Бомбардирование Одессы эскадрой англо-французского флота в 1854-1855 гг. Часть V. Смерть капитана Джиффарда и освобождение пленных.
Первую часть можно прочесть по ссылке.
В продолжении перевода мемуаров первого лейтенанта пароходо-фрегата «Тигр» Альфреда Ройера «The English Prisoners in Russia. A Personal Narrative of the First Lieutenant of H.M.S. Tiger» [«Пленные англичане въ Россіи. Собственное повествованіе первого лейтенанта пароходо-фрегата Ея Величества “Тигръ”»], изданных в Лондоне в 1854 году, открылись еще более любопытные подробности событий Восточной войны, которые мы вряд ли найдем в русскоязычных источниках.
Так, из следующих четырех глав мемуаров Альфреда Ройера, наряду с прочими событиями и анекдотическими историями, мы узнаём об условиях жизни англичан в плену, о страшной находке на борту пароходо-фрегата «Тигр», смерти и похоронах капитана «Тигра» Джиффарда, о приказе российского императора относительно пленников и их дальнейшей судьбе.
«Генералъ Остенъ-Сакенъ самъ разрешилъ намъ вести переписку съ нашими друзьями при условіи, что все отправляемые нами письма будутъ открытыми, будутъ передаваться черезъ ведомство и не будутъ касаться политики. Такъ что, для насъ было большимъ утешеніемъ получать вести непосредственно отъ самыхъ дорогихъ намъ людей.
Поскольку медицинскій советъ не считалъ пустой пороховой погребъ местомъ, годнымъ для проживанія, спустя несколько дней после нашей высадки на берегъ всехъ переселили въ большое зданіе, занимаемое училищемъ. Оно было достаточно просторнымъ, чтобы вместить весь экипажъ корабля. Учащихся перевели въ деревню, расположенную въ окрестностяхъ города. Это учрежденіе находилось на углу широкой улицы на окраине города, примерно въ четверти мили отъ места, где все еще находилось командованіе, за пределами разрушенной крепости, у подножія гласиса. Вдоль двухъ стенъ дежурили часовые, а усиленная охрана стояла на противоположной стороне улицы, развернувшись лицомъ къ входу. Въ этомъ зданіи было много места, одинъ этажъ оставался незанятымъ, а во внутреннем дворе было достаточно места, где моряки могли подышать воздухомъ и поиграть въ игры своей юности. Большимъ удобствомъ былъ насосъ съ хорошею водою, который давалъ морякамъ преимущество передъ ихъ командирами, поскольку последніе получали ее въ бочкахъ, которые имъ приносили ежедневно. Городъ Одесса снабженъ хорошею водою скудно, и жители вынуждены покупать ее у носильщиковъ, которые доставляютъ ее въ бочкахъ на небольшіе разстоянія.
Кровати учащихся, хоть и были довольно короткими, не доставляли неудобствъ морякамъ, которые быстро приспособились къ нимъ, такъ какъ привыкли сгибать ноги во время сна на подвесныхъ койкахъ на корабле. Піанино, найденное въ одной изъ комнатъ, вскоре попало въ распоряженіе техъ, кто умелъ на немъ играть, а при наличіи скрипки, взятой у музыканта оперного оркестра за периодически выплачиваемые взносы, и флейты, которую одинъ изъ моряковъ взялъ съ собою на берегъ, былъ организованъ маленькій оркестръ, подъ музыку которого люди веселились и танцевали по вечерамъ, наслаждаясь куреніемъ трубокъ и убивая такимъ образомъ время. Мы, какъ истинные моряки Королевского флота, наилучшимъ способомъ использовали свое бездействіе.
Въ доказательство поразительного вліянія веселья на физическую силу моряка можно сказать, что часто, после тяжелого рабочего дня, звучаніе скрипки будто пробуждаетъ въ немъ молодого монаха храма Терпсихоры, который поражаеть наблюдателя быстрыми движеніями ногъ, продолжая танецъ въ теченіе двадцати минутъ или получаса, какъ если бы отъ этого зависела сама его жизнь, и заканчивая танецъ безъ какихъ-либо признаковъ усталости после такого неистового напряженія, а другіе встаютъ и подражаютъ первому танцору – если не превосходятъ его. Какъ хорошо, что моряки могли позволить себе такое невинное и здоровое развлеченіе, поскольку это сдерживало размышленія о своей судьбе и тщетную тоску по дому.
Мы находились въ критическомъ положеніи, такъ какъ понятія не имели о возможной продолжительности нашего нахожденія въ плену, и, такимъ образомъ, оставались въ неведеніи – это поймутъ все, кому знакомо состояніе ожиданія чего-то неопределенного. Поскольку тогда ни один русскій военнопленный не былъ взятъ англичанами, у нас не было причинъ надеяться на освобожденіе путемъ обмена пленными.
