В нашей рубрике «Жизнь известных людей» на этот раз – воспоминания и размышления Бориса Бурды. Для нашего читателя эти имя и фамилия дополнять рангами, званиями и прочими определениями – ни к чему. И так всё ясно.
– Пойдём по школярской геометрии: потянем прямую между двумя точкам, первая — самое раннее детство доступное для памяти, вторая – наше светлое настоящее. Итак: истоки, начало начал.
– Первое, что я о себе помню – военный городок. И себя в избе, на каталке в виде уточки. Через много лет после этого нашёл фото – себя на этой уточке верхом – и удивился, как точно я её запомнил.
Отец вечно на службе – строит дороги и мосты в Азербайджане. Мать в основном на работе – по специальности, врачом. Лет где-то с трёх-четырёх меня просто оставляют на несколько часов дома, с кошкой и букварём – прибегут с работы, накормят, а потом опять кошка и букварь. Кошка убегает и, как я теперь понимаю, правильно делает – имела бы право и расцарапать. Остаётся букварь. Показать некому, но от скуки я как-то сам разобрался, что где медведь, наверное, «М», а где арбуз, наверное, «А».
Так сам и не заметил, как научился читать. Когда научился – позже вычислил с точностью до дня: 22 ноября 1954 года. Первое, что я в жизни прочёл, было сообщение в «Правде» о смерти Вышинского. Он в Америке умер, до сих пор помню.
Иногда меня отвозили в Одессу к бабушке, в комнату в коммуне на Нежинской 5 (тогда Франца Меринга, лет в 40 даже узнал, кто это такой). Играл с другими детьми, ходил с бабушкой на Новый базар, это рядышком. Рос вполне присмотренный и ухоженный.
Отец в итоге написал рапорт лично Ворошилову – я его видел, Ворошилов был тогда министром обороны – и отпросился из армии поднимать целину. Эти полтора года я провёл, понятное дело, с бабушкой. А потом родители вернулись в Одессу, получили две комнаты в коммуне, и началась более обычная жизнь.
– Кстати о памяти – феноменальность памяти Бориса Бурды давно и широко известна. Замечал ли за собой это в раннем детстве, обращали ли внимание на это тогда другие, старшие, окружающие? Имело ли такое природное качество тогда значение?
– Знаете, а вот лично я совершенно не уверен, что обладаю феноменальной памятью. Сейчас проверяться поздно – с возрастом она по определению ухудшилась. Наверное, действительно была неплохая, но ничего аномального – обычный хороший ученик, который много читал. За сообразительность, помню, учительница меня хвалила, за хорошую память – нет.
Я до сих пор подозреваю, что у меня не хорошая память, а хорошее образование, это немного иное. Образно говоря, дело не в том, сколько книг сложено у тебя на чердаке, а в том, в порядке ли они разложены, знаешь ли ты, как любую из них найти и что в ней надо посмотреть, чтобы ответить именно на этот вопрос.
Когда подрос, стал интересоваться – как оно вообще с памятью, можно ли её улучшить, нарастить? Один психолог сказал мне, что, по тогдашним данным, память можно развить, но чем раньше это делаешь, тем лучше. В школе, может быть, еще не поздно, а дальше уже эффект не тот. По его словам, единственный более-менее надёжный способ улучшить память – учить наизусть стихи.
Это совпадало с моими наблюдениями. Примерно в восьмом классе я решил учить по стихотворению в день, и выдерживал этот график достаточно долго. Может быть, именно это и помогло?
Из-за этого всячески поощрял своих сыновей учить стихи наизусть. Стихи подбирал поинтересней и повеселей, чтобы им самим хотелось. Идеальным для этой цели поэтом был Михаил Яснов, старший сын учил его в советские времена еще по машинописной копии, младший, в 90-е – уже по подаренным автором книгам. Им это явно не повредило.
– В раннем детстве обычно много игры, во что играл? Кем себя видел в дальнейшем? Что загадывал? Подражал ли кому?
Играл меньше прочих сверстников – много читал. Но играл во все игры, в которые играли соседские ребята и девочки. В основном на силу и скорость – от «ручейка» до «нас двенадцать – тридцать два», в общем, как все. Единственная интеллектуальная игра детства – «города». Ну, в школе прибавилось угадать название фильма по первым буквам входящих в это название слов. Чуть постарше – футбол, в него с приятелями на отдыхе играл и тогда, когда всем было хорошо за двадцать.
