Настоящим читатель приглашается к общению с компетентным собеседником. В гостиной нашего «Вестника» сегодня наедине с вами — профессор, доктор юридических наук, член национального Союза журналистов Украины, адвокат А. С. Саинчин. Александр Сергеевич давно знаком хорошему читателю и по своим книгам правового круга, и по публикациям «Вестника Грушевского». А зрителю — по циклу программ этой темы на ГосТВ, в сериале «Вечерняя Одесса». Общается с компетентным собеседником полномочный представитель читателей – журналист Ким Каневский. И да не покажется вам повестка дня этой встречи слишком отвлечённой. По большому счёту, заявленные тема и идея более чем актуальны. Извечный вопрос – «Быть или казаться?» важен не только для хомо сапиенс, отдельно взятого. Практика показала: и государству, и обществу не так уж трудно объявиться правовыми. Стать таковыми на самом деле оказалось значительно труднее. Особенно непросто это в условиях войны…
— Вот давайте, уважаемый Александр Сергеевич, и начнём с особенностей настоящих условий. Война. Самая настоящая. Рушатся строения, калечатся и гибнут люди. Весь разумный мир в тревоге. Не стоит ли отложить теоретические изыскания, так сказать – на после войны?
— Чисто-теоретические? Пожалуй. Но в данном вопросе мы уже, можно сказать, наоткладывались. Все дело в том, что на протяжении двух десятилетий государство Украина не может определиться ни с местом, ни с ролью ряда правовых аспектов. Меня в данном случае более всего интересуют институты, призванные расследовать воинские преступления. Конечно же, всё это нужно было отработать давным-давно. Но сегодня это особенно важно – и именно из-за войны. Разобраться в этом, я убеждён, крайне необходимо. И отнюдь не только чисто-теоретически.
— Имеется в виду?
— Речь веду о том, что ранее и традиционно до 1998 года и до 2019 этими вопросами у нас занимались военный трибунал и военная прокуратура. В 2003, по-моему, году трибунал ликвидировали, как вид суда — в связи с судебной реформой. А в 2019 году ликвидировали и военную прокуратуру. То есть, учреждения эти в одночасье стали гражданскими. Военные судьи и прокуроры лишились погон и прочего, связанного с военным статусом. Ещё некоторое время они оставались на своих местах. И действовали в специфическом своём правовом спектре на основании, конечно же, Закона. А в сфере правоприменительной практики – по недюжинному своему опыту. А работёнки, само собой, всё ещё хватало. Армия, авиация, флот – прежде всего это люди. А люди живут и служат не только по единообразным уставам…
В настоящее время гражданские судьи, не имея на это достаточных организационных, правовых и военно-тактических знаний, отправляют правосудие в части воинских правонарушений, совершенных военнослужащими, военными. Более того, гражданский прокурор самостоятельно не может готовить документы. Он осуществляет процессуальное руководство, а материалы — в соответствии с Криминальным процессуальным кодексом Украины — должен готовить кто-то. Стало быть, это опять — либо СБУ, либо ДБР, либо НАБУ, либо полиция. Соответственно, они же будут выезжать на места происшествия. Каждая из этих правовых структур не имеет должного понятия о том, что и как делается в военной службе. Да и навыков должных нет. Дабы не заподозрил меня читатель в излишней теоретизации и занудстве: вот вам совершенно конкретная трагедия — февральское 2022 года убийство на посту в городе Черноморске. Человек в военной форме, будучи при исполнении, применил оружие — согласно полученной им инструкции. В результате один человек погиб, другой – ранен, оба офицеры Черноморского отдела полиции Одесской области…
— Стоп! Прошу прощения, но пусть это будет, в соответствии с другим законодательством – драматургией, — некоторой интригой для читателей. Непременно вернёмся к этой трагедии после уточнения момента, который мы проскочили на скорости. Вот имела место обвальная ликвидация вполне традиционных для бывшего нашего отечества инстанций. Таких, как окружной трибунал — по сути дела, просто судьи в форме, и военная прокуратура. Что это? С чего бы это? Мотив ликвидации? Что, у них не стало работы?