Моряками были продемонстрированы поразительные и весьма похвальные привычки къ порядку и дисциплине. Поскольку они остались безъ присмотра со стороны своихъ командировъ, которые находились въ другомъ зданіи неподалеку и не могли видеться съ ними безъ письменного разрешенія, они по собственному желанію назначили комендантомъ одного изъ младшихъ офицеровъ, который могъ говорить по-французски, и онъ вместе съ остальными установилъ правила чистоты и порядка въ комнатахъ, устроилъ общее питаніе, запретилъ куреніе въ спальняхъ и предписалъ выключать светъ въ десять часовъ вечера. Эти меры, которые въ значительной степени обезпечивали ихъ личный покой и служили для доброй воли техъ, кому они были переданы, были представлены на мое одобреніе, и мне сообщалось о любомъ нарушеніи правилъ. Къ виновнымъ могли относиться согласно россійскимъ мерамъ наказанія, однако власти любезно разрешили офицерамъ применять такіе наказанія, которые они считали достаточными. Оказалось, что исключенія изъ общества ихъ однокашников на несколько дней было достаточно, чтобы любой морякъ осозналъ свое неправомерное поведеніе. Ввиду правилъ карантина одиночное заключеніе невозможно, такъ какъ стражникъ всегда долженъ находиться въ одной камере съ охраняемымъ.
Помимо часовыхъ, у зданія всегда было очень много горожанъ, которые слонялись до позднего часа, чтобы, увидевъ пленниковъ, удовлетворить свое любопытство. Среди нихъ было много мягкосердечныхъ дамъ, которые приносили букеты цветовъ, забрасывали ихъ въ окна комнатъ къ великому удовольствію моряковъ, и такимъ образомъ установили телеграфную связь съ помощью знаковъ и загадочного языка цветовъ. Примеромъ терпеливости и миролюбія русскихъ солдатъ стало то, что однажды, когда дамы слишкомъ близко подошли къ зданію, у оконъ которого стояли моряки, часовой приказалъ имъ уйти, а морякамъ было приказано отступить внутрь помещенія: одинъ изъ нихъ сделалъ это, но затемъ вернулся со стаканомъ воды, которую вылилъ на изумленного чиновника, что немало позабавило зрителей. Следовало ожидать некоего возмущенія или принятія меръ со стороны солдатъ, однако ни они, ни представители правящихъ властей не обратили вниманія на этотъ поступокъ и приписали его скорее присущей морякамъ Королевского флота любви къ шуткамъ, нежели какому-либо другому злонамеренному или неправильному чувству.
Въ качестве примера признательности, которую моряки испытывали по поводу доброго обращенія съ ними, я могу упомянуть тотъ фактъ, что по истеченіи двадцати одного дня испытательного срока они собрали деньги на кольцо, которое подарили одному изъ комиссаровъ карантина, высокому, крепкому старику восьмидесяти четырех летъ, посвятившему всю свою жизнь службе въ этомъ же роде войскъ.
Естественно, россійскіе власти ожидали, что союзный флотъ отомститъ за уничтоженіе «Тигра», второй разъ обстрелявъ Одессу, и были настороже, постоянно телеграфируя изъ разныхъ точекъ на побережье. Мы часто замечали тревогу на лицахъ офицеровъ, которые приходили посмотреть съ разрушенной башни внутри карантинного огражденія, не появились ли вдалеке суда непріятеля. Такимъ образомъ, ожидая спасенія, мы находились въ состояніи постоянного волненія. Примерно 16 мая синьоръ Камбіаджіо принесъ намъ долгожданные известія о томъ, что на горизонте показались два англійскихъ парохода, и что онъ собирается ихъ встречать, и примерно въ то же время одинъ изъ адъютантовъ Остенъ-Сакена, графъ Мэйдхемъ былъ посланъ генераломъ, чтобы порекомендовать намъ подготовить письма для нашихъ друзей на борту флота. Около десяти часовъ, после того какъ мы позавтракали настолько, насколько позволяло наше безпокойное состояніе, два телескопа съ «Тигра» реквизировали, и множество тревожныхъ взглядовъ было устремлено въ сторону горизонта. Наконецъ, къ нашей большой радости, два судна были замечены кружащими вокругъ мыса – они были видны въ теченіе некоторого времени съ наблюдательного пункта на берегу, хотя и не были въ поле зренія карантинного учрежденія, передъ которымъ они теперь остановились для связи съ берегомъ. Вскоре выяснилось, что это «Фюріусъ» и «Инфлексиблъ», несущіе главнымъ россійскій флагъ и белый флагъ перемирія на фокъ-мачте. Посланная русскими лодка съ синьором Камбіаджіо на борту и лодка «Фюріуса» встретились на полпути между судами и берегомъ. Были проведены короткіе переговоры, затемъ лодки разошлись и вернулись обратно.
Пароходо-фрегат «Фюриус», 22 апреля 1854 г.
После надлежащей процедуры обкуриванія, вскрытія и проверки писемъ и депешъ, они были доставлены намъ. Счастливы были те (а некоторые были разочарованы), кто получалъ добрые вести и посланія отъ своихъ друзей по флоту и въ заточеніи былъ уверенъ въ сочувствіи со стороны своихъ соотечественниковъ!
Мы въ долгу передъ офицерами этихъ судовъ и не сможемъ забыть ихъ щедрую помощь въ нашихъ нуждахъ въ одежде и деньгахъ. Последніе были ими пожертвованы и открыто отправлены намъ безъ какихъ-либо оговорокъ. Я уверенъ, что наши денежные обязательства когда-нибудь будутъ погашены, но воспоминанія объ ихъ великодушіи неизгладимы.
