Журнал «Вестник Грушевского» предложил действительным членам экспедиционного корпуса Украинской Академии Наук поделиться с нашим читателем размышлениями и впечатлениями о жизнедеятельности этого подразделения.
1. Сила в движении.
На вопрос редакции нашего «Вестника» о том, что для меня экспедиционный корпус, отвечаю: машина пространства и времени. И машина эта вырабатывает своеобразную продукцию. Разумеется, это – кратчайший вариант ответа. Для полного потребовался бы роман-трилогия. Что же, со временем, может быть, засяду и за таковой. А здесь и сейчас отвечаю так: именно сильная и умная машина, созданная конструктором-гением Олегом Викторовичем Мальцевым. Она всегда в движении. И не только географически, параллельно и меридианально. И не просто на север-юг, запад-восток. То есть, это – само собой. У нас ведь не клуб теле-кинопутешествий в удобных креслах перед экраном с чашечкой кофе и сигаретой. Мы перемещаемся в пространстве, но прежде всего и главным образом – во времени. А глубоко погрузиться в него только по глобусу, картам и справочникам, прочим рукотворным источникам невозможно. Во всяком случае, такой комфортный способ познания – не для нас. Так что экспедиционный корпус, можно сказать, образ жизни.
Кстати, о продукции: иные результаты экспедиций корпуса по сути своей вызывают сомнения в материалах, некогда также привезенных другими из путешествий. Да что там сомнения – бывает и прямое отрицание. Мы ведь нередко посещаем и места, давным-давно вдоль и поперёк исхоженные интересующимися. Знаете, говорят: «Смотреть» и «Видеть», как и «Слушать» и «Слышать» — это разные глаголы. Да, участникам экспедиций корпуса нашего удавалось увидеть то, что почему-то не увидели другие, хотя вроде бы смотрели внимательно. Свежим взглядом, да ещё не замыленным привычными и принятыми представлениями, да ещё и вооруженным здоровой критичностью и знаниями, многое видится иначе даже и в самом далёком прошлом. Вот мы и вглядываемся. А глупостей в истории и географии множество. Земляне с туристским мировосприятием на эти глупости падки. Да и обыватель от науки обычно видит то, что хочет увидеть. Или то, что соответствует социальному заказу. Это особенно просто, когда речь идёт о прошлом. Оно конечно, большое видится на расстоянии. Но нужно уточнить: кому, как и для чего смотреть.
Что до времени и пространства: в старину традиционно науку о них считали единой. В гимназиях историю и географию преподавал один учитель. Единство это логично и в жизнедеятельности нашего корпуса. Но она включает и многие другие составные. Это – философия, экономика, психология (индивидуальная и социальная), эстетика, политология. Литература и искусство. Ну, и конечно же, эти самые история и география. Вот такой корпус. Да, для меня эта машина великолепна, уникальна. Если хотите – сакральна. Знаю – не только для меня. Для людей экспедиционного нашего корпуса участие в нём – предмет особой гордости. Не говоря уже об увлекательности такого глубокого погружения во времена. Этот, можно сказать, бур оттуда являет свету такие ценности – даже привыкшие себя считать профессионалами-знатоками просто руками разводят. А кто и реагирует по Станиславскому: «Не верю!»…
Конечно. Ведь из экспедиций наших, как уже сказано, приезжают нередко и убедительнейшие опровержения привычного и давно общепринятого. Сотрясаются до основания иные факты, теории, диссертации, капитальные издания. А это, сами понимаете, далеко не всем приятно. Но, как издавна принято у настоящих, учёных, истина нам дороже. Ошибки допустимы в любой человеческой деятельности. Эраре хуманум эст. В том числе и в науке. Бывает. Но в ней нельзя упорствовать в ошибках. Слишком дорого обходится такое упрямство – и для самой науки, и для человечества. Ошибки нужно признавать. И исправлять. Во всяком случае, наше дело – поиск истины в движении к ней.
