В ТРЁХ КНИГАХ.
КНИГА ПЕРВАЯ
КТО СТУЧАЛСЯ В ДВЕРЬ КО МНЕ…
(Продолжение. Начало: «Перед романом», «1», «2», «3», «4», «5», «6», «7», «8», «9», «10», «11», «12», «13», «14», «15», «16», «17,», «18», «19»)
22.
Некий герой классики аккуратно подшивал газеты, сразу их не читая. Дабы после, в конце года, иметь под рукой и начала событий, и их разрешения. Завершилось-сложилось, – а что было в начале? Как, кем, в связи с чем и для чего задумывалось и что планировалось? Зреть в тот самый прудковский корень. А можно плясать от начала – и не ждать целый год, а сразу же заглянуть в финал. Как и чем завершилось? Близко или далеко от изначального? Интересно, верно? Нет? Ну, как кому. Кому не очень, можно пропустить и эту главу. Но подумаем, годик-то какой на авторском календаре, пятьдесят третий, а! А в учебном исчислении – пятьдесят третий, пятьдесят четвёртый. И лично мне несказанно интересно читать документы его начала и листать дальше-дальше-дальше. Вообще мелькание страниц с сорок шестого по пятьдесят шестой – как говорили когда-то в Одессе «Это что-нибудь особенного»…
Да, недоумевал и печалился герой наш с вами тогда изрядно. Жизнь всё больше озадачивала и огорчала. И предрасположенность к поэзии, изобразительному и музыкальному творчеству только усиливала негативный эффект. Но было немало и подбадривающих моментов. Как и предшествующие, почти весь смертный сталинский год был насыщен-пропитан и прошит вдоль, поперёк и по всем диагоналям великой утратой и самим именем и свершениями вождя. Это помогало приободриться. То, что не успели в стране назвать таким образом при жизни Иосифа Виссарионовича, энергично называлось потом. Колхозы и совхозы, фабрики-заводы, артели, школы средние и высшие. Да что там… Кто сегодня вспомнит рассмотрение вопроса о переименовании Москвы в Сталинодар? Ась? А ведь было. Было! A propos: и не единожды. Не только до войны, в конце тридцатых, но и после, в начале пятидесятых. Дети учили чудное такое стихотворение:
«Мысль летит быстрей, чем птица,
Счастье Сталин дал нам в дар
И красавица-столица
Не Москва — Сталинодар».
Кто автор? Нет, не помню. Вероятно, кто-то из Долматовских-Исаковских-Матусовских, Михалковых и прочих лауреатов. Но всем тогда нравилось – и детям, и взрослым. Разговор же о степени искренности такого горячего одобрения здесь неуместен. Тем более, и насколько мне точно известно, сам генералиссимус при жизни эту музыку не одобрял. Один европейский писатель потом рассказывал, что Коба в этом творчестве подозревал провокацию интеллигентов. А на возражение – мол, это горячо одобряют рабочие и крестьяне, он снисходительно подчеркнул: они слишком перегружены другими трудами и потому не смогли выработать в себе хороший вкус.
Таких переименований уже было немало на карте страны и даже мира. Вот давайте так, навскидку: Сталинград, Сталинабад, Сталиниси, Сталинск, Сталиногорск. Ну, что там ещё? Сталинири. Даже болгарская Варна была уже городом Сталин. Сталиногруд. Сталинштадт. Сталино. Кто знает, может быть- и до Одессы дошла очередь, если бы не дальнейшее…
…Пятьдесят третий-четвёртый стал учебным отнюдь не только для меня, минпроса, минвуза, для школяров, студентов, учителей-педагогов и профессоров. И то, что он резко и необратимо отделил раннее и, в общем-то, беззаботное детство моего героя от дальнейшего, конечно же, не исчерпывает темы и идеи первой книги романа. Эту газетную подшивку я так и листаю – отсюда, от года и века нашего с вами общения, до материалов конца сороковых и начала пятидесятых века двадцатого. А там, даст бог, и далее. Что видел, что чувствовал тогда, о чём размышлял – и что думаю об этом нынче.