Лет в двенадцать появилось отдельное увлечение – только входящий в моду бадминтон. Мой двор по размерам был идеальной бадминтонной площадкой, и играть я начал сразу как положено – с полем и сеткой, не просто перекидываться. Писатель Наиль Муратов, наш земляк, был моим первым тренером. Доигрался в итоге и до спортивного разряда, и даже всесоюзные состязания как-то судил.
Поэтому, увидев, что двор младшего сына тоже идеально подходит для бадминтонной площадки, сразу же купил ему всё необходимое, и он со своими сверстниками, приходящими на такое чудо со всех соседних улиц, играл там часами. Заодно сын завёл во время игры кучу знакомств, что тоже совсем не вредно.
Играл немного и в шахматы, ходил на занятия к Котлерману во Дворец пионеров, но не ахти как активно. После в школе сидел через парту от настоящего чемпиона мира по шахматам – среди студентов и в команде, но всё-таки… А уже в достаточно зрелом возрасте выиграл у чемпионки мира – не в сеансе, а один на один, хотя и в блиц. Ничего особенного это не значит, а вспомнить приятно.
А вот подражать кому-то, даже самому замечательному, никогда не хотелось. Начисто и вообще. Ничего такого не помню.
– Какую стезю прочили родители, кем хотели бы видеть в будущем отпрыска? Семья.
– Вот что было хорошим качеством моей семьи – то, что они были уверены: с вопросом будущей профессии я и сам разберусь. Меня это тоже не очень беспокоило – придёт время, как-то всё решится… Не хотел быть ни пожарным, ни милиционером, ни космонавтом, и родителей это устраивало.
Обычные в Одессе мечты о музыкальной карьере ребенка моих родителей посещали. За пианино меня усадили, когда мне ещё пяти лет не исполнилось. Держать меня за инструментом потребное количество часов получалось плохо. До сих помню стоящий на пианино будильник, на который время от времени кошусь – долго ли ещё осталось?
Тем не менее закончил на «отлично» музыкальную школу, собрал в папочку документы и понёс их в музучилище. Постоял немножко у входа и пошёл с той же папкой в 116-ю физматшколу. Меня взяли практически без вопросов – ни одной четверки – а родители вроде бы не рассердились. Они всегда говорили, что я сам выберу, кем быть.
– Как видится отсюда, из нашего далека, влияние на раннее формирование личности того, мягко говоря, своеобразия эпохи, на которую пришлось раннее и последующее детство и отрочество: откуда взялась гитара, как начиналось и шло сочинительство?
– О времени можно говорить много. Во всяком случае, оно в определённых масштабах поощряло самостоятельность и критичность — рушились старые незыблемые авторитеты, причём оказавшись кровавой и тупой сволотой, и это даже несколько мешало новым вождям бодро шагать во главе парада.
А песни начинались не с гитары, а с пианино – расстроенного, старого, на открытом воздухе, на веранде, в пионерском лагере. Еще лет в 13 я за этим пианино обнаружил, что могу аккомпанировать любой немудрящей песенке. Вскоре у пианино стала собираться куча народа – пели сами, слушали меня. Выучил тогда массу песен, до сих пор иногда вспоминаю.
Сам тогда песен не писал. А рифмовать уже научился, причем быстро. Учителя это знали и требовали по стихотворению в классную стенгазету практически к каждой знаменательной дате тогдашнего пионерского календаря – кое-какие строки помню, но с ужасом. Что-то без идеологии начал писать только к школьным КВН – это тогда было всеобщим увлечением. Кое-какие песенки написал уже в восьмом классе вместе со школьным товарищем Борисом Херсонским, но тот стал известным поэтом, а я нет, и правильно.
Играть на гитаре выучился уже в физматшколе, в девятом классе – исключительно из прикладных соображений. Гитару легче таскать за собой в походы и компании, пианино всё-таки тяжеловато и не всюду есть. Школьный товарищ Лёня Тульчинский, впоследствии обладатель Гран-При Всесоюзного фестиваля авторской песни, показал мне основные аккорды за пару-тройку получасовых уроков, а дальше всё было очень просто.
Петь свои песни кому-то, кроме парочки приятелей, я начал совершенно случайно. 1 апреля 1980 года в клубе трамвайщиков был концерт Александра Дулова и я пошёл послушать. Мне так понравилось, что я решил прийти и на второй концерт, 2 апреля.
