Часть 4
«Запорожские сиромахи … драли ляхов и жидов в
Польше так сильно, что ляхи
от страху кидали дома и жилища свои и
уходили до лясу, во внутреннюю
Польшу, до Варшавы, а жиды без вести
пропадали, и духу боялись Запорожскаго»
(«Устное повествование бывшаго запорожца Коржа»)
Исследователи утверждают, что гайдамачество изначально имело двойной характер – разбоя и сопротивления, имело неорганизованный и стихийный характер. В составе «своевольных куп» были народности и сословия Юго-Западной Украины, Речи Посполитой и даже калмыки.
В ватаги вступали крестьяне, мещане, мастеровые, чиншовые шляхтичи (платящие чинш, низшее дворянство), бездомные и мелкопоместные дворяне, управители имений, помещики и духовенство. При этом шляхтичи старались сохранить свое родовое достоинство и, поступая в гайдамаки, делали это, словно поступали в коронное войско, приезжая со слугами.
Дворяне составляли самостоятельные отряды или выезжали из своих домов периодически на разбой. Так, в 1751 году помещики Юхновские, переодевшись гайдамаками, и выкрасив лица сажей, напали с толпой слуг на имение своего соседа Рудницкого, изувечили его крестьян и ограбили двор. В 1750 году приор доминиканского Бышевского монастыря Фома Клюковский напал с отрядом своих надворных козаков на имение дворян Ленкевичей Новоселки и ограбил в нем шинок, выдавая свой отряд за гайдамаков и подражая их приемам при нападении.
Также в ватагах встречались «волохи» и «филипповцы» – молдавские переселенцы и российские раскольники. Волохи быстро срастались с местным населением в виду общей религии, а вот филипповцы, имея свои религиозные взгляды, размещались в отдельных слободах, не роднились с крестьянами и не примыкали к общему движению крестьянской массы, но не стеснялись поживиться при случае. Филипповцы не вступали в гайдамацкие отряды, они всегда действовали отдельно.
Среди гайдамак довольно часто встречались «выхресты», то есть крещеные евреи, которые воспринимали гайдамачество исключительно как прибыльное занятие.
Гайдамаками поляки называли всех, кто промышлял грабежом и разбоем, не различая простой криминал от идейно-политического движения. Ведь погром, разбой является неотъемлемой частью войны. Волынская летопись 1281 года указывает на обычай грабежа: «Кондратовы же не бывшу тогда в городе, и тако приступльше, взяша город. Закон же бяше в Ляхов таков: челядь не имати, ни бити, но лупяхуть. Городу же взяту, и поимаша в нем товара много и люди полупиша; и ятров свою облупи княгиню Кондратовую; и сыновицю свою облупи; и учини соромоту велику брату своему Кондратови».
Жители Левобережья поддерживали гайдамак, но были слишком заняты своими гражданскими интересами, поэтому редко отправлялись в походы, вместо этого они готовы были дать приют гайдамакам, снабдить их необходимым, снарядить в поход; в розыскных делах о гайдамаках очень часто встречаются сведения о том, что отряды организовались в Малороссии и особенно в киевской территории, или укрывались в этих областях, но сами жители малороссийских полков редко встречались и в числе пойманных гайдамаков. Следы личного участия жителей Левобрежья в гайдамацких набегах встречаются всего в 4-х актах.
Ни предписания российских властей, ни принимаемые временами скорее для вида меры запорожской старшины не могли остановить это движение. Тем более, что Запорожье постоянно пополнялось беглыми крестьянами, охотниками из Малороссии — предприимчивыми и энергичными. Крестьяне уже не бунтуют, а бегут в Сечь, а оттуда идут «погулять» запорожцами.
Желая оградить Россию от буйного запорожского товарыства и создаваемых ним проблем, русское правительство в течение 1743 – 1755 годов отделило запорожские степи от польской Украины цепью крепостей, тянувшихся от Днепра до Буга, и на порубежной полоске организовало Ново-Сербию и Новослободские поселения; скитавшимся по этим степям выходцам объявлено было, что они могут селиться на свободных землях и поступать в новоорганизуемую пограничную милицию. Действительно, поселения образовались, но на ход гайдамачества не повлияли. Наоборот, гайдамаки продолжали находить приют в этой стране среди редких поселений, и уже с 1751 года в числе их встречаются жители только что возникших Новослободских сотен: Цыбулева, Уховки, Крылова и т. д.
Генеральная карта от Киева по реке Днепру до Очакова и по степи до Азова с показанием Новой Сербии со Слобоцким казачьим поселением и с Украинскою линией, также Турецкой области и Польского владения с Российскою Империею границы (Скальковский А. Хронологическое обозрение истории Новороссийского края. – Одесса, 1836, приложение к 1-му тому).
Народные массы всячески поддерживали гайдамак. Не только отдельные личности из числа крестьян, мещан и т. д. состояли в связи с гайдамаками, но нередко целые села обвинялись в том, что знали о присутствии гайдамаков, и не только не доносили о них ни в панский двор, ни в уряд, но, напротив того, старались оказать им возможное содействие. Находящийся в пути отряд гайдамаков обращался в первое встречное село за съестными припасами, и никогда не встречал отказа; крестьяне, мещане, пасечники и т. д. снабжали их хлебом, мукой, пшеном, сушеной рыбой и т. п.; иногда сам войт сельский обходил хаты поселян и собирал провизию для гайдамаков; иногда крестьяне высылали в лес навстречу им съестные припасы, временами гайдамаки являлись целым отрядом в село и крестьяне ставили им обильное угощение.
