…И ещё одна читательская встреча с непременным участником многих экспедиций специального подразделения «Экспедиционный Корпус» НИИ «Памяти» Им. Г.С. Попова. Наш спецкор беседует с Алексеем Самсоновым — членом президиума Одесского фотографического общества, действительным членом «Экспедиционного Корпуса», фотографом, журналистом, художником.
— С чего начался для Вас экспедиционный Корпус?
— Не столько с чего, сколько – с кого. С того, что привёл меня туда Олег Викторович Мальцев. Я пошел за ним, за капитаном. А потом полюбил это дело и, как говорится, без экспедиций уже тяжело.
— Каким же оно вышло, то начало?
— Первая экспедиция, в которой я участвовал оператором, направилась на Сицилию. Планировалась и готовилась съемка фильма. Вернее, четырёх фильмов. Экспедиция посвящалась изучению… мафии, ее религии и пути к триумфу. Как становятся тем самым Капо? Это был вообще первый документальный фильм, над которым я работал. А потом была следующая экспедиция. И следующая. И ещё…
— Опять оператором?
— Это одна из основных моих ролей в нашем деле. Но нужно иметь в виду, что на самом деле в Экспедиционном Корпусе, как вы уже знаете из бесед с другими участниками, нет узкой специализации. Задачи и у меня разные. Это могут быть подготовка к съёмкам и сами съёмки. Организационные и исследовательские задачи. Тренировочные занятия. План каждой экспедиции обширен и разнообразен. Каждый член экспедиционного корпуса должен быть многофункциональным. И у самого корпуса функции тоже разные. Экспедиция – своего рода и тренировка, и экзамен и повышение квалификации. Люди проверяют себя, корпус проверяет их. Многое определяет сам ритм нашей жизни в экспедиции. То, что в прежние времена учёные традиционно выполняли годами, экспедиция делает за две-три недели.
— И сколько же таких экспедиций на вашем личном счету?
— Я участвовал в 15-ти экспедициях. География: Италия, Греция, Турция, Хорватия, Испания, Португалия, Австрия, Канарские острова. Ряд других мест в Европе.
– Традиционный вопрос для этого цикла интервью с участниками корпуса: три самые яркие, самые незабываемые и самые существенные экспедиции?
— Ну, конечно, самая первая. Всё было впервые! Информация, впечатления, подход, среда, темп. Нагрузки. Да, пожалуй — первая экспедиция самая незабываемая. Собственно, каких-нибудь заурядных, серых, непамятных просто не было. Но эта… можно сказать, старшая среди равных.
— Насколько я наблюдаю, и повседневная жизнь-работа в УАН не страдает монотонностью и однообразием?
— Это вы точно подметили. И всё же наша жизнь здесь, на базе, и в экспедиции – две большие разницы, по-одесски говоря. Вот возьмём съемки того же фильма. В Одессе и по телефону свяжешься со специалистами, и лично посоветуешься. Что-то можно и отложить на завтра-послезвтра. Хорошая мысля придёт опосля – сделаешь дубль.
— А там, вдали?
— А там, вдали, ничего откладывать нельзя. Всё нужно укладывать в плановый срок. Взялся — сделай. Нужно отснять значительный, объёмный материал по исследованию города, к примеру. Сразу, в энную единицу времени. Как говорят акварелисты, а ля прима. Потому что – отъезд неотвратим. И обратно в обозримое время ты уже не вернёшься. Что не продумал, что не отснял, что упустил – необратимо. А как потом монтировать фильм? Из чего? У нас ведь не Голливуд, декорацию лунной поверхности в павильоне не построят. Не говоря уже о том, что наука, во многом связанная с искусством, всё же тем и отличается, что подделки не терпит. Даже самой мастерской. Во всяком случае, мы бутафорией не занимаемся. Потому в экспедиции – двойное внимание, тройная собранность, четверная точность. И дьявольская смекалка: приходиться выдумывать способы, механизмы решения подобных и прочих задач.
— Напряженка…
— Именно. В Калабрии, например, нужно было каждый день выпускать ролик. Дома я делаю его несколько дней. Но в экспедиции это требовалось — за несколько часов. Или вот в Греции – первый раз эта задача была поставлена. И мы в этой экспедиции снимали три фильма. Нужно было выпустить тизеры. И приходилось делать все быстро, очень быстро, ещё быстрее. И не за счёт качества материала. Иначе ты не будешь спать. А без сна не потянешь нагрузку следующего дня.
— Ну, а самый тяжелый для вас поход корпуса?