Намъ сообщили, что у насъ еще будетъ возможность общенія съ пароходами, и разрешили подготовить ответы. Но личные беседы между капитаномъ «Фюріуса» и офицерами «Тигра» были запрещены по политическимъ причинамъ.
Во второй половине дня на берегъ высадился первый лейтенантъ «Фюріуса» съ большимъ запасомъ одеялъ, фланели, тканей, мыла, табака и т.п., которые безъ возраженій были приняты въ окуривательную комнату и должнымъ образомъ переданы намъ. Среди прочего, бочонокъ какао приняли за бочонокъ мыла и по ошибке отправили намъ. Это вызвало у насъ некоторые затрудненія, поскольку, не имея достаточно сахара, чтобы подсластить какао, мы не могли его пить и въ то же время не могли отъ него избавиться.
Увидевъ изобиліе выгруженныхъ вещей для обезпеченія хорошихъ условій жизни моряковъ, русскіе были поражены большою заботою, проявленною къ морякамъ ихъ командованіемъ, и это было утешеніемъ для моряковъ, находящихся въ изоляціи, и вселяло въ нихъ веру, что они не забыты своею страной. Получивъ вышеупомянутые вещи, моряки обрели занятіе при своей бездеятельности и вскоре смогли появляться на людяхъ въ приличной одежде, сшитой ими самими.
Адмиралъ также прислалъ мне разрешеніе выписывать тратты на Англію для выплаты заработной платы морякамъ и покупки любыхъ необходимыхъ предметовъ одежды. Тратты утверждались генеральнымъ консуломъ Австріи, шевалье Ческини, которому, по просьбе адмирала, принцъ Лейнингенъ (родственникъ Ея Величества, служившій на борту флагманского корабля Британского флота въ Черномъ море) написалъ на немецкомъ языке порученіе оказать необходимую поддержку, такъ какъ у насъ не было представителя въ Одессе. Съ этими денежными операціями у насъ не возникало никакихъ трудностей, намъ достаточно было платить полтора процента за учетъ траттъ.
Шевалье любезно предоставилъ намъ свою помощь въ утвержденіи отдельныхъ траттъ на нашихъ друзей дома, хотя по политическимъ причинамъ онъ былъ вынужденъ вести себя осмотрительно по отношенію къ намъ, и мне еще представится случай упомянуть о его учтивыхъ знакахъ вниманія, насколько онъ могъ благоразумно проявлять ихъ.
Два судна отплыли около шести часов вечера, чтобы присоединиться къ флоту, и после ихъ отплытія воцарилась печаль по поводу прекращенія нашей действительной службы, на которую мы все хотели вернуться. Наши друзья на борту были очень огорчены известіемъ о томъ, въ какомъ тяжеломъ состояніи находится нашъ уважаемый капитанъ, съ великою неопределенностью относительно его дальнейшей судьбы.
Спустя несколько дней после визита пароходовъ синьоръ Камбіаджіо доложилъ властямъ о неудобствахъ, испытываемыхъ офицерами изъ-за ограниченного пространства, отведенного имъ для упражненій – это былъ только дворъ передъ выделеннымъ намъ зданіемъ. Теперь же намъ разрешили выходить на лужайку во дворе, ограниченную обрывомъ. Тотъ, кто никогда не испытывалъ на себе утомительныхъ ограниченій, установленныхъ карантинными правилами, не сможетъ представить себе того удовольствія, которое мы испытали при такомъ расширеніи нашей свободы. Теперь можно было размять конечности и дышать свободно, такъ какъ мы могли наслаждаться удлиненною набережной передъ зданіемъ и свежимъ воздухомъ, и здесь, какъ уже отмечалось, мы обычно сидели по вечерамъ и пили чай, обсуждая событія и новости, ставшіе известными намъ изъ недавнихъ писемъ нашихъ друзей.
Было занимательно наблюдать за сменами, на которые стражниковъ помещали въ карантинъ, но польза от их меръ предосторожности отнюдь не всегда была очевидна для насъ. Напримеръ, когда намъ изъ города передавали деньги въ обменъ на наши тратты, ихъ опускали въ воду передъ темъ, какъ передать намъ, а когда у насъ былъ какой-либо документъ, который нужно было передать «чистому» стражнику, онъ не бралъ его прямо изъ нашихъ рукъ, однако не прочь былъ подобрать его руками, когда мы клали его на землю, а затемъ отправлялся въ окуривательное помещеніе!*
* Произошла одна смехотворная исторія, которая насъ тогда сильно позабавила. Грекъ, умудрившійся украсть некоторые вещи съ «Тигра», былъ пойманъ на улицахъ Одессы въ штанахъ одного изъ офицеровъ, ростъ которого не превышалъ четырехъ футовъ и шести дюймовъ, и чья полнота делала его фигуру больше похожей на волчокъ, чемъ на что-либо другое. Пускай читатель представитъ себе эти штаны на худощавомъ, тощемъ парне не менее шести футовъ ростом! Въ таліи одежда была въ три раза больше, чемъ требуется для него, а по длине едва доходила до коленъ! Я не знаю, какое наказаніе было назначено этому вору, но онъ, несомненно, былъ сурово наказанъ. На самомъ деле, законы карантина позволяли его разстрелять.