…Калька авторского индивидуализма, естественного, традиционного и неизбежного само по себе, всего лишь наложена на чертёж куда более масштабный и значительный. Что такое, в сущности, автор, даже если бог не обидел его творческой породой? Копировщик отдельно взятого узла общей схемы. Не он сотворил данный узел, тем паче – весь чертёж, рулон которого не имеет, кажись, ни конца, ни края. И цены ему тоже нет…
Сказать вам – «Тут дело не во мне…» было бы пустым и неприличным кокетством. Без пульсирующего нерва нет настоящего творчества. А нерв-то авторский. Да, конечно, те же минуты-часы-дни, месяцы-года все остальные земляне переживали по-разному. Не говоря уже об индивидуальности восприятия всего сущего художником. Иначе о творчестве нет и речи. Вероятно, то, что я припоминаю и описываю здесь, современники мои воспринимали и вспоминают иначе. И на здоровье. Может, кому и иное пригодится. Но другой памяти у меня нет. Мы уже толковали как-то о втором «Я» в искусстве. Один бессмертный автор просто и откровенно изложил принцип производства и потребления творческой продукции. Настоящий автор завсегда «Я». С того самого первого класса слышал: «Я» — последняя буква алфавита. Но много лет спустя понял, что художественного творчества сие не касается. И в этом смысле у творца соперника нет ни на улице, ни в судьбе. И так – всю жизнь. А вот когда ему конец, начинается совсем другое. Начинается житие его лирических героев, дальнейшая судьба которых среди реально живущих уже не от него зависит, а от них. Тех самых, реальных. Вот от таких, какие есть на самом деле.
Но когда достигает предела
и душа отлетает во тьму…
Поле пройдено. Сделано дело.
Вам решать: для чего и кому.
Вот и нехай решают. Сколь душам угодно. Но только после, за пределом, когда бог знает как и куда отлетает душа…
То ли мёд, то ли горькая чаша,
То ли адский огонь, то ли храм,
Всё, что было его, нынче – ваше.
Всё для вас. Посвящается вам.
Да-да, Булат Шалвович Окуджава. «У поэта соперников нету…». Убеждён: касаемо сие и прозаика, и драматурга, и публициста. И живописца, графика, скульптора. Монументалиста. Музыканта. Касается это творца, в каком бы виде-роде-жанре он ни творил. Если, разумеется, он – творец, а не просто трудоустроившийся в творческом цехе благодаря очередной эпохальной суматохе и своеобразию современного потребителя. Во всяком случае, это – позиция вашего покорного слуги. Да, так вижу, слышу, чувствую. Так воспринимаю и излагаю я. Я – лично. И если ощущается пульс предлагаемых строк, то ясно – через чьё сердце этот ток проходит. А остальное уже ваше дело, мой разный, разный, разный и конечно же дорогой читатель.
Оговорка эта – ещё и к тому, что нечто прожитое-пережитое мной в разные времена, в том числе и в детстве, сегодня и сам воспринимаю несколько иначе. А бывает – просто принципиально по-другому. И не то, чтобы передумал, изменил себе. Просто тогда не присмотрелся, не вник, не смог оценить. Сравнить было не с чем. А память поворачивает за плечи и за уши, чувствительно толкает в спину и затылок. Ведь жил тогда, смотрел, слушал. Не услышал, не увидел? Смотри-слушай теперь. И пиши так, как можешь. А там видно будет. Как сказал тот же поэт:
Пускай лошадка поспешит
Сквозь полночь, наугад,
А уж потом судьба решит –
Кто прав, кто виноват…
Пример простой, да не очень: в учебный тот огромный год, так занозивший память сердца одессита-шестилетку, он совершенно не обратил внимание не некую ситуацию. Не заметили или не придали ей значения и очень многие зрелые его сограждане. А мы тут давайте крутанём тот калейдоскоп, полистаем толщенную подшивку. Кто-то из читателей не сразу сообразит, какого лешего автор тут остановился, оглянулся и топчется в тысяча девятьсот пятьдесят третьем-пятьдесят четвёртом. Ну, да, он же – год прощания с вождём, он же год избрания на его посаду Никиты Хрущёва, год моей досрочной отправки в школу и вообще: год странно-неприятных перемен в кругу лирического героя этого произведения.
Да нет же, не круг это был – круги. И расходились они далеко за пределами нашей семьи, дома и двора, района и города, области, республики и страны. Собственно, расходятся они до сих пор, хотя замечают и это не все. А годик тот стал месторождением и события, тогда никакой-такой роли в моей жизни, вроде бы, не сыгравший. Это Нечто не вызвало тогда какого-то особого интереса и у широкой общественности. В сравнении с иными событиями года и пятилетки оно казалось чем-то третьестепенным. Поговорили, пописали-почитали, послушали-постановили – того и довольно. А между тем, именно оно закладывало тогда явление, уже в двадцать первом нашем веке породившее одну из великих исторических драм. Можно сказать – трагедий. И даже должно так сказать.