— Канарские острова и Греция, пожалуй. Повторюсь, все экспедиции разные, лёгких среди них просто не было. Все тяжелые. Говорят, дважды в одну реку не войдёшь. Во всякую следующую экспедицию я отправлялся уже другим. Другим и возвращался. Это было не только познанием мира – я познавал и сам себя, точнее каким должен быть. Да, экспедиция – это другой мир, другая среда. И остров Тенерифе (Канары), например, тоже другой мир. Там нет того, что есть в материковой Испании — своя островная культура, свои традиции, история! Корни истории Испанской империи в первую очередь. В том числе, связанные с воинским искусством. Мы там тесно общались и взаимодействовали с разными мастерами фехтования, тренировались каждый день и проводили исследования в этой плоскости. Тема островной культуры — одно из направлений исследований экспедиционного корпуса. Островная культура является архивом, сохраняет то, что на метриках уже давно потеряно или искажено. А остров Тенерифе уникален сам по себе, даже климатически, он площадью меньше Одессы, причём — с одной стороны температура в среднем пятнадцать градусов, а с другой – сорок. А езды от края до края острова – один час. Вот так – если в нескольких словах.
— У путешественников есть дневниковая традиция. Вы в экспедициях вели дневники?
– Собственно говоря, видеоролики, фильмы, фотографии – это и есть дневники экспедиций. В том числе и самых ярких, самых памятных. Кстати, Венецианская – еще одна из самых ярких экспедиций. Город Венеция сам по себе никого не оставляет равнодушным. Без преувеличения — другая планета. Поражает своей технологичностью, доставшейся от древних времён. И всё это работает, как часы. Но что особенно странно: сейчас наши с вами современники, люди двадцать первого века и третьего тысячелетия не способны сотворить подобное, нет тех технологий, да и искусства тоже. А ведь это не только красиво, каждое здание не просто произведение искусства и технологичности, но и книга, где зашифрованы знания, их надо уметь читать, этим в том числе занимается корпус.
— Эрудированный читатель наш может спросить: а что, собственно говоря, ещё неизвестно о Венеции? И художественная, и научно-популярная литература, и изобразительное, сценическое, экранное искусство этот город и вообще те края веками не обходили вниманием.
— Знаете, многие с младых ногтей до старости ходят, скажем, по Одессе. И вдруг однажды что-то прочитают о ней – изумляются. Оказывается: открытие! Обывательский и научный взгляд – те же две большие разницы. Очень большие. Одно дело – туристские буклеты, открытки «С видами» и басни экскурсоводов про Казанову. Не говоря уже о «Замыленном» взоре аборигена. И совсем другое – взгляд исследователя, научный анализ. За экспедициями нашего корпуса немало открытий тех явлений и мест, которые давным-давно и вполне привычно считаются открытыми. Да и наука науке, знаете ли, рознь.
— И всё-таки?
— И всё-таки: я уже сказал об одном из исследовательских направлений корпуса – европейские рыцарские ордены. Европейское рыцарство и европейский мистицизм. В одной из экспедиций было сделано такое открытие: сама Венеция – колыбель всех рыцарских орденов. Так стартовало мощное исследование, длящееся по сей день. Или вот: кто же не знает о том, что город сей – на воде, улицы в нём – каналы. Тамошние гондолы и их кормчие воспеты в старину, романтизируются и в наше время. Именно Украинской Венецией называют Вилково в Одесской области – из-за улиц-каналов. И никто не знает определённо – а как именно, собственно говоря, Венеция построена и устроена технологически? Почему-то веками вопрос этот никому не приходил в голову. Ну, может быть, кто-то и задумывался – так, мимолётно. Но не более того. А ведь это – вопрос вопросов. И эта техника, и эта технология недоступны современным нам умникам-технарям. Её пока не только невозможно скопировать-воссоздать, нет. В ней всё ещё не получается разобраться. Не выходит её понять.
— Большая, огромная работа требует соответствующих усилий. Это утомительно?
— Вопрос вполне логичен. Но вот странная вещь! Ещё одна загадка. Ну, как есть – феномен. Между экспедициями, здесь, на базе, я пытаюсь сохранять тот рабочий ритм, к которому привык там. Но не выходит. А в экспедиции объём и ритм работы гораздо больше и жестче. И силы откуда-то берутся, а усталости нет.
— Может быть, просто некогда о ней думать?
— Мажет быть, и так. Отсутствие отвлекающих факторов. Или особый род вдохновения, удесятеряющий силы. Не знаю. Но факт есть факт.
— В старину в экспедициях активное участие принимали художники. Альбомы экспедиций играли эстетическую и научную роли. Книги учёных иллюстрировались такими зарисовками. Вот Вы себя проявили в таком качестве?
Да, в экспедициях проявлялась и одна из моих ролей – художника. Рисовальщика. Этюдов маслом, конечно, я там не пишу. Этюдника собой не беру. Но в духе названной традиции, я зарисовывал многое. Поменялся только инструментарий, появилась фотография, видеосъемка. Но принцип-то фиксации остался. И кисти, карандаш, сангина требуют много времени, а его там нет. Фото и видео быстрее.
