Об экспедиционном корпусе ОРО УАН, о времени и о себе — рассказал нашему спецкору Максим Анатольевич Лепский, доктор философских наук, профессор Запорожского национального университета. Максим Анатольевич — председатель исследовательского комитета Социального прогнозирования Социологической ассоциации Украины, академик Украинской академии наук, академик Европейской академии наук Украины. И что особенно существенно в данном случае — действительный член Экспедиционного корпуса.
в Португальской экспедиции 2020
— С чего бы начать… Наверное, со встречи моей и Олега Викторовича Мальцева. Необычна история нашего знакомства. Как-то позвонил мой коллега, профессор Роман Додонов. Он общался с Русланом Халиковым и сказал о коллегах, которые весьма серьёзно занимаются философией рукопашного боя, интересуются философским обоснованием этой сферы. Притом, они в украинской науке почему-то не могут найти рецензента и доброжелательного критика. А у меня уже была издана «Энциклопедия рукопашного боя». И я себя достаточно неплохо чувствовал и чувствую в этом вопросе. Вскоре мне позвонила по этой теме девушка с приятным голосом и настойчивым стилем ведения переговоров — Светлана Ильюша. Я, честно говоря, колебался — браться ли за это дело. Но она меня убедила. Переслала соответствующий материал.
Я его проработал, критически проанализировал, отрецензировал. Ну, критика есть критика, что-то вызвало и сомнения, и возражения. Приходилось и отстаивать свою точку зрения. Так я познакомился и поговорил с Константином Владимировичем Слободянюком. И поехал в Одессу, встретился с Олегом Викторовичем Мальцевым. Вот и познакомились. Побеседовали. Совпали научные интересы. Разговор коснулся и работ Константина Трофимовича Булочко — был такой учёный, прекрасный фехтовальщик, Заслуженный тренер, Заслуженный мастер спорта. И неоднократный чемпион СССР, профессор института Лесгафта. Известный основоположник ленинградской школы. Он изучал борьбу самбо и в свое время он вместе с Иваном Васильевым активно работали с Романом Школьниковым, основоположником самбо в Украине. Поговорили и о том, как Европейское фехтование развивалось у нас. Кстати, я встречал информацию о том, что первый Всеукраинский турнир по фехтованию в двадцатые годы прошел у нас, в Запорожье. Мы искали материалы этого круга. Всё усложнялось тем, что многие архивы очень сильно «зачищены» по разным вопросам. А украинское фехтование было достаточно известно. Многие моменты я, казалось бы, изучил досконально. Но в беседе с академиком Мальцевым выяснилось, что это далеко не так.
Словом, мы обстоятельно общались с Олегом Викторовичем и об этом, и о науке вообще, об обществе, о развитие города. Да, мы много говорили о фехтовании. В Запорожье была и сохранилась сильная школа. В Одессе тоже. Вообще украинское фехтование достаточно мощное, до сих пор держит свои позиции. Но кроме спортивного фехтования, мы беседовали и о прикладном аспекте. Разговор вышел большой, глубокий. Люблю людей, которые многое знают досконально. Сошлись и на этом.
Олег Викторович обладает уникальными энциклопедическими знаниями, с ним чрезвычайно интересно общаться. Открываются очень многие непривычные, яркие и убедительные ракурсы и аналогии. У академика Мальцева свой, очень интересный взгляд на многие явления и вопросы. Можно сказать, он мне открывал глаза, показывал привычное в совершенно другом ракурсе. И кое-что стало на свои места.
В науке вообще, в истории, обществоведении, социологии в особенности есть великое множество фрагментарных знаний, но далеко не всегда имеются переходники от одной эпохи к другой, от одного процесса к другому. У Олега Викторовича это все логически выстроено. Он, например, очень четко сформулировал различие науки деградирующей и науки, решающей прикладные задачи. Да, мне стал очень интересен Экспедиционный корпус. И то, каковы они, его экспедиции. Это — основное ядро, главный генератор многих дальнейших идей и исследований.
