В МИРОВОМ МАСШТАБЕ… (часть 3)

20. А что потом…

…И вот всё это – уже далеко позади, вместе с следующим великим октябрьским переворотом, с неожиданным и странным двухпартийным правительством Советов, понравившимся народной массе твёрдыми обещаниями мира и земли и тут же развязавшим лютейшую гражданскую войну. И не только гражданскую – и с немцами. Спровоцировавшим интервенцию. Передравшимся внутри себя и ставшим однопартийным – выкинув из истории все остальные партии, включая революционные. Что и привело главного нашего лирического героя, а с ним – и нас с вами, читатель милый, в Одессу восемнадцатого и девятнадцатого. А тут…

Одесситы, и в особенности, одесситки — склонные к космополитизму и обожающие экзотику, с детским любопытством вглядывались в марширующие из порта как собственно французских военных, так и прибывающих греков, туарегов, зуавов, шотландцев-волынщиков и других борцов за свободу и демократию. Они пестро заполнили город и прилегающую территорию — до Раздельной и Колосовки. И снова: странная история: Дзержинский передает в ЦК дешифровку некоего одесского агента (псевдоним – внимание ! — «Интерн») о необходимости ускорения нелегальной работы с интервентами. Для чего срочно требуются переводчики. И довольно быстро у Орлова появляется информация о том, что в одесском подполье создана и действует Иностранная коллегия губкома и ее СМИ. О которых вы уже, в общем и целом, в курсе дела. Довольно долго и до недавних времен одесситы считали коллегию эту достойной мемориала в названиях центральных улиц. Давайте занесем в наш протокол имена: Жанна Лябурб, Владимир Деготь, Жак Елин. Елена Соколовская, Вальтер Зелик, Мишель Штиливкер. Александр Вапельник, Исаак Дубинский, Александр Винницкий, Стойко Радков.

Говорят хорошая литература – это когда читателю с первых же страниц очень хочется заглянуть, как говорили одесситы, в самый зад: чем все кончилось? Чисто волевой момент позволяет автору удержаться от хождения в читательском поводу. Именно: чем всё кончится? Поживём – прочтём. Но частично приоткрою завесу. Во исполнение приказа Лубянки, иностранная коллегия в Одессе была создана, заработала с места в карьер, развернулась во всю – от Куликова поля до порта, Пересыпи и Ярмарочной площади.

Пять явочных квартир (одна из них – на Молдаванке, на Мясоедовской, на паях с Мишкой Япончиком). Одна своя типография и аренда мощностей в двух частных. Бумага, краска, авторы в должном качестве-количестве. Тиражи на разных языках. Распространение. Близкий к расчётному успех у французов и других гостей города. Подполье шуровало во всю. Что даже в семидесятые годы отразилось земляком нашим Григорием Колтуновым в сценарии кинофильма об этом месте-времени: «Эскадра уходит на Запад». Хотя о самой инколлегии в ленте – почти ничего.

Между тем, едва согранизовавшись, иностранная коллегия Одесского губкома зашагала непутём широко. И скоро попала в контрразведовательное поле зрения. Орлов со студенчемским любопытством наблюдал за подпольными локомоциями, как будто посетил кинематограф и виделвсё это на экране. О чём конспираторы и не догадывались. Захватывающие эпизоды встреч агитаторов с матросами в пивном подвале «Гамбринус», посещения ими иностранных казарм и даже боевых кораблей на рейде ( на шлюпках подвозили к борту фрукты, овощи, напитки, завёрнутые в нелегальную прессу на французском языке), как сценарии сериала, исправно ложились на орловский стол. А чего стоило описание совместного пикничка пропагандистов и моряков далёких широт в Аркадии, при увольнении на берег! Выпито было много вина. В особенности пили коньяк. И пели «Марсельезу» на двух языках, в варианте «Отречёмся от старого мира…». Причём, вмешавшися французский пехотный патруль был избит совместно же – и иностранцами, и местными.

Орлов не спешил, любил чистую работу. Отвлекали от захватывающего этого сериала только сведения о том, что и французские коллеги проявляют к иностранной коллегии горячий интерес. Официально протестовать не приходилось: подполье работало с французскими военными. И вообще – с иностранцами. А в той горячке никто не обозначал разграничительных линий между импортной и местной контрразведками. И опередили-таки французы. Однажды инколлегия была разгромлена, ее лидер и актив ушли из жизни, претерпев крестные муки. Контрразведчики-европейцы в жестокости иперещеголяли отечественных.

После ухода из Одессы белых и иностранцев, делом этим (как и разгромом подполья вообще) занималась специальная комиссия. И в дальнейшем ВЧК, ОГПУ, НКГБ, НКВД, МГБ и наконец – КГБ – время от времени возвращались к данному вопросу. Документы последнего этапа до сих пор засекречены. Нам с вами, простым смертным, все еще остаются версии. Чудом выжившие тогда участники событий подозревали предательство. Называли имена, в числе носителей которых фигурирует некто Ливерский или, по другим источникам – Ливеровский (запомним это!). Живший по соседству с одной из явочных квартир и исчезнувший в день ареста. Человек в синих очках при бородке и усах, адвокат. Одинокий. Вот все, что могли сообщить о нем один из прямых участников событий и хозяин комнаты, сданной этому жильцу.