Однажды маленькая собачка капитана, подбежавшая къ одному изъ стражниковъ, схватила его за подолъ пальто, при этомъ солдатъ вынужденъ былъ снять одежду, чтобы окурить ее, а собачку вынесли во дворъ и помыли! После этого мы старались ограничивать передвиженія бедного Тоби, чтобы не нарушатъ карантинъ, поскольку за этимъ могло последовать заключеніе съ вступленіемъ въ контактъ съ людьми, которые начали проходить обеззараживаніе позже насъ. Ихъ было немного: пассажиры, прибывшіе на нейтральныхъ судахъ, и капитаны, желавшіе попасть въ городъ после выполненія требованій карантинныхъ правилъ. Последніе находились подъ руководствомъ Совета, въ который входили два англичанина, много летъ работавшіе въ Одессе – докторъ Тови изъ Манчестера, который женился на русской женщине, и братъ англійского консула въ Таганроге, мистеръ Корутерсъ. Эти господа были къ намъ добры настолько, насколько это было возможно въ условіяхъ карантина.
Главнымъ врачомъ былъ мальтіецъ, докторъ Арпа, которому помогалъ докторъ Погошовъ. Эти господа оказывали всяческое содействіе нашимъ врачамъ въ оказаніи помощи больнымъ и раненымъ. Еще одинъ примеръ человечности представителей россійскихъ властей – это ихъ доброжелательное отношеніе къ шотландцу, которого мы отыскали въ госпитале. Это былъ морякъ съ англійского торгового судна, который былъ тяжело раненъ случайнымъ выстреломъ съ одного изъ нашихъ кораблей при бомбардированіи Одессы. Во время боя власти, узнавъ объ этомъ происшествіи, проявили чуткость, отправивъ несколько солдатъ, чтобы доставить его въ госпиталь, где о немъ позаботились. Ему оторвало внутреннюю часть бедра, и онъ страдалъ отъ частичного столбняка. Когда мы высадились на берегъ, онъ былъ переданъ на попеченіе нашего врача, а когда мы въ последній разъ видели его, онъ быстро шелъ на поправку и въ конце концов выздоровелъ.
Примерно 20 мая произошло событіе, на которомъ я обязанъ остановиться – оно свидетельствуетъ о томъ, какъ мало известно въ Россіи объ англійскихъ законахъ и о примененіи наказаній на флоте. По просьбе генерала Остенъ-Сакена, синьоръ Камбіаджіо позвонилъ узнать, не обезглавили ли мы лоцмана нашего корабля за то, что онъ посадилъ его на отмель. Мы не могли понять, что онъ имелъ въ виду, пока онъ самъ не разъяснилъ, заявивъ, что после того, какъ мы покинули корабль, на немъ было найдено обезглавленное тело въ одежде англійского моряка. Нечего было сказать по этому поводу, пока примерно черезъ неделю въ другой части судна не была обнаружена голова.
Синьор Камбіаджіо выразилъ своего рода извиненія отъ имени генерала за такой вопросъ. Онъ сказалъ, что «конечно, у насъ есть полное право использовать полномочія, предусмотренные нашими законами, для обезглавливанія человека»; все, что онъ хотелъ знать – было ли это такъ. Мы заверили его, что этого не могло произойти, и что это, должно быть, тело кого-то, кто, успешно ограбив судно, вернулся къ нему въ поискахъ новой добычи въ одежде, которую до того ухитрился стащить. Его, должно быть, победилъ какой-то конкурентъ, который убилъ и обезглавилъ его. Прошло некоторое время, прежде чемъ россійскіе власти смогли согласиться съ этимъ объясненіемъ. Все, что мы могли сделать – это указать на лоцмана, который былъ туркомъ и находился съ нами на карантине, и заверить, что никто изъ нашихъ людей не пропалъ. Темъ не менее, мы постоянно подвергались перекрестнымъ допросамъ по этому поводу со стороны другихъ русскихъ офицеровъ, которые считали, что у насъ были причины скрывать этотъ фактъ.
Таковы обстоятельства, ставшіе причиною появленія въ англійских газетахъ определенныхъ сообщеній на эту тему, которые мы хотели бы выправить, такъ какъ они причинили много боли родственникамъ капитана, поскольку содержали такое описаніе его характера, которое опровергли бы все, кто зналъ мягкость и гуманность его нрава.
Много репортажей въ то время публиковалось второстепенными представителями прессы, жаждущими любыми средствами привлечь читателей. Среди нихъ я припоминаю одно заявленіе, полностью лишенное основаній, въ которомъ утверждалось, что передъ своею смертью капитанъ созвалъ офицеровъ и весь свой экипажъ и, выразивъ сожаленіе по поводу того, что опустилъ флагъ, заявилъ, что при других обстоятельствахъ онъ скорее взорвалъ бы корабль, чем попалъ въ пленъ, или что-то въ этомъ роде.