Prof. Максим Лепский в составе экспедиционной группы в Рейнской экспедиции 2019
Предложение поступило от Олега Викторовича: «Готов ли ты поехать с нашим корпусом?». Я не долго сомневался и дал позитивный ответ. Это очень интересно. Но я тогда не очень хорошо знал, как работает эта структура и кто они, её активные участники. Сработало доверие к капитану Экспедиционного корпуса. Было ясно: кого попало и куда попало он не позовёт. Словом, для меня первая такая экспедиция была, так сказать, прыжком веры. Определённый экспедиционный багаж, конечно, уже имелся – экспедиции по выживанию, туризму и археологии. Были экспедиции, я их готовил и проводил. Со мной выходили старшеклассники, студенты, друзья. Но это совершенно другое. И ни в какое сравнение не идет с тем, как работает Экспедиционный корпус. Конечно, первая экспедиция оказалась, абсолютной новизной, начиная с подготовки и знакомством с коллегами в аэропорту. Да и сам ход экспедиции – сплошная новизна. Тут требовалось решение. И я решил…
Экспедиции — прекрасные события, я бы сказал, высокого напряжения. Они всегда очень интенсивны. Олег Викторович глубоко продумал и создал в Корпусе чёткие конфигурации участников. Да, это чрезвычайно интересная структура и технология. Убеждён: кроме академика Мальцева — капитана Экспедиционного корпуса, — такую структуру создать, наверное, ну, вряд ли кто-то смог бы. Как социолог, в первой же экспедиции я ещё и наблюдал за социальной групповой динамикой. И был поражен — насколько слажено работает команда. Как быстро все адаптировались, притерлись друг к другу. Многие были достаточно подготовлены. Я говорю о Саше Кривошея, Алексее Явтушенко, Валентине Данилёвой. Наш доктор Леонид Маркович Гудкин прошел с Олегом Викторовичем большой путь. Высокий уровень подготовленности, ничего не скажешь. Были и новички, как я. Первой экспедиция была и для Марины Ильюши, и Сергея Энгельмана. Ученица Олега Викторовича, при известной подготовленности она и по ходу в экспедиции что-то дорабатывала. Собственно, как и все мы. Позже я познакомился и с другими коллегами Дмитрием Паустовским, Мариной Бербер, Дариной Каруной, Алисой Новоселовой и моим учителем фотографии Алексеем Самсоновым.
Каждой экспедиции предшествует серьёзная подготовка. Мне присылали основные и дополнительные материалы. Я их изучал внимательнейшим образом. Привык, знаете ли, готовится основательно. Система подготовки во время первой экспедиции мне была не очень понятна. А уже в последующей экспедиции все стало на свои места. И это, я вам скажу, глубокая исследовательская предварительная работа. Причём, такая, чтобы не зацикливала нас, не вязала по рукам и ногам на полевом и прикладном этапах. Никаких предустановок. И притом нужно знать, как минимум, историческую, психологическую, социальную канву. Тут, конечно, срабатывают научно-исследовательские отделения под руководством капитана. Я видел, как отрабатывали Алиса Новосёлова и другие коллеги на уровне чудесных предварительных открытий. Сам взлом, то есть, исследование прикладное делалось на территории — это отдельная и очень интересная страница экспедиционной деятельности, когда вырисовываются ответы на поставленные задачи.
Да, подготовка ведётся самая серьёзная и всесторонняя, мультидисциплинарная и пересекающиеся. Тут и психология, и социология, и философия, и прикладная наука. Большой научно-подготовительный этап исследования. К тому же тут исследуются материальные источники, которые часто являются трансляторами смысла. Я говорю об оружии, архитектуре, материальных носителях, которые мы видели в музеях или во время экспедиции. И конечно, особая роль принадлежит визуальной социологии, визуальным исследованиям. Очень профессионально поставлена фотографическая часть. Вначале для меня многое было в новинку. И нередко мне говорили: «Профессор, пожалуйста — уйдите с линии съемок».