Гайдамаки в случае неудачи и погрома при помощи местного населения немедленно рассеивались и исчезали бесследно на глазах преследующей их команды. «Гайдамаки исчезают так быстро, что наши отряды не могут найти их следа, словно в землю уходят», — доносил один из польских офицеров. Только в редких случаях удавалось открыть их пристанище или следы их бегства, и в этих случаях ясно было участие местных жителей в их исчезновении: то оказывалось, что они на пути ночевали в том или другом селе; то они скрывались в лесных пасеках и хуторах, то находили их изморенных лошадей в крестьянской усадьбе, то в мещанском хуторе появлялись внезапно, будто вновь нанятые, парубки, которые при расследовании оказывались беглыми гайдамаками. Нередко сами помещики и их приказчики принимали гайдамаков в свои слободы и под защитой помещичьей власти оставляли их на жительство в своих селах. Часто степные удальцы, пространствовав все лето на гайдамацком промысле, зиму проводили у родственников или знакомых по селам, заведомо собираясь весной опять откочевать в степь. После удачного похода, прежде чем разойтись, гайдамаки останавливались в попавшемся на пути селе или хуторе, делили добычу и, нередко, укрывали ее у местных крестьян. В случае поимки не раз неведомые пособники облегчали пленникам бегство из тюрьмы.
Итак, гайдамаки выходили на промысел весной и возвращались осенью, как и чумаки.
Все универсалы региментаря Украинской партии об истреблении и поимке гайдамак игнорировались местным населением. Польская власть была абсолютно неспособна навести порядок, установить мир и обеспечить благополучие на Украине. Держалась же Польша только беспорядком, чем не переставала кичиться.
В самом Киеве мещане встречали гайдамаков с полным сочувствием, предоставляли им жилье, снабжали на свой счет хлебом, оружием, деньгами, иногда даже сами принимали участие в походах; после совершения похода они укрывали добычу, помогали в ее распродаже, принимали часть ее в подарок и т. д. Заодно с мещанами действовали и другие городские обыватели: церковные причетники, мелкие чиновники различных управлений и даже солдаты русского гарнизона. Хотя русские власти старались прекратить подобного рода связи, но, при всеобщем сочувствии к гайдамакам городского населения, пресечь их было невозможно. К тому же в юридическом отношении гайдамаки были в Киеве защищены широким самосудом, которым пользовался местный магистрат в силу привилегии на магдебургское право. Арестованные военной властью подозрительные люди препровождались на суд магистрата, в городскую тюрьму, но магистрат почти всегда находил обвинение подсудимых недоказанным, и освобождал их из-под ареста или выдавал мещанам на поруки. Иногда дело в магистрате затягивалось надолго, арестанты за это время убегали из плохо охраняемой городской тюрьмы; только в редких случаях, при особенной настойчивости русских властей, подсудимые приговаривались к известному наказанию и с мещан взыскивалась переданная или проданная им добыча. Жители подгородных слобод, подсудных магистрату (особенно Преварки), нередко обвинялись не только в укрывательстве гайдамаков, но и в участии в их походах; на что магистрат или вовсе не учинял исков по жалобам, поступавшим от пострадавших шляхтичей, или вел эти дела крайне вяло и уклончиво.
Еще более сочувственную поддержу находили гайдамаки среди братии многочисленных киевских монастырей. Иноки видели в действиях гайдамак возвышенную миссию борьбы за веру. В Киев, как в центр религиозной жизни края, стекались повседневно жалобы насильно обращаемых в унию православных жителей Юго-Западного края; туда приезжали под защиту митрополита изгнанные из приходов униатами, лишенные крова и имущества, часто жестоко оскорбленные или изувеченные сельские священники; весной являлись на поклонение киевским святыням, несмотря на запрет шляхтичей и через польские военные кордоны, многочисленные толпы богомольцев из Юго-Западного края, приводившие иноков в ужас рассказами о страданиях, претерпеваемых ими на родине из-за преданности православию.
Митрополит и высшее духовенство прилагали свои старания для защиты православных в виде жалоб и ходатайств российским властям. Монахи же смотрели на гайдамацкое движение, как на средство более верное и скорое для достижения той же цели. В их глазах каждый гайдамацкий отряд, отправлявшийся за рубеж Речи Посполитой, шел восстановливать правое дело, наказывать святотатское оскорбление церкви, жертвовал собой за попранные религиозные права своих единоверцев и сограждан.
К тому же монастыри владели обширными поместьями в Киевском округе, которые управлялись одним или нескольким братиями – городничими, и где гайдамаки находили пристанище и надежное укрытие.
Весной приходившие в Киев богомольцы–крестьяне примыкали к гайдамакам. В Киев также спешили запорожские и гайдамацкие ватажки. Эти лица старались причислиться к одному из киевских монастырей в качестве послушников, слуг и работников; чаще всего они отправлялись в монастырские угодья в качестве лесничих, шинкарей, ремесленников, рыболовов или просто поденщиков, для исполнения полевых работ; здесь они старались разузнать нрав монастырского управителя, иногда переменяли несколько раз место жительства, и, наконец, встретив сочувствующее им лицо, немедленно приступали к составлению отряда для похода за польскую границу.
