Терра Инкогнита и не очень… Часть 2

Продолжение

– Помните, конечно, христоматийное «…Вознёсся выше он главою непокорной Александрийского столпа». А Александрийский столп, одно из семи чудес света, воспетый ещё древними и даже Пушкиным – его тоже не было?

– Если французы изъяли обелиск и увезли во Францию, американцы присвоили обелиск и увезли в США, то что мешает другим украсть Александрийский столп, и поставить в другом месте? Можно сказать, все что-нибудь украли чуть-чуть из Египта. Чем мы хуже? Вот Александрийская колонна в Санкт-Петербурге строго соответствует описанию. В Александрии есть только одна — Помпеева колонна. Все остальное — туда привезли. Но откуда эта Помпеева колонна там взялась — никто не знает. Я хочу, чтобы поняли: очень много культурно-исторических проектов, которые выдаются за реально-исторические.

– Подделки?

– Это не подделки, это — просто спектакль. Бутафория и декорации. Люди ничего не подделывали, созданы определенные ансамбли, определенные условия для того, чтобы турист радовался и платил деньги. Потому что туристы нередко – люди глупые, бестолковые. И кроме как селфи, их ничего не интересует. Мы были возле сфинкса в Гизе. Ну, что они там только ни делали с этим сфинксом. Единственное, что им не позволяют – залазить на этого сфинкса, там ограда. А не было бы ограды – они бы залазили, падали бы оттуда, руки-ноги ломали бы, лишь бы сфотографироваться со сфинксом.

— В отличие от наших, отечественных, иностранные посетители не нацарапывают автографы типа «Оля + Ната» или — «Ося и Киса были тут». Но их стремление отдать деньги за такое своеобразное прикосновение к великому понятно. Равно как и эксплуатация этой наивности деловыми людьми…

— Вы знаете, у меня была такая же работа во Флоренции. Вам, конечно, известен город Пиза. И, понятное дело, та Пиза, которая была, не имеет к этой Пизе никакого отношения. Пизанская башня – это еще один культурно-исторический проект. Все, что там построили – обман. Но в обман этот вложены большие деньги. Попросту: дали денег и создали Пизу. По сути, создали большой фрагмент города, куда бесконечно идут люди и бесконечно платят деньги. Там специальный вход с кассой. Вот, нарисуйте картину: заходишь – лужайки всякие, такое себе… американское место для отдыха. И валяются на этих лужайках, с сигаретами, фотографируются с любимыми. Дети бегают. Дурачатся. Даже и дерутся иногда. Визг, писк. Делают вид, что шатают эту башню (понятно, в шутку), поддерживают. И щёлкают фото на эту тему — мол, как они эту Пизанскую башню спасают от падения.

— Занятно…

— Может быть, первые 15 минут – это, конечно, незабываемое шоу. Но я смеялся! И вскорости хочется оттуда сбежать. Махровая ложь, огромная. И Флоренция вся стерта сама по себе. То, что мы видим – это фрагменты остатков. Мы видели: стоит храм. И там надписи на полу, как ломами, мечами, топорами лупили, сбивали эти надписи. Лишь бы никто не мог прочитать, что здесь написано. То же самое мы видели в Салониках. Люди умышленно, целенаправленно стирали историю. И потом, сегодня, уже с целью бизнеса создавали культурно-исторический проект. Туризм – это самый прибыльный бизнес на сегодняшний день. И самый безопасный… Ты один раз деньги вложил – и дальше собирай дань. Те, кто Пизу делали, один раз деньги вложили и немало, пару-тройку миллионов долларов. Если не больше. Они немало вложили, но это за один сезон окупили. А потом пошла чистая прибыль. Потому что, в Чичен-Ице считали – она зарабатывает $1,5 млн. дол. в день. Если даже и надо было вложить $5 млн. дол., то за 4 дня эта штука окупается. Т.е. это гиперденьги. И вот все хотят себе создать некие культурно-исторические комплексы, за которые будут получать деньги.

— Знаете, во времена советизированной публицистики это можно было бы поместить под рубрикой «Их нравы». Или – «Звериный оскал капитализма».

— Ну, почему – «Их»? Отечества это тоже касается. Одесская область никак не прошла мимо. Мы тут как-то работали в Украине. Вы же помните ту истерику в Бессарабии. Мы, видите ли, посмели коснуться заветного и заповедного! А там же готовили создание культурно-исторического проекта. Ну, создали нечто вроде… И потом всем говорили, что это – настоящая, подлинная крепость. А на самом деле выяснилось, что остатки настоящей крепости где-то в Дунае – какой-то маленький камешек лежит.

— Кстати, о нашем отечестве: кто же смел сомневаться в том, что один из ближайших к Одессе областных районов – Овидиополь, — именуется в честь великого Публия Овидия Назона, который здесь отбывал римскую ссылку в сороковые годы до нашей эры. И в 90-е наши светлые годы ХХ-го века в центре этого ПГТ воздвигли памятник ссыльному поэту древности. Хотя (во всяком случае) историки ещё в 60-е годы прошлого века честно признали: нет, изгнанник здесь никогда не был. Жил совсем в другом месте, близ Констанцы. А район и райцентр уж переименовывать не стали…

— Выяснилось и еще что-то. Египет, из которого мы сейчас вернулись, не исключение. И это громадный культурно-исторический проект на сегодняшний день, Гиза в том числе.

