание других лиц. Мы должны научиться отличать ложную мифологию, ту, которая тянет нас назад, от той мифологии, которая будет позволять нам идти вперед, что-то преодолевать. И это весьма непросто.
— То есть, гостья наша на известном этапе увлеклась диалектикой? Ведь об этих переменах размышляли и в древности. Помните: «Нельзя дважды войти в одну и ту же реку…»?
– Кстати, о реке. И вообще – о природе. Возьмем такой пример, как изменение климата. С этой точки зрения хорошо бы обратить внимание на позиции гармонии между людьми и прочими видами жизни на Земле, нежели обращать внимание на те истории, которые в фокусе держат иерархию, где человек – царь, и он использует все прочие виды жизни, которые как бы ниже его в этой иерархии. Очень интересная у нее была мысль – что «история, по сути, дает нам воображаемые модели (которые можно представить и, соответственно, дальше использовать). Эту часть человеческого сознания нужно исследовать. И сейчас она не является сторонником того, что Дьявол нынче распевает свои волшебные песни, она считает, что сегодня существует очень много мифов, которые негативно сказываются и разрушают нашу жизнь. Но, несмотря на это, нужно продолжать действовать в концепции этого творчества, развиваться и ни за что не сдаваться, идти вперед. Дать ответ. Дать отпор.
– Она в католичестве была крещена, но отец – англичанин. Вероятнее всего, был протестантом, а не католиком? Наша собеседница — католичка или протестантка? По отцу или по матери?
– У нее нет одной какой-нибудь, определённой религииозной направленности. Ее мать родилась в Италии, по материнской линии она католичка была.
– Читателям нашим, в особенности – членам нашего историко-литературного общества Академии Наук Украины, — было бы интересно услышать от вас о Королевском литературном обществе.
– Мы недавно отметили 200-летний юбилей нашего Королевского общества. Его основал король Георг IV. Изначально это все было весьма серьезно, такое королевского элитарное сообщество, вход в которое простому смертному не был разрешен. Туда были вхожи только люди письма, люди уважаемые. Проводились определенные церемонии и читались лекции. Сегодня этого нет. Сегодня мы несем социальную миссию, выступая коммуникационной системой, между общественностью и правительством. Те книги, которые есть в распоряжении Королевского общества, мы направляем в школы, тюрьмы, библиотеки. И таким образом, во-первых, поддерживаем некий уровень образованности, уровень доступа к знаниям. И предоставляем возможность насладиться самим чтением красиво изложенных историй. Т.е. наша миссия – по преимуществу социальная. Всего нас сейчас — 600 человек, но в большинстве своем мы очень уже старые, наш возраст в среднем составляет 70-70 с плюсом. Но есть определенные, так сказать, моменты; долгое время, естественно, большинство были роялистами. Общество-то королевское. И пришло время, было большинство республиканцев. И некоторое, сами понимаете, противостояние. Сама же она сейчас — между теми и другими. хотя сейчас придерживается линии королевы.
– Кстати, о королеве, чтоб закруглить эту подтему. А королева посещает Королевское общество?
– Супруга принца Чарльза, миссис Камилла посещает. Да, раньше королева посещала наши встречи, но сейчас это утомительно. Ей 95 лет, и она этого не делает.
– Вы употребляете термины «Сказка» и «Миф». Какова, на ваш взгляд, разница?
– Изначально мы должны понимать, что миф имеет прямое отношение к религии и к тому, что существует определенного рода проигрывание, т.е. мы продолжаем это проделывать вне зависимости от того, понимаем мы сакральный смысл этого мифа. Существуют люди, которые пишут на санскрите. Понятное дело, для индийцев это их способ записи, он для них не является мифом, а для нас, для европейцев он мифологизирован. Но эта традиция продолжает свое существование. С другой стороны, когда мы говорим о сказках, они анонимны, т.е. авторы сказок неизвестны.
– Почему? У Пушкина были сказки. У Салтыкова-Щедрина. Наш современник Феликс Кривин сочинял сказки.
– Она имеет в виду народные сказки. И как таковые, сказки сами по себе религией не являются, там нет религиозных переживаний или подобного.