Работёнка нелёгкая. Не проста, сами понимаете, и продукция. Каков спрос на неё? К кому она приходит из наших экспедиций? Ну, назвать это ширпотребом, товаром широкого потребления, конечно, совершенно невозможно. Мы, собственно, и не заблуждаемся на сей счёт. Не нужно быть большим учёным для того, чтобы понять: значительное число современников этим не интересуется. Масса людей живёт повседневностью, которая их поглощает и полностью на себе сосредотачивает. Для их сердец и умов прошлое и будущее, хоть далёкие, хоть не очень, пустой звук. Они живут, как говорится, здесь и сейчас. Посмотреть на досуге киношку о прошлом ещё можно. А следить за мыслью учёного, пристально вглядываться во мглу веков, размышлять о связи времён и о том, почему она (по Гамлету) иногда распадается – увольте. Для понимания высокой себестоимости продукции экспедиционного корпуса этой нужно дозреть-дорасти. Это, я бы сказал, другой возраст. Взрослость, зрелость. Увы, очень многие, вопреки паспортным данным, в известном смысле остаются детьми.
2. Необыкновенные почемучки…
Ну, а что касается тех, других, стремящихся понять и понимающих? Искренне желающих лично участвовать в работе такой замечательной машины? Что для них это? И каков их интерес? На чем основан? Для того, чтобы эта машина времени и пространства представляла значительную, притягательную ценность, нужно, чтобы человек именно дорос до этого. Нужен живой пытливый ум, здоровая любознательность. Вы же не спрашиваете – что нужно для продукции настоящего искусства? Или – для настоящей литературы? Ясное дело – изначальные природные данные. Способности. Стремление их окультурить, развить. Овладеть ремеслом воплощения. И наставничество нужно квалифицированное, авторитетное, строгое и справедливое. Нужна особая атмосфера. А разве в науке не так?
…И вот они, другие, оказались в этой своеобразной среде. Приближаются к активному участию в работе экспедиционного корпуса. И уже активно участвуют в ней. Им доступна машина пространства и времени. Несколько слов о них. Обо всех разом сказать трудно. Люди ведь, даже и одного сообщества, всегда хоть немного разные. По моему разумению, некоторые из них были от природы — увлечённые почемучки. С младых ногтей пристально всматривались и в жизнь, и в её изнанку. Что-то подобное замечали сызмальства и многие другие. Но принимали сие спокойно, как естественные свойства жизни. Мотали на ус. А у тех немногих, о которых речь, мир лжи рано вызывал некоторое недоумение. И даже протест. Чуть ли ни со школьной парты. А может быть, и раньше. Нарастало желание вникнуть в эту странность, разобраться в ней. Их инстинктивно тянуло к тем, кто вызывал чувство доверия, с кем можно объясниться на этом уровне, сориентироваться. Получить серьёзные рекомендации. Поискать ответы на главные, по их мнению, вопросы жизни. И многому научиться. Что и приводило их в наш круг. Они выходили в настоящую науку и в настоящий бизнес. Находили единомышленников и наставников. Но, конечно, не сразу оказывались экипажем машины времени.
Идёт общение с экспедиционным корпусом, знакомство с шефом. Посещают занятия, выполняют задания. Помогают. Наблюдают за экспедициями в режиме онлайн. И приближаются к ответам на главнейшие вопросы жизни. Их собственной жизни и жизни вообще…
Вопросы, к ответам на которые они стремятся, принято называть вечными. Потому, что такие почемучки известны с древности. Таких всегда было не много. И многие современники их считали странными именно потому, что вопросы казались слишком отвлечёнными, теоретическими. Для этих немногих вопросы уровня «В чём смысл жизни?», «Зачем я живу?» и «Кем я живу?», «Что делать?» и «Кто виноват?», при всём своём академизме, были и остаются насущными и практическими. Собственно, они-то и делают землянина вполне человеком. Само собой, это не исключает вопросов иного масштаба и плана. Жизнь богата и разнообразна. Но собственно человеческое мировосприятие предполагает основу, фундамент, на котором строится всё остальное. Философия жизни. Да и принципы – вещь для настоящего человека отнюдь не лишняя.
Познание жизни приходится не только на детство-отрочество-юность и молодость. И у тех немногих, о которых говорю, фактически оно продолжается всю жизнь. Тем более, многое в жизни меняется. И меняется, бывает, непредвиденно. Те же древние оставили нам формулу « Tempora mutantur et nоs mutamur inillis». Меняются времена. И мы меняемся вместе с ними. То есть, даже у людей мыслящих, ищущих и принципиальных всё с принципами выходит не так уж просто. Даже, пожалуй, и сложнее, чем у остальных.