Как и все барды, Дулов не только пел, но и очень интересно отвечал на записки. И вдруг, пятой или шестой из партии, вытащил и прочёл следующее послание: «А нельзя ли, чтобы после вас выступил Борис Бурда, он тоже ничего…».
Что творилось в зале – можете себе представить. Я не нашёл ничего лучшего, чем спрятаться под кресло – сосед прикрыл меня плащом. А Дулов сказал: «Ну, это совсем по-одесски… Но я послушал пару его песен, мой друг, у которого я остановился (тот же Лёня Тульчинский) мне их спел, это стоит послушать… Есть он в зале? Если он без гитары, я дам свою».
Меня искали в зале, кто-то говорил, что только что меня видел, а я сидел под креслом и дрожал. Наконец кто-то объяснил Дулову, что его семиструнка мне, шестиструнщику, не подойдёт, и он продолжил концерт.
После концерта я всё-таки набрался смелости, подошёл к Дулову, признался, что это я и есть, и попросил прощения за неизвестного мне идиота или идиотку. Дулов сказал: «А что такое? Вышли бы… Как же я вас послушаю?». Я немедленно заорал: «Да хоть сейчас!», мне принесли откуда-то шестиструнку и я пел ему около часа. Дулов внимательно слушал и сказал: «Надо показывать!».
Послушав мэтра, я уже 5 апреля выступал на одесском КСП. Петь разрешили не всё — претензии были на уровне: «Это петь не надо, потому что 5-я, 17-я и 43-я буква этой песни в сумме составляют неприличное слово». Но за одну из двух разрешённых песен я получил сразу два приза – за лучшую туристскую и лучшую шуточную песню. Призом за лучшую туристскую песню был кусок окаменелого дерева, который наши туристы где-то нашли в своих странствиях. Я нёс его домой и чувствовал, как тяжело бремя славы – когда дотащил, взвесил, и он потянул на одиннадцать кило с гаком.
Дальше всё пошло как-то само собой и рассказывать об этом надо долго…
– По Пушкину: «В начале жизни школу помню я…». Что охотно вспоминается из того – тоже ведь не простого времени? Марку Твену приписывают слова: Никогда не позволял школе всерьёз влиять на вопросы моего образования». Как в этом смысле сложилось у Бориса Бурды? Чем обязан учителям и школе? Любимые «предметы» и наоборот – если были таковые. Тенденции ума и души в то время – гуманитарные, физика и лирика. Артистизм, музыка, юмор, ирония. Творчество. Сочинение, исполнение. Товарищество. Несколько слов о соучениках.
– Почти ни с кем не нахожу в этом вопросе общего языка. Беспрерывно слышу: «Я ненавидел(а) школу, я едва терпел(а) школу, моя школа была кошмаром…». Даже неудобно как-то становится. Все мои школы были мне откровенно интересны, там протекала моя жизнь, я там общался, отдыхал, узнавал новое, находил друзей – всё было хорошо.
Особенно замечательно было в 116-й школе, уже упоминаемой тут. Её директор, Алевтина Ивановна Кудинова, собрала уникальных педагогов и, что гораздо важней, практически не мешала им работать и жить.
Учились мы так, что порой оставались в школе на ночь – готовить очередное выступление. Спали на матах в спортзале, а родители, предупреждённые звонком, приносили термос с горячим чаем. Не каждый день, ясное дело, но в принципе такое было возможно.
Некоторые отличники уходили из школы в начале выпускного класса – переходили в обычную школу и получали там золотую медаль без особого напряжения сил. На весь мой выпуск, около трёхсот человек, было три золотые медали (одна моя), а ушедшие получали их все до единого.
– ВУЗ, студенчество. И далее. Личная жизнь – из подлежащего публикации.
– С самого начала моё положение в институте оказалось несколько особенным. Прямо 1 сентября мы пошли через весь город в Зеленый театр на общеинститутское посвящение в студенты. Там было что-то вроде КВН, играло по одному первокурснику от факультета, и мой факультет в моём лице всех обыграл с почти неприличным преимуществом. Но колонна шла плохо, недисциплинированно, и наш декан Юрий Сергеевич Денисов вызвал всех к себе – закатить хорошую нахлобучку.