Другое дело, по которому мы были подвергнуты перекрестному допросу со стороны властей, касалось очевидной неточности нашего заявленія о количестве орудій, находившихся на борту «Тигра». Мы заявили, будто бы ихъ шестнадцать, тогда какъ орудійных портовъ было больше. Намъ пришлось объяснять, что на некоторыхъ судахъ портовъ имеется больше, чемъ орудій, для того, чтобы при необходимости была возможность перебросить ихъ на выгодные позиціи. Этотъ ответъ удовлетворилъ Его Превосходительство генерала Остенъ-Сакена, но я не знаю, забрали ли все или какое-то изъ орудій люди, нанятые, чтобы доставить въ Одессу все, что можно было спасти отъ уничтоженія.
Примерно 25-го числа мы были счастливы снова видеть англійскій флагъ на борту «Фюріуса» и «Везувія». При первомъ посещеніи былъ поднятъ синій кормовой флагъ, на этотъ разъ, ввиду продвиженія адмирала по службе, былъ поднятъ белый военно-морской флагъ. Это вызвало некоторое любопытство у русскихъ офицеровъ, которые не знали объ ихъ отличіяхъ*, но были удовлетворены нашимъ объясненіемъ. Кроме большого количества мыла и табака, намъ передали письма изъ дома, однако больше всего насъ порадовало известіе о томъ, что у береговъ Черкесіи были захвачены два русскихъ брига, на борту которыхъ находились сто семьдесят девять солдатъ и девять офицеровъ. Адмиралъ предложил генералу Остенъ-Сакену обменять ихъ на часть команды корабля «Тигръ». Поскольку онъ уже освободилъ безъ выкупа более сотни русскихъ моряковъ торгового флота, онъ, естественно, предполагалъ, что предложенные меры будутъ приняты россійскимъ правительствомъ. Генералъ Остенъ-Сакенъ не возражалъ, однако былъ вынужденъ ожидать дальнейшихъ указаній изъ Санктъ-Петербурга.
* Маленькое обстоятельство, которое не можетъ считаться слишкомъ несущественнымъ, чтобы быть предметомъ отсылки. Въ беседе, которая впоследствіи состоялась у автора съ Великимъ Княземъ Константиномъ, онъ заявилъ, что ему сообщили, будто корабль сэра Чарльза Нэпира несъ синій флагъ на корме, а не на носовой части, на которой обычно поднимаютъ флагъ вице-адмирала.
Поскольку лодкамъ, доставившимъ на берегъ письма, не разрешалось оставаться на берегу, и поскольку русскіе лодки нанесли только одинъ визитъ «Фюріусу», у насъ не было возможности написать ответъ и сообщить вести о состояніи капитана и моряковъ, кроме какъ въ письмахъ, которые уже были готовы на моментъ прибытія лодокъ. Лодки сразу тронулись съ места, и суда снова ушли къ флоту.
Среди вещей, доставленныхъ офицерамъ съ «Фюріуса», было два ящика, которые были переданы съ борта «Британіи» и отправлены двумъ молодымъ гардемаринамъ ихъ друзьями изъ Англіи. Содержимое этихъ ящиковъ вполне могло быть конфисковано: въ одном изъ нихъ лежали мечъ и револьверъ, а въ другомъ – револьверъ Кольта. Однако россійскіе власти, считая ихъ частною собственностью и зная, что они не были военною контрабандой, решили изъять ихъ только до техъ поръ, пока владельцы находятся въ плену, а генералъ Крузенштернъ приказалъ запечатать ихъ, пока моряки не будутъ освобождены изъ плена и не смогутъ безпрепятственно забрать ихъ съ собою, и далъ расписку съ указаніемъ ихъ номеровъ въ списке. Русскіе офицеры очень восхищались этимъ оружіемъ, среди нихъ мы не видели никого, кто обладалъ бы такимъ же, но съ техъ поръ это оружіе, несомненно, стало более распространеннымъ, поскольку на борту «Тигра» его было много, да и русскіе оружейники будут пытаться, по крайней мере, сделать похожее, если не точно такое же.
Россійскіе фабриканты умеютъ делать хорошее оружіе, и обычно делаютъ его, когда въ органы власти требуется предоставить образцы. Но въ результате казнокрадства, пронизывающего многіе правительственные ведомства, въ войска поставляются орудія очень низкого качества. Однажды мне показали согнутую офицерскую саблю, которую офицеръ снова разогнулъ, какъ если бы она была сделана изъ олова или жести.
Все книги, обнаруженные на «Тигре», были доставлены въ одесскую Цензуру. Однако между этимъ учрежденіемъ и служащими таможни возникъ споръ о томъ, въ чьи обязанности входитъ принять решеніе о целесообразности ихъ возвращенія намъ, и до освобожденія изъ карантина мы ихъ не получили.
Некоторые книги для легкого чтенія, отправленные офицерамъ друзьями изъ Англіи, были пересланы въ Санктъ-Петербургъ и такъ и не дошли до техъ, кому предназначались, и потребовалось некоторое время, чтобы они прошли процедуру проверки, установленную цензурою.