Но очень многие, мы это наблюдаем невооруженным глазом, при первом лёгком дуновении ветра перемен спешат отречься от своих вчерашних принципов и убеждений. И варьируют их в зависимости от капризов коньюнктуры. Нас интересуют другие, пусть не многие, но по своему мироощущению, мировосприятию и миропониманию бесконечно далёкие от подобной своего рода проституции. В данном случае дело не в большинстве или меньшинстве. Нам, воспитанникам академика Мальцева, интересны те, от кого есть смысл ждать позитива в науке, бизнесе и общественной жизни. Мы не отгораживаемся от большинства современников – да это и не возможно. Но мы сохраняем и развивает принципы и школу великих учителей Олега Викторовича, а стало быть — наших учителей. Так что верность, при всех жизненных переменах, остаётся верностью. Принципы – принципами. Конечно, при всём несовершенстве современного общества и, между нами, государства, жить в них и быть свободными от их законов сложно. Это тоже известно с давних пор. Но у нас серьёзные правоведы. Законы соблюдаются. Хотя законы существуют в обществе не только в плоскости де-юре. Вот так называемые неформальные «законы», витающие в обществе, чаще всего – дикие, предрассудочные и никакого отношения к науке, культуре, вообще цивилизованности не имеющие, мы не признаём. По большому счёту (а другой нам не интересен), именно соблюдение этих пошлостей, в конце концов, наказуемо жизнью. Жаль, что великое множество людей этого не замечает и не понимает. И сами себя наказывают бесцельностью, бессмыслицей и даже непродуктивностью своего существования. Но для людей настоящей науки и подлинного современного бизнеса такое непонимание – непозволительная роскошь. Как говорил один неглупый человек, иди своей дорогой и пусть люди говорят – что хотят. Мы делаем своё дело. И зрячие да увидят, по крайней мере, его практическую эффективность. А практика для трезвых людей – критерий истины.
3. Сам такой…
Если говорить лично обо мне: само собой, я не родился в экспедиционном корпусе. Но так складывалось, что в толпе жизни я довольно рано почувствовал некую тесноту. Наблюдал, читал, думал и искал. Ужасно не хотелось быть тем, что толстовский Лёвин называл маленькой плесенью на маленькой планете. И нашел. Как и некоторые другие. Некоторые, но далеко не все. В старой песне говорится: «Кто ищет – тот всегда найдёт». Так это? Не совсем? В поиске своего пути не дается страховой полис. Нет гарантии. Но кто не ищет – точно ничего не найдёт.
В таком поиске можно помочь ищущим. Мы не замкнуты в себе и не склонны к самолюбованию. Жизнь корпуса открыта. И потенциальные наши единомышленники могут знакомиться с ней. В последние пять из восьми лет существования экспедиционного корпуса массированно в огромных масштабах издаются наши материалы. И заметьте, совершенно бесплатно. Куда путь держали, что открыли и исследовали. К чему пришли. Гипотезы и доказательства просто сенсационны. Мы никогда не делали из этого секретов.
И – что же? Если иметь в виду массу наших современников… простите, хоть бы хны. Ну, да, ведь это нужно в общей суете сует остановиться-оглянуться. Взять голову в руки. И многое изменить в себе. Ага, нашли дураков! А вот близкие нам по духу — те, кто искали, кто не желал прозябать, — осилили дорогу. Росли и выросли интеллектуально, духовно. Да и физически. Ведь экспедиции корпуса предполагают и значительные разнообразные усилия. Участники давно не мыслят для себя иной дороги жизни. Это уже не профессия. Вернее, не только профессия. Это для нас curriculum vitae — образ жизни. И продолжение следует: новые люди появляются. Что, к нам не валят валом? Да это и не требуется. В нашем деле, знаете ли, количество не переходит в качество. Приходят и остаются, пускают корни в нашу почву немногие. Но каждый и каждая стоит очень многих. Уже хотя бы потому, что не мирятся со стадной бессмыслицей.