На землях киевских монастырей в разное время были организованы гайдамацкие отряды – во владении Киево-Печерской Лавры в Василькове и в прилегавших к нему селах; на пасеках и хуторах монастырей Киево-Софийского, Михайловского, Кирилловского, Межигорского, Пустынно-Николаевского, Братского, Выдубицкого и Иорданского.
Преследуемые в 1747 году российскими войсками гайдамаки укрылись во владениях Киево-Братского монастыря.
В 1750 году монахи Киево-Софийского и Михайловского монастырей приютили атамана гайдамак, позволили ему набрать отряд, снабдили едой, оружием, порохом и свинцом, и благословили образом отряд перед выездом.
Отряд в ответ передавал через крестьян в монастырь часть добычи, наказывал раскольников, нападал на униатских священников и разорил официала униатской Радомышльской митрополии Примовича. Возвратившись из похода, они опять пользуются покровительством монаха, которому вручают в подарок церковные облачения униатского официала. В 1762 году управляющий лесами и хутором Киево-Братского монастыря чернец Гедеон передерживал в монастырской усадьбе гайдамаков всю зиму, затем весной позволил им собраться в числе около 40 человек, укрывал их в леднике, снабжал хлебом и оружием и несколько раз отправлял в поход.
Значительный контингент гайдамак составляли запорожцы, осуществляя военное и политическое руководство ними. Слабо себе представить, что те, кто устраивал государственные перевороты, держал в страхе крымского хана, кто считал своим все, что завоевано мечом, все, что еще в 14 веке было даровано королем за военные заслуги, все, за что буду спорить с императрицей в 1775 году до последнего, все это просто отдастся Польше. А там они еще и цыбульку посадят…
Максимович М.А. прямо пишет, что гайдамаками сначала называли сами себя запорожцы. Название гайдамак было неофициальным, поэтому не следует искать его в деловых бумагах Сечи 18 века, когда имя это принадлежало уже гультяям, промышлявших разбоем, когда козацкая старшина уже была ответственна перед российским правительством за удаль своих низовых молодцов. Но в прежние времена, когда никто никого не спрашивал за удальцов, название это было отличительным эпитетом запорожцев. И приводит письменные сказания: «На Тясмине реке козаки станом стояли: рвом и валом окопались; всего 20,000. Первым отрядом тремя полками командовал гетьман (Наливайко); на переду стоял. А ниже на право полковник Лобода и обозный. А ниже на лево полковник Опара и асаул; а ниже в гаю Гайдамаки в таборе»; «и егда поспели до Хмельницкого Вовгуревские ратники с атаманом Лисенком и Гайдамаками». Наливайко – это 1597 год, Хмельницкий – 1654. В народной песне о Сулиме (1633) находим:
«Ой в городе в Батурине дзвони задзвонили,
То козаки Гайдамаки у раді радили,
Пан Суліма, пан Суліма козаков збирає,
Дай усім тим Гайдамакам він так промовляє;
Товариші Гайдамаки, чиніть мою волю!
Счо нам треба одплатити Вкраїнську недолю».
Поэтому вполне закономерно после возвращения из Алешек в 1734 году на территорию своих вольностей Запорожье приняло активное и явное участие в восстаниях.
Необходимо различать разбой под видом гайдамак и само гайдамачество как движение, имевшее религиозно-политическую основу. Но у запорожцев и разбой имел эту основу. В «Устном повествовании бывшаго запорожца Коржа» повествуется о сиромахах – холостых запорожцах на Сечи, которые спустив все заработанное, «неизбежно простираются и до дальняго распутства и отваги самовольно, а воля и отвага: или «мед пье или кандалы тре», по пословици. И когда уже сиромаха доходила до такого состояния, то неудержно сии шалуны пускались великими шайками на добычу, и начинали красть, грабить и убивать. Ибо они грабили чумаков на великих шляхах, делали разбои над проезжими купцами и драли ляхов и жидов в Польше так сильно, что ляхи от страху кидали дома и жилища свои и уходили до лясу, во внутреннюю Польшу, до Варшавы, а жиды без вести пропадали, и духу боялись Запорожскаго. Между сими Запорожскими шайками у каждой были «Ватажки» или Отаманы, которых они по своему называли «Характерниками» т.е. такие волшебники, що их ни какое огненное оружие, ни пуля, ни пушка умертвить не может; … и «Ватажок» так очарует всех в доме, что никто из них не услышит и не увидит ни единого козака из его шайки, и тогда они уже берут що хотят и возвращаются в Сечь».
Шайка выходила на дело за ведомом куреня, потому что когда ватажок просил у куренного козаков, то слышал от него следующее: «ну братчику, гляди-ж, щоб ты якого козака не утратив; то тоди уже и до куриня не вертайся; сиречь: крадь, да кинци ховай». Если преступники попадались, то казнились на Сечи. Не подтвердил ватажок-характерник своего характерничества – нечего позорить имя запорожца. Поэтому, вероятно, и существуют данные о том, что на Сечи были казнены пойманные гайдамаки, или это могли быть гуляки под именем гайдамак.
Скальковский А. приводит следующее: «Что за беда, говорили Кошевому батьки-атаманы куренные, что Ляхам и Жидам достается от наших гультяив, досталось колысь и нам от этой нехристи». Поляки, хоть и были католиками, но так несли на Украину свет униатской церкви, что захлебывались собственной кровью весь 17 и первую половину 18 века.
«Устное повествование», изданное в 1842 году, ведется от имени Коржа Н.Л., родившегося в 1731 году и хорошо помнившего своего отца, прожившего 115 лет, деда, прожившего 89 лет, которые были запорожцами. Многое о Запорожье Корж слышал от деда и отца, а сам взрослым был очевидцем событий второй половины 18 века.