…В том сентябре пятьдесят третьего, когда знакомство с первым классом школы смутило душу некоего сопливого одессита, СМИ известили мир об очередном пленуме ЦК КПСС. Повестка дня какового была посвящена, в основном, проблемам сельского хозяйства страны, которые, признаться честно, меня тогда и довольно долго потом, совершенно не занимали. Других делов хватало. А Никита Сергеевич Хрущёв считался большим знатоком проблематики этого идейно-тематического круга – он и выступил на поименованном пленуме с обстоятельным докладом. Там-тогда впервые прозвучал тезис о необходимости «…переподчинения Крымской области». Новый лидер партии всесторонне (то есть, логически, нравственно, политически и экономически) обосновал эту локомоцию, особенным образом, впрочем, не вдаваясь в суть. Тогда и не такие вопросы решались запросто. И масса трудящихся не возражала. Как, впрочем, и нонича.
Трудно сказать, почему в ходе прений никто не усомнился в целесообразности такого акта. Вероятно, сказался и общий траурный настрой в связи с недавней утратой вождя, и уже сложившаяся социально-психологическая привычка народа к доверию власти. Тем более, именно пленум этот назвал Никиту Сергеевича первым секретарём ЦК. И повёл он дело душа в душу с председателем Совета Министров СССР товарищем Маленковым.
Полуостров Крым, в лице Крымского обкома партии, и бровью не повёл. Сентябрьский пленум прошел – и слава Богу. Только через месяц с гаком, согласно протоколу, об этом поговорили на активе крымской парторганизации – и тоже мимоходом, хотя и не без всплесков. Хрущёв, уже потихоньку расправляя крылья, был огорчён этим и встревожен. Несколько нервическая реакция низовки на решения центра слегка сотрясала парттрадици единства. И вот однажды, в ту самую осень-53, первый секретарь явился туда лично. Причём, чуть ли не инкогнито. Внимательно пролистанные автором крымские газеты того периода вообще не поминают о прибытии на полуостров самого товарища Хрущёва. Но его любимый зять Алёша Аджубей (между прочим, наш брат – журналист, только поудачливее), вспоминает об этом визите твёрдо – сопровождал тестя в крымском вояже. Если верить зятю, Хрущев к этому времени считался человеком закалённым и настроенчески устойчивым. Но его буквально потрясла сама тамошняя городская атмосфера. Вообразите: великое множество горластых переселенцев, окружили авто и исключительно по-русски, то есть без тщательного отбора выражений, информировали высокое начальство о невыносимых условия жизни. Основные тезисы: скверное жилье или вообще отсутствие такового; еда некачественная, да и той не хватает. Никита, уже тогда широко известный своей корректностью, в одну из пауз вставил вопрос: «А какого же хрена вы сюда приехали?». Варианты ответов сводились к тезису: «Нас сюда пригнали» и «Нас обманули!». Аджубей приводит и некоторые частности: «Картошка здесь не растет, капуста вянет». И совсем уж грубое: «Воши заели».»