– Ну, почему? А мифы Эллады? Они ведь все о богах и героях.
– Отличие №1 – само понятие институциональности или наличия института. Это кельтская традиция. Да, существует очень много мифов и народных верований касательно тех же фей. Но феям не возводят храмы, феям не молятся, у фей ничего не просят. А в религии это все существует. Отличие №2 – герои и протагонисты. Во-первых, это обычные люди, не отличные от нас с вами. Но когда мы имеем дело со сказками, это может быть кто угодно, даже магические существа, нечеловекоподобные, которые обладают магической силой. Хотя там могут встречаться и короли, и королевы. Отличие №3 – это само содержание мифа и сказки. Само содержание мифа – это нечто космогоническое: о происхождении мира. О том, что такое грех, что такое смерть, что такое апокалипсис, каким будет будущее, т.е. направление развития этого мира как такового. В сказке эта проблема достаточно бытового типа. Как сделать, чтобы всё было хорошо?
– Чтоб волк не съел Красную Шапочку?
– Да. Именно.
–. Однако, все-таки напомним ученой нашей собеседнице, что мифы Эллады – это как раз религиозные произведения, только — языческие, не христианские. Но это мифы и о богах. А «Боги» — термин религиозный. А что касается термина «сказки», в отличие от мифа, это в Российской империи термин бюрократический. Ревизские сказки, например (фигурируют в «Мёртвых душах» Гоголя») – это документы о ревизии. Вообще все, что сказывалось и записывалось – было «Сказки». То есть, небольшие сказания.
– Это – более широкий смысл. Например, в «Одиссее» есть ведьма, колдунья, которая превращала мужчин, моряков, в свиней. Вот она является как раз таки проявлением вот этого мифа, как одно превращается в другое. Но для нее самым главным различием между одним и вторым важно – это Тору и Афина, храмы существуют. Но что касается сказочных героев, им храмы не возводятся и им не молятся. Максимум, что можно себе представить – как те, кто сильно верят в то, что какие-то феи могут наслать проклятье на ваших коров – и они начнут давать прокисшее молоко, вот такие люди ставят бутылочку молока на подоконник, чтобы ублажить фей и чтобы те с коровами ничего не сделали. Сказки – это более бытовая, жизненная, личная, обычная вещь, а мифология – это что-то более глобальное, великое и религиозное.
– Журналистика не спроста зовётся древнейшей профессией. Ваш взгляд на соотношение журналистики классической и современной?
– Во-первых, изменился диапазон возможностей. Раньше, в ее эпоху, журналисты обладали гораздо бо́льшими возможностями, чем сейчас. Кто сейчас интересен? Единственное, что мы можем сегодня сделать – это написать (она это осмысляется именно с точки зрения писательства)… Я сейчас могу только написать рецензию на какую-то книгу либо в нью-йоркскую газету, либо в лондонскую. У неё – своего рода разочарование в печати, т.е. газеты, журналы – все, что печатается и издается. Сегодня никто не заинтересован ни в литературе, ни в искусстве. Мало кому интересны научные, интеллектуальные, высокие мотивы, глубинные исследования или еще что-то в этом роде. Большого спроса на это нет, и газеты сегодня этого не делают. Просто не делают.
– А в Берлине газеты? А в Париже? В Лондоне, наконец?
– Она говорит, что сегодня подобная европейская тенденция такова, что у газет есть свои стандарты, хотя она считает, что стандарты журналистики очень сильно пошатнулись и деградировали, во многом отстали. Но сегодня у них существуют совершенно конкретное видение того, как должен выглядеть журналист, что он должен знать с точки зрения политики, новостей. У нее вот это пессимистичное отношение к печатным изданиям, но у нее нет такого отношения к Интернету, потому что Интернет, наоборот, открыл двери многим тем, кто действительно хотел писать и может писать.
– В т.ч. и шпане. Вы не находите, что журналистика – уже не столько преддверие большой литературы, сколько проходной двор?
