Хорошо знакомый и нашему читателю профессор Саинчин А.С., доктор юридических наук, академик Украинской Академии Наук, в журнальной гостиной беседует со специальным корреспондентом «Вестника Грушевского». Речь в нескольких нижеследующих главах идёт о неожиданной новизне в некоем стариннейшем деле. Попытка обратить внимание государства и общества на эту новинку, очень давно востребованную жизнью, выявила кучу не малу проблем…
Глава первая. В замкнутом круге…
– Убийство вообще, умышленное убийство в частности – явление давнее, древнее, известное еще с библейских времен. Да и в дальнейшей истории человечества отнюдь не редкое. Тем более, что далее, чуть ниже, речь у нас пойдёт об убийствах в ходе боевых действий и в соответствующей зоне. Нужно ли толковать подробно об актуальности темы? И однако же, журналу нашему стало известно, что именно с вниманием к этой теме как раз и имеются проблемы. И проблемы большие. Касается это, прежде всего нашего отечества, что не может быть для Вас, по определению открытием и свежей мыслью с учетом Вашего многолетнего практического опыта работы в угрозыске и системы борьбы с оргпреступностью. Известны и Ваши теоретические труды в этом направлении. Казалось бы, и в терминологии, и в методологии, и в практике расследований такого вида тяжких преступлений нет места для новинок. И вот, Ваш научно-теоретический интерес обратился к умышленным убийствам в самом общем виде. Что, собственно говоря, здесь для Вас может быть нового?
– В убийствах?
– В умышленных.
– С чего начать? С убийств вообще в теоретическом аспекте? Или ближе к практике?
– Важны оба аспекта, и теоретический, и практический. Один без другого не дают полноты картины. Но я бы предложил плясать от такой печки: раз уж древнее дело, со времен Каина и Авеля, то — что же тут можно добавить? Все, кажись, вдоль и поперек просмотрено, проверено, проанализировано веками, тысячелетиями.
– Я бы сказал: преступления вообще – как люди: все одинаковые и все – разные. Да, прав капитан Жиглов: что-кто подобное когда-то где-то как-то уже было. Но это, знаете, как масспошив: все пиджаки этой серии одинаковы. Сошли с конвеера. И каждый соответствует ГОСТу. Но как только вы его купили и одели, он тут же становится для вас сугубо индивидуальным и неповторимым. И в этом – одна из основных сложностей расследования, раскрытия преступлений.
— Вы говорите о методике?
— И о методике. Ну, допустим, приезжает следственно-оперативная группа на вызов – труп. Сразу — вопросы: личность трупа и что собственно произошло? Если это — умышленное убийство, то три вопроса: что произошло, личность трупа и кто убил. И вначале, особенно начинающим, кажется, здесь произошло нечто такое, что не происходило никогда. А когда оно раскрывается, опыт говорит: это было уже, и неоднократно. Вот – труп, скорее всего, это – убийство. И возможно, ты его не раскроешь. Беспокойство. А потом, когда ты его раскрыл, понимаешь: было, было в твоей практике неоднократно. Почему ты не можешь сразу сказать «Нет проблем, ребята. Сейчас разберемся»? Способ известен. И он, фактически не меняется. Но…
Если мы говорим конкретно, об умысле на совершение убийства, имеются в виду три основные фазы. Выбор времени совершения убийства, выбор места убийства, выбор орудия, которым его убьют. Разрабатывается легенда на случай задержания, разрабатываются методы уничтожения следов, которые преступник, возможно, оставить. Это все подготовка. Но вот, наконец, свершилось. Если у преступника(преступников) время, мы зачистили место, как нам кажется, допустим, смыли кровь, вышли и сожгли или выбросили куда-то свои перчатки. Это очень маленький период. Еще меньший период – это сокрытие самого факта убийства. А что ж тут может быть нового? Либо нужно инсценировать его под несчастный случай, либо все что угодно – пожар, повесился, сам в себя выстрелил, как Кравченко, дважды в рот из пистолета – зубы вылетали, а он все стреляется. Дальше нужно переместить труп и захоронить его – и этого трупа нет. По твоему замыслу перевести это в стадию подготовки как без вести пропавшего. Твоя стадия – уже сокрытие следов преступления.
– Алиби.