Возможно, здесь также следуетъ предупредить техъ, у кого есть друзья въ Россіи, оказавшіеся въ такомъ же положеніи, какъ и мы, о медвежьей услуге, которую они могутъ оказать последнимъ, присылая имъ газеты, содержащіе матеріалы политического характера. Въ ящике съ только что упомянутыми книгами, которые переслали въ столицу для изученія (по крайней мере, такъ намъ сказали), было несколько газетъ, въ основномъ «Таймсъ», и одинъ местный журналъ. Они были окурены, и доставлены тому, кому былъ адресованъ ящикъ, какъ макулатура, служившая лишь для заполненія зазоровъ между книгами. На деле же служащіе таможни, осматривая наши вещи, обнаружили эти газеты, которые затемъ послужили причиною спора. Если бы я не обратился къ властямъ карантинной зоны за подтвержденіемъ того, что эти газеты были получены надлежащимъ способомъ, могла возникнуть непріятная дилемма*, поскольку, какъ это и произошло, одинъ изъ обрывковъ газеты содержалъ суровую критику относительно поведенія Россійского Императора. Не будь это дело сокрыто, зря измарали бы многіе дести бумаги на отчеты по этому поводу, и много проблемъ было бы доставлено властямъ карантинной зоны, а также человеку, въ распоряженіи которого была обнаружена эта газета.
* Экземпляръ «Illustrated London News», въ которомъ содержался планъ крепости Севастополя, перепечатанный съ подробного эскиза лейтенанта О’Рейли съ парохода «Ретрибьюшнъ», былъ испорченъ представителями власти, и половина его была вырвана до того, какъ онъ былъ доставленъ тому, кому предназначался».
Кстати, если говорить о столь жесткой цензуре в Российской империи и «суровой критике» со стороны прессы неприятельских держав во времена Восточной войны, то последняя некогда коснулась, в том числе и герба Российской империи, двуглавого орла. Это скорее даже не критика, а черный, жестокий юмор. Выражала ли приведенная ниже карикатура позицию правительств, объединившихся против Российской империи держав, либо же была только плодом творчества представителей прессы, пусть и юмористической в данном случае, – спустя столько лет утверждать что-либо однозначное по этому поводу мы, пожалуй, не возьмемся, а приведем лишь один из ярких примеров такого «юмора» в адрес Российской империи в виде карикатуры, опубликованной в британском еженедельном сатирическом журнале «Punch, or The London Charivari» от 29 сентября 1855 года:
Надпись: «ВОРОНА СЪ РАЗСЕЧЕННОЮ ГОЛОВОЙ. Она тяжело ранена! – За ней!»
«Сначала насъ уверили, что карантинъ будетъ длиться всего четырнадцать дней, но до того, какъ этотъ срокъ истекъ, намъ сообщили, что потребуется три недели. На ответъ изъ Санктъ-Петербурга не следовало надеяться раньше этого времени – тогда только будет известна воля Императора относительно нашего будущего местоназначенія, которое теперь стало предметомъ большого интереса и оживленно обсуждалось.
Такъ какъ существовала некая перспектива обмена пленными, высказывалось сомненіе въ томъ, что насъ следуетъ вывозить изъ Одессы. Темъ не менее, поскольку все же была вероятность, что намъ придется отправиться вглубь страны, все мы были заняты необходимыми приготовленіями: забавно было видеть количество иглъ въ работе, а, чтобы пополнить свои скудные запасы одежды, даже офицерамъ пришлось проявить невиданную искусность.
Перспектива провести зиму въ неизвестной намъ части Россіи была далеко не радостною, и наши опасенія относительно того, что намъ придется жить въ холоде, ничуть не развеялись после того, какъ мы увидели вещи изъ сундука одного стражника. Этотъ матросъ просушивалъ свои пожитки и, къ нашему изумленію, показалъ вещи для защиты головы, носа и подбородка, о существованіи которыхъ мы раньше и не подозревали, и которые, конечно же, мы не предполагали, что могутъ понадобиться въ столь южныхъ широтахъ. Насколько все могло быть хуже, если бы насъ занесло вглубь страны, не говоря уже объ опасныхъ степяхъ Сибири! Но все эти опасенія были напрасны. Той доброжелательности, которую мы уже видели, хватило, чтобы убедиться въ томъ, что наши цивилизованные враги не станутъ проявлять излишнюю грубость или жестокость.
Поначалу, не зная русской натуры и опасаясь дурного обращенія, если насъ отправятъ въ какое-нибудь глухое место въ глубинке страны, офицеры прибегали къ различнымъ хитроумнымъ уловкамъ, чтобы спрятать имевшіеся у нихъ свободные деньги. Некоторые зашивали ихъ въ жесткіе воротники своихъ камзоловъ, другіе прятали монеты на ремняхъ вокругъ таліи и т.д. Но то, что эти меры предосторожности были совершенно излишни, стало понятно въ дальнейшемъ. Позже я объездилъ всю Россію, часто оставляя на ночь свой чемоданъ въ экипаже на дороге, пока отдыхалъ на постояломъ дворе, и ни единой, даже самой мелкой вещицы украдено не было. И действительно, сочувствіе, проявляемое по отношенію къ намъ где бы мы ни оказались, было поразительно, а поведеніе нашихъ цивилизованныхъ враговъ разительно отличалось от поведенія нашихъ дикихъ союзниковъ, которымъ наша страна щедро помогала. Часто, во время пребыванія въ Константинополе, на улице въ насъ плевали дети турокъ, которые, конечно, не испытывали бы къ намъ такого отвращенія, если бы этого не внушали имъ исподволь ихъ родители, которые, несомненно, съ глазу на глазъ выражали свои чувства и которыхъ такимъ образомъ передразнивали и изображали ихъ маленькие чада.