Своя и методика работы фотографической. Тут очень много составляющих; я сейчас не беру обеспечивающую, которая не менее важна. Планирование осуществляется очень четко — надо объехать много объектов историко-культурного, прикладного значения и зафиксировать это все. Ну, и потом — вторая часть, исследовательская, когда Экспедиционный корпус собирается вечером, участники отвечают на вопросы коллег на дистанции с экспедицией, а вопросов много. И одновременно решаются те задачи, которые были поставлены на этапе экспедиционной деятельности.
Prof. Максим Лепский в составе экспедиционной группы в Португальской экспедиции 2020
В качестве кого я участвовал в первой и последующих экспедициях? Здесь традиционен известный универсализм, взаимосвязь и взаимозаменяемость. Но основной моей миссией была научно-консультационная. По одной простой причине: по-настоящему профессиональных социологов, философов в группе, наверное, не было. Были представители прикладной науки и других дисциплин. И Олег Викторович поставил тогда задачу — скажем так, синергию и научное оппонирование исследованиям. Ведь простой ответ концептуально может изменить некоторые взгляды. Такие беседы, небольшие открытия потом выливались во что-то более значительное. Я выступал в роли такого доброжелательного, но весьма вредного оппонента. Бывало, и мне доставалось. Но в конечном итоге, мы всегда находили общий знаменатель и решение. Вот ситуация в первой экспедиции: в одной из монографий, которую готовил академик Мальцев, я заметил, что диалоги персонажей очень похожи на наши беседы с Олегом Викторовичем. То есть, нужен человек, который не был включен в этот весь процесс — будет задавать вопросы, которые не поставят обучавшиеся прикладной науке. Для понимания читателя всегда лучше получить объяснения понятные для «невключенных» в прикладную науку.
На эту тему можно и подробнее. Дело того стоит. Вообще говоря, оппонент в науке — совершенно необходимый персонаж. Если, конечно, речь идет о науке настоящей. Он критикует, отыскивает слабые места. Возражает. Оппонирует. Так или иначе, это иногда раздражает, утомляет того, кому оппонируют. У нас такого не было. Разве что – один момент в Мюнхене. В первые дни тренировок у нас состоялась дискуссия по поводу сознания; я выступал с позиций философии и современной социологии. Точка зрения ребят была исключительно прикладная. А мы еще не очень хорошо были знакомы. У них был свой ответ — явно желали, чтобы я угадал именно их вариант. Видя, что дискуссия несколько затягивается, они насупились. Короче, потом уже услышали аргументы друг друга, потихоньку тон вернулся к доброжелательности. Вообще правильно поставленный вопрос ведет к интересным ответам. Но иногда себя сдерживаешь, понимаешь, что у ребят сейчас свой функционал, они сосредоточены на выполнение этих функций. И создавать боковой ветер или угол сноса абсолютно не стоит. А вопросы остаются, как и желание их задать. Потому что экспедиция закончится и уже поставить этот вопрос не получится. Контекст разговора будет иным. Всему свои время и место. Надо было находить этот баланс, чтобы и задавать эти вопросы и с другой стороны, не мешать работе.
Говоря общетеоретически, оппонент по определению критичен. Это – его миссия. Он обязан именно критически воспринимать данный материал. Иначе он не нужен. Иначе это игра двух команд в одни ворота, что вредно для науки. Хотя такие явления случаются. Но здесь у нас с вами речь идет о критичности, а не о критиканстве. Это столь же разные явления, как, скажем, политика и политиканство. Критичность научная и добросовестная всегда полезна. А что в жизни порой сталкиваешься с авантюрностью, невежеством или глупостью, так это уж – как водится. Слава богу, нашего Экспедиционного корпуса это тоже не касается.
Основная задача вообще научной критики — это поиск и устранение «слепых зон». Вот я охотно воспринимаю именно научную критику. Поскольку знаю, что-то в работе может быть случайно незамечено. Можно в современном ритме проскочить на скорости мимо чего-то очень важного. Да и кто из смертных гарантирован от ошибки? Тем более, тут была и весьма своеобразная задача. Шел поиск тех смыслов, которые «сшивают» прикладную науку и философскую школу. Не говоря уже о самой атмосфере, царящей в Экспедиционном корпусе, которая исключает недоброжелательность.