Хрущев, признаться, изрядно поустал в пятьдесят втором году и особенно – в смертносталинском пятьдесят третьем. И имея желание совместить приятное с полезным и два-три денька отдохнуть в Крыму, в тот же день срочно вылетел в Киев. С аэродрома проехал прямо в Мариинский дворец, где, как говорится, имел конструктивную и продолжительную беседу с начальством республики. Никита Сергеевич, конечно же, переложил на плечи украинских сталинцев груз своих крымских впечатлений. И категорически потребовал помочь новым крымчанам. Стенограмма, опять-таки, сохранила для истории основной его тезис: «Там южане нужны, кто любит сады, кукурузу, а не картошку». И намекнул на то, что идея изменения условно-республиканских границ в крымской зоне (передачи Крымской области из состава РСФСР в УССР) есть продукт коллективного гостворчества высшего руководства партии и правительства СССР. Попросту: старая сталинская гвардия – с нами! Хотя, и судя по всему, Маленков, Молотов, Каганович, Ворошилов и Булганин в тот день понятия не имели о таких прожектах. Но характерно, что с той исторической встречи «Крымская правда» принялась интенсивно чествовать великий украинский народ за его огромную помощь полуострову. Правда, поначалу шла речь не о картошке и свинине, а о строительстве. Так и писалось-говорилось: украинцы плечом к плечу с крымчанами (национальность – с землячеством) отстраивают и возводят прекрасные города и курорты, помогают развивать промышленное производство. Журналистские материалы открывали широкую панораму поставок станков, прочей техники и кадров Севастополю, Ялте и т.п. Киев, который Никита Сергеевич охотно называл матерью городов русских, направляет в Крым очень многое, как бы отрывая от себя. То же — Харьков. То же — Николаев, Днепропетровск и даже Дебальцево. Братскими чувствами прониклись к Крыму Бердянск и Кременчуг, Прилуки и Мелитополь. И это всё – Никита Сергеевич Хрущёв…
Партэлита страны, конечно, включилась в дело – хоть и несколько позже. Сохранился датированный 4-м января 1954 года документ с грифом «Секретно», фиксирующий состояние сельского хозяйства Крымской области. За получение которого расписался сам первый секретарь ЦК КПУ и член президиума ЦК КПСС А. И.Кириченко – напомню, в прошлом первый секретарь Одесского обкома. Официально, сталбыть, именно это стало лейтмотивом всей заварухи. Сей документ свидетельствует: в сравнении с предвоенным периодом, к пятьдесят третьему году значительно, порядка семидесяти тысяч Га, сокращена посевплощадь. Полевой севооборот освоен только несколькими колхозами – из трёх десятков числящихся. Да и урожайность основы сельхозкультур далека от довоенной. То же – садоводство: его общая площадь составляла восемьдесят семь процентов довоенной. А виноградники — менее восьмидесяти. Корма в животноводстве во многих хозяйствах к зиме заготовлены были менее чем наполовину. На тот же показатель вышло строительство помещений для животноводства и птицы. Дефицит полевой техники составил 1100 одних только тракторов.
Что-с? Скучновато-с? Потерпите, читатель мой дорогой. Не такое терпели. Да и я ведь неспроста рискую лишиться значительной части, так сказать, электората, погружая вас в эти дебри. Сельское хозяйство Крыма, выходит, тогда страдало от острой нехватки воды. Полуостров, то есть – по школьной географии, часть суши, с трёх сторон окруженная водой, нуждался в воде. По состоянию на январь 1954 года в хозяйствах полуострова орошалась лишь меньшая часть угодий. И что особенно неприятно было правительству страны – Крымская область ужасающим образом недовыполнила план по поступлению налогов в бюджет. Что уж толковать о сфере лёгкой и пищевой промышленности: ни одна сатана тут не выполнила вполне щадящий план. А строители оказались не в состоянии освоить значительные средства, выделенные государством.
Мало? Едем дальше. То есть, ближе к представлениям простых смертных о хорошей и плохой жизни. По некоторым данным, на конец этого пятьдесят третьего, в Крыму имелись… три хлебных магазина, восемнадцать мясопродуктовых, девять молочных, два магазина «Ткани», девять «Обувь», пять «Стройматериалы» и целых двадцать восемь — «Книги». Государственная торговая сеть в стопроцентном порядке не торговала овощами. И не то, чтобы на местах не проявлялось некоторое беспокойство. Однажды даже на областной партконференции случилось неслыханное. Ну, не то, чтобы – бунт, а всё же…
С высокой трибуны некто Моисеев, секретарь парткома Феодосии, перечислил категорические требования трудящихся города и признал их вполне законными. Двух послевоенных пятилеток нам не хватило для восстановления города и создания нормальных условий жизни. В городе элементарно недостаёт воды и электроэнергии. Война развалила почти половину жилищного фонда, а горсовет отстроил лишь один восьмиквартирный дом. Секретарь Керченского горкома товарищ Смородин – как сговорился (или и впрямь сговорились?) с предыдущим оратором: даже – центральная часть города не восстанавливается, не смотря на соответствующие решения правительства республики и Союза. Некоторые стройки заморожены, а иные даже и не начинались, не смотря на оплаченные-утверждённые проекты и громадные средства, выделенные и не освоенные…
Словом, украинско-российская граница была на картах Союза ССР перемещена, пришлось их перепечатывать в республиканском и всесоюзном масштабах. А в реальности границей этой-то и не было. Была одна страна, одна держава. Одна госпогранохрана. Партийные и комсомольские организации РСФСР потеряли пару-тройку сот тысяч комсомольцев и партийцев, по закону сохранения материи вовсе не исчезнувших, а перешедших под юрисдикцию Украинской ССР. Что также было чистой символикой, ибо «республики свободные» входили в «союз нерушимый» и власть союзного центра была полубожественна.