— Рассуждая прототипологически, тут нельзя не припомнить роман Сирила Хейра «Чисто английское убийство» («An English Murder»), сочинённый ещё в 1951-ом году и одноименно экранизированный Самсоном Самсоновым – на «Мосфильме» в 1974-ом. Там, среди прочего, некий историк, доктор Ботвинг, копошится в архиве замка «Уорбек-Холл», изучая его историю. И на кухне находит единственно подлинную деталь – кусочек стенной обивки. Остальное – для туристских буклетов. И когда родственница Уорбеков возмущается, — как, мол, он смеет «всё это, пахнущее средними веками», сравнивать с каким-то обивочным шматиком и стоит ли о нём говорить, отвечает — есть небольшая разница между всем этим великолепием и маленьким кусочком обоев: он – подлинный.

— Вот-вот, что-то в этом роде. И таких аналогов немало. По большому счёту говоря, обман есть обман. И подделка есть подделка. А настоящее, а подлинное — есть настоящее и подлинное. Мысль элементарная. Но практика, о которой мы говорим, ставит её под сомнение…

– Вообще говоря, обыватель… можно сказать… во многом и почти всегда был обманут. И даже, как бы хотел быть обманутым. По Пушкину: «Ах, обмануть меня не трудно, я сам обманываться рад». Он рад обманываться в истории, вообще — в науке. В политике, в СМИ. В искусстве. В культуре. И из поколения в поколение клюёт на пёструю наживку. Особенно, когда у него есть какие-то свободные деньги. И их непременно нужно истратить на полудетские свои впечатления. Возможно, это – болезнь какая-то. Нормальные, серьезные люди вот так болтаться по свету запросто не будут. Но — Бог с ними. Тем более, что бизнес есть бизнес. Если это делает деньги, то против такого лома нет приема. Между прочим, Украина наша милая, Одесса – в особенности могла бы тоже гораздо больше зарабатывать на туризме. Уж сколько не болтали, не писали, не снимали на эту тему…

— Честно говоря, я вот удивляюсь, почему эти культурно-исторические проекты не растут, как грибы, в Одессе! Хотя здесь самое место. Одна только международная репутация нашего города чего стоит! И все условия историзма существуют. Пора давно его превратить в огромный культурно-исторический проект. И огромные деньги зарабатывать. Почему это не происходит в Одессе? Как вы думаете?

— А вы?

— Я думаю, от лени одесской.

– А возможно – из-за того, что предпочитают, извините, тырить, вместо того, чтобы вкладывать и зарабатывать.

– Да. Вы представляете, что такое Одесская киностудия? Вы представляете, что можно было сделать из одной только Одесской киностудии? Голливуд! Да там миллиарды долларов можно было бы зарабатывать!

– А заповедник «Молдаванка» имени Бенциона Крика, Исаака Бабеля, Менделя Крика и Мишки Япончика? И Мясоедовская улица моя? Разве не давал бы такие доллары? Один весьма неглупый человек (хоть и журналист), в восьмидесятые подсчитал-утверждал: такие доходы могли бы конкурировать со всей одесской средней и тяжелой промышленностью и… с самим Одесским портом! Но все его подсчёты умерли, как только попали в горисполоком…

– Восстановите синагоги на Молдаванке и Пересыпи, сделайте культурно-исторические кварталы. Помню, в Сицилии… Понятное дело, никто не утверждает, что граф Калиостро безобразничал именно в этом квартале… но они там просто делают исторические сценки. И люди туда валом валят, и кофе там пьют. И не только кофе. Гуляют, танцуют. Беседуют. Фотографируются. Ну, и деньги оставляют, конечно же. И немалые…

– В одном из районов области, в плавнях я познакомился с охотником-немцем. Там был чудесный домик, частный, бревенчатый, экзотически-уютный. Обильно снабженный горячей водой, газом, электричеством и прочими удобствами. Тогдашний зам главы района построил-обустроил его там, в глуши. Сам, лично. И просто сдавал этот домик иностранцам-охотникам, как своим знакомым. И, приглашал их на сезон, как своих знакомых, погостить. И качал с них валюту, как совершенно частный предприниматель. Правда, без налогов. Вместо того, чтобы весь этот район превратить в такое доходное для государства и общества место. Иностранец этот мне говорил: «У вас есть такие места, если бы ваши чиновники не «тырили», они бы в два раза больше получали сами и народу бы приносили, только по обороту. К вам бы ездили все охотники мира. А это – люди очень богатые…»

– Ну, вот, вы все понимаете. Что я Вам рассказываю?

– Но, опять-таки, обыватель есть обыватель. Он хочет. Ему деньги жгут карманы. Нехай приезжает, приходит туда, молится на эти вещи. Платит за них большие тыщи, хоть и стоят они 3 копейки. Потому что подделаны. Это – его собственные деньги, он имеет полное римское право тратить их на то, на что его душе угодно. И наши уговоры не прибавят ему ни трезвости, ни вкуса. Но что касается науки, но что касается учёных… Обывательщина и наука – две вещи, мало совместимые. Наука, если я не ошибаюсь, – это сфера интереса к истине, её постижения и приближения к ней. Учёные могут быть неравнодушны и к деньгам. Тем более, наука может и должна зарабатывать на себя сама. Насколько я понимаю, это и делается. Если говорить не о глупеньких наших обывателях, а об ученых, которые и в тех местах, откуда Вы сейчас вернулись, бывали и раньше… Они ведь интересовались этими вещами. Там все истоптано наукой.