В 70-е годы автору стали доступны некоторые материалы по координации действий белой и французской контрразведок – в том числе касательно иностранной коллегии. О Ливерском и Ливеровском – ничего, окромя приведенного. Об «Интерне» тоже не густо. Просто – шифровки на Лубянку за его подписью. Известно, также, что в Одессе вел «Дело» лично начальник контрразведки В.Г. Орлов. Имелись ли у него синие очки – конечно, неизвестно. Впрочем – это не проблема. Как и усы и бородка…

Из материалов следствия ЧК:

«Работа с французским флотом считалась основной. В начале февраля забастовала команда крейсера «Мирабо». К началу марта военотдел подпольного одесского совета планировал восстание рабочих при участии союзных частей и флота, которое намечалось на 7 марта 1919 года. Практически уже все было готово. Восстание было сорвано совместными действиями французской и деникинской контрразведок. Иностранная коллегия была почти полностью захвачена, пытана и расстреляна».

Тогда же был схвачен сам Ласточкин — идеально законспирированный подпольный лидер с московским мандатом. Мало того: Орлов и французы знали о намерении губкома освободить арестованного. Откуда? От верблюда. И его держали в море на жестко охраняемой барже. С борта которой и утопили, – само собой, после лютейших пыток, привязав к ногам колосники. И что (и снова, и опять), интересно: в том же «Ибикусе» А.Н. Толстой описал эту баржевую методу контрразведчиков довольно ярко. А ведь тогда все делалось тайно. Документы об этом всплыли лишь в 70-е. А тогда – что называется, слово и дело Орлова-Орлинского. Что мог знать обо всем русский писатель, дворянин, граф, уже паковавший вализы для бегства за кордон? И не странно ли: после прихода в город РККА и работы соответствующей комиссии ЧК, документы лишь скользнули по этому «Делу». Сообщалось только, что истерзанному на барже Ласточку удалось переправить на волю прощальную записку. И что с приходом Котовского водолазы подняли его труп со дна. Гроб пронесли торжественно через центр города. А улицу Ланжероновскую назвали его именем. Точнее – пседвонимом.

Нет, не даром ел свой хлеб наш герой. Восстание не состоялось. Актив был уничтожен. А опоздай Орлов с французами всего на чуть-чуть… Вначале апреля пал кабинет Клемансо – вдохновителя интервенции. И тут же последовал отзыв французских частей и кораблей из России. Французы торжественно (и не без удовольствия) передавали горсовету всю власть в Одессе. И с чувством глубокого удовлетворения унесли свои дымы за горизонт, оставив на попечение совдепа эсминец «Занте» выброшенный штормом на скалы Большого Фонтана.

21. Корабли приходят и уходят. Одесса остаётся…

Почему это произошло с современным по тем временам боевым импортным кораблем – автору так и не удалось установить, несмотря на все усилия. В 70-е большефонтанские старики рассказывали мне о том, как в юности однажды ночью проснулись от грохота и скрежета металла, внятных несмотря на непогоду. И с утра с пацанами бегали на берег – смотрели с обрыва на грозное это и уже бессильное военно-морское чудо. Никто из старых и новых властей даже не пытался снять корабль с этих скал. Поздней весной, летом и в начале осени в его клюзах звучно ворчала, вливаясь и выливаясь, вода. Мальчишки отдирали от тех броневых плит огромных крабов, гревшихся на солнце.

Додиктофонный, журналистский мой блокнот хранит немало воспоминаний одесских стариков, которые в 70-е, 80-е года охотно возвращались с в свое ребячество, пришедшееся на революцию, на гражданскую, интервенцию и прочие развеселые дела – здесь, на Юго-Западе. Конечно, в их память глубоко врезались иностранные боевые корабли, прошедшие тогда кильватерными дымными колоннами от горизонта на одесский рейд и к причалам. В этой связи сохранилась и история другого корабля – итальянского миноносца «Ракия», потрясшая меня, помнится, до постыдных слез. Корабль этот наскочил на мину на траверзе Большефонтанского маяка. То есть, уже с выходом советов из подполья.

В те первые часы и дни отступления белых иже с ними морем (совсем немногие прорвались под пулемётами Котовского через Александровский парк и ушли сухим путём в Румынию), в Одессе было мало советских войск. Весь флот, военный и гражданский, да и вообще всё, что плавало, вплоть до последней шлюпки, белые угнали в Крым. Константин Паустовский писал – одесский залив был пустынным, как при поселении здесь древних греков: ни дымка, ни паруса. Южная группа войск Якира ушла дальше, увлекая за собой, как они пели – в последний и решительный бой, — сейчас же мобилизованных. Да и Польша с повестки дня не снималась. Хотя вышло так, что война с теми, кого называли белополяками, не дошла до Одессы.

И однако же сразу стало ясно, что вопросы гражданской войны здесь не счерпаны. Одесса отсавалась пороховой бочкой. После бегства белых на окраинах города и в немецких колониях — Либенталь, Люстдорф (нынешняя Черноморка) и Мариенталь, застряли тысячи деникинских офицеров и солдат. Да и в центре оставлены были конспиративные квартиры контрразведки Орлова и его специалисты широкого профиля. Союзники рассчитывали, опираясь на них, поднять в Одессе восстание и поддержать его с моря огнем главного калибра своих кораблей. Ко всему этому в предместьях — на Молдаванке, Бугаевке, в Слободке-Романовке, на Дальних и Ближних Мельницах — жили-поживали , как минимум, пара-тройка тысячи бандитов, налетчиков, воров и прочих приличных людей.

«Настроение этого разнообразного и нервного общества было неясным.- Вспоминал Константин Георгиевич, — Бандиты вообще отличаются истеричностью и непостоянством привязанностей». Никто не мог знать, как они себя поведут, если случится контр-восстание.

А союзная эскадра крейсировала у берегов Одессы, выслав вперед этот самый несчастный посланец далекой Италии – эскадренный миноносец «Ракия». Его катастрофа резко изменила обстановку в городе.

