СОКИРА В ОДЕССЕ. Часть 2

Первую часть читайте по ссылке.

8. Последние манёвры…

Как на грех, именно в то время жил-был на свете такой себе Григорьев-атаман. И дожил до того, что  жарким  ветром гражданской войны был занесен в наши края. Да не сам, а с войском. Он, положим, не заканчивал Академии Генштаба и был совершенно безвестен при Дворе Николая II. Но зато легко управлялся с крестьянским  войском, как бы выплывшим из старинного тумана «Капинской дочки». Фигура колоритная. Если коротко: ординарный офицер царской армии, воевал в русско-японскую и первую мировую. В гражданскую войну отдал свой меч повстанцам против австро-германских оккупантов в Херсонской губернии. Начдив дивизии УНР. Комбриг 1-й Заднепровской Украинской советской дивизии и начдив 6-й Украинской советской дивизии. Эсер. Боротьбист. Восстал против  РККА. Убит то ли махновцами, то ли лично Котовским. Потом,конечно. А когда  сквозь магический кристалл ещё только смутновато просматривалась даль нашего рассказа,  ловко перемещаясь конницей и артилерией на флангах, этот прирожденный тактик новой, маневриной войны весной-19  энергично пошел на Одессу, охватывая ее подковой. Крестьянские отряды Григорьева заняли пригородные районы и заставили Гришина-Алмазова прервать свои народоармейские фантазии и ретироваться на Дон. У белых он – начальник штаба дивизии. И с боями проходит до этой самой Одессы. Все складывалось так, что Белое дело, с благославения Антанты,  изподволь заигрывало с украинскими вооруженными силами. Идеологически, оно конечно, не совпадало. Но расчёт на объединённые усилия какое-то врем срабатывал. Партийно-советско-комсомольская Одесса эвакуировлась и залезла в подпол. В город торжесвнно вступала контрреволюция. И меж высокого воздетых знамён с двуглавыми орлами реяли прапоры с золотыми трезубами.

       И опять-таки, и снова: оно выходило как бы не вполне последовательно: с одной стороны – Россия единая и неделимая, с нерушимыми границами; с другой же – право Украины на самоопределение вплоть до отделения, её  суверенитет, государственность и, соответственно,  свои вооруженные силы. Вроде как не очень клеится. Но помните слова кавказского доктора  Вернера  (М.Ю. Лермонтов «Княжна Мэри»): «На войне, особенно азиатской, хитрости дозволяются»?  Да и не до жиру: правота только за победителем. А там – видно будет. Так что,  уже осенью 1919 г. Виктор Яхонтов приказом главковерха Вооруженных сил Юга России Деникина назначается командующим украинской Галицкой армией (УГА). Так руссийский аристократ-монархист волею гражданской заварухи  именно в Одессе возглавил галичан, крайне враждебно настроеных к русским офицерам. Да и к России в целом.  Великой истории украинского авангарда в борьбе за независимость он, разумеется, не знал. Обычаев-обрядов-традиций не нюхал. Мовы не ведал. И особым не пользовался доверием в среде галицийского офицерства.

9. Булава – не голова…

       Но новый образ гетмана Украины его вдохновлял на лавирование

между  шовинизмом белогвардейцев и  национализмом галичан. Тем более, по такому случаю во глубине веков, хоть и не без изрядных усилий, отыскался у Виктора Николаевича Яхонтова славный предок – шляхетный воин Сокира. Засесть пришлось и за «Ридну мову». Он оказался человеком убеждённым  в перспективах возрождения гетьманской Украины.  Уж не прижимает ли он сам в фантазиях к сердцу гетманскую булаву? Есть и такие сведения – болтанул по пьянке.

Нужно заметить, Украинская Галицийская Армия (12-15 тысч штыков и сабель) маневрировала — не только в оперативно-тактическом смысле. Она тоже искала надёжных союзников.  Один из таких маневров привел это войско к измене  армии УНР, возглавляемой С.В. Петлюрой.  Неслыханное  это вероломство поставило Симона Васильевича и его войско в исключительно тяжелое положение. Собственно говоря, «Тушинский  перелет» этот стал началом конца – петлюровцы были разбиты. И в начале зимы 1919 года вся территория  фактически поделась между белыми и красными. А украинское правительство и уцелевшие воинские части были вытеснены на территорию Польши. Там их разоружили и частью интернировали, частью поселили в лагерях с самыми  неопределенными статусом, режимом и  перспективой. Человек мудрый, С.В. Петлюра во всяком случае понимал, что в решении их судеб поляки будут исходить исключительно из собственных интересов.