Другое дело: ещё наши древние коллеги знали: «Errare humanum est» — человеку свойственно ошибаться. Любому человеку, самому просвещенному, высокоинтеллектуальному, компетентному. Поэтому оппонирование где-то в какой-то мере фокусируется на возможности ошибки того, кому вы оппонируете. Но ведь оппонент — тоже человек, и он тоже не может исключить возможность своей ошибки. В этом вопросе больше диалектики, то есть снятие противоречия — это источник развития. В этом оппонировании я обучался значительно больше, чем некоторые коллеги. Да и само оппонирование тоже учёба. Оппонент появляется на втором этапе, после инсайтов, открытия. Уже нечто сформулировано. И нужно всмотреться — здесь ничего не забыли? Не пропустили? Не занесло здесь куда-то? Если этого «ага» нет, критика превращается в степень контроля, дисциплинарных практик. Это становится совершенно другим инструментом, к науке не имеющим отношение.
Prof. Максим Лепский в составе экспедиционной группы во Флорентийской экспедиции 2019
Я участвовал в трех экспедициях — Гейдельберской или Рейнской, Тосканской и Португальской экспедициях. Достаточно трудной была португальская — она завершалась с началом Ковида. Помимо этого, я делал еще несколько рейдов, которые не были непосредственно, скажем так, организованы Экспедиционным корпусом. Некоторые рейды, проверочные, я сделал после первой экспедиции. Обрёл определенные экспедиционные знания и навыки, было интересно, работают ли они? И только ли, исключительно в рамках Экспедиционного корпуса? Состоялся рейд в Прагу. И те знания, полученные в первой экспедиции, пригодились и сработали. Договорился с моей ученицей, кандидатом наук и официальным европейским экскурсоводом со специальным образованием: на основе той методологии получить информацию и проверить выводы на месте. На нее, как незаинтересованного эксперта, ложилась задача проверки. А она подтвердит или опровергнет мои выводы, поскольку глубоко в теме истории Праги. Вот такой научный эксперимент проверки человеком, который вообще даже не слышал о прикладной науки. И вышло так, что многое из того, что там по ходу обсуждалось, было верифицировано. Олег Викторович одобрил потом мой эксперимент. Не думаю, что кто-то из Экспедиционного корпуса может иногда верифицировать подобные вещи. Но было еще раз подтверждено, что научно-исследовательская составляющая достаточно высока, это – работающая схема. Первый рейд вышел такой.
Второй был — в Нидерланды. Очень интересные исследования в двух экспедициях. Сейчас, когда пишутся эти строки, там всё уже завершается. В общем, много интересного исследовалось во время и после экспедиции, многое, наверное, осмысливается до сих пор. По моему восприятию самой яркой была первая экспедиция. По сложности и результатам, конечно, стоит упомянуть тосканскую: достаточно тяжелая, плотная. Вообще, были сложные экспедиции, например — мексиканская, египетская, где я не участвовал, но наблюдал за ними внимательно. Для меня тосканская экспедиция, конечно, перевернула многое, связанное с психологией судьбы. Было совершенно другое восприятие Флоренции. Но побывал там — понял слова Ирины Игоревны Лопатюк: «Флоренция – сложная барышня». Даже метеорологически: въезжали во Флоренцию — солнце, все прекрасно, замечательно. Пересекли границу города — дождь, град. Трудно и очень интересно. Храм Судьбы — особый интерес, особое внимание.
Сиенский собор (Duomo di Siena) оказался Храмом Судьбы.
Одно из открытий Флорентийской экспедиции 2019
По-иному интересна Португальская экспедиция. Ребята — большие молодцы. Акцент – конечно, на серьёзности и дисциплине, как на корабле, но были моменты, когда быстрая перезагрузка связана с юмором. Это тот особый экспедиционный дух, когда люди полностью раскрываются. Ориентация — на взаимоподдержку, помощь, интересное общение. Конечно, действия в экспедиции планируются самым тщательным образом. Но реальность далеко не всегда считается с нашими планами. Эта дорога полна неожиданностей. Срабатывает научная коллегиальность, осознание единства цели и экспедиционное братство — все стараются поддержать друг друга.