Корабль наскочил на мину. Для жителей центра Одессы это был легкий гул, докатившийся с моря. Он никого особенно не встревожил. Но по приказу только-только легализованного одесского губкома, рыбаки с Золотого Берега, Большого фонтана, с Дачи Ковалевского и из Люсдорфа немедленно вышли на своих шаландах к месту взрыва, подобрали уцелевших итальянцев, сняли с борта убитых. И всех доставили на берег раньше, чем успели подойти на помощь корабли эскадры. Тела погибших доставили в Одессу. Командующему эскадрой было передано радио: город, удрученный этим несчастьем, берет на себя похороны доблестных итальянских моряков, приглашает командира эскадры и сопровождающих его лиц на торжественную церемонию. И просит выслать для отдания почестей погибшим отряд моряков.

Адмирал ответил согласием. Ну, да. А что ему оставалось делать. И на утро от порта до Куликова поля около вокзала, где была приготовлена братская могила, выстроились красноармейские части и экипажи наших моряков – без оружия. На всех домах весели траурные флаги. Путь похоронной процессии был усыпан цветами и ветками туи. Сто тысяч одесситов организовано присутствовало на этих похоронах – почти все тогдашнее население города. Гробы несли на руках портовые рабочие. За ними шли с винтовками, дулами к земле, загорелые итальянские матросы. Играли оркестры с иностранных судов и сборный оркестр Одессы. Он не ударил в грязь лицом. И надрывающие сердца траурные звуки марша Шопена заставляли чувствительных одесситок плакать навзрыд, утирая глаза концами шали. В церкви Ново-Афонского подворья печально звонили колокола. Крыши домов были черны от людей.

Над могилой говорили речи. Итальянцы слушали, держа винтовки «на караул». Потом отдаленный прощальный залп кораблей слился с ружейным залпом на Куликовом поле. Братская могила превратилась в пирамиду цветов. После похорон для иностранных моряков устроен был в бывшем кафе «Фанкони» ужин. На него чрезвычайный комиссар опродгубкома товарищ Агин истратил почти весь неприкосновенный запас продовольствия.

После таких похорон, ясное дело, не могло быть и речи о бомбардировке города корабельной артиллерией. Матросы иностранных судов просто не допустили бы этого. Они были глубоко благодарны за внимание и почет, в столь трудное для власти время оказанные их погибшим товарищам. В этих настроениях, полагаю, сыграл роль и дружеский банкет.

Эскадрой командовал старый итальянский адмирал. О нём в Одессе говорили- похож на Джузеппе Верди. Хотя… хотел бы я понять: кто в той Одессе видел Джузеппе Верди. Ну, на кого бы он там ни был похож, и однако же уразумел, что дело пока что проиграно. И поднял на грот-мачте флагмана флажный сигнал – «Всем вдруг: возвращаться в Константинополь». И эскадра скрылась в вечерней черноморской мгле, оставив на произвол судьбы «чистую» одесскую публику и деникинских офицеров, драпануть не успевших.

22. ТРИ В ОДНОМ…

Воспоминания Константина Паустовского о тех днях-ночах поднимают со дня памяти ещё один боевой корабль. « …Было тихо. Только изредка в море, всегда в стороне Очакова и Кинбурнской косы, возникали орудийные громы. Это врангелевский крейсер «Кагул» (! К.К.),приходил из Крыма и бессмысленно обстреливал берег. Его тут же прогоняли наши береговые батареи, и «Кагул» охотно возвращался в Севастополь с видом исполненного долга,- немилосердно дымя, перекатывая стальным носом груды сияющей пены и развевая на гафеле грот-мачты выцветший андреевский флаг».

Удивительно, даже историки и литературоведы не обращают внимание на сей казус. Между тем он запечатлен великим писателем в известнейшем, многотиражированном произведении «Время больших ожиданий». Да еще и таким знатоком Черного моря (один из его романов так и называется) и всего, что связанно с Петром Петровичем Шмидтом. И восстанием на крейсере «Очаков». Когда бы знал, что белогвардейский крейсер «Кагул», от имени контрреволюции стрелявший по советской Одессе, и первый на ЧФ революционный крейсер «Очаков» – один и тот же корабль. Едва ли он прошел бы мимо такого символического факта.

Из официального ответа на запрос автора:

«В реестре боевых кораблей вооруженных сил Юга России 1919-20 гг. числился и легкий крейсер «Кагул» (бывш. «Очаков»), который сопровождал корабли французской эскадры и обстреливал Одессу. После бегства белых, в числе других кораблей эскадры был угнан в Константинополь, а позднее в Бизерту. Дальнейшая судьба неизвестна.

Подписано нач.4 отдела Штаба севастопольской базы инженер-флагман 3 ранга Гонтарь И.П.»

Из приказа командующего ЧФ:

«Ради победы над общим врагом флот клянется хранить братское единодушие офицеров, матросов, и работников морского ополчения. Как символ такового, приказываю вернуть имена кораблям, переименованным после 1905 года. Крейсеру «Кагул» вернуть первоначальное название «Очаков».

Командующий черноморским флотом российской республики гражданин Колчак.»

Из ответа автору редакции военно-морского журнала «Гангут»:

«Действительно, в воспоминаниях контр-адмирала Крылова говорится и о том, что 1924 г. предреввоенсовета направил его главой военмортехкомиссии по экспертизе кораблей черноморского флота угнанных в Бизерту осенью 1920 года. Состояние «Кагула» («Очакова») исключало переход в Черное море. Что и определило рекомендацию комиссии продать его на металлолом. Адмирал также вспоминал, что после подавления мятежа и пожара на «Очакове» его отремонтировали и переименовали в «Кагул». А настоящий «Кагул» назвали «Память Меркурия». После гибели генерала Корнилова в 1918 году «Кагул» был еще раз переименован, стал «Генералом Корниловым», что потом усложнило документальные поиски.