– Алиби – это создание благоприятной обстановки, которая бы подтверждала отсутствие твоего контакта с трупом и твое присутствие в другом месте. Интересное алиби я просмотрел по очень интересному убийству 4 года назад. Оно актуально было в Киеве. Адвокат крупный защищал серийного убийцу. И вдруг он пропадает, без вести пропавшим числится. Родственники написали: «Засекают его звонки из Анталии, Германии». Потом якобы его видят, когда он появляется в Киеве. А он числится без вести пропавшим. Взяли эту версию киевляне в работу как рабочую о том, что он без вести пропал, скорее всего набрал денег, или ему угрожают и надо скрываться. На самом было все не так. Но они взяли другую рабочую версию. Он был, прошу прощения, пассивный «голубой», крупный мужик.
– Это его дело.
– Нет! Оказалось, наше! И всей Украины! Он пригласил к себе домой по переписке двоих активных. Раз они встретились, два. Потом они посмотрели, обстановка у него располагающая, живет он одинокий, предметы интерьера, деньги – все есть. Они его убивают. Труп, конечно, вывезли в Белую Церковь, захоронили в лесу (откопали потом). Но надо было отрабатывать алиби, контакты свои с ним. И они взяли его SIM-карту и телефон. Выезжают в Египет, оттуда делают несколько звонков, не важно — кому. Потом из Германии. Они хату обчистили. Т.е. вот они создают алиби о том, что, во-первых, нет контакта с ними, а, во-вторых, что он жив. Трупа-то нет. А самая сложная методика – это расследовать умышленное убийство при отсутствии трупа.
– Говорят: «Нету тела – нету «Дела»…
– Обстоятельства исчезновения не ведут к тому, что покончил жизнь самоубийством. Значит, что-то произошло. Что? Что именно? Следов борьбы нет.
– Сбежал.
– Когда сбегают, как правило — оставляют какие-то записки, какую-то информацию, даже когда заканчивают жизнь самоубийством, пишут что-то вроде того, что… «Ребята, я так больше не могу. Прощайте». «В моей смерти прошу никого не винить…». Или, наоборот: «В моей смерти прошу винить…». Я всегда, когда просматриваю эту информацию, анализирую путь, как мои, с позволения сказать, коллеги выбирают путь к поиску преступника. В условиях бесконечного потока информации изменилась доктрина установления лиц, причастных к убийству. Они начали мониторить все информационное пространство, которое происходило вокруг него, грубо говоря, всю информационную сеть (переписки, звонки). Вышли на траффик. Ему несколько раз звонили с одних номеров. Эти номера уничтожены, абоненты не значились, т.е. карточные. Начали архивно пересматривать: а вот эти номера — кому звонили? Вышли, что они несколько раз звонят, допустим, ему, ему, ему. Они через тех людей устанавливают: «А кто это вам звонил в то время?» Они говорят: «Звонил Иванов, Петров», ничего не подозревая. Ага! В поле зрения попадают Иванов, Петров. Но из этой вот штуки под названием «Google знает все» уничтожить ничего невозможно. Можно разбить компьютер, выкинуть, но в «паутине» все остается. И они находят переписку, которая говорит о том, что у него не только они были, с позволения сказать, в мужских друзьях, но и другие. Устанавливают – да, он собственно с малых лет… у него такой образ жизни. Грамотный состоятельный адвокат и одинокий мужчина, ему было 43, ну, вот… Да, так вот он грешил, был абсолютно пассивным и т.д. и т.п. Вот видишь, они попадают в поле зрения, и начинают над ними работать электронно. Вдруг смотрят – мальчики, у которых были, скажем, недостаточно свободных денег, вдруг — с момента его исчезновения — начинают вести достаточно свободный финансово образ жизни.
– Фраера! Умные ложатся на дно на пару лет.
– Мы говорим о профессионализме? Здесь не профессионалы работали. Скорее всего, после того, как они проводили время, когда-то, вероятнее всего, эти два пацана сказали: « А посмотри, у этого фраера сколько лавэ. Может быть, давай…». Вероятнее всего, что-то произошло, они его стукнули, испугались, забрали все, труп захоронили.
– И пошли гулять по кабакам.
– А куда же? Украл – выпил – в тюрьму. Украл, выпил – в тюрьму. Романтика! Это непрофессионалы.
— Вспомним преподобного Мюллера. Когда случайный солдат, фронтовик-отпускник, поднял на улице стрельбу, ухлопал пару каких-то рябчков и скрылся. Генерал полиции чертыхался: всё до того непрофессионально, что совершенно невозможно работать!».
— Профессионально совершают преступления профессионалы. Это два вида убийств. Одно из них есть в Уголовном кодексе, называется заказным убийством. Второго нет, и мы с тобой знаем, это — серийные убийства. Это совершают профессионалы, люди навыков, они десятилетиями убивают. Они находятся среди нас, и распознать их по психологическому, психиатрическому портрету совершенно невозможно.