Опытные в военном деле, особенно в партизанской войне, и, как видим, в характерничестве (как уровне мастерства, ловкости, дерзости) запорожцы планируют походы, руководят отрядами, устраивают на своей территории сборные пункты для беглых крестьян и постоянное место для организации и вербовки гайдамак. И обучают гайдамак.
Уже в 1735 году запорожцы открыто участвуют в гайдамацких отрядах. Возможно, их участие было и до того, но в форме скрытой – в виде организаторов и эмиссаров. С 1709 года, когда Петр І запретил запорожцам находится в Сечи за содействие Мазепе, они переместились частично в Алешки (современная Херсонская обл.) и в Молдавию. Условия «эмиграции» не позволяли собирать и обучать гайдамак.
Допрошенные в 1762 году гайдамаки указали, что пришли на Сечь, где чумаковали, затем остались козаками. Из биографии гайдамацких атаманов и простых гайдамак следует, что еще детьми они попадали на Сечь, ставали чумаками, потом гайдамаками.
Военные походы, чумачество и гайдамачество часто чередовалось на Сечи. Гайдамаки не забывали свою прежнюю профессию и во время восстаний – забирали у купцов коней и продавали их.
В наказе Коша, поданном на Комиссию Уложения в 1767 г. (временный коллегиальный орган в России XVIII века, который созван Екатериной ІІ был для систематизации законов, вступивших в силу после принятия Соборного уложения 1649 года) прямо говорится о том, что большинство запорожцев, принятых на службу, «по желанию их и по волности… идут в Малую Росию, в Полшу, в Волощину и тамо женятся». Войско Запорожское Низовое в своем наказе просило, чтобы эти запорожцы официально числились «под владением и командою Коша войска запорожского низового». Из этого наказа виден механизм экспансии и внедрения на сопредельные территории.
А на запросы российского правительства кошевой атаман всегда отвечал в стиле «я не я и хата не моя»: угнанных гайдамаками коней у нас нет, гайдамак у нас нет, кто такие – нам не известно, а список всех запорожцев предоставить не можем, потому что всех по именам не помним.
«Обычаи запорожцев чудны, поступки хитры, а речи и вымыслы остры и большею частью на насмешку похожи» — так говорил сам бывший запорожец Корж.
На территории Вольностей Запорожских находились постоянные базы гайдамак. Местность эта была менее заселенной, более привольной и удаленной от центров управления – от устья Тясмина в Днепр до устья Синюхи в Южный Буг. Это линия по северным границам современных Николаевской, Кировоградской, Черкасской, Запорожской областей.
То есть можно предположить, что на территории Вольностей Запорожских, в бескрайних и необозримых степях, в глубоких оврагах (балках), в лесах, на островах Великого Луга (течение Днепра ниже порогов – более 2000 га, сейчас затопленное Каховским морем) существовали центры подготовки гайдамак. Одно дело — бой в степи, другое – в лесу, третье – в городе.. Еще высадка отряда на берег – бывали и такие вылазки, когда гайдамаки шли на лодках. Кстати, по сей день в военных учебных заведениях бой в лесу и бой в городе обозначаются, как наиболее сложные и с большим числом неизвестных.
Великий Луг, 1894. Между Днепром и Конкой. Территория затоплена в 20 веке Каховским морем
С западной стороны к этой полоске примыкали пустынные татарские земли. От Тясмина тянулись леса — Кучманский, Черный. Переправившись через Буг, отряд растворялся в лесах и поляки не могли их обнаружить: «между Уманем и Лебедином нет никакой возможности оберегать страну», — доносил гетману один из региментарей Украинской партии польского войска. Но кроме таких удобных географических условий запорожские степи и по многим другим причинам составляли излюбленное место организации гайдамацких отрядов. Степи эти сыздавна служили убежищем для беглого, бродячего, неоседлого населения; люди эти находили временный заработок, нанимаясь рыболовами на богатые рыбные промыслы, устроенные запорожцами и турками вдоль больших рек и морского берега, пастухами и пчеловодами в запорожских хуторах и зимовниках, то они поступали прислугой к запорожским товарищам, перевозчиками на войсковые гарды и перевозы. Довольно было кликнуть клич любому отважному братчику, задумавшему «поход на ляхив», чтобы собрать по рекам и зимовникам значительную ватагу бездомного люда, рассчитывавшего после похода найти опять безопасное пристанище и прежние средства для существования в обширных степях Новороссии.
Притом, в необозримой степи никто не мог ни найти, ни ликвидировать ватаги, поддерживаемые рядовым запорожским товариществом. Таким образом отряд в сотни, а то тысячу и более человек организовывался без трудностей. Здесь ватаги состояли под начальством ватажков-запорожцев, опытных в военном деле, были снабжены относительно хорошим вооружением и лошадьми, угнанными по большей части из пограничных татарских табунов, иногда принимали даже стройный вид войска, запасаясь знаменами и пушками.
Все рапорты польских офицеров о появлении более крупных гайдамацких отрядов указывают на берега Тясьмина, Синюхи и Выси и называют исходными точками их походов Крылов, Крюков, Ирклею, Лебедин, Ингуль, Калниболото, Тарговицу, Запорожский Гард, Саврань и, наконец, Татарскую степь.