1 іюня около половины восьмого утра случилась беда – мы потеряли нашего уважаемого капитана, который скончался отъ полученныхъ раненій. Хирурги предвидели его смерть, поскольку раны никакъ не заживали, хотя для этого было сделано все.
Военный врачъ «Тигра», осознавая свою ответственность и желая, чтобы друзья капитана были уверены въ томъ, что для его спасенія были приложены все усилія, за две недели до его смерти попросилъ генерала собрать консиліумъ ведущихъ врачей въ Одессе. Это произошло примерно 20-го числа. Докторъ Вагнеръ и несколько другихъ врачей собрались въ палате капитана и высказались одобрительно относительно всехъ меръ, которые были предприняты, а также предлагалось предпринять.
Темъ, кто интересуется судьбою людей, погибшихъ на борту «Тигра», несомненно, следовало бы сообщить, что баронъ Гротгусъ, одинъ изъ адъютантовъ генерала Сакена, между деломъ разсказалъ мне, что одесскіе медики осмотрели въ мертвецкой тела техъ, кто скончался отъ раненій, и выразили генералу свое восхищеніе научнымъ подходомъ къ проведенію необходимыхъ операцій по ампутаціи.
Я уже говорилъ, что нашъ покойный капитанъ былъ уважаемъ всеми на борту. Он былъ не менее почитаемъ и офицерами всего флота, которые сожалели о его уходе. Хотя было очевидно, что у него мало надеждъ на выздоровленіе, онъ до последнего пребывалъ въ бодромъ расположеніи духа. Докторъ Домвилль ежедневно читалъ ему отрывки изъ Священного Писанія, когда былъ уверенъ, что онъ былъ въ состояніи слушать. Очевидно, это очень утешало капитана, ибо въ последніе минуты жизни онъ окончательно смирился со своею участью.
Печальное известіе о его смерти немедленно сообщили генералу, который прислалъ адъютанта заверить насъ, что, при оказаніи последнихъ почестей умершему, будут учтены все наши пожеланія.
Поначалу, будучи на карантине, мы полагали, что похороны будутъ носить частный характеръ, но поскольку генералъ желалъ выразить публично свое уваженіе къ капитану, который своимъ доблестнымъ поведеніемъ снискалъ уваженіе враговъ, было решено, что захороненіе должно быть со всеми почестями, соответствующими его рангу, и генералъ сообщилъ намъ, что организуетъ все приготовленія, которые мы сочтемъ целесообразными.
Взявъ с собою на берегъ англійскій военно-морской флагъ, мы хотели использовать его, какъ это принято въ такихъ случаяхъ, въ качестве покрова на гробъ въ честь офицера капитанского ранга. Сначала генералъ удовлетворилъ нашу просьбу, но, поразмысливъ, послалъ адъютанта съ просьбою отказаться отъ соблюденія этого правила этикета, такъ какъ опасался, что солдаты могутъ не согласиться дать три залпа въ честь покойного, если увидятъ англійскій флагъ. Мы, конечно же, согласились, поскольку въ этомъ случае должны были учитывать предразсудки людей.
Правительство предоставило намъ красивый гробъ, который былъ установленъ на подвышенномъ основаніи, закрепленномъ на полевой повозке, которая была запряжена четверкою лошадей. Изъ-за непогоды похороны не состоялись на следующій день. Темъ временемъ у дверей помещенія, где находилось тело капитана, власти обезпечили почетный караулъ, часовые стояли съ перевернутыми орудіями, и все генералы и офицеры войскъ Одессы посещали тело покойного.
3 июня около девяти часовъ утра у воротъ Карантина собрались войска и выстроились въ порядке процессіи. Все офицеры и матросы корабельной команды следовали сразу за повозкою, а впереди нее шли большіе отряды кавалеріи; затемъ шли русскіе генералы съ замечательнымъ штатомъ адъютантовъ и другихъ офицеровъ, за ними следовалъ пехотный полкъ съ перевернутыми орудіями, а за нимъ – оркестръ, играя какой-то русскій гимнъ. Завершала процессію батарея конной артиллеріи, созданная по этому случаю.
Хотя 2-го числа мы получили свидетельство о снятіи карантина, мы еще не покинули Карантинъ, поэтому намъ пришлось долго обходить крепостные стены города, чтобы добраться до кладбища, въ уединенной части которого была приготовлена могила. Погода была на редкость знойная, и жители Одессы толпились вокругъ процессіи, хотя казаки делали все возможное, чтобы освободить дорогу. Однако изъ толпы не раздавалось никакихъ торжествующихъ возгласовъ, напротивъ, всячески проявлялось сочувствіе.
Служба проводилась мною, офицеры и моряки читали молитвы въ ответъ, лютеранскій священникъ, который присутствовалъ на церемоніи, закончилъ службу молитвою на немецкомъ языке. Пехотный полкъ произвелъ три артиллерійских залпа, какъ это принято на военныхъ похоронахъ, и солдаты вернулись въ свои казармы, оставивъ только одного стражника для сопровожденія пленныхъ обратно въ Карантинъ. Офицеры остались, чтобы посмотреть, какъ могилу зарываютъ и выкладываютъ камнями, которые были подготовлены заранее и сделаны такъ, чтобы легко складывались вместе и выдержали весъ любого памятника, который, возможно, будетъ установленъ въ будущемъ, а затемъ у насъ было долгое и грустное прощаніе съ нашимъ покойнымъ капитаномъ, и мы надеялись, что каждый изъ насъ погибнетъ съ такою же честью на службе своей стране.