– Но в СССР такого вида преступлений вроде как бы не было…
– Да здравствуйте! А Чикотило куда делся? А третий секретарь райкома Оноприенко куда делся? А Михась куда делся?
– Во всяком случае, статьи же не было в кодексе.
– Статьи и не могло быть. Это – внутри политиканский момент: такие преступления считались родимыми пятнами капитализма. А при социализме для них, якобы, нет почвы. Но факты-то были. Да, их не квалифицировали, как серийные убийства. Закон вязал по рукам-ногам, такой статьи в кодексе не было. Их квалифицировали, как « Убийство двух и более человек…». Каждому убийству присуща своя методика, методология, и она не может быть другая. Убийства, сопряженные с изнасилованием – одно. Убийство матерью новорожденного ребенка – другое, убийство из хулиганских побуждений – третье. Убийство по заказу – четвертое и т.д. и т.п. У всех у них свой путь поиска преступника, и достаточно перейти, изменив вектор, как ты изменяешь путь поиска. Стало быть, ты идешь в ложном направлении.
– Годами, бывало, ходили по ложному…
— Способ – определяющий. Наконец преступники, которые совершают умышленное убийство, способа не меняют. Технологические способы сыщиков, следователей и прокуроров сейчас, в настоящее время все более и более совершенствуются. Поэтому при наличии интеллекта, средств, коммуникабельности раскрыть любое убийство, чаще всего, большого труда не представляет. Но я пересмотрел все методики. Они старые. Стало быть, весь процесс раскрытия преступлений (имеется в виду), убийств держится в памяти людей, которые еще работают. Старики, ветераны, зовите как хотите. Уйдут они – они за собой унесут память, опыт. Информацию. Методологического материала нет. Пришло новое поколение – его надо обучать. Обучать не по чем.
— Между прочим, не говоря уже об училище первоначальной подготовки, у нас имеется полицейский университет.
— Я пошел в милицейский университет. И говорю: «Ребята, я исчерпал возможности официоза (уголовное право, процесс, криминалистика). Скажите, пожалуйста, по линии оперативно-розыскной деятельности из закрытых источников какая-то методология поступает?» Меня сразу прервали: «Александр Сергеевич, вы же – умный человек, учёный. Не задавайте наивных вопросов. С 1992 года мы из МВД… не получили ни одного методологического материала, не говоря об учебных пособиях и, Боже тебя избавь, не говоря об учебниках». Это мне говорит завкафедрой. Ноль. Стало быть, я пришел, у меня есть опыт, я интеллектуально быстро обрабатываю информацию. Я ушел – на мое место пришел молодой, и он не знает, как это делать. Понимаешь, цепочка рвется. Хуже того, прекратились научные исследования в этом направлении, т.е. их не ведет никто.
— Почему?
— А они относятся к категории особого мозгового штурма, которого ученые стараются избегать. Т.е. здесь нужно прилагать что-то более интеллектуально насыщенное с точки зрения и теории, и практики, а, как мы говорим, мозгов не хватает. Поэтому лучше взять карманные кражи на пляже, из машины.
– Лучше кому?
– Ученым.
– Ну, ученые будут делать то, что им скажут. Но учёные будут делать то, что им закажут. Но учёные, в конце концов, будут делать то, за что им заплатят.
– Да правильно-правильно, а у нас никто никому не говорит. У нас — как свободные художники. Бери любую тему.
– Наука должна обслуживать жизнь.
– Должна. Это мы говорим в идеале.
– Это, кстати, доктрина академика Мальцева – инициатора возрождения нашего «Вестника» и главы ОРО УАН: наука должна работать на конкретную практическую жизнь, иначе она никому не нужна.
– Верно! И то, о чем мы говорим, тоже должно быть обслуживающим фактором. Но для того, чтобы его обслуживать, нужен уровень интеллекта, т.е., опять же, нужен серьезный мозговой штурм и серьезный подход для того, чтоб это написать, расписать. Собственно, мы должны расписать пошаговую систему с момент обнаружения трупа до задержания преступника, в т.ч., если он вооружен, в т.ч., если он оказывает вооруженное сопротивление, в т.ч. если он совершил еще побочные преступления, в т.ч., если он не сдается и т.д. и т.п. Все это – тактические моменты, их надо описать. 90% ученых, которые работают в этом направлении, никогда бумаги боевые в руках не держали.