– Не совсем так. Вот смотрите, Александрия. Когда Константин Владимирович интервью брал, сказал такую вещь. Там есть некие поляки, которые Бог знает с какого года, ещё с семидесятых, занимаются этими раскопками. Никого туда больше не пускают, топтаться там не дают. Но правительство Египта почему-то (почему?) договорилось с поляками, и вот как-то они это делают. То же самое с Гизой. В Гизе вам как ученому работать не дадут. Чтобы попасть в Гизу, нужно пройти 3 полицейских контроля.

— Вы не преувеличиваете?

— Нисколько. Вот я – ученый. И желаю исследовать Гизу. Пишу правительству официальную бумагу: «Я, представитель НИИ такого-то. Это мировой памятник ЮНЕСКО… Разрешите поработать». Мне говорят: «Да. Можете поработать. Но когда — мы Вам дополнительно сообщим». Прекрасно. Договорились. И вот я жду год, два, три. И ничего. Я опять туда пишу. Мол, так что же? Когда же? И мне отвечают. И ответ сводится к тому, что… «Вы знаете, сейчас не до Вас. Давайте попозже». И вот так 10-15 лет проходят. Уже надоело тебе, ты прилетаешь туда, идешь в Министерство культуры, говоришь: «Ребята, я вам уже три письма написал. Что это такое?». «А это то такое, что правительство не разрешает. Не хотят они. Все уже на Гизе исследовано. Что Вы там еще будете исследовать? Не надо туда ходить».

— Буквально так отвечают?

— По сути – именно так. Между прочим, туристов там строго досматривают. Ну, чтобы у них не было с собой неких предметов, которые могли бы быть истолкованы… Например, мы были в очень интересном месте – в Каире, в цитадели Саладдина, и у нас на входе… изъяли микрофоны.

— Микрофоны? Зачем?

— Для того, чтобы мы не смогли снять там передачу.

— Они имели в виду камеры?

— Нет! Камеры – пожалуйста. А микрофоны к камерам – нет. Изъяли микрофоны, чтобы ведущий не мог комментировать. И говорят: «Мы не знаем, что это такое». Мы: «Да это — микрофоны! Обыкновенные микрофоны!». А они — нам: «Ну, знаете, надо экспертизу проводить. Вдруг это… дистанционное взрывное устройство. Поэтому их в камеру хранения сдаем. Вы пойдите, фотографируйте там. И выходите. И потом заберете свои микрофоны». Вот как это объяснить? Понимаете, там все сделано для того, чтобы ты не мог ничего исследовать.

– Ну, чтобы вы не могли. А… другие?

– И другие тоже. Хотя, вот если вы начнете серьезно разбираться, вам начнут показывать: «Смотрите, вот это уже ученые исследовали! Вот и это уже ученые исследовали! Всё исследовали!».

— Ну, всё – не всё, а многое исследовано…

Я вам скажу так: всех ученых, которые там работали, можно поделить на 3 основные категории. 1) Люди, которые пытались там работать, но им этого не дали. 2) Люди, которые договорились с правительством. И им дали работать. Но они отработали по заказу правительства. И, наконец, 3) Преступники. Т.е. Египет – это, ко всему прочему, огромный преступный рынок антиквариата. «Черный» антиквариат. Да, Египет – это огромный рынок.

– Ну, пирамиды грабили еще до Христа. Да что там наша эра – ещё при рамзесах. Что воспето в знаменитом «Фараоне» Болеслава Пруса. В их лабиринтах до сих пор находят истлевшие кости воров, заблудившихся там тысячи лет назад. Разумеется, воровали для сбыта. Так что там это традиционно.

– Я не знаю насчет пирамид, но вот наш второй гид (первый был откровенно глуп, а второй — более-менее умный человек) не скрывал, что еще 30 лет назад мумии… продавались на рынках. Т.е. ты приходил на рынок, там лежала мумия на прилавке. И ее можно было купить и вывезти из Египта. Сейчас говорят, что за вывоз из Египта — тюрьма и т.д., что никакой историзм вывезти нельзя. И мы ничего не вывозили, но даже купленная в магазине вещь у нас была изъята в аэропорту, потому что мы, видите ли, хотим историю Египта вывезти за территорию Египта. Т.е. вывозить можно только строго определенным людям и только под контролем определенных военных чиновников правительства. И только не забыв поделиться с этими людьми. Нет там ученых, они отсутствуют. Есть ученые египетские. Но нужно понимать, что такое — египетские ученые? Египтом сегодня правит военная хунта, т.е. это военные люди. Они просто вызывают ученых и говорят: «Должно быть так». Поэтому экспедиция была туристической, не официальной… Они не поняли, что мы в принципе можем работать и в таких условиях. Мы подготовлены к работе в условиях, когда нам не дают исследовать. И поэтому мы поработали хорошо.

– Но поляки не жалуются. Что, допуск к работе по национальности определяют, что ли?

– Не по национальности, а по степени договоренности.

– Может быть, это традиционно. Может быть не случайно то, что именно поляк Болеслав Прус исследовал ближневосточную историю и написал роман «Фараон». Это — мощное историческое исследование, оно роскошно экранизировано. Почему-то поляки большой интерес давно проявляют ко всему арабскому, ко всему египетскому и т.д. Не потому ли власти той страны к ним так благосклонны.

– Возможно. Но я всё там, как говорится, попробовал на зуб. Был там лично с исследовательской миссией. И очень сомневаюсь в том, что написано везде. Я привык верить глазам.