– Есть отдельная платформа для писателей, есть отдельная платформа для поэтов, и они проходят рецензию, редактуру. Там просто так не напечатаешься. С точки зрения Интернета, площадок стало больше, и это действительно помогало, воодушевляло и продвигало тебя. И вот здесь она очень положительно настроена, а относительно журналистики печатных изданий – пессимизм сплошной.
– Вы себя позиционируете, как независимый писатель. Нет ли здесь некоего преувеличения?
– Вы намекаете на то, что невозможно быть на 100% независимым.
– Правильно. Ну, а если не на 100%, то насколько можно толковать о независимости?
– Гостья говорит, здесь причина проста – это финансовая составляющая: если у вас недостаточно денег, вы вынуждены думать о банальных вещах, и не сможете быть независимым. Некоторые писатели этого добились.
– Каким образом?
– Например, посредством издания бестселлеров. Они написали определенные книги, у них появились бестселлеры, у них появились деньги, а дальше они стали писать именно то, что считают необходимым. Итальянец Джулиан Бартс добился очень большого успеха. Суть этой независимости в том, чтобы ты не терял чувство принадлежности, чувство дружеских или представительских связей, взаимосвязи с другими людьми, т.е., грубо говоря, позволяет тебе быть независимым твоя принадлежность к группе, которая разделяет с тобой это мнение. Т.е. ты одни против всех – это одно, а когда ты – часть группы, очень важно понимать, кто находится рядом с тобой, кто разделяет твои идеи, твои союзники, знакомые, партнеры, друзья и т.д. Это все очень важно.
– Поэт сказал: «Минуй меня, Боже, свобода, от самых любимых людей». Может быть, такая зависимость, слава Богу, существует, от тех, с кем ты дружишь, тех, кого ты любишь, уважаешь. И она, такая зависимость, позитивна и понятна. А независимость лучше от чужих, чуждых, враждебных.
– Гостья говорит — есть вещи, которые Вы точно знаете не хуже меня. Она абсолютно с Вами согласна, но уверена: необходимо внутреннее сопротивление последствиям конформизма. И не позволять себе меняться под воздействием грубого давления мнимых перемен и примитивных социальных требований. Вообще говоря, представители русскоязычного контингента лучше меня знают — что именно писатель является той ролевой составляющей, критиком, мыслителем, осмыслителем сущего. Тем, кто вообще осмысляет социальные перемены и рассказывает об этом открыто (желательно – ещё и ярко, ещё и талантливо, ещё и убедительн) — другим.
– Журналистика, литература вообще: британские особенности?
– Есть чисто британские представления, с которыми она не согласно. Есть традиционно представление, что британцы являются основоположниками романа и особенно реалистичного романа. Если мы возьмем 17-18 века от «Джейн Остин» до Вирджинии Вулф, то в этих романах вещи, отражающие социальные реалии, социальные изменения, окружение, отношения между людьми и т.д. Но считать, что именно с этого началась британская литература, будет неверным. Потому что — если мы обратимся к истории, то найдем еще очень много ставящего под сомнение эту концепцию. Во времена Шекспира и до него, т.е. в эпоху становления романтизма как такового, мы здесь видим очень много фантастического и даже фантасмагорического. Потому замечаем и вещи для размышления, и фактические, и смешанные с поэтизмом, и приписывание определенных возможностей главному герою и т.д. В частности, эти вещи Джордж Оруэлл почерпнул и отразил в своих романах. Т.е. это воплощено в английских героях как таковых. Вот эта определенная фантастическая составляющая тоже существует. В продолжение идеи о фантастическом, магическом реализме она говорит, что у нас огромнейший диапазон магического реализма. Тот же Джонатан Свифт — реализм в книгах, которые потом стали широко и глубоко почитаться. Насколько сатирическим и притом — точным аналитиком, предсказателем глобальных мировых свершений является Джонатан Свифт! Но форма, в которую он это облек, магическая, фантастическая форма… Занятно, что до сих пор это считается — книжками для детей.
– Русскоязычные литературоведы знают, что эта литература гораздо сложнее. Отнюдь не детская. Мы — не такие дикари.