Подпись: помощник контр-адмирала А.Н. Крылова, Героя социалистического труда, Лауреата сталинской премии 1-й ст., – кап. 2 ранга Крутин.»

Какие чудеса только не бывают в эпоху открытых оскольчатых переломов. Когда особенным образом (и как поется в одной детской песенке), «…Доля такая у кораблей. Судьбы их тоже Чем-то похожи, Чем-то похожи на судьбы людей». Наивно, но точно. Касаемо это и крейсера «Очаков», он же «Кагул», он же «Генерал Корнилов», и нашего лирического героя. Эпоха и пецифика службы которого сама по себе предрекла для нас, потомков, белые пятна его биографии.

Да, кстати, о моряках, мореплавании, переменчивости эпох и судеб. Задолго до разгрома Инколегии, с самого начала века в Одессе действовала подпольная организация флота. По звеньям ее цепи в могущественную (казалось) империю шла из-за границы нелегальная литература. В том числе и знаменитая в последствии газета Черноморского Морского Пароходства «Моряк» – тогда ещё орган экзотического подполья. В какой мере нынешняя одноименная газета – наследница по прямой – разговор особый. Но известен вполне определенно разгром этих нелегалов, их аресты с поличным, суд, каторга и ссылка. Поговаривали, что еще тогда и именно на этом деле российские, английские и французские контрразведчики скоординировали усилия и внедрили в морской подпол своего агента. Он там добился больших успехов и полного доверия – после чего выполнил условия найма: сдал всех с легким сердцем.

Как кому, а автору этих строк ситуация показалась очень интересной. Кто бы это мог быть? С.П. Белецкий великий профессионал политсыска и глава тогдашнего полицейского департамента как-то по неосторожности прописался: в морское подполье был внедрен молодой, умный, культурный и решительный агент-матрос, ходивший на судах каботажа и за кордон… Считается почему-то (почему? А?), что этот последний так и остался неизвестным.

Допустим, – это так. Нет, я говорю – допустим! Но, много лет всматриваясь в биографию нашего героя, хоть и не сразу, а все же обратил внимание на некий факт: молодой, умный, интеллигентный и решительный университетский студент-юрист Владимир Орлов, в отличии от однокашников-барчуков, вынужден был сам зарабатывать на жизнь. Знаете – как? Ходил на судах. Матросом. Каботаж и загранка. Между прочим, и в Марсель, и в Лондон и даже в Балтимор. Автору удалось, не без трепета, прикоснуться к протоколу чекистского допроса еще одного экс-директора полицейского департамента, господина Виссарионова. Об агенте-моряке он знал немного. Только, что тот был предельно засекречен тщанием Третьего отделения и закордонных спецслужб. И псевдоним имел… «Интерн». И это уж пожалуйста, запомните. Между прочим начальником одесского жандармского управления в начале века служил некий полковник Заварзин, который позднее, на аналогичном посту в Варшаве, принял к себе на службу… Орлова, как давнего и надежного сотрудника. Совпадение? Возможно. Но – не слишком ли много совпадений?

23. Бывает…

Подумать только: родился в 1882 году в Одессе, годовалым перевезен в родовое гнездо (Зарайский уезд, рязанской губернии). Из тех самых, от Петра I – Орловых, но веточка отсыхающая. Привезен в Варшаву. Далее – экзотическая круговерть знакомств. В гимназии – с Ваней Каляевым и Борей Савинков. Первейшими в будущем отчаянными террористами. На кого только не покушались. И на царей, и на великих князей, и на губернаторов, о министрах и полицмейстерах уже не говоря. А последний – известный поэт (псевдоним – Ропшин), в правительстве Керенского – военный министр. А после октября – лидер белого подполья, непримиримый охотник уже на бошевистский князей; мятежи в Рыбинске и Ярославле. Кровища по колено. Международный шпионаж. Контакт с Орловым в красном Питере и после – в белой Одессе. Обманом зазван в СССР, якобы для руководства восстанием против советской власти. Во внутренней тюрьме ОГПУ покончил с собой или убит – дело темное. А одно из секретных сообщений в Высший монархический совет эмиграции подписано: «Интерн».

И это тоже – давайте запомним: «Интерн».

Освежим в памяти и некоторые другие данные этой замысловатой биографии. Автор должен признаться в еще одном белом пятне на её карте: несмотря на поиск, мне до сих пор не ясны обстоятельств, породившие дружбу героя нашего, раба божьего Орлова, с помянутым уже главой Варшавской охранки П.П. Заварзиным (тем самым, в числе платных агентов прямой связи которого был даже сам Роман Малиновский – один из лидеров социал-демократии, депутат госдумы от рабочей курии и друг Ленина). Ну, знакомство – куда ни шло. Он также связан с Одессой. И довольно тесно. Окончил Одесские реальное и Одесское же пехотное училища. В то время и познакомились. Далее — служил в армии. И в 1898 года в чине поручика перешёл на службу в Отдельный корпус жандармов. Что, кстати, не приветствовалось в армейской офицерской среде. И дослужился до начальника Варшавского Губернского жандармского управления. Там опять пересеклись их пути-дороги с Орловым. Да ещё и с Дзержинским. А после и ещё – в Париже, в эмиграции.