— Да нет, работы было сколько угодно. Такая махина, как войска Одесского округа – шутка, что ли? Один только одесский гарнизон чего стоил. А окружная дислокация войск – Николаевская, Херсонская, Запорожская области и Молдавия. Десятки, сотни тысяч людей. Срочники и сверхсрочники. Солдаты, сержанты, прапорщики. Офицеры. Вольнонаёмные. Семьи. Оружие, боеприпасы. Техника и вообще имущество. Финансы. Живая жизнь – сами понимаете… Но вот пошла судебная реформа. Точнее говоря, она как-то не пошла. Эти инстанции просто ликвидировали. Ломать – не строить. А взамен что-с? Ничего-с. А тут нежданно-негаданно и оно: 24 февраля прошлого, достопамятного теперь уже на все времена, года.
— Когда-то, в оттепельные шестидесятые, Никита Хрущёв по глупости да сослепу пытался ликвидировать МВД. Чем плачено за те несколько лет – известно. Нет, как угодно, а только ситуация с исчезновением военных правовых звеньев лично мне, человеку военному, даже в мирное время казалась… ну, по меньшей мере, странной.
— А что, других странностей было мало? Оглянемся в конец ХХ века, в начало девяносто первого года. Что увидим из дальнего нашего далека? Формируется, наконец, независимое государство – в течение пяти лет не имеющее своей Конституции. Нет Высшего Закона. Что-с? Не странно-с? Только в девяносто шестом году была принята Конституция. И вот получилось так, что у нас органы прокуратуры до 2003 года, то есть более десяти лет, опирались на Закон о прокуратуре… 1990 года. То есть, закон ещё СССР. Прокуратура, как орган, надзирающий за единообразным исполнением законов всеми субъектами, 13 лет пользовался законом Советского Союза, которого уже не было. А вы говорите – странно. Это очень мягко определено, тут есть и более подходящие формулировочки.
— Не будем поддаваться эмоциям.
— Не будем. Но Конституция – и впрямь есть Основной Закон. И это серьёзно. В Конституции, к примеру, есть раздел о прокуратуре. Четыре функции. Открываем Закон о прокуратуре 90-го года – шесть функций. Итого, простая арифметика: вне закона, прокуратура осуществляла надзор в некоторых функциях. Так, согласно статье 131-1 нашей Конституции, в Украине действует прокуратура, осуществляющая: 1) поддержание публичного обвинения в суде; 2) организацию и процессуальное руководство досудебным расследованием, решение в соответствии с законом другие вопросы в ходе уголовного производства, надзор за негласными и другими следователями и розыскными действиями органов правопорядка; 3) представительство интересов государства в суде в исключительных случаях и в порядке, которые определены законом.
Статья 5 Закона о Прокуратуре Украины определяет следующие функции: 1) поддержание государственного обвинения в суде; 2) представительство интересов гражданина или государства в суде в случаях, определяемых законом; 3) надзор за соблюдением законов органами, проводящими оперативно-розыскную деятельность, дознание, досудебное следствие; 4) надзор за соблюдением законов при исполнении судебных решений по уголовным делам, а также при применении других мер принудительного характера, связанных с ограничением личной свободы граждан. Прокуратура СССР в соответствии со ст 3. Закона имела функцию надзора за исполнением законов органами государственного управления, предприятиями, учреждениями, организациями, должностными лицами и гражданами (общий надзор).
— Кстати, в разработке Конституции принимали участие правоведы очень серьезные. В том числе и наш земляк, господин Орзих.
— Да, я с ним говорил и на этот счёт: как же так получилось? Человек весьма авторитетный, прямой и искренний, он ответил примерно так: «Я всё понимаю. Но меня уверяли, что всё будет в порядке, нужно правильно проголосовать в комиссии. И примем закон о прокуратуре в первую очередь. А потом нас попросту обманули депутаты — в последнем разделе Конституции добавили так называемый «переходный период: 5 лет». Вот так и вышло. Прокуратура осуществляет общий надзор, в данном случае, значит, ведёт работу, которая не предусмотрена в Конституции? С таким же удовольствием мы с вами на Пересыпи соберём вооружённые формирования. Что? Конституцией не предусмотрено? А мы ответим: «Прокуратуре можно, почему же нам нельзя?». В общем, такая чехарда была.