Первая забота отряда состояла в необходимом запасе лошадей и оружия. Небольшие отряды на Киевщине и в Малоросии добывали снаряжение при помощи местного населения. Для степных же отрядов недостаток лошадей, пороха и оружия были причиной откладывания похода. В таком случае все необходимое добывалось в вылазках в ногайские кочевья или в панские имения за лошадьми, угонялись целые табуны. Иногда лошади и оружие приобретались еще более рискованным образом: несколько, почти безоружных, гайдамаков подкрадывались к границе и, пользуясь беспечностью польских войск, старались захватить врасплох отдельных солдат или офицеров, иногда даже целые отряды, и завладеть их лошадьми и вооружением.
Бывало, что гайдамакам не удавалось вооружиться полностью, тогда они добывали необходимое в походе. Даже в случае отступления гайдамаки настолько дорожили добычей, что не расставались с табунами лошадей. В случае, когда гайдамаки не имели военного превосходства, они перерезали всех слабосильных лошадей, а с остальными прорывались с большим риском и успевали убежать в лес, преследуемые жолнерами по пятам.
Перед выходом гайдамаки выбирали ватажка, батька. Кроме личной храбрости, находчивости и опытности командир должен был знать местность проведения будущих операций.
В большинстве случаев гайдамаками заблаговременно принимались меры для получения информации и ориентирования. В состав отряда старались навербовать побольше уроженцев избранной в данном случае для похода территории и собрать о ней побольше сведений от крестьян и мещан, отправлявшихся в запорожские степи с торговой целью, или попадавшихся навстречу отряду во время самого похода.
Но были еще два приема, исключительно выработавшиеся в гайдамацкой практике. Первый состоял в том, что гайдамаки, попав в неизвестную местность, немедленно старались запастись проводниками из местных жителей. Крестьяне и встреченные путники в большинстве своем шли в проводники добровольно, некоторых заставляли силой. Такими невольными проводниками становились часто шляхтичи, евреи, купцы, ремесленники, гулявшие по лесу домашние учителя и т.д. Таковым был даже сам Радомышльский губернатор Притыка, благодаря невольному участию которого гайдамаки вламываются в его собственный замок; то встретившийся на дороге «урожоный пан Стефан Хадаковский», то, наконец, дворянин Гружевич, двор которого ограбили гайдамаки и затем заставили хозяина довести себя до ближайшей переправы через Припять.
Довольно часто отряд гайдамак «гулял» по совершенно неизвестной ему местности несколько месяцев, и, благодаря проводникам из местных крестьян, не только двигался по намеченному направлению, но и ускользал от военных отрядов, заставал врасплох панские дворы и польские отряды и успешно нападал на них. Иногда крестьяне уходили сами в степь навстречу гайдамакам, чтобы служить у них проводниками.
Крестьяне, мещане доставляли гайдамакам продукты и просили их связать и так провести через все село, имитируя захват. Так проводник проводил гайдамак на значительное расстояние и, затем, когда шляхтичи заставляли вести погоню за гайдамаками, отводили последнюю в противоположную сторону.
Таким образом отряд странствует очень долго – от нескольких недель до полугода и более, беспрестанно меняя вожатых.
Другой прием, употреблявшийся по преимуществу крупными гайдамацкими отрядами, состоял в посылке вперед разведчиков, которым поручено было удостовериться о зажиточности панов, о расположении польского войска, о предусмотрительности или беспечности гарнизонов в замках и местечках и т. п. Такие разведчики отправлялись иногда под видом торговцев, будто бы ездивших для покупки лесных или сельских продуктов, в других случаях они направлялись в знакомые села как бы для свидания с родными, иногда странствовали в качестве нищих, или поденщиков и т. д. Многие из них попадали в руки военной и помещичьей полиции и приговаривались к виселице, но уцелевшие успевали исследовать местность и доставляли своему отряду весьма точные о ней сведения.
Главное препятствие при переходе через границу составляли русские форпосты, расположенные вдоль пограничной черты и зорко следившие за движениями отрядов, появлявшихся из степи; в силу распоряжений высшей власти они должны были не только не допускать их перехода через границу, но и стараться рассеять отряды и арестовать всех подозрительных, беспаспортных людей, входивших в их состав, доставлять их по принадлежности в руки подлежащих властей. Потому гайдамаки поджидали ночи и, выбрав место между двух форпостов, с возможной быстротой направлялись к порубежной речке: Выси, Синюхе или Тясьмину, переправлялись через нее вброд и исчезали немедленно в лесной полосе по ту сторону границы. Затем они продолжали путь лесом, подвигаясь вперед как можно скорее и избегая всяких встреч до того времени, пока присутствие их не сделалось известным местным жителям, тогда только они спешили скорее напасть на ближайшие дворы и местечка. Иногда с удивительной быстротой и таинственностью они успевали проникнуть весьма далеко от границы вглубь страны лесами — более 200 верст. Вообще, во время походов гайдамаки считали необходимым условием успеха быстроту передвижения своих отрядов, что и заставляло их особенно дорожить хорошими лошадьми. Быстрота их походов действительно ставила в крайне затруднительное положение польские власти и начальников польских отрядов. Из многочисленных актов видно, что последние, в огромном большинстве случаев, могли только констатировать совершившийся факт нападения на ту или другую местность, весьма редко удавалось им настичь грабителей на обратном их пути и почти никогда они не были в состоянии предупредить нападение. Более мелкие отряды гайдамаков, особенно те, которые выходили из Киевского округа, где труднее было запастись лошадьми, прибегали к другому способу передвижения, представлявшему еще более удобств для сохранения таинственности в походе: гайдамаки старались завладеть некоторым количеством лодок на одной из более крупных рек и, затем, скрываясь днем в прибрежных камышах, ночью с возможной быстротой подымались вверх по течению и, удалившись на значительное расстояние от места своего выхода, высаживались на берег и начинали свои похождения. Так, в 1750 году небольшой отряд ватажка Ивана Подоляки, сформированный в Киеве, поплыл вверх по Днепру и Припяти и высадился только за 250 верст, в окрестности Мозыря, где, разумеется, появления гайдамаков шляхтичи вовсе не ожидали.