– Ну, а современная экспертная физика, которая дает атомарный анализ этих вещей, камней, мумий?

– Я Вас умоляю. Вот, знаете, я любое заключение сделаю. По сути, что такое заговор злых сил, который порождает заговор ученых? Ну, как Вам это объяснить? Повторю: я там был везде. Мы прошли весь Египет от Александрии до Асуана. И я откровенно скажу, что подавляющее большинство того, что вы видите там – обман.

– Но Вы — не первый ученый, который там побывал. Следовательно, кто-то в науке разделяет эту Вашу позицию, а кто-то и протестует против нее.

– Моя позиция очень проста. Что именно позволяет человеку, который так думает, полагать, что «это – так»? Давайте мы так поставим вопрос.

– Анализ. У ученого один инструмент – анализ.

– А что он анализировал?

– Ну, скажем, иероглифы. Они Бог знает когда дешифрованы…

– Так вот, никто из них, привычно известных, никаких иероглифов не дешифровывал. Это обман. Все было дешифровано за них. Мы знаем о том, как устроена египетская письменность из того, что нам оставили дешифраторы этой письменности.

– Но сами иероглифы к нашим услугам, пожалуйста. Вот они есть.

– Повторяю. Существует совершенно конкретная таблица и расшифровка – перевод на английский язык. Т.е. это не мы сделали, это предки нам оставили.

– А что вызывает сомнения?

– Ничего не вызывает сомнения. Просто: никто не дешифровывал никакой письменности. С чего Вы взяли?

– Что, «от фонаря», прямо вот так вот имитировали декодирование? По фене говоря, лепили горбатого?

– К сказанному по этому поводу мне добавить нечего. Никакой ученый не занимался дешифровкой письменности Египта. Она была дешифрована до того, как ученые туда пришли.

– Но тут не избежать вопроса: кем была дешифрована?

– Ну, теми, кто там был.

– И всё же, на какой язык переводили?

– На английский.

– Там и французы были, и поляки, кстати. И немцы.

– Есть табличка. Древнегреческий язык. Т.е. все дешифровано (видео-фрагмент исследования).

– Но там после греков римляне побывали. Стало быть, латынь?

– Что такое дешифровка? Я нахожу неизвестный ранее текст с неизвестной письменностью. И начинаю криптографическими методами дешифровывать. А есть вариант: мне дают ключ к дешифровке и говорят: «На, дешифруй». Тогда я не занимался никакой дешифровкой, я просто расшифровкой занимался. Дешифровка и расшифровка – это разные вещи. Хочу, чтобы Вы знали: египетский язык был дешифрован до того, как туда пришли ученые. И все ученые об этом знают. Да, никто из них не занимался дешифровкой этого языка.

– Но никто и не отрицает того, что еще Наполеон в составе своего экспедиционного корпуса возил в Египет ученых. Это были французские ученые. Христоматийно обращение Бонапарта к войску: «Солдаты! Сорок веков величия смотрят на вас с высоты этих пирамид!». Но не менее известна его команда, — при нападении мамелюков, — «Ослов и учёных – в середину!». Имелось в виду быстрое построение пехоты в каре, дабы защитить науку и полезных животных.

– И опять-таки, это очень-очень интересно, если б не было так грустно. Если бы вы были ученым, вы бы стали стрелять в сфинксов из пушек?

– Ну, огонь вели, конечно, не учёные, а пушкари. Наполеон сам – артиллерист. А война есть война. Известное дело: «Inter arma silen Musae». «Когда говорят пушки, музы помалкивают». Ученые были в составе того, можно сказать, экспедиционного корпуса, главные задачи которого носили отнюдь не научный характер.

– Только что Вы сами себе ответили на все вопросы. Я не верю в ученых, которые подчинены кому-то. Ученый, который кому-то подчинен, вполне ученым не является. А что касается так называемых крылатых фраз… А были ли они? А верно ли их услышали и запомнили? Тем более – так ли их перевели на другие языки? Что сказать о не менее знаменитом выкрике Суворова неаполитанской коннице: «Неужели мы, братцы, друг друга убивать будем!» на русском языке? Исторический факт. Как мне воспринимать это? Неаполитанцы ведь говорят на итальянском языке.

– Да, естественно.

– Обращение Суворова имело место на каком языке?

– На русском, возможно. Но французский он знал, итальянский, наверно, хоть в какой-то мере. Вообще говоря, русское дворянство мало пользовалось родным языком. Суворов знал немецкий, английский…

– Ну, вот «знал-не знал». Это то же самое. Знаете, вот есть загадки истории. Я пытаюсь найти сейчас источники французские о походе Наполеона в Египет. Пока тщетно.

– Там же вроде секретов особых и нет. В моё время всякий школьник-троечник знал, что в Египетском походе экспедиционных войск Франции пошли значительные потери (в том числе и не боевые, начались эпидемические болезни), не хватало боеприпасов, воды, фуража и продовольствия. И командующий, по сути, бросил изнурённое войско и попросту бежал домой.

– В том-то и дело. Но документов я найти не могу.

.– Знаю точно: у вас есть книга «Письма Наполеона». Там всё – в подробностях. Первоисточник. Правда, опять-таки, в русском переводе.