— И в той чехарде, как вы выразились, исчезли два действующих, востребованных и вполне традиционных департамента: военный суд и военная прокуратура.
— То — в Законе о судоустройстве. А это — в Законе о прокуратуре. Нонсенс. У нас в уголовном кодексе есть раздел, который так и называется, в особенной части: «Воинские преступления». Стало быть, если он есть, значит – он востребован? Значит, есть и такое явление? Или, по крайней мере, воинские преступления могут иметь место и у нас? И, стало быть, нужна и такая правовая специализация? Ясно, как день. А вот, поди ж ты… Мы создали отдельный антикоррупционный суд, отдельную антикоррупционную прокуратуру, отдельный орган НАБУ. Антикоррупционную систему – между прочим, ту самую, о которой мы с вами говорили в эфире ГосТВ ещё в 2015 году.
— Помню, конечно. Года три куковали в эфире. Получилось, в конце концов. Взялись за голову.
— Кстати, очень интересно взялись. Я вчера посмотрел материалы, на чём попался председатель суда? На даме! Шерше ля фам. По солидной рекомендации взял на работу помощника адвоката. Вся – из себя. А она была… офицер НАБУ. И он повелся, и повелись 15 судей. Перемещалась по тем кабинетам, расставила видеокамеры и «Жучки». Когда мзду передали, они всё видели. Почти три миллиона. Открыли сейф — а там половина. Поехали домой, там – остальное…
— Опять-таки: стоп. Мы снова читателю угодили. Он любит такие жареные подробности. У нас пока в запасе то убийство, с которого начали. Подтверждаем возвращение к ужасному этому случаю позднее. А сейчас логически завершим сказанное: исчезновение из оборота военно-судебного и военно-прокурорского департаментов преступление и правонарушения военнослужащих не прекратило. А кто должен и кто может, кто компетентен их рассматривать?
— Когда мы пили кровь у читателей и слушателей — вели каждую пятницу эти передачи, не было такой системы, но был закон о борьбе с коррупцией. А вот потом был НАБУ и САП, специальная антикоррупционная прокуратура. Создали специальную судебную ветку . То есть, их замкнули. Таково требования Евросоюза: мы вас берём тогда, когда вы наведёте порядок с коррупцией. Заработала система. Да, не вдруг — через пару-тройку лет набрала обороты. Система антикоррупционная имеет свою вертикаль: 1.Набу, 2.САП, 2.Антикоррупционный суд.
— И что же? Это плохо?
— Это великолепно! Но ведь война идет уже 15 месяцев. А у нас нет специального органа, который может принимать решение по военным преступлениям. Преступления, которые совершаются в военной сфере, очень сложны и с точки зрения тактики, и с точки зрения права. Вот там сейчас, на фронте, если что-то случается, будет выезжать райотдел полиции.
— А кто их пустит туда? Передовая – не полицейское место. Как им там действовать, в специфических условиях «Передка», под огнём? И если что – кто за них будет отвечать?
— А вот они и ждут, пока закончится бой, пока обеспечат им все условия. Да и бой — всегда задача со многими неизвестными. Кончается он по-разному. И в деле расследования время – фактор важнейший.
— Знаю: задолго до Академии МВД, в одесской средней школе милиции вас ещё курсантиком учили: чем быстрее начнется расследование, тем больше шансов разобраться. Минуты-часы дороги. Верно?
— Да уж куда вернее. Но если их не пустят на передовую? Может быть такое? Несомненно. А что делать с убитыми? А как быть с осмотром места происшествия? Ведь для того, чтобы начать расследовать, надо всё осмотреть первично. С участием прокуратуры. Нет осмотра, нет и «Дела».
— В прежние времена на труп даже генералы выезжали, высшее начальство.
— Конечно, со мной генерал-майор Водько выезжал, начальник УВД области. Да плюс – прокурор. Нынче – совсем другое дело. И вот депутаты «потрудились». Трижды готовили к возврату военную прокуратуру. Наши дела: сначала сломать – потом восстановить. Почему бы и нет, народ ведь за всё платит. Да-с, трижды Закон заворачивали обратно.
— А пуркуа?