Судя по известным автору отзывам современников о П.П.Заварзине, звёзд с неба он не хватал. Из-за чего, кажется, даже и уволен был с высокой этой должности, Что могло его могло сблизить с такой откровенно яркой личностью, как наш герой – нет, не скажу. Не знаю. Но во всяком случае, автограф Павла Петровича в его книге «Работа тайной полиции» – а это по сей день настольная книга контрразведчиков мира — убедительно свидетельствует о их личной дружбе. А ведь это было между гимназией и университетом! А на втором курсе он сошелся с главой окружной контрразведки генералом Н.И. Батюшиным, имя которого также вырублено на мраморе истории контрразведки.

И с кем его только ни сводила фортуна! Какие встречи! Какие знакомства! Какое приятельство! Впрочем, вы же давно знаете: через год он – уже начальник белой контрразведки в Одессе. Известно вам также, что чисто случайно тогда же из голодной красной Москвы сюда приехал Алексей Толстой, поселившийся в доме на улице Пироговской. Откуда, с указанием обратного адреса, отправил два из писем, составивших известный двухтомник «Письма А.Н.Толстого. Ещё одна случайность: это была конспиративная квартира ЧК.

Хождение матросом за кордон и юридическая стажировка в США свели Орлова с… Л.Д. Троцким. Нет-нет, они не стали друзьями и приятелями. Но первый памфлетист Европы (Бернард Шоу – о Троцком), первый в истории нарком военмордел, первый председатель реввоенсовета республики труда и автор-лидер несостоявшегося IV Интернационала весьма высоко оценил его общую культуру и поиск пути. Это – известнейший революционер-марксист о монархисте? Уж что-нибудь здесь да не так. Кстати, уж не создание (и тоже – уже в эмиграции) Львом Давидовичем своего Четвёртого интернационала — в противовес ленинскому, Третьему Коммунистическому) навело потом белоэмигранта Орлова на мысль о ещё одном, совсем-совсем другом, интернационале – Белом? Но об этом потом, уже скоро. А пока – его одесские «Дела».

24. «Дела» шли к концу…

Даже этот беспримерно энергичный профессионал стал элементарно уставать. Большевистское подполье, просвечиваемое рентгеном его агентуры и интеллекта насквозь и даже глубже, приближалось к достижению своего совершенства. Его влияние уже не только на рабочие кварталы, но и на центр города, было неоспоримо. И Орлов однажды в беседе с французами на сей счёт выразился изящно: этот бикфордов шнур не может гореть вечно. А многочисленные контрразведотделы, отделения и управления ещё более, чем в начале славных этих одесских дел, топтались без особого толку; хватали всякую мелочь пузатую (в основном – расклейщиков листовок, которые и сами толком ничего не могли показать на допросах. Просто – получали мелкие денежки за простую работу. И уже имея секретнейшую информацию о возможном скором драпе, приоритет в работе отдавали личной подготовке к такому исходу. Для понимания реальной обстановки — арактерны такие воспоминания экс-Главковерха ВСЮР генерал-лейтенанта А.И. Деникина:

«Личного состава явно не хватало. Усилия одесского штаба пополнить не увенчались успехом. Многочисленное одесское офицерство не спешило на фронт. Новая мобилизация не прошла. По получению обмундирования, вооружения и денежного довольствия, большая часть разошлась. Унося с собой все полученное, почти поголовно дезертировали немцы-колонисты. Угольный кризис затруднял до крайности войсковые перевозки. Путали карты и бесчисленные контрразведки, которые частью опустили руки и деморализовались, частью же просто грабили население, вымогали у богатых соотечественников ценности и заискивали перед французами в ведах ближайшего бегства».

Подпись: А. И. Деникин.

Подчеркнем: такую характеристику белым делам дал отнюдь не лидер большевистского подполья, а убежденейший контрреволюционер, в свое время получивший погоны генерал-лейтенанта из рук Николая II – один из ближайших сподвижников генерала Корнилова, фактически создатель Белой гвардии и доврангелевский главковерх ВСЮР (вооруженных сил Юга России). Хотя и разумный, трезвый человек, военный профессионал до мозга костей. И как показала эмиграция вполне приличный литератор.

Кстати, о французах: уже не только их рядовые солдаты и матросы, но и унтер-офицеры, кондукторы и даже младшие офицеры открыто, в слух болтали о своём непонимании. Мол, за каким лешим мы сюда припёрлись, что мы здесь делаем, какое наше дело до всего этого. И не пора ли поднимать пары в котлах и отваливать – пока головы целы. Франкоязычная газета «Le communiste» «Коммунистка» (так ошибочно набрали заголовок газеты «Коммунист» в подпольной типографии – а переделывать уж не стали) и другие аналогичные издания запросто шелестели в кубриках и казармах. Ещё живая тогда, Иностранная Коллегия одесского обкома проводила время не только на Ланжероне и у «Фанкони». Хотя работа велась и там, и всюду, где бывали посланцы иностранные военные люди.

В общем, у Орлова практически всё было готово для изъятия и изоляции небезопасного внутреннего врага. Само собой, по требованию главнокомандующего и в порядке простой информации, материалами приходилось делиться и с дорогими французами. Орлов рассчитывал и на координацию. Но французы – они и в Африке французы. Имеются в виду не только колонии в Северной Африки. Французская контрразведка в Одессе надула русскую: освоив орловские материалы, обошлась «без рыжих», то есть иностранную коллегию повязала сама. Это было в первый день весны незабываемого девятьсот девятнадцатого. Сначала в двух словах: им удалось захватить почти всех членов иностранной коллегии. Беглый допрос «с применением». Даром — что французы, Европа. И уже в ночь на 2-е марта грузовой машиной вывезли за город, рядом со Вторым христианским кладбищем. И расстреляли без суда и следствия. Трупы просто бросили у ворот.