– Да в том-то все и дело! Вы убеждены в подлинности текста этого издания? Считаете, что книга «Письма Наполеона» является доподлинной? Ну, с ней же поработали до того как, простите, ее издали. Знаете, что такое для меня настоящие письма Наполеона? Это письма Наполеона, написанные от руки. Это артефакт. Вот я пришел к Наполеону домой, это архив семейный. Вот они мне дали сфотографировать семейную реликвию. И вот это – письма Наполеона. Все, что издано в обложке, мы можем, как в Одессе говорят, иметь в виду. Наполеон был низвергнут, отправлен на Эльбу и далее, на остров св. Елены. А те, кто переводили, переписывали или дописывали, подавали все остальное уже в том свете, в котором им было нужно. Я не верю в историю, как в науку о правде исторической.

– Ну, чем богаты, тем и рады, как говорится. Других же источников нет.

– Почему нет? Есть. Мы их не хотим отрабатывать. Есть источники, которые невозможно изменить. Например, ни я, ни Константин Владимирович не знали, что храмы можно пилить и переносить. Вот представьте себе, собор на Соборной площади у нас в Одессе. Вот мы не знали, что его можно распилить пилами и перенести, например, за город. Было бы, кстати, очень неплохо, если б это сделали.

– У японцев была такая практика в старину. Они разбирали какие-то здания и переносили. А в Москве уже в 50-е годы передвигали с места на место целые дома.

– Вот у египтян, оказывается, тоже была такая практика. Они пилили храмы и переносили. Знаете, приходишь на остров, стоит храм. И с виду кажется, что он настоящий. А на самом деле это распиленный храм, перенесенный вот оттуда. И ты думаешь: «Раз они могут пилить этот храм и переносить, значит, они могли и другие храмы пилить и переносить». А если мы пилим что-то, значит, эта вещь позволяет себя пилить. Вы базальт пилить не сможете.

-Да его, пожалуй, и сегодня нечем распиливать. Разве что… Гиперболоидом инженера Гарина.

– Вы и гранит пилить не сможете. Такие глыбы! Соответственно, мы можем опираться только на то, что нельзя перенести. Все остальное можно было распилить и перенести. И даже когда мы в храм приезжаем — понимаем: есть вещи, которые действительно здесь подлинные. А есть вещи, которые сюда принесли, поставили. Сейчас между Луксором и Асуаном они хотят сделать аллею сфинксов. Понятно, что это будет 8-е чудо света, люди будут платить, туда воды нальют и по каналу будут на лодках отправлять людей в Асуан и… и опять это будет культурно-исторический проект. А я сфотографировал эту аллею сфинксов, которую сегодня копают, слева и справа ставят сфинксы. Это уже не те сфинксы. Это из бетона сделанные сфинксы, но я знаю, что ровно через 5 лет будут говорить, что это настоящие сфинксы и что это настоящий канал.

– И опять-таки, и снова: это будут говорить туристам, но не учёным. Я не думаю, что Вы протестуете против того, чтобы с туристов качали деньги.

– Я, честно говоря, прохладно к этому отношусь.

– Я — тоже. Но людям деньги жгут карманы. В ранге туристов они должны эти суммы взлохматить, как говорят урки. Жалко, что не в Одессе – это точно. Но Вы же не адресуетесь, простите, к шпане. Вы же человек науки, человек ученого и делового кругов. Людям этих орбит подсунуть, извините, туфту много сложнее. И купить настоящего учёного, это дороговато.

– Скажу так: не думаю, что у египтологов, у людей, которые Египтом занимаются, есть интерес к Египту.

– У египтологов? А в чем же их интерес?

– Честно говоря, я вот сейчас изучаю этот вопрос — после экспедиции у меня много идей по этому поводу. Считается, что все и так понятно. А мне там ничего не понятно вообще.

– Ошибки, заблуждения возможны. В том числе и в науке. Но можно ли вот так, запросто и сразу, перечеркнуть всё, чему учили в школе. С точки зрения этого фундамента знаний пирамида была усыпальницей фараона, Акрополь был Акрополем, Хеопс был Хеопсом, а Эхнатон – именно Эхнатоном. Не говоря уже о Рамзесе и Нифертити. Кое-что досталось нам и от Шлимана. Да что там, милетский философ Фалес путешествовал по Египту чуть ли не… дай Бог памяти… в седьмом-шестом веке до нашей эры. Сколько с тех пор побывало там разных любознательных землян! В том числе и с университетскими дипломами. Сколько исписано бумаги, издано книг! Конечно, всё это не означает истину в последней инстанции. Сомнения современного учёного естественны. Потому что нет сомнений – нет ученого. Но вот что особенно интересно: как традиционный научный мир воспринимает ваши сомнения, ваши открытия, ваши отрицания такого рода?

– Вот, без интереса, Ким Борисович. Научный мир сегодня все, что денег не касается, воспринимает без интереса. Т.е. многие ученые давно привыкли к тому, что они продаются и покупаются. Ученые должны зарабатывать деньги и зарабатывают их по-разному.

– Есть богатые ученые, которые не зависят от государства, например.

– Вот поэтому и для того они и зарабатывают деньги. Приведу пример. Есть у меня друг-профессор в Италии, и есть у меня знакомый в Италии, которому нужен этот профессор. И нужен он ему был для того, чтобы он обосновал историзм его деятельности, обратился за своим титулом об историзме деятельности этого человека. Если бы любой ученый, который разбирается в этом вопросе, взял бы эту книгу, он бы его на смех поднял. Т.е. документы говорят обратное.

– Плохо поработал?

– Да не плохо. Он просто поработал, понимаете?