— А я разобрался, пуркуа. Законодатель по-своему прав. Вырвать из контекста воинских преступлений одну прокуратуру, то есть вернуть её на место, это не половина и даже не четвертушка дела. А кто будет готовить документы для прокурора? Ввели законом в 2021 году military police — военную полицию. Она у нас называется ВСП – «військова служба правопорядку». У неё функции дознания. Она может выехать и подготовить, охранять место, задержать на известное время предполагаемого убийства. А вот в законе этого нет.
— Как, то есть, нет? А на основании чего же они могут там действовать?
— На основании сообщения о преступлении. Но это вроде как орган дознания. А орган дознания ликвидирован ещё в 2012 году. То есть, у нас дознания нет. Раньше было дознание и досудебное следствие. Дознание ликвидировали. И вот сейчас говорят, что нужно не только возвращать этих прокуроров на своё место, а и передать функции дознания в КПК. Но тогда мы целый институт — криминальный процессуальный кодекс — возвращаем. Что такое «Дознание»? Расследование малозначительных преступлений. Скажем так: преступлений по части первой — кража.
— Собственно говоря, а почему мы толкуем исключительно о преступлениях? Есть ведь ещё и правонарушения.
— Отстаёте от жизни! Нет нынче преступлений. Теперь это все — правонарушение. Всё. Убийства, тяжкие телесные, изнасилование – правонарушения. Лично я думаю, это — в связи с острым недостатком правовых мозгов в Верховной Раде. И некому выйти на нормальный закон.
— Это – критическая оценка сложившегося. Критика – великая вещь. Но есть ли конструктивные предложения?
— Есть. Критика тем и отличается от критиканства: отрицаешь – предлагай. Нам нужно создавать государственный институт под названием «Военная юстиция». В этот институт, первым делом, первично включаем ВСП. Наделяем ее полномочиями досудебного следствия, однозначно. Они выезжают, задерживают. Следующая ступень — военная прокуратура. И далее — военная адвокатура. Тут – заковыка: военный адвокат – кто он? Офицер? Кому подчинён?
— Чего?
— Вы не ослышались: военная адвокатура. Военные адвокаты. Адвокаты, занятые в военной сфере.
— Если Военная прокуратура была традиционной, как и военный суд, то военная адвокатура – что-то новенькое.
— Да, мы стоим на пороге создания совершенно новой системы. Это даже не институт, это именно пласт цельной системы, военная юстиция. И замыкает её трибунал. Хорошо, назовём военным судом. Хотя я никак не пойму – кого смущает слово «Трибунал». И – чем? Если мы равняемся на Европу, то термин это именно европейский. Прибыл к нам оттуда. Я проработал и европейский опыт на сей счёт. Дело, конечно, не в слове, а в сути.
— И ещё: почему речь идёт исключительно о Европе? Может быть, подойдёт опыт и Нового Света? Америка?
— Да, Америка. И ещё: страна, воюющая постоянно с 47 года: Израиль. Ни дня нет, чтобы они, так или иначе, не воевали. Вот за основу я и взял Израиль и Америку. И там, и там есть военная адвокатура. Очень сложна система адвокатуры в Америке. В Штатах есть военные адвокаты, но не федеральные, а именно – штатов. То есть, я адвокат в Юте и не могу адвокатствовать в Калифорнии. Есть, конечно, высшее звено, Верховный суд принимает экзамен. Сдавай – и ты можешь быть всеамериканский адвокат. Но они не хотят этого. Они вообще специализируются: делятся на семейных адвокатов, ДТП адвокатов хозяйственных и т.д. Грубо говоря, цеховики.
— Ну, только цеховиков в отечественной юстиции нам и не хватало!
— Мы к этому придем. Такая адвокатура нужна. И военный суд нужен. Разумеется, это – большой, нелёгкий, скрипучий поворот. Его необходимость рождает несколько вопросов. Проще будет с первой ланкой, то есть с первой линией, самой боевой – с теми, кто готовится. Мы в ВСП или милитариполис вводим военных следователей. Возвращаем прокуроров – понятно, военных прокуроров. Кстати у всех звеньев военной юстиции свои законы, там законы судоустроя, там — Закон о прокуратуре, Закон об адвокатуре и закон КПК криминально процессуальный кодекс, понимаешь? Скажут: что же — объединить и сломать все четыре закона? Я предлагаю ничего не ломать, сделать дополнения, чтобы мы второе и третье чтение не отбрасывали. Создаём новый институт государственно-правовой, называем его «военная юстиция».