Научные мои занятия, моя работа велись и до того, как познакомился с Олегом Викторовичем и стал участником экспедиции. Иначе я бы в неё и не попал. Хотелось и хочется активно участвовать в этой деятельности, вносить в общее дело свой вклад. Думаю я, конечно, и о том, что мне дал Экспедиционный корпус. Очень многое. После нескольких экспедиционных недель появляется ряд научных монографий, художественная книга, документальные фильмы, до 40 подкастов, сколько-то статей — рассказываешь об этом коллегам по работе, у них вот такие глаза. Не верится. Они не привыкли работать в таком темпе и объёме, хотя нагрузка у украинского ученого и преподавателя высока. Только один пример: сейчас вернулись наши преподаватели из Германии и там одна немецкая коллега жаловалась на тяжелый семестр, нагрузка 6-7 часов в неделю. А у нас сейчас по 12 — 13 пар в неделю, каждая пара 2 академчаса. Экспедиция обладает еще более высоким ритмом, позволяет очень интенсивно работать на задачу в очень короткий промежуток времени. И тут происходит еще синергия, потому что идет обсуждение разными людьми с разных точек зрения, с разным профессиональным и культурным опытом. Экспедиции корпуса – ещё и прекрасные воспоминания и впечатления. Готовность к такой интенсивности сохраняется и в дальнейшем. Я до сих пор очень люблю работать интенсивно. Значит, всё правильно и всё – к лучшему. Не говоря уже о знакомстве и общении с достойными людьми, сохраняющими спокойствие под любым напряжением.
Издавна принято считать, что наука, как сфера, противоположна жесткому, ускоренному ритму; в ней предполагается некая тишина, раздумья, размышления. Если «не пошло» — откладывание на потом. Мол, утро вечера мудренее. Ритм Экспедиционного корпуса — принципиально иной. Дело в том, я думаю, что скорость бывает разная. Например, интенсивность решения задачи, когда многое продумано заранее, отработана концептуализация – совершенно иная. При решении такой задачи в поле, в определённых ускорителях жестких обстоятельств места и времени, ритм научной работы совершенно иной. Да и работа научных коллективов и работа индивидуальная совершенно разные. Если учёный чем-то тормозится, что-то откладывает – значит, недостаточно подготовлен, нужно что-то посмотреть, почитать, с кем-то посоветоваться. Тогда действительно спешка, наверное, не очень нужна. Осмысление не предполагает суеты. Что касается Экспедиционного корпуса, просто идут разные этапы работы: начальная, подготовительная, предэкспедиционная; экспедиционная и пост-экспедиционная, когда подводятся итоги, анализируется собранное и сделанное. И всё – разный ритм, разная интенсивность.
Всё это освоено и стало для нас, участников, традиционным. Надеюсь, еще как-то поехать с Олегом Викторович в экспедицию. Понимаю, он сам определяет экспедиционные конфигурации, и под каждую задачу собирает соответствующих участников. Сейчас я работаю в своем ритме в более, чем актуальном направлении. Масса важных исследований. Мы опросили очень сильных международных экспертов, получили их понимание года войны. Экспертов подбирали тщательно, потому что хочется услышать тех, кто разбираются в подобных вопросах, располагают опытом анализа. Сегодня, сами знаете, кто только не считается и не называется экспертом. Есть особые требования к экспертам, которые прописаны в социологии. Сейчас Олег Викторович приглашен к готовящейся монографии «Визуальный анализ в криминологии». Это опыт работы с нашими коллегами и студентами, обучающая монография, научная работа, не учебник. Там будет представлена и проба пера наших студентов. Вот я хочу, чтобы они с одной стороны, первый раз публиковались с мэтрами и с нашими коллегами — дабы создать определенную научную перспективу молодежи. Какая-то часть уже завершена, какие-то еще впереди. Работаю, во многом опираюсь на опыт, обретённый в Экспедиционном корпусе одесского отделения Украинской Академии Наук.
Подписывайтесь на наши ресурсы:
Facebook: www.facebook.com/odhislit/
Telegram канал: https://t.me/lnvistnik
Почта редакции: info@lnvistnik.com.ua