Части галичан переместились на Юг Украины. И в конце ноября они уже дефилируют из-под Винницы в район Одессы. Где и влючаются в состав новороссийских войск белого генерала Шиллинга. Подразделения дислоцируются в Балте, Бирзула и Тирасполе. Штаб, отряд аэропланов,  пресс-служба и отдельная бригада расположились в самой Одессе – на Маразлиевской улице. В городе на постой определились, также, 1-й Черноморский и 2-й Запорожский полки, сформированные повстанцами центральной Украины (командир Осмоловский); комендантом одесского гарнизона  УГА стал атаман Оробко.

9. В воздухе пахнет грозой…

Изучая документы, ясно видишь: в результате боёв, походов маневров положение галичан в городе у моря было не просто сложным – тяжелейшим. Две тысячи воинов  армейского контингента из трех возможных были вынуждены залечь в больницы и госпитали. Раны  в том числе и тяжелые, контузии, ожоги. И притом особого сочувствия ни у населения, ни у ее военной администрации  бойцы не ощущали. А тут еще оставшийся в строю немедленно, не дожидаясь указаний сверху, развернули энергичную украинизацию  Южной Пальмиры. В городе появилась «Просвита». Материально были поддержаны активисты Украинского Руха, бывшего тогда еще в Одессе  не вполне лигитимным. Довольно быстро все это вызвало недовольство белых: они закрыли «Просвиту». И пошли повальные аресты среди галичан. Что, конечно же не согрело отношений, которые в скорости натянулись до предела. И   не лопнули с кровью только потому, что неуспели…

      Да, белую Одессу пришлось сворачивать быстро.  От наступления Красной армии эффективно защищать город  не только было уже невозможно:  мало кто вообще собирался это делать. Незадачливых историков этой обороны в дальнейшем сбивали с толку информации тогдашней городской официальной прессы. Тексты все сводились  к борьбе с паникой, подло распространяемой нервным обывателем и коварным вражеским подпольем.

          Подчеркивалось: противника на подчительном расстоянии от города уверенно удерживает корабельная артилерия. Действительно над головами одесситов куда-то на Запад едва заметно полосовали небо снаряды – после отдаленного гулкого залпа. Но военные имели представление о дальности стрельбы главного калибра кораблей союзника: красные были уже на расстоянии этого полета. И нужно, по всей видимости, паковать барахло.  Самыми сообразительными оказались контрразведчики. Кроме всего прочего, им был доступен секретный обмен информацией между своими, французами и англичанами. Ну, слубжа есть служба – всем этим они ни с кем не делились, но выводы делали многие. И эти самые многие уже меньше смотрели под ноги, а больше заглядывали за горизонт. Близкое к абсолютной, их здешняя власть через пару дней там, за морем превратится в труху. И самый неприятный одесский день будет счасливым воспоминаем. Здесь они – фундамент державы, глаза и уши режима. А там – вышибалы в барделях? Шоферы такси? В лучшем случае – фуражка с позументом, черный двубортный мундир (с золотыми пуговизами, шевронами и штаны с лампасами), —  швейцарами  эмигрантского ресторана. Контрразведчиков там своих хватает.

10. Канун грандиозного шухера…

Вообще некая очевидная лихорадочность в стяжательстве по мере приближения к бегству наблюдалась уже не только контрразведчиками и всамой контрразведке.  Эпидемически наростающая тенденция наблюдалась повсеместно – и снизу доверху. Один очень известный в дальнейшем писатель, переживший ту Одессу и драп из неё, так вспоминал один из эпизодов культурно-экономической жизни города: 

«Выяснилось, что, не в пример прошлым временам, действовать нужно смело, честно и отчетливо: идти прямо в канцелярию управляющего краем, обратиться к начальнику канцелярии, генералу фон-дер-Брудеру, просто и молча положить ему на стол, под промокашку, двадцать пять английских фунтов, затем поздороваться за руку и разговаривать. Если по смыслу разговора сумма под промокашкой окажется мала, то фон-дер-Брудер на прощанье руки не подаст, тогда назавтра опять нужно положить двадцать пять фунтов под промокашку..».

Конечно, не все пару сот тысяч населения города были держателями золота, валюты, драгоценностей и прочих быстроликвидных материалов. Множество одесситов испытывали прелести идейной гражданской войны  и откровенно бедствовали. В таком же положении оказались и многие из тех, кто бежал из голодных красных столиц и других населённых пунктов, вкушающих все радости революционной власти. И всё же, всё же,  всё же Одесса и в той круговерти оставалась сама собой – разноэтажной. И на драму разворачивающихся событий  прижимистый-изворотливый люд реагировал вполне традиционно: прибыль – во главе угла. Характерно официальное объявление,  в виде обращения расклеенное по городу:

  «Гостиницы, меблированные комнаты. Поступает много жалоб на вас, некоторые завели не только клопов, но и крыс, и даже тараканов… Иные придумали тушить электричество в полночь, зная, что у населения нет осветительных материалов. И все только и знаете, что прибавляете цены на все. Стыдно перед союзниками. Клопов, крыс, прусаков и русских тараканов и тому подобных никому не нужных обитателей уничтожить. Электричество давать всю ночь. Лично буду осматривать. Сами понимаете. Генерал-майор Талдыкин»

11. Не с пустыми руками…

Ну, при всём своеобразии мира контрразведки, она находилась не на Луне. И не на Марсе. И общая лихорадочно-обогатительная атмосфера с порывами знаменитого одесского бриза врывалась и в её ворточки. Врывалась. И за редким исключением,  кинулись борцы за святое белое дело —  готовиться к заграничной жизни. Попросту говоря, трясти паханов преступности и прочих приличных горожан, имевших материальные ценности. Тем более, в сытую Одессу еще год назад слетелись из голодных Москвы и Питера не самые бедные люди блаженные памяти Российской Империи. А кто же в такой вояж отправляется с пустыми руками? Да и в числе коренных одесситов, по данным того же департамента, искони проживали люди, руки которых во истину стали золотыми  – столько золотишка они держали крепко-накрепко. На это существенно не повлияли никакие реквизиции и акты добровольной сдачи валюты и драгметалов в пользу власти.

В своих эмигрантских мемуарах генерал Деникин не раз сокрушался по этому поводу. Мол, изо всех сил боролся с грабителями и взяточниками одесской конрразведки. И признавался всерьез сделать ничего не мог. Точно также, само-собой вышло и при сменившем его неприятеле Врангеле – в канун эвакуации.

…При всей своей глупости одесский обыватель кое-что подозревал. Тревожили участившиеся облавы на «Привозе» и  барахолке.  Ночные аресты соседей. И слухи. Слухи. Слухи. Даже он год 19-й, подозрительно быстро подошел  к концу. Провожали его одесситы как-то более шумно нежели весело. Начальство продолжало уверять горожан в том, что никакой опасности нет. И что войска Новороссии вполне устойчивы в районе Елисаветграда. Но подполье нашло способ разъяснить впечатлительным горожанам, что их просто имеют за мелких фраеров – семьи высших чиновников и офицеров, дескать, уже отправлены морем из Одессы в Варну…

Правда, на следующий же день, с самого утра,  «Одесские новости» попытались хоть немного стабилизировать настроение горожан. Опубликовали  «Оперативную сводку». Из которой следовало, что  все атаки большевиков на… (цензурный пропуск) отбиты благодаря огню тяжелой батареи добровольческой армии, которая расстреливала большевиков на картечь. Наступающие, мол,  несут потери«.  Но уже к вечеру, до сумерек, уличные пацаны-газетчики распродали сотни  полноформатных листовок, перепечатавших буквально сообщение «Одесских новостей» с таким резюме: « Знаете, как нужно читать цензурный пропуск? Сейчас узнаете. «Разъяснение штаба командующего. События на фронте не должны волновать население, так как чем более уплотняется гарнизон Одессы на суживающейся базе, тем активнее, реальнее становится оборона. Судовым орудиям можно весьма и весьма продолжительное время держать противника на почтительном расстоянии от подступов к городу…» Теперь поняли цензурный пропуск? Это — длина боя судовых орудий — восемнадцать верст. Итак, большевики на расстоянии выстрела от города…». А в начале февраля  шквальный ветер со стороны Пересыпьского моста принес аж на Садовую и Дерибасовскую листовки с указаннием даты вступления красных в город: «7-е февраля». Заговорили о том, что разъезды Котовского уже маячат на Слободке-Романовке. И паника, знаменитая одесская паника охватила все имущие слои населения.  

12. Финита ля трагедия…

Вот тогда-то и при таких обстоятельствах белогвардейцы торжественно и деловито передали всю власть  нашему герою.Мол, «На тобі, небоже, що мені не гоже!».  Листовка ошибалась на один день:  8-го  февраля 1920 года в Одессу  с громоподобными духовыми оркестрами и полыханием пурпурных знамен вступила Красная армия. Таким образом (помните, говорилось о рекорде!) генерал Сокира-Яхонтов был главой Одессы четыре дня. Если совсем уж точно – трое с половиной суток. Ну, учтите  общепринятый закон исчисления военного времени – год за два. В общем, посчитайте  сами…

Думается,  до наших дней сей рекорд не побит не только в Одессе. И   вполне достоин Книги Гиннеса. Но  житие  градоначальника-рекордсмена  в январе-феврале-20 и далее уже простирается за пределами этого рассказа.

Подписывайтесь на наши ресурсы:

Facebook:  www.facebook.com/odhislit/

Telegram канал:  https://t.me/lnvistnik

Почта редакции:  info@lnvistnik.com.ua

Комментировать