Было бы интересно услышать, что он сказал однокурсникам – они вышли из кабинета молчаливые и пришибленные. Даже шутить по этому поводу не хотели. Но я ничего не услышал. Перед началом своей речи декан сказал: «Студент Бурда, выйдите из моего кабинета и закройте за собой дверь! Хочу поблагодарить вас за то, что защитили честь факультета, вы выступили отлично, и всё, что я сейчас скажу остальным, к вам не относится. Всего хорошего!». Так я и не узнал, что он им говорил…
Тогда все студенты в сентябре отправлялись на месяц в колхоз, а я не поехал – готовил посвящение в студенты. Сам придумал сценарий. Написал к нему более десятка песен. Он назывался «Фантомас против ТЭФа» — этот фильм тогда только прошёл и был очень популярен. Поскольку посвящение получилось, я все пять лет готовил в сентябре новые посвящения и так ни разу не поехал в колхоз.
Наверное, из-за этого моя личная жизнь, в отличие от большинства соучеников, протекала вне родного факультета. Рассказывать о ней я особо не люблю – я человек достаточно скрытный. Впрочем, один эпизод вспомню – он еще и об играх, надо рассказать.
Где-то в ноябре в мою компанию друг привел двух американцев – познакомились в очереди в ресторане. С ними была девушка, которая сразу показалось мне ослепительно красивой. Сначала мы пытались говорить с ней по-английски (она отвечала!), но потом рассмеялась и призналась, что она-то одесситка – дальняя родственница этих ребят. Она сдала их на наше попечение, мы их водили, болтали с ними (они немного говорили по-русски) рассказывали им наши анекдоты и слушали их анекдоты (из всех нашелся один (!!!), аналога которого среди наших анекдотов не было, а так всё было одно и то же!). Потом они уехали, и мы больше не виделись – я даже не знал, как её зовут.
И вот уже в летние каникулы, где-то в августе, почти год прошёл, мне жутко захотелось её увидеть. Можно было похотеть да перестать, а я сразу начал действовать. Поступил я очень просто – пошёл с утра на пляж, в Аркадию. Нигде не расположился, а просто шёл и шёл себе, рассчитывая, что её увижу. Шёл я так часа четыре и уже почти на Ланжероне действительно её нашел. Всё очень просто.
Подошёл, поздоровался, меня вспомнили, разговорились. Но находящийся с ней молодой человек воспринимал меня явно неадекватно. Убедившись, что со мной ей интересней беседовать, чем с ним, решил привлечь внимание карточными фокусами. Знаете такой фокус – аналог игры в напёрстки? Тасуются три карты, одна из них – картинка. Потом их бросают и предлагают указать картинку. Ты всегда уверен, что знаешь, где она, и всегда ошибаешься.
Вот примерно так. А я не ошибся – сразу перевернул именно картинку. Он сказал, что попробует ещё раз – я опять угадал. Он повторил ещё раз, потом еще раз тридцать – я ни разу не ошибся. Вся компания уже откровенно посмеивалась, а я демонстративно отворачивался, когда он тасовал карты, и всё равно указывал правильно. Он расстроился, оделся и ушёл – без всякого скандала, но явно недовольный. Пришлось проводить девушку домой. А через пару лет мы поженились.
Фокуса я этого не знал, как уследить за картинкой – представления не имел. Но и проигрывать не привык. Если уж со мной играют тремя хорошо потрёпанными пляжными картами, я могу сразу заметить, какие царапины на рубашке у картинки. Если уж сел играть, надо выигрывать…
– КВН, ЧТО-ГДЕ-КОГДА? ТВ, ЦТ. Популярность.
– В КВН о популярности речи не шло. Знали актёров – тех, кто произносит написанные тексты со сцены телетеатра. А, скажем, автора практически всех исполняемых командой песен (то есть меня) кто знает? Знают песни.
Поступил я в команду КВН не просто так, а по конкурсу. Около трёхсот человек выполнили письменное задание. Из них отобрали семерых – в том числе и меня. На устном экзамене мне задали вопрос: «Почему берёза белая?». Я ответил: «А знаете ли вы, товарищ, насколько политически безграмотную вещь вы только что спросили? Забыли, что ли, что в нашей великой песне «Широка страна моя родная» сам Лебедев-Кумач на музыку самого Дунаевского сказал нам: «Нет для нас ни чёрных, ни цветных?». Четверых взяли, в том числе и меня.