Не квалифицирую сей акт и главный его смысл. Не моё это дело, не моя компетенция. И не увожу вас, читатель милосердный, во глубину тех руд, когда Крым ещё не был ни российским, ни украинским, хотя в нём уже жили-были земляне и считали те места своими. Зато сегодня ясно всякому, как откликнулось то далёкое «Ау!» в наши дни, когда и республики оказались несвободными, и союз – рушимым. Во что вылилось для наших народов то движение хрущёвского пальца по карте – в роковой мой тысяча девятьсот пятьдесят третий год…
…Всякий школьник Вам напомнит: в северной части Черного моря Бог устроил некий полуостров, то есть часть суши, в отличие от острова окруженная водой только с трёх сторон. И ещё: с северо-востока омывается Азовским морем. География. И история. Создатель произвёл это своё творение в чин перекрёстка морских транзитных путей. Что определило всеобщий и разнокалиберный интерес к этому творению. Лет эдак тысяч сто тому явились – не запылились там земляне. А почему бы и не жить – тёплая зима, долгое солнце лета. Да море. Да горы. Да флора, да фауна. Да железная руда. Эльдорадо! Клондайк! Разные люди и их сообщества, сменяя друг друга по тем или иным причинам (в основном – по иным, конечно), начинали с того, что объявляли эту благословенную землю своей. А в следующем поколении стиралась память о приишествии и укреплялась основательная привычка к такому мироощущению и миропониманию.
Господибожемой, и кого тут только не было, и как только здешние места в истории и географии не прозывались. И Херсонес Таврический, и Боспорское царство, Неаполь скифский. И Золотая Орда. И сосуществование, и смена таких хозяев нередко и мотивировалась тем, что не все соглашались со статусом кво. Входил полуостров, как известно, частично и в состав Османской империи и ея вассала — Крымское ханство. Каковое, вполне возможно, вовсе и не было вассалом османов.
Занятно: исторически не так давно, всего лишь в восемнадцатом веке, и Россия, и Турция равно поклялись не встревать в житие Крымского ханства. На что имеются соответствующие документы. Но уже в те времена иные клятвы стоили не больше, чем тонко выделанная кожа, на которой они скреплялись подписями и печатями. И Крым стал частью Российской империи. И опять – довольно быстро все к этому попривыкли. Ну, почти все…
В гражданскую за Крым дрались друг с другом те, кого во всём мире обобщённо называли русскими. Хотя и в Красной, и в Белой армиях воевали полпреды полторы сотни национальностей. Даже и с гаком. И опять Крым был композиционным узлом этого батального полотна: территория бывшей Российской империи, революцией официально объявленная Украинской республикой, уже была названа советской, когда полуостров принадлежал вождям Белого ордена. К. Г. Паустовский в книге «Время больших ожиданий», мною настоятельно рекомендуемой будущим журналистам, вспоминает: именно из Крыма приходил врангелевский крейсер «Кагул». И стрелял по советской Одессе. Правда, ни словом не обмолвился Константин Георгиевич о том, что контрреволюционный корабль, бросавший вызов революционному нашему городу, был тот самый крейсер «Очаков», — первый на Черном море корабль революции. который сделал бессмертными П.П. Шмидта и его мнимых сыновей Остапа Бендера, Шуру Балаганова и Михаила Паниковского. Парадокс! И опять-таки, связанный с этим самым Крымом. Писатель, известный знаток Чёрного Моря и всего, что связано с крейсером «Очаков» и Петром Шмидтом (о чём и его повесть «Черное Море»), по всей видимости, этого попросту не знал. И это – маленький штрих исторического портрета Крыма, с которым всегда было… ну, как-то… неясно.
…Крым был мне известен ещё до школы. Старший брат с его товарищами по альпинизму и горному туризму совершал свои походы и в Крым. И возвращался оттуда, полон впечатлений, фотографий, минералов и гербариев. Однажды у него на письменном столе появилось «Ласточкино гнездо» — пепельница в виде замка на краю высокой скалы. Слово «Крым» почиталось, таким образом, в моём мирке не менее, чем «Кавказ». Моё будущее адмиральство подогревало интерес к флоту – главным образом к Черноморскому. Конечно, не могло сердечко не лежать к главной базе этого флота. Любимейшие фильмы «Адмирал Ушаков», «Корабли штурмуют бастионы» и «Адмирал Нахимов» приводили воображение и сердце в те края. История и география открывали удивительные страницы крымской земли. Смертельно коснулось дело и родни.