С призывами, приглашениями и прочими соблазнами к ним обращаются и некие другие инстанции. И это действует на многих. Но не на всех. Как уже сказано, к нам приходят те, кого не устраивает сказанное-написанное давным-давно и пересказанное-переписанное сто пятьдесят раз. Не устраивает, не убеждает. Их приводит сюда, среди прочего, и возможность самостоятельно работать с первоисточниками. В коллекции экспедиционного корпуса – более двух миллионов (!) фотографических материалов. Запечатлены фактически все храмы Европы, по каждому из них не менее трёхсот снимков. А некоторые – до двух тысяч. А с объективом фотоаппарата не поспоришь. Касается это и Украины…
Одна из исследовательских концепций Олега Викторовича касалась языка европейского мистицизма. Вот – постройки. Здания. Мы видим символы. Люди ведь не просто закладывали фундамент, возводили стены и клали кровлю: в зодчестве ещё и символически архивировался некий более сложный смысл. Всё это, можно сказать, не всем открытая Книга Бытия. Эти знаки можно и должно прочесть. И получить значительный объем информации. Дальнейшая работа с архивами даёт возможность получить весьма достоверные данные с глубины 16, 17, 18 веков. Чем не машина пространства и времени?
Она недоступна носителям примитивной стадной психологии. И с ней могут управится те, кому важны и прошлое, и современность, и будущее. Кому очень важно постичь смысл жизни. И оставить людям что-нибудь существенное. Как говорится: что-то о себе, чем-то после себя. А для этого нужно многое. В особенности — не обманутся в поиске, не ошибиться в оценке себя и других. И сделать верный выбор.
Прошлое, как и будуще, явления и, соответственно, понятия широкие. Широчайшие. Вот наша эта беседа – уже тоже прошлое. И для нас, и для читателей. Минута тому – прошлое. И пять лет – прошлое. Нас горячо интересует историческое, далёкое прошлое. С дистанции в пятилетку или в десять лет видно далеко не всё. Феномен научного умозрения в известном смысле парадоксален. Вот авиаторам в полёте над землёй видно многое из того, что пешеход-землянин вообще не видит – хоть и смотрит в упор. Тот самый парадокс разницы между «Смотреть» и «Видеть». Говорят, что космонавты со своей орбиты, а это – сотни километров, — видят многое на Земле яснее и отчётливее, чем пилоты ВВС на бреющем полёте. Или с высоты две-три тысячи метров. Как это ни банально звучит, но и впрямь большое видится на расстоянии. Не менее известна спиралеобразность развития событий. Виток за витком. Виток над витком. Помните «Судьбоанализ» Липота Сонди? Занятия прошлым существенно и для понимания настоящего, и ради проектирования будущего. И в драматургии, и в природе вообще — сцена разворачивается. И задний план выходит на авансцену. Да и кулисы перемещаются. В своём настоящем всматриваемся мы глубоко в прошлое, потому что оно прототипологично. Сцену вместе с нами развернёт, и всё возникнет в будущем. Возьмём такое существеннейшее явление, как власть. Аристотель, Цицерон, Платон, Макиавелли — с древних лет власть интересовала науку. А ведь по сей день на карте власти есть белые пятна. Да, мы исследуем технологии власти. И в этом смысле прошлое постоянно выпрыгивает в настоящем. Поэт сказал: «Хорошо, что случилось с нами, а не с теми, кто помоложе…». Так или иначе это повторится и в будущем. Готовы ли мы к этому? Готовим ли тех, кто помоложе?
4. Своим путём…
Машина наша — можно сказать, сквозь века. И как не парадоксально, с такой дистанции очень многое яснее и понятнее. То, что наблюдает невооруженным глазом среднестатистический современник, особого интереса для нас не представляет. В своей повседневности он прекрасно обходится без нас. Мы ему ни к чему. Так ему, по крайней мере, кажется. И переубеждать его в этом – не наше дело. Круг наших интересов — научный. Феноменальный. Вот, скажем, феномен некой субкультуры. Страшно интересно, хотя на него либо вообще не обращали внимания, либо оформляли этот взгляд надумано и невразумительно. А мы через века обращаем на него внимание, глубоко изучаем всё, что с ним связано. И даст Бог, увидим то, что почему-то (почему?) не заметили другие, хотя смотрели сто раз. Наше дело — вникнуть в это, разобраться в этом. По сути – открыть это. И не в чисто-академическом аспекте, не в порядке удовлетворения детского любопытства, а в связи с эффективностью практики жизни. И для позитивных в ней перемен. Ну, поскольку таковые вообще реальны.