На следующее утро одесские рабочие, идущие с ночной смены, их обнаружили. Разведчик-чекист Лафар (в некоторых документах – де Ляфер и Лафарг), внедренный в штаб войск интервентов, доносил (буквально): «В городе крупные провалы. До 6 марта схвачен Калэ. могу быть засвечен и я… Погибла почти вся интернациональная группа. Конспирировать для них это пригибаться перед врагом. Бесчестие и трусость. Мол, коммунары, сражались во весь рост. Но человек, который стоит мишень для врага. Я старался предупредить (через М. Штилифкера) меня пристыдили».

25. Чудесные совпадения…

Через десятки лет – до и после войны, — одна из улиц центра Одессымежду Большой Арнаутской (бывш. Леккерта, бывш. Чкалова) и Итальянским бульваром (бывш. Спортивная, бывш. Томаса) носила имя Иностранной Коллегии. Той самой, охоту на которую блестяще провел наш лирический герой. И участникам каковой благородные французы в ходе ареста и допроса переломали все ребра и вышибли глаза. Так что опознание трупов было весьма затруднено: это были просто отбивные котлеты.

После ареста в живых остались только двое. Один из отвезенных к кладбищу при высадке из грузовика в темноте и суматохе бежал через дорогу под выстрелами. Избитый до полусмерти, все же перемахнул через кладбищенский забор и скрылся. О нем позже. Но один из арестованных, заместитель Ласточкина, бывший студент Новороссийского университета Калистрат Саджая (тот самый Калэ). Еще при доставке арестованных на допрос выпрыгнул в окно третьего этажа. Его оттащили в больницу со множественными переломами – избежал общей участи и дождался прихода РККА. Выжил. Выздоровел. Даже возглавлял одесскую губчк. И то ли в отместку за погибших товарищей, то ли просто в духе времени, при проведении следствия и вынесения приговоров проявлял беспримерную жестокость.

Что знал Орлов о самой Инколлегии? Руководил И. Ф. Смирнов (кличка Николай Ласточкин), глава подпольного обкома. Не знала, конечно, контрразведка о том, что именем его долго будет называться в Одессе улица Ланжероновская. По данным белой агентуры, зимой 18-19 гг. в оккупированную Одессу из России прибыли агенты по направлению Центральной федерации иностранных групп при ЦК РКП(б). В.А. Деготь, Я.Л. Елин, Е.И. Соколовская, М.А. Штиливкер, М.В. Лоладзе. Уже помянутый Калистрат Саджая. Все бывшие подданые Российской Империи. И иностранцы: француженка Ж. Лябурб, сербы В. Драган, С. Ратков, Ж. Степанович, румын А. Залик, поляки Я. Вимут-Гжеляк, Г. Гжелякова, А. Зойко, некоторые другие. К этому моменту в городе находились и другие иностранцы из Москвы. В частности, уже известный вам Ж. Лафар.

Ладно, будем считать и чистейшим совпадением точное, с подробностями, описание ужасной баржи на одесском рейде. Ну, той, на которой, содержались и расстреливались деникинцами арестованные подпольщики – в толстовском «Ибикусе» (1927 г.) и в эмигрантском «Секретном досье» (1929 г.) Орлова. Последнее Алексей Николаевич тогда не читал. И читать не мог. Ибо орловская книга была издана, да и то, ограниченным тиражом, в 1958 году. А советский граф Алексей Николаевич Толстой умер в 1945 году. Да что там какая-то баржа и какая-то книга, хорошо известная только контрразведке СССР. Мелочь! Припомним встречу толстовского героя Невзорова (он же Конт де Незор и Семилапид Навзараки) в Одессе с белым контрразведчиком, втянувшим несчастного разночинца в смертельную круговерть. Что сказал этот тип Невзорову? А вот что:

«Бывают времена, когда ценится честный общественный деятель или артист, художник и прочее. Теперь потребность в талантливом сыщике… Наша организация разработана гениально, мы покрываем невидимой сетью Европу. Мы – государство в государстве. У нас свои законы долга и чести. Мы работаем во враждующих странах, но сыщик сыщика не предаст никогда. Мы выше национализма. У нас имеются досье (внимание! К.К.) обо всех выдающихся деятелях финансовых и политических».

А вот что пишет наш с вами современник, большой знаток спецслужб генерал А.А. Зданович в «Интригах разведки»: «…Орлов приступил к созданию своего любимого, но принесшего ему в последствии столько неприятностей детища – знаменитого (естественно, в узких кругах. К.К.), каталога на политических преступников, шпионов и подозреваемых в шпионаже лиц…Среди бумаг, захваченных красными в одесской белой контрразведке, оказалась и копия Положения (Проект) об указанном в записке Орлова Международном бюро». Соображаете? Соображаете…

Орлов тогда же и там же ознакомил со своим проектом французов. Они, основательнейшим образом погоревшие здесь на разложении своих войск, были уже хорошо осведомлены относительно эффективности пропагандистского подполья в рабочих кварталах и казармах Парижа. Господа из Сюрте и контрразведки ля Франсе горячо заинтересовались идеей орловского проекта. То есть, Антикоминтерном или Белым Интернационалом. В иных местах проекта, ради рацио и в духе времени, так и сказано: «Белинтерн». И сие я, также, прошу вас учесть, милый мой читатель.

Равно как и то, что примерно теми же параметрами датированы информационные материалы обо всем этом на столе председателя ВЧК, его первого зама и начальника ИНО.