Дорожа свободой и быстротой движений, гайдамаки должны были отказываться от всякой лишней тяжести, поэтому отряды их никогда не сопровождались обозом. Отправляясь в поход, гайдамаки заботились о провианте только на один или два дня похода, затем продовольствие получали на месте. Более мелкие отряды ограничивались теми съестными припасами, которые доставляли им крестьяне, или которые попадались при случае, во время нападения на дворы или на проезжих. Но если в отряд входило несколько сот человек, то такой способ был недейственным. В таком случае гайдамаки старались нападать на более крупные экономии, угоняли целые стада быков, овец и т. д. и завладевали значительными запасами хлеба. Донесения и жалобы на угон скота встречаются очень часто. Они, помимо причиняемых убытков, особенно тревожили шляхтичей потому, что служили указанием на то, что в страну вступила очень многочисленная гайдамацкая партия. По количеству угнанного скота начальники польских команд судили о многочисленности отряда, против которого им приходилось действовать. Так, в 1737 г. поляки обвиняли в крайнем легкомыслии офицера Скоржевского, наткнувшегося на отряд гайдамаков в 600 человек и разбитого ими наголову, указывая на то обстоятельство, что он видел стоянку гайдамаков, на которой лежало до 40 штук убитых быков, и, тем не менее, поверил рассказам надворных козаков, утверждавших, что партия гайдамак не превышает числа 50 человек.
Исходя из свободы и скорости передвижения, гайдамаки очень дорожили лошадьми и оружием. Во время грабежа они старались захватить деньги, металлические вещи и ценные одежды, не обременяя себя громоздкими предметами. Добыча сваливалась в мешки, которые грузились на вьючных лошадей. Лошади эти, привязанные друг к другу, следовали в средине отряда. Вся вереница называлась «батовня». В безопасном месте гайдамаки приступали к дележу, который назывался «паеванием». Деньги, серебряные и золотые вещи, оружие, лошадей и одежды распределяли на столько равных частей, сколько было уцелевщих членов отряда, и каждый получал свой пай. Если случалось так, что некоторые предметы превышали величину пая, то их сообща оценивали и тот, кто получал предмет в собственность, должен был уплатить излишек остальным пайщикам. Судя по сохранившимся в актах указаниям, при дележе добычи ватажок получал пай, равный со своими подчиненными. После паевания гайдамаки разъезжались из отряда и каждый, по личному усмотрению, распоряжался своей долей добычи, поэтому, если польским или русским властям удавалось арестовать или уличить отдельных лиц в участии в гайдамацком походе, то возможно было возвратить только незначительную часть добычи, принадлежавшую данному лицу, да и та по большей части оказывалась уже весьма неполной. Бывали также случаи, когда гайдамаки, оставившие отряд, попав в трудное положение и боясь ареста с поличным, закапывали добычу в намеченном месте — в лесу или на поле, иногда они пытались увезти ее через границу Речи Посполитой под видом товара.
Отряды польского войска, будучи не в силах предвидеть нападение и задержать гайдамак, старались при каждом набеге захватить отряд с добычей. Поэтому гайдамаки встречали сопротивление только на обратном пути. Почти всегда им удавалось уйти. Но бывали и бои, от которых гайдамаки старались уклониться до последнего. А в таком случае, понимая, что превосходящие силы противника могут их разбить, а их ждет виселица в лучшем случае и жуткие пытки в худшем случае, гайдамаки принимали бой и дрались с особым ожесточением, одерживая победу. По словам поляка современника, гайдамаки, «зная, что в случае поимки им угрожает мучительная смерть, защищались постоянно до последней крайности; обыкновенно нужно было выставить отряд в 200 — 300 и более человек нашего войска для того, чтобы осилить 50 гайдамаков; равному или незначительно только превосходящему их числом войску они никогда не уступали».
Если же силы гайдамак превосходили силы поляков, то они даже старались вызвать на бой отдельные польские отряды.
Так, в 1736 году, сильная партия гайдамаков, овладевшая Чигирином, прислала в главную квартиру польского региментаря письменный вызов на бой; затем, после нескольких стычек с переменным успехом, гайдамаки заставили региментаря отступить от границы, овладели полем последнего сражения и похоронили торжественно, с военными почестями, убитых в стычке товарищей.
Гайдамаки применяли приемы партизанской войны. Преследуемые погоней, не рассчитывая убежать от нее, они разделялись на несколько партий; наткнувшись на слишком сильный отряд, особенно если это случалось в лесу, гайдамаки немедленно бежали врассыпную и, пробежав значительное расстояние, собирались в условленном пункте; в других случаях они устраивали в лесу засеки, и защищались в них продолжительное время; наконец, если отряд гайдамаков был очень многочислен и хорошо вооружен, то он в начале похода устраивал «кош», т. е. укрепленное сборное место, из которого отдельные отряды разбегались для нападений на близлежащие местности, и в которое они возвращались, в случае погони, под защиту главных сил своего сборища.