Опять же возникает вопрос: как это люди невоенные, гражданские будут судить полковников и генералов? Всегда военные были приоритетными в смысле чинов – даже по отношению к так называемым специальным званиям. У нас были звания в НКВД, в КГБ, в налоговой, юстиции. Но, вояки всегда были приоритетны.
— Кстати, у Вооруженных сил всё вертикально замыкалось на специфическом главке – военном министерстве, министерстве обороны. А трибунал гарнизона или округа?
— На министерство юстиции. Я понимаю ваш вопрос: офицеры, носящие армейскую форму и чины, не могут быть вне военного главка. Хотя госпогранохрана не относилась к Минобороны. И пожарные – тоже. Но конечно, при нужных переменах возникают и определённые сложности. Нужно будет продумать и отработать статус, «Положение» и прочее. Пока же предложение: в военной юстиции присваивать не звания, а… ранги. Причём числом – три. Первый ранг — 10 лет прослужил и аттестовываешься. Ещё 10 лет — второй ранг. Третий ранг идёт до пенсии, до 65, прокуроры, судьи. Адвокаты – пожизненно.
— Тут тоже заковыка. В традиционной для нас сфере Суд, прокуратура, полиция – государственная служба. Соответственно, выслуга лет, чины, оклады, надбавки. И пенсия. Адвокат по работе вроде бы в этом ряду, но – госслужащим не является.
— Я и говорю: при таких переменах мы встретимся со сложными вопросами. И в нашей беседе к этому повороту ещё вернёмся. Сейчас же предлагается идти таким путём: на базе Киевской Академии при генеральном штабе, создаём факультет военной юстиции», откуда будут и все выпуски на уровне бакалавра и магистра. То есть, абитуриенты проходят собеседование, сдают экзамены, поступают. Одевают обыкновенную общевойсковую форму, погон, и шеврон учебного заведения слева, справа — шеврон военной юстиции. Ну, как сейчас ВДВ, пушкари, лётчики, танкисты и так далее и тому подобное. Через 4-5 лет они выпускаются и получают направление в эти четыре структуры.
Стоит вопрос. В судьи нельзя ранее 5 лет по закону о судоустройстве, в адвокаты не можем ранее двух лет. А в военные прокуратуру и полицию — пожалуйста, сразу по окончанию.
Таким образом, все будущие прокуроры, следователи и адвокаты пройдут военную службу. Они пройдут курс молодого бойца, познают воинскую службу, познают оружие и всё, что с ним связано. Будут в курсе уставов, уставных и неуставных отношений, о родах войск и т.д. и т.п. И, конечно же, вузовский объём юрисдикции и юриспруденции. Выпускник может всю жизнь работать в полиции. А может и – в прокуратуру. В суд. В адвокатуру – после соответствующего экзамена. Имеет право.
— Это ново для нас или для Европы вообще?
— Для Европы – точно. Европа не сталкивалась с такими проблемами. Им бы наши заботы. Но не пора ли вернуться к тому «Делу» об убийстве в Черноморске? Это – яркая иллюстрация того, о чём мы говорим.
— Пожалуй. Итак, иллюстрация к несовершенству, мягко говоря, нашей законодательной базы. Напомним: вооруженный караульный в военной форме при исполнении, на посту, применил оружие. И обвиняется в предумышленном убийстве – сидит в камере уже второй год.
— Увы. Собственно говоря, анализ этого происшествия и подтолкнул меня к подобным размышлениям. Резонанс был значительный. Подумать только: на посту убили одного полицейского и ранили второго. Караульный открыл огонь из автомата. Результат уже известен. Прокуратурой возбуждено «Дело». И по какой же квалификации? Умышленное убийство.
— В двух словах: как всё вышло?