Были у меня когда-то две тётки. Кая и Ляка. В таком уменьшительно-ласкательном семейном варианте я знал их имена. В войну они обе воевали в морской пехоте. Связистками. Как их звали на самом деле? Кая – домашнее имя Калерии. Каю я помню, она была большой и красивой мамой моей двоюродной сестры Жени, с которой мы играли в детстве. А Ляку я никогда не видел. И видеть не мог. Её убили немцы – там, в Крыму. Туда же в середине октября сорок первого морем ушел с батальоном из Одессы мой отец. Дорого, ох, дорого обходилось это божье сотворение и в старину, и в гражданскую, и во вторую мировую. И после них…
Напоминаю и уверяю: я менее всего склонен к мистике. Помните булгаковского Берлиоза – автор штриховал его портрет ещё и таким образом: жизнь редактора сложилась так, что он не принимал религиозности и всего прочего, шествующего вне и перед рассудком. Нечто в этом роде мне следует сказать о себе. Роль того, что якобы не подлежит критическому осмыслению, механизм генератора случайных чисел, стечения обстоятельств, мне также немного известны и из университетского курса, и из практики. Как и неприличие непомерных обобщений и суеверных выводов. Пусть такие разнопорядковые явления, как смерть Сталина, передача Крыма Украине и первый мой учебный год – простейшее и случайнейшее совпадение. И всё же, всё же, всё же дальнейшее хождение по бедам я вынужден отсчитывать именно от тех листков домашнего календаря. И совершенно не в состоянии скрыть от вас ощущение некой таинственной, но прочной связи этих явлений. Впрочем, только ли их. 1953-1954 учебный год. Два – в одном…
Он вместил в себя отечественную инициативу – разрядить международную напряженность, для чего сели за круглый стол в Берлине американский, великобританский, французский и советский министры. Дело было на мази, все были «За». Но не сошлись в вопросе — объединять Германию или нет. Не тесно в том учебном году оказалось и первому в истории взрыву водородной бомбы, раз в пятьсот превышающей по мощности хиросимскую образца сорок пятого года. Это было довольно далеко от нас, на Маршалловых островах. Но шухер вышел большой – и у нас дома, и по всей планете.
Ещё одна новинка того промежутка между прошлым и будущим: ЦК КПССне только принял, но и опубликовал постановление «О серьёзных недостатках в работе партийного и государственного аппарата». Последний раз такой мусор выносился из избы в ходе дискуссий с Троцким и Бухариным. С этим, казалось, было покончено в конце двадцатых, с какового момента уже второе поколение росло в атмосфере партийных единства и безошибочности. И вот – новости…
Учебный во многих отношениях год впервые обратил внимание на некоего полковника Гамаля Абделя Насэра, под руководством которого в Египте случился государственный переворот. Он занял пост премьер-министра и… военного губернатора Египта. Тогда же в нашей стране, встревоженной нестабильностью мира, взрослые продолжали мирную работу: была возведена и дала электроток первейшая в мире атомная электростанция в Обнинске, Калужской области. Стал он и годом рождения — точкой отсчёта биографии Планеты Целина: значительно увеличить производство зерна было решено за счёт освоения целинных земель. Творческая интеллигенция набросилась на эту тему-идею: стихи, песни, кинофильмы. Целина была у многих на устах. Если бы тогда сказали, что в десятилетний юбилей целины именно я буду знаменосцем одесского целинного отряда и гвоздём телепередачи о нём, — ну, кто бы не рассмеялся. А ведь это был ещё и учебный год рождества на свет Божий тех самых «Хрущёвок», которые наделали столько шума, так расшевелили и горожан, и сельчан, стимулировали экстенсивное развитие промышленной экономики и сельскую экспансию в областные и столичные города. Что довольно быстро повлияло и на социальную экологию и села, и города, подрывая и то, и другое. А в истоке постановление ЦК относительно развития промышленного производства сборных железобетонных конструкций и деталей для жилищного строительства. Но мои сердечные семейные и школьные печали-тревоги всё это заслонили. И тогда я попросту не заметил того, каким вместительным вышел он и для других, тот годик – мой самый первый, учебный. Роковой…
Подписывайтесь на наши ресурсы:
Facebook: www.facebook.com/odhislit/
Telegram канал: https://t.me/lnvistnik
Почта редакции: info@lnvistnik.com.ua