– Ну, работать же можно по-разному. Мистифицировать тоже надо уметь.

– Да. Вот я бы сделал иначе, я бы другим путем пошел. Но у этого ученого вот такой уровень интеллекта.

– Какой же он ученый?

– Ну, слово «ученый» я бы в данном случае назвал больше фразеологизмом. Ученый ученому рознь, так же, как любой человек любому человеку рознь. И если взять эту книгу, которую он написал, и подвергнуть ее научному анализу, то будет скандал на всю Европу. Но кто этим будет заниматься? Кому это надо? Все прекрасно понимают, человек зарабатывал деньги. Приведу еще один пример. Существуют Филиппины. На Филиппинах существует какая-то там борьба. Вот нужно сделать эту борьбу национальной филиппинской, еще какой-то. Приглашаются ученые – и давай они писать книги. Но когда ты потом их книги открываешь, ты начинаешь смеяться по причине того, что любой научный анализ опровергнет эти книги, превратит их в пыль через 5 минут. Но никто этим не занимается. Почему? Потому что правительству Филиппин тоже нужно зарабатывать деньги. И поэтому оно на правительственном уровне сказало, что эти ученые правы. Всё. Точка. В этом государстве. «А все, что вы там думаете, нас не интересует. Главное, что на вот этой территории они правы».

– Авантюра! Но, если говорить конкретно о нашей теме и идее, вы из последнего похода (дай Бог – не из предпоследнего!) сенсацию привезли?

– Я бы сказал так, привезли громадное количество прикладного материала, т.е. прикладной материал, который был озвучен на научном симпозиуме и сейчас он будет озвучен в монографии.

– Т.е., опять-таки, предложен ученым и ученой среде?

– Да. Пожалуйста, проверяйте те факты, которые мы там изложили. Мы выдвинули очень интересные гипотезы и предоставили доказательства. В т.ч. и фотографические доказательства.

– Теоретический интерес тут понятен – приближение к истине. А поскольку говорится еще о прикладной функции, о практике, то, по-одесски говоря, шо это дает?

– Я думаю, что любому директору современного предприятия, любому политику, любому человеку, который стремится к власти, ему бы эту монографию сделать настольной книгой.

– Самоучитель прихода к власти?

– Я бы сказал, самоучитель не прихода к власти – это само собой. Я бы сказал, это самоучитель власти – не только о том, как к ней прийти, но и сохранять длительный промежуток времени.

– Кстати, из истории видно: это самое сложное – не столько взять, сколько удержать.

— Да. Вот там очень подробно описано, как это делается, и как историзм тот, который у нас существует, выглядит очень я бы сказал, не лицеприятно сегодня, исходя из наших исследований в Египетской экспедиции. По сути своей, мы еще раз показали, что вся история пишется не ревнителями истины, а победителями. И, как говорили древние, «Vae victis!». Горе побежденным.

– Как известно, история – наука, которая делает человека гражданином. Ну, призвана делать – так точнее. И поколения сменяют одно другое. И дальше нужна, опять-таки, история, и желательно, чтоб это была история не «на живую ниточку», которая не выдерживает элементарной критики, а история вот с этих позиций – приближения к истине. Стало быть, здесь придется очень многое переписывать, очень многое переделывать для наших школяров. Опять, уже в истории который раз, повороты по флотскому сигналу «Все – вдруг!».

– Я думаю, что невозможно. Слово «история» многоэтажное. Многим кажется, что история – это хронология от точки до точки. На самом деле она многоэтажная. Если вы ловите школьника и спрашиваете: «Что ты знаешь о восстании Спартака в Риме или на Юге Италии?» Еще важно, какой школьник – советский или украинский сегодняшний. Один и другой что-то Вам расскажут. После этого Вы ловите увлеченного исследователя, просто обыкновенного человека, который интересуется историей, и это его хобби. И он Вам рассказывает совершенно другие вещи. После этого Вы приглашаете к себе в студию кандидата исторических наук, который занимается этой проблематикой, и слышите кардинально другие вещи. Потом приглашаете какого-нибудь страшного профессора, доктора наук: «Ну, понимаете… наука — такая вещь, где существует множество мнений. Но на самом деле – «Все было вообще не так, все было вот так». И Вы говорите: «Так где же правда?» Потом Вы консилиум ученых собираете, и консилиум ученых начинает при Вас дискутировать. И выясняется, что они… вообще ничего про это не знают. Хотя ребенок в школе глубоко убежден в том, что было так и больше никак.

– Школе никуда не деться – ученику надо дать хронологию.

– На уровне научного симпозиума, конференции, где сидят одни профессора, выясняется, что мы вообще про это ничего не знаем. А на уровне школьника все предельно прозрачно и понятно. Вот это и есть многоэтажный феномен истории. Т.е. для меня как для ученого, как для академика Египет понятен и непонятен одновременно.

– Восток – дело тонкое.

– Да. Именно. А для египтолога, который Египтом занимается, ему все давным-давно ясно. Вон, гиды – они же отвечают на любые вопросы. Но это же они кому отвечают?

– Туристам.