— Едет патрульный экипаж на гражданской машине. Два офицера — полицейские Черноморского отдела, старший лейтенант и лейтенант. Ещё светло. Проезжает блок-пост. Их останавливает караульный: стой, кто идет и т.д. Остановились. Проверили документы, пропустили. Они пересекли блок-пост. На обратном пути (уже смеркалось, февраль, шел дождь), часовой видит, кто-то едет, светят фары. Обстановка тревожная, первые дни войны. Он поднимает оружие: стой. Останавливаются. Спрашивает пароль. Полицейский говорит, да какой там пароль? И продолжает движение. Автоматная очередь. Старший лейтенант гибнет от пули, рикошетом она ранит лейтенанта.
— На войне – как на войне…
— Вот именно: на войне. В том-то и дело. Явстретился с судьёй. Высказываю свое мнение: это – никак не умышленное убийство, Здесь, возможно, убийство по неосторожности, да и то – спорно. А отнюдь не умышленное. Но, говорит, убит же полицейский.
— По неосторожности… кого?
— Пострадавшие явно были неосторожны. Военные люди знают, должны знать: с оружием шутки плохи. Говорят, кочерга – и та раз в год стреляет. Все команды вооруженного караульного нужно выполнять беспрекословно. Так, по крайней мере, говорилось в уставе караульной службы, предоставлявшего часовому право и даже обязывавшего его в известных случаях применять оружие…
— Так. Всё, кажется, верно. В чём же дело?
— Но нужно понять: когда это случилось? Ещё мало кто понимал происходящее. Только несколько дней шла война. Настроения витали тыловые, мирные. И тут, понимаете, такой случай. Мне позвонил военком Черноморска – помогите, мол, разобраться юридически квалифицировано. Ну, принялся я за это «Дело». И многое стало проясняться. Блок-посты есть, а «Положения» о них нет.
— Позвольте, а как же несли службу на блок-постах. На основании чего?
— На основании необходимости. И без правового фундамента. Там и с инструктажем по применению оружия, и с регистрацией его выдачи были странности. На каком основании выдавали огнестрельное нарезное оружие и боевые патроны? Всё на том же. Война. Тревога… Адвокаты взялись, вникают. Хлопочут. А судья не удовлетворяет их хлопоты. А как штатской публике в этом разобраться? Тут ведь нужно знать-понимать службу. На посту ведь не просто гражданин, у которого есть оружие.
— Вооруженный караульный, назначенный для охраны и обороны данного объекта. Лицо неприкосновенное. Так, по крайней мере, меня учили. И так я учил бойцов.
— Что погиб человек, что ранен другой – это ужасно. Но выполнивший свои обязанности сидит уже за решеткой второй год! И светят ему лет пятнадцать. А то и пожизненное. Под стражей с того февраля. И мера пресечения не меняется. Нельзя при убийстве применять домашнее арест. Это же пожизненное заключение. А вот если бы судья, прокурор и адвокат были бы военными людьми, во всём давным-давно разобрались бы. Вот и лепится, извините, умышленное убийство. Нет, решительно: нужны коренные перемены. Чтобы больше никто не платил за нашу правовую неразворотливость ни свободой, ни жизнью. А это быстро не делается. Даже если мы в этом году создадим институт «Государственно-правовой», только через 5 лет кадры появятся. Да и то – сырые, без серьёзной практики.
— Опять-таки, а там, в странах просвещённых и цивилизованных, откуда берутся такие кадры? Кто их готовит?
— По моему разумению, нужно специальное и очень серьёзное заведение. Опять же, помянем всуе судебную и прокурорскую реформу. Мы ликвидировали Академию судьи. Мы ликвидировали, как класс, академию прокуратуры — очень сильный ВУЗ был. Более того, он сразу выпускал лейтенантов юстиции. Выпускники Киваловской Академии или ОНУ хотят в прокуратуру — их право. Прокуратура если берёт, то ещё полгода будут ходить на стажировку. А потом — в пристёжку к кому-то. Это самостоятельный правовой орган — прокуратура, как и полиция, как и налоговая. При аттестации органов прокуратуры после стажировки старший пишет докладную, прокурор утверждает. И тебя отправляют к генеральному прокурору через 8 месяцев — на присвоении первичного звания. И пока всё возвращается, год человек, можно сказать, валяет дурака — не аттестован. А здесь была академия прокуратуры, выпустили лейтенанта юстиции. Иди, работай. Не надо никаких аттестаций. Разрушили. Ректор Академии Генеральной прокуратуры был членом коллегии в ранге замгенерального прокурора. То есть, в генерал-лейтенантской или генерал-полковничьей должности — повоенной табели о рангах.