Коснусь ещё раз общего. В конце концов, многие современники догадываются: вокруг творится нечто. И это нечто – скверно. Попросту – ложь. Сверху до низу и по всем диагоналям. И даже очень. И даже – очень. Оно конечно, не мы одни испытываем дискомфорт при таком наблюдении. Но обычно люди как-то уживаются с этим. Приспосабливаются к изнанке жизни. И однако же есть и другие, те самые немногие. Их умы и души протестуют. И прекрасно, когда этот настрой становится осмысленным, не приводит к отчаянью, находит протоки во вне. Сегодня в одиночку это сделать невозможно. И даже в сообществе себе подобных протестантов – тоже. И они приходят к нам. Это и есть наши кадры. Те самые, которые решают всё.
В числе прочих журнал спрашивает о самых памятных экспедициях. Трудность ответа в том, что непамятных не было. И не могло быть. У корпуса их – более сорока. Участие в пятнадцати и на моём счету. Самая из самых? Первая, конечно. Ну, как забудешь…Это был семнадцатый или восемнадцатый год. Олег Викторович тогда изучал феномен Каса Дамата, который создал в боксе трех чемпионов мира. Например, Майкла Тайсона. Изучение, как всегда, было глубоким бурением. Исходили из того, что чудес не бывает: создать олимпийского чемпиона и абсолютного чемпиона мира запросто-мимоходом нельзя. «Пришел-увидел-победил» — отковал трижды таких чемпионов — сказка для легковерных. И углубились в изучение феномена Каса Дамато. Выходило так, что этот человек нечто знал и умел. Не дожил до нашего времени. Ушел. И унёс это «Нечто».
Более того, он изменил Международную федерацию бокса. Заставил платить боксерам те деньги, которые, грубо говоря, собирались с общака. Потому что бокс — бизнес очень большой, и гонорары до определенного момента исчислялись тысячами долларов. Ему угрожали, требовали угомониться. Лишали тренерской лицензии. И всё же, всё же, всё же в итоге он вынудил эту федерацию платить в десятки и сотни, иногда в 1000 раз больше, чем до этого конфликта. То есть, изменил основные правила всей той мощной индустрии. Один человек — и победил, и трижды добился результата.
Феномен. И потому – предмет самого серьёзного изучения. Пошли от корней, от менталитета. От территории. От среды и условий. Кто предки-родственники? Где-когда родился? У кого-чему учился? С кем водился? Как пришел в бокс? И откуда есть пошел сам бокс? Из фехтования. Линия бокса выведена из испанского фехтования. Изучению подлежали трактаты по фехтованию. Замки, гербы на фасадах. Древние селения феодалов. И это – так, в нескольких словах. На деле – большая, очень большая экспедиционная работа. Олег Викторович определил и продемонстрировал сердечник неаполитанского фехтования.
Стало ясно – откуда все основные движения в схватках Тайсона. Но только после того, что проделана работа, была организована и проведена экспедиция, проанализированы её результаты. И тогда ещё живой Стив Лот – тот самый Стив Лот, который работал с Кассо Дамата и у которого жил Майкл Тайсон выслушал рассказ Олег Викторович и сказал кратко и громко: «Браво, маэстро!». Одной тайной на свете стало меньше. Феномен Тайсона в Касе Дамата.
5. Експедиция полна неожиданностей…
Или вот — португальская экспедиция. Чем она памятна? Эпидемия ковида. Она нас застала в экспедиции. То есть, на наших глазах закрывались границы государств. Вот мы как бы ехали в Португалию, проезжали Германию. И Германия закрылась, железный занавес. Проехали Францию. И Франция закрылась. Ну, как есть — железный занавес. Мы оказались в изолированном пространстве португальском, под Лиссабоном. Своего рода Малая Земля. Отрезаны – от Большой. Ковид косит людей. А время идёт. А работать-то надо. А дело-то делать надо. Припомните первые месяц-полтора или два чуть ли не всеобщей истерии, истерии, воплей в СМИ. Ситуацию сравнивали с бубонной чумой. С чем только ни сравнивали! И в этой мало вдохновляющей обстановке наша работа продолжалась. Планомерно, стабильно. Чётко. Что, конечно же, во многом связано с деловитой невозмутимостью главы корпуса, академика Мальцева Олега Викторовича.