– Теоретики.
– Абсолютные с нуля. Университет – аспирантура – диссертация – докторантура – диссертация и все. Вот он, если и будет писать, то он будет писать так, как ему кажется, или прочитав «Мэгрэ», или кого-то еще. Но то литературщина, а это – практика. Поэтому ему нужно выдумывать, а практика скажет «Не-е, браток! Ты выдумываешь! Такого на практике нет и быть не может!».
– Итак, чтобы резюмировать этот первый вопрос. Проблематика здесь может быть очерчена в самом общем виде. Первое: новизна того, чем ты сейчас занимаешься и интересуешься, в т.ч., и связано с тем, что, с одной стороны, древнейшая история убийства (вся история человечества – ещё и история убийств), опыт колоссальный есть и практический. Расследовали. И были довольно интересные расследования, удачные. И все они легли в основу и художественной литературы, и публицистики, но научно-технический прогресс здесь вносит какую-то новизну определенную. При этом при всем, убийства продолжаются при коммунизации нашего общества, Общество предъявляет требования — «Давайте, чтобы наука раскрытия шла в ногу со временем», но общество не влияет на ученых, оно может это делать опосредованно через государство. А государство не беспокоит ученых по этому поводу, они себе сами решают, чем им заниматься, занимаются какими-то делами, в это время опыт стоит на месте, он не развивается, не продляется, а кадры, которые должны решать все, постепенно устаревая, отходят, а новые не получают этого…
– Т.е. вакуум.
– Как можно это резюмировать?
– Я подведу, как говорят, красную черту, хотя сейчас нельзя так говорить. Сейчас говорят «прекращаем прения». Так вот, резюме. Допустим, я – министр внутренних дел. И вижу, у меня образовывается проблематика, из месяца в месяц совершаются убийства, но часть их все больше и больше растет в качестве нераскрытых. Я понимаю, это проблематика. В моем распоряжении находится 23 высших учебных заведения и Академия управления. Значит, что я должен сделать? Собрать координационное совещание — как министр, как аналитик и координатор, как начальник штаба, собрать ректоров, собрать начальников факультетов, собрать заведующих кафедрами и сказать: «Послушайте меня, орлы! Колоссальная проблема! У меня не хватает методологического материала по убийствам, которых множество, всё больше растет и больше нераскрытых. У меня проблема в кражах и изнасилованиях, тяжких телесных повреждениях со смертельным исходом, хулиганстве – тоже нет методологического материала. Я не прошу вас, господа. И не упрашиваю. Я – требую. Категорически. Записывайте резолюцию. Приказываю в срок до 1 августа дать предложения по тематике научных исследований. Контроль возложить на начальника оргинспекторского управления, на начальника Управления по работе с учебными заведениями. Вопросы есть? Свободны!» Получив такое, они приходят на места, собирают своих и говорят «Мальчики, давайте быстро!»
– Социальный заказ.
– Поступил уже от государства. А кто будет его реализовывать?
– Наука.
– Кто? Кадровый состав какой? Есть ученые, нет ученых в этом направлении… Ну, как могло быть такое, что в 2010-ом я защищался, и в 2021 году… это — с 1917-го… одна докторская диссертация по убийствам?
– В Союзе.
– В Советском Союзе.
– Но есть же и заграничные коллеги.
– У них другая сфера коммуникабельности и другой методологический подход. Да, они работают фактически в том же критерии, но методика расследования другая. Грубо говоря, у них другой процессуальный и уголовно-правовой кодекс, стало быть, и другой методологический подход.
– Научный корпус нашего полицейского университета каков?
– Ноль!
– Нет, ну, не может же быть!
– Я тебе говорю, не потянут.
– Это же высшее учебное заведение. Альма-Матер…
– Еще раз говорю, не потянут. Более того, им надо на что-то опираться, т.е. смотреть методологический подход уровня 60-х, 70-х, 80-х годов. Мы ж сами говорим, убийства те же самые совершаются. Только нужен новый методологический подход. Стало быть, мы в основу должны положить старые способы совершенные, придав им новый современный методологический характер. Нужен хороший аналитический ум, который, как ты говоришь, и западные, и американские, и наши методы и практики приложит и распишет это все в линейку.
– Да. Так в чем же дело?
– Так и я говорю, в чем дело? Но это мы говорим: «социальный заказ». Так вот, никакого заказа нет.
– Его нет. Но он же должен быть. Обязан быть. Он востребован. Он востребован обществом через государство.