26. Финита ля трагедия…

А нижеследующие строки должны были бы и могли бы составить отдельную книгу. И тем не менее, глава эта будет заключительной и самой короткой. «Дела» Орлова Орлинского рассекречиваются – да и то по чайной ложечке, – только в светлые наши дни. Это – с датами 20-30 гг. И еще: каким таким чудом их чуть ли не цитировал… во всяком случае, пересказывал близко к тексту все тот же преподобный А. Н. Толстой (умерший в 1945 г.) в ряде произведений именно 20-х и 30-х годочков ? Чуть ли не буквально материалы орловской контрразведки, проекты, мысли и чаяния Владимира Григорьевича его дневниковые наброски. Собственно говоря, с обнаружения этих совпадений и родился интерес автора к настоящему «Делу». Дальше – больше.

Из материалов одесского губЧК: «В ходе допросов ( участников разоблаченного «Союза Георгиевских кавалеров» К.К.) установлено, что начальник контрразведки Орлов летом-19 г. лично встречался со своей агентурой на конспиративной квартире №95, дома №3 на ул. Пироговской…».

Постойте-постойте! Ведь этим именно адресом и помечены в двухтомнике писем А. Н. Толстого (я вам ужедокладывал) единственные два его письма из деникинской Одессы. Даты и обратный адрес на них обозначены четко. Да-с, он тут именно и жил – до драпа в Константинополь. Если вы еще не устали от совпадений, читатель дорогой, примите к сведению: лидер белогвардейской публицистике и будущий первый советский писатель со своим семейством (и вероятно, тоже чисто случайно) бежал из Одессы от Красной армии на параходе «Кавказ». Сей транспорт, погрузка на него и вояж ярко отображены в толстовском «Невзорове». Судно было, как говорили в Одессе, набито битками. Так что трижды в день, а шли почти трое суток, в дощатые сортиры, построенные специально для простых беженцев, нервная очередь выстраивалась до спардека. Писателя это не касалось: он путешествовал первым классом на носу судна – со всеми удобствами. И это надо же: первым классом отбывают члены Высшего монархического совета (Прилуков, Щеглов и др.), золотой запас Одессы и армейская контрразведка во главе с В.Г. Орловым.

Оно конечно, в Константинополе их дороги как бы разошлись. Будущий метр соцреализма отправился в Париж – еще по дороге письменно ругательски ругая большевиков, сорвавших мирную, тихую, демократическую революцию. А Орлов без перерыва на отдых и сбор мыслей уплыл в Симферополь – формировать контрразведку комфронта Слащева. Того самого, театро-кино-литературоведам и хорошим кинозрителем более известного по булгаковской пьесе «Бег» и одноименному двухсерийному фильму Алова и Наумова, как генерал Хлудов. Вот уж, что называется – из огня да в полымя. И тут – контраст на контрасте. Контрразведка Орлова занавесила в короткий срок Симферополь слесарями, повешенными в людных местах — на фонарных столбах, балконах и воротах. И Орлов же спас поэта и художника Макса Волошина (он прятал у себя дома в Коктебеле большевистского резидента). Наш герой всячески пресекал эвакуационные настроения офицерства: стоять на смерть! И конечно же перессорился с очень многими.

Вышибленные Фрунзе с полуострова белые увлекли с собой и Орлова. И еще в пути зачем-то вмешался он в конфликт комфронта Слащева и командующего ВСЮР барона Врангеля. Дошло, говорили, до мордобоя. В результате Слащев разжалован в рядовые. Орлов исключён из состава суда, снят со службы и всех видов довольствия. Эта загадочная славянская душа, сентиментальная и мятежная, кочевала по Европе, разрабатывая фантастический свой проект антикоминтерновского Белинтерна. И добиваясь его реализации. Орлову не верили. Его и слушать не хотели. Подозревали во всём этом хитрый ход коминтерна и советской разведки. Российские олигархи, осевшие в Европе, хорошо помнили его художества в комиссии генерала Батюшина. Как он препятствовал приходу капитализма и демократии в российскую империю. И сажал раскапиталистов в тюрьму. Не говоря уже о его службе у Дзержинского. Ну, и перессорился со всеми и вся. Он высылался официально (давайте загибать пальцы) из Парижа и Лондона, из Белграда и Вены. Судился в Берлине. Осел в Бельгии – в канун немецкой оккупации. В начале лета-41 г. арестован Гестапо, специальным самолетом доставлен в Берлин. Допрошен, пытан, бит зверски самим добряком Мюллером. Опять-таки, не тем, киношным (артист Леонид Броневой), а прототипом, самым настоящим Генрихом Мюллером. И погиб – о, Господи! – на рассвете 22 июня 1941 года. Расстрелян. Так и не узнал о том, как пришла вторая мировая война в его Отечество. И чем, собственно говоря, она закончилась…

P. S. П Р И Л О Ж Е Н И Е…

(Из публикации наркомюста СССР Н.Крыленко. «Известия», 20.03.29 г.)

ПРЕСТУПНИК ОРЛОВ И ЕГО СЛЕДОВАТЕЛЬ ЗИВЕРТ

Телеграф сообщил, что мастер фальшивых документов гражд. В. Орлов «пока что остается под стражей и что прокуратура продолжает выяснять вопрос, не совершил ли он каких-либо уголовно наказуемых деяний».

Поразительная формулировка! Казалось бы, что колоритная фигура Орлова, хорошо известная берлинскому Полицей-Президиуму, в частности его политическому отделу, так называемому Ейнц-А, не требует больших доказательств «уголовно наказуемости деяний» этого субъекта. Эти доказательства должны иметься в распоряжении германской полиции. Мы понимаем, что г. Вейс не всегда и не во всём явится достоверным и даже желательным свидетелем. Он может многое скрыть и не сказать не только всей правды, но даже частицы правды.