Тактику «распыления» отряда в разные стороны использовали также татары, что подробно описано у Г.Л. Боплана в его «Описании Украины».
В зависимости от величины отряда гайдамак организовывались и акции: мелкие отряды грабили купцов, дворы мелкой шляхты, крупные отряды брали местечки и замки. Встретившихся на пути неправославных связывали и держали под караулом в овраге до отхода отряда, с православных брали клятву о неразглашении сведений.
После взятия местечка гайдамаки следуют одним и тем же приемам: они предают смерти шляхтичей, католических священников и евреев, стараются разорить костелы и истребить канцелярии и вообще все попадавшиеся им под руку документы, и уносят все более ценные и более подвижные предметы из имущества, доставшегося в их руки. В этих приемах и отражаются все характеристические черты гайдамацкого движения: протест сословный против привилегированных сословий, протест религиозный против насильно навязываемого вероисповедания, протест политический против юридического и общественного строя, нарушавшего исконные стремления народонаселения и, наконец, разбойнические формы, которые должен был принять этот протест, не находя более легальных и гражданских путей для своего проявления.
Обыкновенно первой жертвой, которая предавалась смерти гайдамаками, был «губернатор» (управляющий) или сам владелец взятого замка, затем члены его семейства, слуги, жолнеры и гости; потом истребляли все еврейское население местечка, не успевшее заблаговременно найти себе безопасного убежища, но особенно тщательно разыскивали гайдамаки католических священников, увечили их, чаще убивали, врывались в костелы и производили в них всевозможные бесчинства; в постановлении сеймика Киевского воеводства, состоявшегося в 1750 г., содержатся следующие жалобы дворян по этому поводу: «Своевольные люди с начала весны совершают набеги из Сечи, из Киева и из монастырей, лежащих в окрестностях этого города; они не только посягают на жизнь и имущество шляхтичей, но, желая опозорить католическую веру, опустошают Божьи храмы и проливают кровь священнослужителей. Всем известно, что своевольные козаки из Гарда, неожиданно овладев Уманью, убили жестокой смертью на церковном кладбище этого города брацлавского официала и местного приходского священника; костел они ограбили, причастие выбросили из чаши, а потом весь город сожгли, …в последнее время в Летичеве напали ночью на монастырь отцов-доминиканов, славящийся во всем нашем крае чудотворной иконой Богородицы… и монахов жестоко перебили».
Если в действиях своих по отношению к костелам гайдамаки руководились побуждением оскорбленного религиозного чувства, то негодование против чуждых народу юридических шляхетских порядков высказывалось в их обращении с документами, которые попали им в руки в числе другой добычи. Юридические бумаги в глазах гайдамаков составляли оформленные письменные основания того строя общественной жизни, который они признавали беззаконием и насилием: на основании этих бумаг шляхтичи завладели землей, некогда принадлежавшей козакам, городским и сельским общинам; с бумагой в руках шляхтич отправлялся отыскивать беглых крестьян, в бумаги вписывались допросы гайдамаков и смертные на них приговоры, словом, во всех самых трудных обстоятельствах жизни юридическая бумага являлась необходимым условием, завершавшим гнетущие крестьянина обстоятельства, и никогда она не служила орудием для его защиты и покровительства. Понятно потому то злорадство и, по-видимому, бесцельное усердие, с которым гайдамаки разыскивают и истребляют все, попадавшиеся им, акты и документы – архив князя Любомирского, документы дворянина Буяльского, шляхтича Зубрицкого, архив всего Брацславского воеводства в Виннице.
Требуя увеличения войска для борьбы с гайдамакам, шляхта возложила его содержание на население. Начался беззаконный сбор провианта, взыскивание различных поборов и контрибуций, сбор торговых пошлины с проезжих купцов. Частные лица нанимали у наместников хоругвей отряды для заездов и нападений на дома соседей, причем солдаты живились грабежом не хуже гайдамаков; часто, под предлогом поимки последних, солдаты врывались во встречное село, истязали крестьян, пытками принуждали выдавать себе имеющиеся у них деньги и заключали их с этой целью в тюрьму.
Созданная из козаков надворная милиция, подчиненная знатным и богатым старостам, не особо ревнительно относилась к своим обязанностям. Козаки с трудом решались преследовать свою братию, гайдамаков, и действовали против них серьезно только тогда, когда дело происходило на глазах у начальников польского войска; «если же дело происходило вдали, на стороне, то они, подобно волку, встретившему собаку, рожденную от кобеля и волчицы, только обнюхивали друг друга и спокойно расходились каждый в свою сторону». Надворные козаки только в таком случае обнаруживали некоторое усердие в преследовании гайдамаков, когда рассчитывали отнять у них богатую добычу; потому они никогда не преграждали им пути, когда гайдамаки весной врывались в страну; зато осенью, когда, по их соображениям, гайдамаки возвращались обремененные богатой добычей, надворные козаки старались настичь их отряды и захватить эту добычу, причем в сражение они вступали только в случае упорного сопротивления гайдамак в бесплатном дележе добычи. На отнятую добычу козаки смотрели, как на свою законную собственность, и шляхтичи могли рассчитывать на возвращение им пограбленного гайдамаками имущества не иначе, как только предложив козакам значительный выкуп.