— Представим себе и читателю чудо: те, от кого это зависит, читают материал нашей беседы. И их осенило. С чего порекомендуете начать?
-Нужно межведомственную создать группу — учёных и практиков. Пусть их будет 15-20 человек, которые бы разработали вот эту структуру под названием «Военная юстиция» в виде законопроекта. И подали его в Верховную Раду, в комитет по законодательству.
— Это по структуре. А что касается недостатков в законодательстве?
— Эта структура и ликвидирует недочеты законодательства, автоматически.
— А новое учебная структура, профессорско-преподавательский и админкорпус, научная и учебная база, откуда оно должно взяться? От сырости ведь это не заводится…
— Нет-нет, это не проблема. Первые два года есть кому возиться с курсантами. Учёба военному делу в самом широком и глубоком смысле. После окончания первого семестра, грубо говоря, с января им начнут до пятого курса читать право. А до этого — на правах училища. И если их уволят, будет считаться, что прослужили в армии.
— Вот эти бы слова — да власть придержащим в уши. А для того, чтобы на данном этапе замкнуть разговор, вернёмся к тому трагическому конкретному делу, которое собственно и служило исходным пунктом.
— Мы не можем к нему вернуться по одной простой причине: у нас нет приговора суда.
— А опыт что вам подсказывает?
— Я думаю, здесь будет «Неумышленное убийство», исходя из того, что всё-таки есть труп. А если брать с точки зрения права вообще и воинского права, тоже как самостоятельного института, то здесь ничего не будет. Как человек, находящийся в карауле, он правомерно применил оружие. Убил, ранил, промазал, его это не касается. Я так думаю, как и вы, служивший и знающий статус караульного.
— Итак, 15 месяцев идёт разбирательство. Идёт и война. А на войне убитые или ранены – увы, неизбежная и обычная вещь: Кто будет с теми разбираться?
— А что, представь себе, там делается. Люди калечатся и гибнут. Причем, в разных ситуациях и по разным причинам. А как расследуются те «Дела»? Кто, где, когда, при каких обстоятельствах убил или ранил? А по каждому случаю нужно отписаться, чтобы начислили пенсию, чтобы павшего похоронили по уставу. А кто это делает? Полиция…
— Кстати, об истории: а кто мог это делать во время Второй Мировой Войны когда раненных, контуженных, обожженных и убиенных было навалом?
— Ну, что за вопрос. На мировой войне убитый или раненный – правило, а не исключение. Расследование по каждому павшему (форсирование Днепра или Вислы, печально-знаменитые «Котлы» сорок первого и сорок второго, харьковская катастрофа) исключается. До сих пор, хотя всё реже и реже, находят братские захоронения тех солдат. И в этом тоже смысл борьбы за мир, против войны, что на ней очень трудно во многом быстро разобраться, а ситуации складываются самые замысловатые. И всё же мы бы просили киевлян выступить с инициативой о создании группы межведомственной. Половина учёных, представители военных, от генштаба, от Генеральной прокуратуры, полиции. И вот тогда мы разработаем новый Закон и подадим его в Верховную Раду.
— И постскриптум. Человек, который применил оружие, в общем-то, в соответствии с логикой войны и даже с уставом — сидит 15 месяцев на нарах. А жизнь продолжается, продолжается и война. И на блок-посты заступают вооруженные люди. Зная о случившемся, они уже сто раз будут думать — стрелять или не стрелять. Даже при явном нападении на пост или караульного. Себе дороже…
— Представьте себе, человек по зову сердца пошёл защищать родной город. Третий день войны. Ему дали автомат, проинструктировали — всех останавливаем. Кто не слушается, кто сопротивляется — диверсанты. Стрелять на поражение и без предупреждений, что он и сделал. Военные знают, что уставы всегда пишутся кровью. Да, вот ещё одна кровь. Прости, Господи…
Подписывайтесь на наши ресурсы:
Facebook: www.facebook.com/odhislit/
Telegram канал: https://t.me/lnvistnik
Почта редакции: info@lnvistnik.com.ua