Примерно въ это же время насъ ознакомили съ решеніемъ Императора относительно насъ. Мне было приказано отправиться въ Санктъ-Петербургъ, двое другихъ лейтенантовъ и докторъ должны были последовать за мною черезъ несколько дней до города Рязани, расположенного въ ста милях къ юго-востоку отъ Москвы, а остальные офицеры и моряки, разделенные на две команды, должны были следовать туда же. Офицеры должны были передвигаться на повозкахъ, а моряки – пешкомъ, медленнымъ маршемъ, так что они преодолели бы этотъ путь примерно за месяцъ.
Императоръ распорядился отправить четырехъ самыхъ молодыхъ гардемариновъ въ Московскій университетъ, где они будутъ обезпечены всемъ необходимымъ и отданы на особое попеченіе директора училища. Предполагалось, что тамъ они будутъ находиться въ близкомъ по духу обществе молодыхъ людей своего возраста, принадлежащихъ къ знатнымъ семействамъ имперіи, такъ какъ этотъ университетъ находился подъ особымъ покровительствомъ царской семьи. Таковы были намеченные планы, которые, однако, впоследствіи были несколько изменены обстоятельствами.
Надпись:«Войска. – Королевская морская пехота. – Рисунокъ сделанъ съ натуры, авторъ Джорджъ Томасъ».
Русскіе власти, полагая, что у людей может не хватить одежды (хотя офицеры заявили, что они полностью удовлетворены состояніемъ своей одежды), распорядились, чтобы каждому моряку была выдана такая же шинель, какую носятъ русскіе солдаты, из грубого серого сукна, по щиколотки, двубортная, вместе съ парою плотныхъ свободныхъ сапогъ, въ которыхъ они отправятся въ путь. Поскольку следовало ожидать, что въ такомъ долгомъ пути моряки, привыкшіе къ стесненной жизни на корабле, не все смогутъ перенести усталость, были предусмотрены повозки для багажа команды и для помощи темъ, кто не сможетъ преодолеть дорогу въ многіе сотни миль. Большинство моряковъ впали въ отчаяніе, такъ какъ не знали ни природы этой страны, ни разстоянія, которое имъ придется преодолевать каждый день. Въ действительности, мысль о столь долгомъ марше ихъ совсемъ не радовала, поскольку они опасались, что доброе отношеніе къ нимъ можетъ прекратиться после разлуки съ командованіемъ. Однако ихъ опасенія были напрасны, такъ какъ предложеніе англійского адмирала по поводу обмена пленными было принято, и моряковъ держали въ зданіи, которое они до сихъ поръ занимали, только до прибытія русскихъ пленныхъ. Это произошло примерно черезъ месяцъ, и были освобождены все, за исключеніемъ тридцати человекъ, за которыхъ не было предложено никакого равноценного выкупа, и они, какъ и предполагалось изначально, были отправлены въ Рязань, где будутъ ожидать своего шанса въ ходе этой войны. Теперь же, когда такое большое число пленныхъ попало въ наши руки при взятіи Бомарсунда, нетъ сомненій, что скоро они вернутся къ своимъ друзьямъ».
Считаем необходимым и крайне важным и далее публиковать перевод этого документа, поскольку любому ученому, историку, краеведу, да и просто одесситу, искренне любящему этот славный, истинно европейский город, очевидно, что изучать его историю только по русскоязычным источникам, прямо говоря, недостаточно. Ведь множество документов с описанием Одессы, ее быта, развития как одного из крупнейших торговых портов не только Российской империи, но и Европы, было написано именно французами, итальянцами, немцами, испанцами, англичанами – людьми, которых в те времена «иностранцами» здесь не считали. Ведь не секрет, что и самые первые описания Одессы были опубликованы именно на иностранных – для нас, сегодняшних одесситов, – языках. Более того, упуская из виду все эти документы, – то ли по причине так называемого «языкового барьера», то ли из-за обыкновенной лени и нежелания трудиться переводить и изучать эти документы, или ввиду еще каких-либо «неурядиц», – мы теряем значительную часть истории Одессы, что позволит… хотя, в общем-то, уже позволяет всячески додумывать, придумывать, пытаться переписывать и искажать историю нашего города в угоду тем, кто в этом в той или иной мере заинтересован. Что же касается ценности мемуаров Альфреда Ройера, то стоит ли вообще говорить, что данный документ также не составляет в этом смысле исключения?
А потому – продолжение следует…
Литература:
- The English Prisoners in Russia. A Personal Narrative of the First Lieutenant of H.M.S. Tiger; together with an account of his journey in Russia, and His Interview With the Emperor Nicholas and the Principal Persons in the Empire by Alfred Royer, Lieut. R.N. Third Edition (London, 1854)
- The Illustrated London News, March, 18, 1854.
- Punch, or The London Charivari, September, 29, 1855.
Перевод материалов статьи со староангл. и авторство: Елена Эрманн