– А когда появился Константин Владимирович Слободянюк, у гида начали гореть микросхемы. Он не знал, что ему ответить, пришлось говорить правду. И Константин Владимирович там играл роль журналиста, и он так надрессировал гида в Каире, что тот начал употреблять слова и обороты «гипотеза», «вероятнее всего», «скорее всего», т.е. уже нет твердых знаков. Константин Владимирович дрессировал этого египтянина, и он через 3-4 дня начала уже говорить правду. Наконец-то понял: и тому, что все говорят вокруг про Египет, и тому, что мы видим собственными глазами, не всегда можем дать этому адекватную оценку. Когда человек легко принимает что-либо? Когда ему все равно, нет никаких оснований для того, чтобы в этом разбираться. Вот я говорю: «Этот стакан прозрачный». Ну и, какая разница, какой – хоть мутный, хоть прозрачный. А вот если б мне сказали, что, если я не определю, прозрачный ли этот стакан, то мне голову отрубят, тогда я бы доказывал, что он прозрачный или непрозрачный.

– Есть еще один инструмент – сомнения. Я его для себя называю «Сомневалка»: если знаю, что мне свойственно ошибаться, я не так уж буду доверять тому, что очевидно.

– Ким Борисович, Вы журналист, профессионал, который привык работать с фактами, т.е. копаться в фактах, сопоставлять их и сомневаться в них. А среднестатистический человек этого не привык делать. Нет у него навыка такого. Все привык воспринимать по принципу «то, что ему нравится – правда, а то, что не нравится – неправда». Вот возьмем Алису Геннадиевну Новоселову, моего научного ассистента. Как Алиса восприняла Гизу? Это была мечта всей ее жизни. Она смотрела фильмы, много читала, все изучала про Египет, про эту Гизу. И вот она заходит на Гизу; я смотрю, у нее аж слезы на глазах. Это полное разочарование. Т.е. ничего здесь нет, это просто обман. Я ей говорю: «Чем тебя обманули? Тебе обещали пирамиду?». «Да». «Она стоит?» «Да». «Что еще надо? Тебе сфинкса обещали? Стоит? Стоит. Что еще нужно? Каталась на верблюде?» «Каталась». «Фотографии сделали? Сделали. Что еще нужно, объясни мне?» И знаете, между нами — что она ответила? «Я думала, что Египет — волшебный». Да-да, вот это самое волшебство, которым окутана Гиза…

-Но «Волшебство» — термин не научный…

— Тем более, в Египте нет ничего волшебного. Реальный Египет – это, я бы сказал, ад.

— Вот… несколько слов об этом.

— В аду ничего волшебного быть не может. Когда вы ещё только направляетесь туда, еще только приезжаете, непосвященному кажется, что где-то здесь- сказка, какое-то волшебство. Нет никакого волшебства, есть ад, и в аду – какое-такое волшебство? Ад — он и в Африке ад. Поэтому сомнение, разочарование и некоторая тревога у нормального человека начинается с аэропорта египетского. Любой нормальный человек, единожды побывав в Египте, скажет: «Вы знаете, ребята, я пожалуй, сюда больше не приеду».

– Ну, из психологии (в том числе и социальной) известно: вообще очарование чревато разочарованием.

– Да я с Вами согласен полностью. Я просто говорю, каков Египет в реальности, в мировой науке, в мировом кинематографе.

– Но психологически не может не срабатывать экзотика древнего мира, исторические, легендарные места.

– Да. Обывателю кажется, что он, когда туда приедет, что-то сказочное почувствует или увидит. Он полон настроя, ожиданий. А они не реализуются. Там весьма нередко стоят… полицейские с нечищеными туфлями. И когда их спрашивают, почему они так выглядят, они говорят: «Потому что мы бедные, у нас денег нет… Кстати, дайте денег!» Вы представляете себе, Египет, можно сказать, – великое множество попрошаек, от полиции и до самого последнего крестьянина. Все у вас просят деньги. Представляете, к вам подбегают: «Дай миллиончик!». Каждый раз, когда ты выходишь из этого трансферного автобуса, на тебя набрасывается 50 человек, которые хотят, чтоб ты дал им бакшиш.

– Вам не кажется, что у нас, в одесской полиции, служит много египтян?

– Но наша полиция, как правило, себя так не ведет – это однозначно. Вот представьте себе, если гид говорит, что у него утро начинается с вопроса полицейских «Что ты мне сегодня принесешь?» Все не все, но очень многие люди в этой стране, практически, – преступники. И место им известно где – на скамье подсудимых.

Приведу пример. Когда мы прибыли в Луксор, поехали вечером кататься. И Константин Владимирович дальше развивает роль журналиста — поймал этого парня, который нас везет, лошадку погоняет. И давай его мучить: «В чем смысл жизни?» Он говорит: «В лошади и в повозке. Если у меня будут лошадь и повозка, у меня будет счастье». «Это твои, собственные лошадь и повозка?» «Нет, хозяина. И вот я всю жизнь стремлюсь купить собственную лошадь и повозку». Вот смысл жизни одного из луксорских представителей. Я не преувеличиваю: по сути своей, эта страна жутковата сама по себе. Много лжи и преступников. Мы говорим: да, в Египте встречаются люди порядочные, цивилизованные, а все остальные – нецивилизованные, Вы же понимаете, что цивилизованные люди в нецивилизованном государстве вынуждены играть по нецивилизованным правилам, иначе их просто сомнут. Или посадят в тюрьму. Поэтому там практически почти все такие, все до одного.

— Что же, итоги экспедиции, кажется, более чем своеобразные?