В команде было два очень хороших поэта. Но если хорошему поэту сказать: «Вот напиши восемь строчек на такую-то мелодию, чтобы получилась отбивка между той и этой сценкой», у него же судороги начинаются! А для меня это не проблема – поэт я, что ли?
Но об известности тут речи нет. А вот после первой же игры «Что? Где? Когда?», когда я повторил рекорд клуба, ответив за одну игру на пять вопросов из шести, некоторое время не мог по улицам ходить. Потом привык. Сейчас вообще внимания не обращаю. Фотографируюсь, даю автографы – почему нет? Отказывать нельзя, это моя публика.
Один продюсер, погуляв со мной по Одессе, как-то спросил меня: «Как ты выдерживаешь? Я с одним телеведущим (называть не стану) гулял по Андреевскому спуску, так когда ему шестой человек в спину пальцем ткнул: «У-у-у-у, Такой-то!», он начал кричать, ругаться – такое творилось…». Я ему сказал: «ты сам видел – мы прошли квартал, подошло человек шесть. Кто-то был невежлив, груб, не воспитан, говорил что-то не то, зря задерживал внимание?» — «Вроде нет» — «Ну вот. Это моя публика, она у меня такая. А у этого ведущего своя публика. Моя ведёт себя вот так, а его – вот этак. И ни у кого из нас нет права обижаться – мы такие, что меня хотят смотреть одни, а его – другие».
Моя популярность меня устраивает. Она в основном имеет место среди людей, которые мне приятны. А те, которые мне неприятны, обычно меня просто не узнают и идут себе дальше своей дорого.
– Вернёмся к феномену памяти, вероятно, сыгравшему известную роль в формировании личности, в биографии. Просто дано? Или всё же вырабатывалось, обрабатывалось, тренировалось – в своё время о системе Бурды в этом плане ходили разные слухи. На манер демонстрирующие феномен памяти в цирке, ежедневные утомительные Рпт.
– У меня неоднократно спрашивали, правдивы ли самые невероятные вещи. Запомнились, скажем, вопросы, не являюсь ли я учёным-востоковедом, или провалившимся резидентом ГРУ, которому теперь нельзя за границу, а иногда спрашивали и такое, о чём рассказать не решусь – никто не поверит. Когда я говорил, что это не совсем так, мне ведь не верили…
Всем всегда честно говорю, что нет у меня никакой особой системы. Просто это и это я знаю, и все это знают, но я вспомнил, а они нет, а о этом и том могу догадаться, и они могут, вся исходная информация общеизвестна, так в чём же дело?
Очень неглупый знаток Андрей Каморин когда-то сказал, что в принципе любой хороший вопрос должен базироваться только на информации, которая входит в курс средней школы – этого-то можно потребовать от всех. Вопрос, который базируется на редком факте – заведомо плохой вопрос и в солидном турнире его просто никто не задаст.
Самые красивые ответы не вспоминают. О них догадываются.
– Со временем, если не секрет, что-то менялось в этом плане или всё оставалось неизменным? В т. н своё время говорилось не только собственно о феномене памяти Бориса Бурды, но и о необычайно скоростном ея рефлексе – помнится, некий комментатор говорил так: у Бурды не просто огромная картотека информации, но он из неё моментально извлекает нужную карточку. Имеет ли это сегодня значение, когда самый заурядный наш современник в долю секунды достигает чего-то подобного простым нажатием кнопочки ноутбука?
– А ничего он не достигает. Надо ведь еще знать, какую кнопку нажать. Вот Интернет перед всеми, вот масса информации, которую можно получить, просто нажав соответствующую кнопку – но кнопок и их сочетаний очень много, и всё равно (какая обида!) нужно думать, чтобы получить верный результат. Кстати, учтите – информации так много, что возможность сделать на её основании неверный вывод тоже резко упрощается. Это уже не говоря об информации, основанной на заведомо ложных предпосылках – в ней просто утонуть можно!
У Станислава Лема есть произведение под названием «Перикалипсис Иоахима Ферзенгельда», герой которого высказывает любопытную мысль – если уже и создано произведение, от которого зависит спасение человечества, то это бесполезно, ибо в огромном потоке одновременно написанной макулатуры его не найти. Если Лем и преувеличил, но не особенно сильно.
Конечно, путь от постановки проблемы к её решению сейчас можно пройти быстрей – так же, как некоторые подсчёты, которые в средневековье, когда умение просто делить числа было уделом нескольких самых замечательных математиков, делались очень долго и с большим риском ошибки, а сейчас этому в младших классах учат. Но и проблемы стали существенно сложней.