– Так вот, отвечаю на твой вопрос достаточно просто:. министр заказывает – через 2 года аспирантура начинает выдавать материал. Через 3-4 года люди уже научились и готовы вступить в бой. Понятно, что здесь сразу мы не одолеем эту проблему. Маховик слишком тяжел, его нужно раскручивать. Да, но нужно время. Так почему он не поступает?
– Между прочим, есть Верховный Совет.
– И, между прочим, есть институт законодательства при Верховной Раде. Между прочим, в Кабинете министров есть институт права при Кабинете министров. Между прочим, у президента есть целое правовое управление. Между прочим, у нас есть Академия МВД, которая готовит высших чинов, генералов. Скажи, пожалуйста: я начальник УВД, я разве не могу сказать министру «Ребята, но это не только моя проблема в Одессе. Это и в Полтаве, и в Киеве. Давайте, соберемся, примем решение. Зачем нам дармоеды на Успенской, 1, на Соломенской площади, 1-а? Давайте, соберемся, пусть нам наука обеспечит это». Никто не говорит и не хочет. Они хотят, чтобы я опять впрягся. Ты понимаешь, почему я впрягся? Честно говоря, потому что мне, как таможеннику Верещагину, не за себя…
– …за державу обидно. Вспомни инициативу снизу, когда мы с тобой и судьями пытались развернуть и развернули на ГосТВ цикл по судебной реформе. Расшибались в доску. И хоть бы кто-нибудь сверху откликнулся. Лично я тогда устал. Надоело. Бросил. И не из-за перегрузки, нет.
— Конечно, из-за того, что ни одна сатана не вступила в разговор, не поучаствовала. Глас вопиющего в пустыне.
— И тем не менее, ты опять затеял разговор. Заварил кашу…
– Нет. Я, как действующий учёный, профессор, увидел — как молодой практик-прокурор, первый зампрокурора Одесской области по военному округу сам копается, но выйти из этого лабиринта не может. И я сказал ему «Послушай, родной. Тот путь, который ты избрал, не даст тебе возможность в короткое время прийти к финишу. Возможно, ты когда-то и придешь – лет через 5-10. Маловероятно. Тут нужна лапа клейкая. Давай, мы этот материал, который у тебя есть, а он только вернулся с зоны проведения боевых действий, обличим в нормальные, читабельные рамки». Ну, он меня неправильно понял, начал давать свои предложения, и где-то в течение года я эти предложения остановить не мог. Собственно, это был рой мух в комнате, и у тебя нет мухобойки, ты их перебить не можешь. Пальцами же давить не будешь. Я ему предложил путь, который бы сублимировал это в одно. И в октябре мы начали серьезно работать с материалами, и вот 22-го будет защита иссертации.
– Прекрасно. Значит, так или иначе все-таки это не Верховный Совет давил на президента, не президент давил на министра, министр не давил на свои главки и пр. и пр. Это все равно кому-то обидно за державу.
– Да.
– В СССР вообще все держалось на тех отдельных людях, которым обидно за державу. Более того, с ними боролись, чтоб они не мешали. Хорошо. Тем не менее, это произошло, это началось, соискатель роет, под твоим научным руководством появляются какие-то соображения, и, насколько я понимаю, они представлены уже туда,
– Да-да, они уже есть везде.
– Там недовольны наверняка.
– Абсолютно. Некоторые посмеиваются.
– Но суть-то в том, что это как раз реакция отдельного человека, частного лица в данном случае, просто профессионального на реальную потребность общества сдвинуть это все…
– А государство? А общество?
– Государство не вмешивается как будто бы.
– Абсолютно. Хуже того, оно даже задачу не ставит для себя.
– Вопрос только вот в чем. Для того, чтобы иметь какую-то надежду, чтоб они зашевелились, чтоб у них уже не было шансов отказываться и тормозить, нужно составить систему убедительных аргументов, что в таком древнем, древнейшем деле это новизна, которая опирается именно на древнее, не покушается ни на что, это не нигилизм, не отрицание. Это просто учет научно-технического прогресса и специфики перемен в этих преступлениях. Но это взято в общем. Это вообще убийство, это труп. Это не пуля в голове, не кровь, пролитая за родину, это просто убийство.
– Это уже не просто убийство. Мы сосредотачиваем внимание на Это убийстве военнослужащих.
— И мы переходим ко второй главе….
Подписывайтесь на наши ресурсы:
Facebook: www.facebook.com/odhislit/
Telegram канал: https://t.me/lnvistnik
Почта редакции: info@lnvistnik.com.ua