— Мы свою работу выполнили. Мы все вещи, которые нужно было исследовать, исследовали. Все, что было правдой, мы нашли, из этого всего сделали потрясающие выводы. Мы провели великолепный симпозиум. Я бы сказал, это макро-Макиавелли. Наверно, мы могли бы написать книгу «Макиавелли-2. Государь» после этой экспедиции. Но, как Вы понимаете, никто этого делать не станет. Решили пойти другим путем – научной монографией. По сути, тезисы всех этих открытий там изложим, проиллюстрируем, а кто захочет, превратит это в настольную книгу. И многое для себя сможет понять из того, что он сегодня не может понять: почему то или иное происходит именно так. Данные, которые мы получили в Египте, не только не устарели на сегодня, они актуальны как никогда.

– Диалектики говорят, где конец, там всему и начало. Но эта экспедиция в прошлом. И немножко в настоящем по части анализа и итогов. Что дальше?

– Сейчас вот я планирую экспедицию с кодовым названием «Технологическое преимущество», где мы будем работать в одной из европейских стран. Мы в ней не работали – могу пока сказать только это. Планируется 1,5-часовой документальный фильм внутренний — пока он не станет достоянием общественности. Он станет достоянием соискателей Академии прикладных наук и APSI, т.е. его посмотрят только соискатели и сотрудники наших НИИ. Еще один большой продукт, который будет, внешний по новой технологической схеме экспедиции.

— Именно?

— Мы сейчас в процессе его формирования, не могу пока сказать, как он будет выглядеть. Занимаемся этим вопросом. Внутренний продукт уже предопределен, т.е. это будет документальный фильм, мы уже готовим аппаратуру для его съемок. Мы начнем съемки в ноябре здесь, в Одессе, а продолжим их в экспедиции, т.е. мы 2 недели будем снимать там, в Европе. Ну и бонусами, конечно, пойдут те вещи, которые не вошли в фильм, т.е. отдельные фрагменты, которые будут иметь очень высокий экспертный эффект. Пока мы создаем документальный фильм, который будем использовать на семинарах, для консультаций. По сути, это – можно сказать, — производство средств производства. Мы сами создаем инструмент работы для себя, работы с клиентами и соискателями. Тема очень актуальная на сегодняшний день – это безопасность деловых кругов в XXI веке. Фильм с очень эпатажным названием «Хранитель лох – тело».

– Вы ведь и раньше этим занимались?

– 15 лет этим занимался. Я редко касаюсь этой темы педагогически, давно не преподаю. Я консультирую, но не преподаю. Это будет первый контрфильм, который объяснит, как по-настоящему выглядит отрасль безопасности в XXI веке. В фильме примут участие люди, которые непосредственно работают в этой отрасли сегодня. И эти люди настоящие, т.е. это офицеры, которые реально действуют в этом весьма своеобразном деле. Т.е. фильм ценен тем, что в нем нет тех, которые дают оценку чему-либо со стороны, понаслышке. А есть люди, которые непосредственно заняты в этой работе в настоящий момент, и они активно и успешно эту работу делают. Они — настоящие. По сути, все актеры фильма – это действующие офицеры службы безопасности, которые будут рассказывать о том, что происходило в их жизни. Я бы сказал так, фильм-контристоризм. Фильм о том, как это было, как это все менялось. Такая историческая драма — как в определенный момент рухнула отрасль безопасности в Украине и в Европе, и в мире. И по сей день на этих обломках прорастают определенные цветы, плющи, сады, которые в отрасль еще не превратились. Сама потребность никуда не делась, но люди, которые работали до этого, уже не нужны, они остались в истории.

— Что поменялось?

— Все поменялось. Эта область тем плоха, что она только увеличивается. Знаете, бывает как? Вот мы чем-то занимаемся, что-то отмерло, новое пришло. Здесь все, что было, осталось, и еще добавилось. Было 15 проблем, стало 30. Вот в чем вопрос на сегодня. Как это все выглядит, с чем мы сталкиваемся, что будет дальше, как это было, как это реструктуризировалось, как развивалось? Историческая драма о безопасности деловых кругов, начиная с 90-х годов и до 2021 года. И мы все это должны показать в разных взглядах разных людей, которые этим занимаются. И та правда, которая будет в этом фильме, настолько неожиданна, настолько неприемлема сегодняшнему обществу, что она закрыта. Мы и не делаем фильм публичный, а будем его использовать как инструмент. Потому что, если это показать фактически, то можно кому-то психику покалечить. Это правдивая драма о том, что на самом деле происходит сегодня в экономике, бизнесе и т.д. По сути, написал я две книги. Это — «Качающаяся сцена». Я не говорю про учебник по безопасности XXI века. Это было введение в безопасность, в новую концепцию безопасности XXI века. И я написал книгу «Настоящая экономика». Т.е. эти две книги – предтечи этого фильма. Константин Владимирович говорит, что книга «Настоящая экономика» популярна почему-то стала, т.е. ее любят. Я думаю, что они еще просто до «Вечного двигателя» не дошли, думаю, что он тоже станет популярным. «Вечный двигатель» на интеллект повыше написан, а «Настоящая экономика» написана на интеллект пониже, и вот поэтому, она, наверно, и популярна. Хотя эти две книги – это две стороны одной медали, т.е. о том, как это есть и как это делают сегодня, об историзме, который вечно существует и никуда не денется. Поэтому думаю, что внешний продукт будет в ближайшее время сформирован, мы будем еще работать над ним. И вот эта экспедиция новая, которая будет, вероятнее всего, очень интересна. У нас и прошлые экспедиции были интересными, а сейчас станет еще интереснее, потому что мы их будем проводить по новой технологической схеме…