То есть от 6 до 9 месяцев гайдамаки беспрепятственно «гуляли» по польской территории Украины. Без содействия и помощи местного населения (которое обеспечивало гайдамак продуктами, фуражом, оружием, порохом, осуществляло разведку, давало приют, обеспечивало схрон добычи и продажу добра) такая задача невыполнима. Так что не прав многоуважаемый мною А. Скальковский, сей «Геродот Новоросии», говоря о гайдамаках как о шайке негодяев, невежественных и имеющих исключительно корыстный мотив для грабежа; как о пятне на Запорожье. Не согласен с ним и Максимович М.А. в этом вопросе.
Надворные милиции представляли довольно сомнительную защиту против вторжений гайдамаков, с которыми они к тому же были связаны многочисленными узами происхождения, вероисповедания, общности взглядов и интересов.
После восстания 1734 года крупные землевладельцы стали даже зазывать гайдамак в свою надворную милицию. Были созданы несколько козацких полков из гайдамак, принявших присягу на верность Речи Посполитой.
Речь Посполитая была бессильна остановить оружием развитие гайдамацкого движения. Не более удачны были в этом отношении попытки шляхетского общества действовать путем судебных преследований, административных мероприятий и политических сношений.
Польша начала задерживать и казнить запорожцев. Так, в 1730 году в Брацлавском воеводстве губернаторы переловили и казнили смертью до 300 запорожцев, ездивших по торговым делам или для свидания с родными. В 1738 году в Немирове повешено 18 запорожцев, явившихся в Саврань для покупки хлеба; в том же году 102 запорожца, закупавшие хлеб в Умани, были захвачены предательски губернатором Табаном, зазвавшим их к себе на пир, и казнены в качестве гайдамаков; подобные факты упоминаются в 1740, 1741 и 1750 годах в Умани, Чигирине, Смелой и т. д. Вместе с тем, под предлогом погони за гайдамаками неоднократно начальники польских команд и помещики с надворными милициями переправлялись в Запорожские земли и, вместо гайдамаков, не имевших оседлости, грабили запорожские зимовники, села и хутора. Так, в декабре 1742 года отряд польского войска перешел границу и захватил полковничью запорожскую стоянку на р. Буг; жолнеры убили несколько человек запорожцев, других, в том числе и есаула, ранили или взяли в плен, сожгли полковничий зимовник и угнали множество скота и лошадей. Такой же набег повторен был весной следующего года по распоряжению региментаря Украинской партии Нитославского. Польская команда перешла Синюху у Тарговицы, расположилась лагерем на реке Мертвые Воды (Мертвовод в современном г. Вознесенск Николаевской области), притоке Ингула, и занялась истреблением запорожских зимовников, лежавших по соседним речкам и балкам, и угоном из них лошадей и скота. В промежутке времени с 1744 — 1749 полковники надворных уманских козаков Ортынский и Закржевский врывались несколько раз в Запорожские степи, разоряли и грабили зимовники, угоняли табуны и убивали попадавшихся в степи и зимовниках запорожцев и пастухов.
Внешних врагов Польша не имела. Дворяне скучали, а человеческая жизнь была такой дешевой, потому что не имела спроса, а предложение превышало спрос, вот польская шляхта раздувала, сама того не понимая, опасную искру, которая превратилась в страшный пожар, в катастрофу 1768 года, которая имела одним из последствий раздел Польши в 1795 году Россией. Так или иначе, прямо или опосредовано, но Запорожье даже после ликвидации Сечи в 1775 году достигло своей цели – существование Речи Посполитой прекратилось.
Литература:
- Антонович В. Исследование о гайдамачестве. – Моя сповідь: Вибрані історичні та публіцистичні твори/Упор. О. Тодійчук, В. Ульяновський. Вст. ст. та коментарі В. Ульяновського. — К.: Либідь, 1995. — 816 с. («Пам’ятки історичної думки України»)
- Букатевич В. І. Чумацтво на Україні: історично-етнографічні нариси/ Назарій Іванович Букатевич. – [Одеса], [1928]. – 89, [1] c.
- Енциклопедія українознавства. Загальна частина (ЕУ-I). — Мюнхен, Нью-Йорк, 1949. — Т. 2. — С. 443-466.
- Максимович, Михаил Александрович. Собрание сочинений: [в 3 т.]/ М. А. Максимович. — Киев : [б.и.], 1876 — 1880. Т. 1: Отдел исторический . – Киев: Тип. М. П. Фрица. – 1876. – VIII, 847 c.
- Мордовцев, Даниил Лукич. Гайдамачина: историческая монография/ [соч.] Д. Мордовцева. – Изд. 2-е, испр. – Санкт-Петербург: Тип. Н. А. Лебедева, 1884. – VIII, 345 c.
- Скальковский А. Наезды гайдамак на Западную Украину. 1733 – 1768. Сочинение Скальковскаго А. – Одесса, 1845. – 230 с.
- Устное повествование бывшаго запорожца, жителя Екатеринославской губернии и уезда, селения Михайловки Никиты Леонтьевича Коржа – Одесса, в городской типографии, 1842.
- Шульгин, Яков Николаевич. Очерк Колиивщины по неизданным и изданным документам 1768 и ближайших годов/ Я. Шульгин. – Киев: Тип. Г. Т. Корчак-Новицкого, 1890. – 209 c.
Автор – Е. В. Тарасенко
Почта для обратной связи: info@lnvistnik.com.ua
Подписывайтесь на наш Telegram канал: t.me/lnvistnik