– Гостья просто объясняет, как развивалась британская литература. Или всем хорошо известный Льюис Кэрролл написал очень взрослую книгу в очень детской обложке. Значительный шаг развития и пополнения британской литературы связан с имперским периодом, с периодом выхода колоний из-под власти империи, когда они стали независимыми. Появилось очень много писателей (Нигерия, Индия, ЮАР, Австралия). Ввиду того, что они были колониями, там появился английский язык, и они стали очень много писать. И английская литература значительно пополнилась, и возник широкий диапазон магического реализма. Все это облачено в форму сказки. А на самом деле очень взрослые, очень серьезные вещи. Например, первая книга Салмана Рушти «Дети полуночи». У него очень четко в концепции миф, сказки, реализм и сама по себе судьба и развитие. Современный писатель Марлон Джеймс (ямайского происхождения) очень четко отразил африканские мифы в определенной альтернативной традиционной психологической форме этой магической силы реализма.
– Как наша собеседница относится к тому, что у нас Редьярд Киплинг широчайше известен — как автор… сказки о Маугли. Хотя на самом деле он гораздо более мощный, интересный, серьезный и большой поэт. Как в Англии? Та же история? Его тоже считают только автором «Маугли»?
– С ним не все так просто. Восхищаться им вообще не принято, потому что его считают викторианским моралистом. Я лично восхищаюсь им, но это не модно. Но сам по себе как писатель он очень состоявшийся в том плане, как он пробуждает и оживляет героев.
– Как наша собеседница относится к двум моментам. Первое (это уже связь английской литературы с русской): знает ли она о том, что некоторые английские литературоведы считают Александра Сергеевича Пушкина… переводчиком Байрона?
– Парадокс. Я так не думаю. А вообще Пушкин не так известен в Англии, потому что его произведения не были переведены. Он является очень хорошим примером того, что меня интересует, и относительного того, что он использует в своих произведениях. Байрон – другая фигура, впавшая в немилость. В Британии произведения Байрона уже мало кто предпочитает. Это удивительно, потому что его произведения очень увлекательны. Но он почти совсем исчез. Не думаю, что найдется хотя бы один университет, где изучают Байрона. Возможно, он вернется в программу обучения, но сейчас он не является предпочитаемым.
– И как вы относитесь к мысли, слухам, сплетням, гипотезе о том, Шекспира вообще не было как такового? И что это – мистификация нескольких других литераторов.
– Признаться, впервые слышу, что Шекспира вообще не существовало. Есть множество версий, что Шекспир был кем-то другим. Что это группа людей, которые одновременно пишут. Но что его вообще не существовало – такого еще не было. Это тот самый яркий пример того, что наше воображение применено не по назначению.
– И наконец. Поскольку мы накануне заседания нашего Историко-литературного общества, хотелось бы услышать пожелания высокой гостьи нашему Историко-литературному обществу Украинской Академии Наук, которое имею честь возглавлять я.
— У меня всегда была возможность на протяжении всей моей жизни иметь доступ к богатствам и возможностям, которые дают книги и те знания, которые они содержат. И я действительно думаю, особенно после этого длительного периода пандемии, что литература – это не только один мир, но бесконечное множество миров, которые дают возможность и пути для переосмысления; посмотреть на наш мир, в котором мы сейчас живем, по-другому. Поэтому, литература – это также и множество дверей, которые позволяют получить доступ к тому, как люди мыслят, чувствуют, воспринимают других людей и к тому, как они идут по жизни. Доступ к их взаимоотношениям и в социальном направлении. Это учит нас о тех катастрофах, разрушениях, которые существуют, как с ними справляться. Книга помогает сформировать вашу жизнь через трагедии в настоящем и в современной жизни. Поэтому я желаю вам долгих счастливых лет чтения. Потому что нельзя быть историком, нельзя быть писателем, нельзя быть журналистом – не будучи хорошим читателем. Ну, и само собой, хороших вам произведений и хороших читателей.
От имени и по поручению читателей «Вестника Грушевского» беседовал с высокой гостьей при посредстве переводчика главный редактор Ким Каневский.
Подписывайтесь на наши ресурсы:
Facebook: www.facebook.com/odhislit/
Telegram канал: https://t.me/lnvistnik
Почта редакции: info@lnvistnik.com.ua