В руках берлинского прокурорского надзора также имеются или должны иметься данные, напечатанные в «Известиях» от 16 и 17 июля 1927 года, изобличающие Орлова в террористической деятельности, причем объектом террора был избран ряд советских работников, находившихся на территории Германии.

ОРЛОВ — ТЕРРОРИСТ

В «Известиях ЦИК СССР и ВЦИК» были напечатаны выдержки из собственноручно написанного показания Эльвенгрена. В них, между прочим, говорится:

«Мы условились о конспирации и совместно с Савинковым, Деренталем поехали в Берлин, причем я ехал под своим именем, а Савинков — по подложному паспорту. В Берлине мы с вокзала прямо поехали на квартиру монархического разведчика Орлова, который там состоял резидентом разведывательной организации Врангеля. Он же был в близкой связи и полной зависимости от офицера английской разведки Рейли. В царское время Орлов был где-то прокурором в Польше.

На квартиру Орлова нас привез Савинков. Орлов был чрезвычайно услужлив и выразил готовность сделать все, что ему было указано, показывал нам разные альбомы и журналы бывшего сыскного отделения с фотокарточками и биографиями политических деятелей, целые коллекции фотографических карточек советских деятелей, причем заверял, что в смысле оружия, паспортов и сведений об адресах советских представителей он все может нам предоставить. Там же у него находились какие-то банки с ядами, бомбы и тому подобное. Савинков заказал ему пять револьверов, фотографические карточки Красина, Чичерина, Радека и Бухарина, а также сведения о них».

Тот же Эльвенгрен показывает:

«Из наружных наблюдений мы к тому времени ознакомились с местонахождением советской делегации, и в нашем распоряжении в смысле подготовки было сделано следующее: имелись заготовленные для всех револьверы системы Маузера с тщательно отбитыми заботами Орлова номерами на них».

Далее Эльвенгрен описывает организованную им и Савинковым форменную охоту за Чичериным, кончившуюся, к счастью, неудачей для савинковской компании.

Итак, имеется показание Эльвенгрена, опубликованное в 1927 году, об участии Орлова в террористическом заговоре. Имеются указания в официальном издании НКВД (в книге «Антисоветские подлоги», стр. 15) о личности Орлова.

«Не менее видной фигурой и в мире контрразведчиков и творцов фальшивок, чем Гуманский и Зиверт, является В. Г. Орлов. Как и первые два, он также бывший офицер царской армии — начальник врангелевской разведки. Благодаря своему знакомству с комиссаром Полицей-Президиума Хеллером он вхож в кабинеты берлинского Полицей-Президиума. Но он занимается, как и вся прочая братия, не только информацией Полицей-Президиума, но и контрразведкой. Он обслуживает латвийскую контрразведку, находясь для этого в тесной связи с неким Покровским, корниловским разведчиком в Риге» (там же, стр. 15).

И что же предпринимается для выяснения террористической деятельности Орлова? Абсолютно ничего! Могут возразить, что показания Эльвенгрена, данные в ОГПУ, не являются достаточными для обвинения. Допустим на одну минуту, что это так. Но проверить, особенно принимая во внимание, что Орлов вхож в кабинеты Полицей-Президиума, — проверить все это нужно или нет? Такой проверки до сих пор сделано не было.

Точно кто-то считает, что покушения на советских деятелей организовывать можно безнаказанно.

ОРГАНИЗАЦИЯ ШПИОНАЖА

Судившийся в военной коллегии Верховного суда СССР Дружеловский показывал, что он, Дружеловский, работал совместно с Орловым и Зивертом, сотрудником берлинского Полицей-Президиума.

Кто этот Зиверт? Бывший русский офицер, затем работник германской военной разведки, «во время осложнений в Руре он был в связи с рейнской комиссией через своего приятеля, французского капитана Меньер. Зиверт также был в связи с агентом польского представительства в Берлине, от которого он получал очень крупные суммы. Совсем недавно он выполнял определенные поручения латвийской разведки в Берлине» («Антисоветские подлоги», стр. 15). Словом, предательство является профессией этого господина.

Этот самый Зиверт направил Дружеловского к Орлову. У него, Орлова, Дружеловский проходил усовершенствованный курс разведывательных наук в целях работы на нескольких хозяев одновременно.

Орлов, находившийся в полной зависимости от английского разведчика капитана Рейли, одновременно работал на поляков, будучи связан с польским офицером Пациорковским, и одновременно имел деловые отношения с Вейсом. И немудрено, что через Вейса и Зиверта все секретные сведения Германского государства попадали в руки польской, английской и французской разведок. Ведь сотрудники Орлова любили деньги. Так, согласно показаниям Эльвенгрена, Зиверт (повторяем: сотрудник Полицей-Президиума) в период подготовки к террористическим актам на Чичерина и других получал от Савинкова довольно крупное вознаграждение за дачу нужных Савинкову сведений.

Орлов, Зиверт, Реттингер (резидент польской разведки), Пациорковский, Дружеловский и другие в центре Германии, в Берлине, организовали шпионаж, направленный против Германии. Из показаний Дружеловского явствует, что он, а также перечисленные выше лица обслуживали межсоюзническую контрольную комиссию. О таком обслуживании говорили и в немецкой прессе. В свое время, в 1925 году, «Берлинер Тагеблатт» указывала в статье «Фальсификаторы документов», что русские эмигранты выполняли постоянно шпионскую работу при межсоюзнической военно-контрольной комиссии и что, в частности, следует остерегаться Боткина и Дружеловского…»

_____________________________________________________

Подписывайтесь на наши ресурсы:

Facebook: www.facebook.com/odhislit/

Telegram канал: https://t.me/lnvistnik

Почта редакции: info@lnvistnik.com.ua