И ещё, среди самых-самых, — Египет. Это уже относительно недавно. От Александрии. Вниз до Луксора и прочих городов. А меня с детства впечатлили мифы Египта. Друзья и родные делились о туристских поездках туда.Восприятие было сложным: вроде и не так уж далеко. А какая древность! И вот: возможна экспедиция в Египет. Египет! Тот самый, о котором столько всего сказано-написано-снято! По привычной со школы версии – чуть ли не месторождение цивилизации. Мягко говоря, оно не обойдено наукой, изобразительным искусством, художественной литературой. Кинематографом. Драматургией. Публицистикой. Вроде как исхожен-изъезжен вдоль и поперёк. Уж другие копали там, перекопали. Открывали-переоткрывали. Рассказали-перерассказали. Получали стипендии и транши. Защищали диссертации. Издавали тома. Казалось бы, что такого особенно нового там найдёшь? Нашли новое. И поставили под самые серьёзные сомнения старое.
Деталей пересказывать нет смысла. Их слишком много. Да и в «Вестнике Грушевского», других наших изданиях публикуются материалы всех экспедиций. Обозначим только вопрос, в числе первых вставший там перед нами: как это древние, на тысячи лет отставшие от нас в развитии, могли прочнейшим образом соорудить то, что нам и сегодня не под силу? Просвещённым землянам двадцать первого века! Во всеоружии мудрейшей науки и мощнейшей техники! Одолевшим земное тяготение и скорость звука-света! Проникшим в тайны генетики, молекулы и ядра! Овладевшим силой, могущей уничтожить всё живое на Земле за академчас! И даже, кажется, ступившим твёрдой ногой на поверхность Луны! А вот поди ж ты – не можем соорудить нечто подобное тысячелетним пирамидам. Даже просто скопировать-повторить наши самые «продвинутые» современники не могут. Почему? И как бы побаиваясь честного прямого ответа на этот вопрос, просто его не задают. А вот мы взяли – и задали. И, как говорится, ряд других вопросов, ответы на которые предполагают крутые повороты в традиционной науке. Кстати, это касается не только Египта и его как бы общеизвестных древних сооружений.
Что время от времени в любой науке что-то колеблется естественными переменами времени, не мы придумали. Да, возникают сомнения. Даже отрицания. История мировой науки содержит и подобное. Кто-то в прошлом ошибся. Случайно. Есть и умышленные аберрации. Настоящие учёные приветствуют критические отрицания: лишняя возможность проверить, перепроверить себя. И либо убедиться в своей правоте, либо честно признать ошибки. Авантюристы от науки, конечно, на такое реагируют иначе. Всё это тоже общеизвестно.
Мы же не покушаемся на чужое. Мы идём своей дорогой, делаем своё дело. И пусть люди для себя сами решают – логично, убедительно для них то, что мы делаем, или нет. Кому угодно придерживаться сложившихся сказок, давно не выдерживающих элементарной критики, — на здоровье. Мы не являемся контрсистемой. Нас интересует фактическое положение вещей. И в прошлом, и в настоящем. И как там, за горизонтом – в будущем. Из прошлого через настоящее – в будущее. Работаем с задним планом (помните Сонди?) и одновременно – и с передним планом. Видим чепуху-абракадабру? Называем её чепухой-абракадаброй. Или вот: встреча с тем, чего ещё не видели, не слышали. Нечто. Разворот на сто восемьдесят градусов. Где и что в истории имело место и время аналогичное-прототипологичное? Находим. Изучаем. Олег Викторович анализирует явление, определяет его прикладной смысл. Рождается методика технологии исследования. Заводится та самая машина пространства и времени. Позднее кто-нибудь тоже обратит внимание на это нечто. Ещё никто ничего не понял. А у нас уже есть решение. Мы – точнее и быстрее. Вот вам и будущее…
Константин Слободянюк, Член-корреспондент Украинской академии наук. Главный редактор газеты «Нераскрытые преступления», действительный член экспедиционного корпуса.
Подписывайтесь на наши ресурсы:
Facebook: www.facebook.com/odhislit/
Telegram канал: https://t.me/lnvistnik
Почта редакции: info@lnvistnik.com.ua