– Что поделывает в наши дни Борис Бурда, чем занят, что творит.
– Раньше было лучше. Раньше я ездил по всему миру показывать свои игры – даже океан пересекал, и приглашений хватало.
Теперь только готовлюсь к будущим играм – разрабатываю, придумываю и всё такое. А чтобы не скучать, занимаюсь тем, чем удобнее заниматься во времена пандемии.
Например, веду несколько рубрик в ряде периодических изданиях. В одной из них тоже придумываю интересные конкурсы. В другой – рассказываю о прорывных идеях в науке и бизнесе. В третьей – вспоминаю различных незаурядных людей, происходящих из нашей страны (без всякого восхваления, любования или гордыни, а скорей сожалея, что реализовываться им пришлось по всему миру и предупреждая, что хорошего в этом мало, а тенденции к улучшению ситуации не видать, скорей наоборот).
Какой-то работой занимаюсь и дистанционно – например, тренирую одну команду «Что? Где? Когда?», в Сети это можно делать, не задумываясь о том, где проживает команда и тренер, да и сама команда международная, и ничего. Нынешняя ситуация не лишена и позитивных моментов – многие навыки, которые пришлось приобрести, потому что личные встречи небезопасны и общаться приходятся в Сети, пригодятся нам и потом.
– В нашей возрастной категории бывает, проявляется склонность к мемуаристике. Есть такая тенденция? Ведь есть что вспомнить? Кстати, о возрасте – ему, бывает, свойственно определённое отношение к новым поколениям, к смене. Как в этом смысле?
– Иногда возникает. Даже записываю кое-что – есть ведь такие вещи, что я чувствую себя виноватым, что не записал и не опубликовал их. Как-то сводить их пока не получается, но они накапливаются.
Вот прямо сейчас ввиду прочитанного возьму на себя повышенные обязательства – в ближайшее время запишу, как Валентин Дмитриевич Берестов, прекрасный поэт, интересный прозаик и незаурядный археолог, издал свою первую книгу взрослых стихов. И сразу же выложу в Сети. Такое терять нельзя. А он мне это рассказывал один на один, у себя на кухне.
А отношение к младшему поколению у меня такое же, как у моего старшего поколения ко мне. Маргиналов-маразматиков, которые считают, что молодёжь вся такая плохая, порочная и испорченная, всегда не так уж много. Они, конечно, есть, и они достаточно заметны, потому что активны. Но со времен древнего Египта ничего нового сказать им не удаётся. Не стоит обращать внимания.
– Что Борис Бурда, опять-таки – если не секрет, думает о беде свалившейся практически – если не на всех, то на очень многих. Не взялся бы прогнозировать дальнейшее?
– Вы о какой беде? Могу перечислить сразу несколько подходящих под это описание, и что с ними делать – не особенно понятно.
– Когда-то, на ГосТВ, где мы также встречались, расставаться со зрителем было принято на жизнеутверждающей ноте. Где её, как считает Борис Бурда, такую ноту взять сегодня и сейчас, и как она должна прозвучать?
– С одной стороны, раз мы такие уж красавчики и умницы, что довели положение до существующего, прогнозы у нас должны быть только самые печальные – для других нет никакого повода. Но именно потому, что мы такие красавчики и умницы, мы и с прогнозами непременно всё напутаем. Поэтому может быть что угодно. Не обязательно плохое.
Вот хороший писатель Курт Воннегут в хорошей книге «Колыбель для кошки» тоже пытался дать ответ искателям такой жизнеутверждающей ноты. В этой книге он придумал новую религию – он вообще часто это делал. Четырнадцатый том пророка этой религии Боконона носил название: «Может ли разумный человек, учитывая опыт прошедших веков, питать хоть малейшую надежду на светлое будущее человечества?». Весь текст этой книги состоял из одного слова. Всего три буквы и точка.
Ну и что? Книга писалась в не очень весёлом 1963 году, так что и мрачные прогнозы в ней не удивительны. Шло время, и прогнозы становились лучше. Сейчас опять стали хуже. Подождите ещё немного.
Ким Каневский
Страница в Facebook: www.facebook.com/odhislit/
Telegram канал: https://t.me/lnvistnik
Почта редакции: info@lnvistnik.com.ua