Как художник, я был в экспедиции в Италии, когда мы проехали от Генуи до Сицилии. В каждой точке маршрута была своя задача. Тогда писалась книга о стиле Каса Дамато, — «Громоотвод, как удар молнии», — параллельно с исследованием испанского фехтования. В ходе этой работы мы много архивов посетили, взаимодействовали со множеством ученых. Буквально выкапывали документы, приезжали на само место, где жили предки Каса Дамато.
В процессе экспедиции было выведено древо испанского фехтования – от основ, корней и почти до нашего времени. Прямо в ходе экспедиции были изобразительно реставрированы сами праотцы, восстановлен их внешний вид. К концу экспедиции я полностью нарисовал это генеалогическое древо. Как положено — с портретами. Все это стало возможным благодаря найденным описаниям в документах, в древних трактатах, в гравюрах. То есть, портреты собирались буквально по крупицам. Это колоссальная работа. Такая вышла художественная работа.
— Но карандаш и бумага безотказны, а техника может подвести. Были такие случаи в экспедиции?
— Всякое бывало, конечно. Вот в Греции, к примеру, Это просто какие-то паранормальные явления накатили. У меня сломалось 4 или 5 карт памяти. Подряд. И, представьте, до сих пор я не знаю — с чем это было связано. Метеозависимость? Ведь мы попадали на Метеоры – заезжали прямо в облака. Во всяком случае, это было настоящее ЧеПе. И приходилось ночами восстанавливали террабайты видео и фото.
— И как?
— Нам, конечно, удалось все восстановить. Но это были, что называется, ночи без милосердия. Или вот, возьмите: Монреаль на Сицилии. Снимали фильм. В центре храма я стою с камерой и фотоаппаратом. И тут выходит монах-францисканец в балахоне. Ну, как в кино: перевязанный верёвкой, босиком. И идет через весь храм. Я, конечно, его снимаю. Такой кадр! Типаж! Мечта! И тут у меня фотоаппарат срывается с ремня, объективом вниз – оптика по всему храму! Или вот вам – случай в Греции. Обходили на катере Афон. Дошли до мыса, а хозяин судна говорит, что бензин закончился. И даже вернуться назад его не хватит. Стоим в открытом море. Предлагаем подойти к пирсу любого ближайшего монастыря, попросить горючее. А он говорит: «У нас на борту женщина, их не пускают на Афон, мы не можем подойти к пирсу». А море, между прочим, штормит. Как в той песне – на море качка. Ну, в конце концов, вызвали другой катер. А трапа-то нет. Перепрыгивали с борта на борт. С кучей техники. Такие ситуации, да и многие другие, ещё покруче и поопаснее (я ведь не всё рассказал), проверяют людей и сближают их. Да и школа это всё. Как говорится, век живи – век учись.
— Что для вас в жизни экспедиционный корпус – лицей, университет, академия, семья?
— Пожалуй… все, что Вы перечислили! Семья – да. Вы, наверное, знаете: прошедшие вместе военную службу, а тем более – войну, — нередко тесно сближаются. Становятся семьёй. Крепко полагаются друг на друга
— Ну, действительно: век живи – век учись. Несколько слов об учителях.
– В экспедиции учиться можно многому и у многих. Практически – у всех. Это, можно сказать, взаимное обучение. Олег Викторович Мальцев – капитан на корабле. И учитель, и отец, и наставник. В той полосе отчуждения, где очень многое устроено по-другому и проходит иначе, как-то особенно отчётливо ясно: кто он такой, твой капитан. Вот мы в Португалии сняли фильм об этом.
– О ком, о чем фильм?
— Именно: о капитане. «Как работает капитан». Это ярко, интересно и поучительно.
— Сейчас все экспедиции, о которых вы вспоминаете, в прошлом. В следующую – тянет?
— Да, конечно. Последняя экспедиция с моим участием была до начала войны. Сейчас ситуация такая, выезжать из страны не могу. Надеюсь – временно. Но в экспедицию хочу. Очень хочу. Это – стало моей жизнью, моей стихией.
– Вы не суеверны?
– Нет.
— Значит, можно говорить и о будущем. Что впереди? Бросьте взгляд за горизонт. Ваши творческие планы в экспедиционном корпусе?
— Ну, конкретика планов на дальнейшее сейчас разрабатывается. И на этой стадии она ещё далека от широкой публикации. Ясно только, что речь идёт о развитии того, что уже открыто и сделано. О новых публикациях и изданиях. И, конечно же, о новых поисках, поездках, походах. О новых открытиях, разработках и исследованиях. Надеюсь и на своё личное участие во всём этом. Вот такие они, планы…
Подписывайтесь на наши ресурсы:
Facebook: www.facebook.com/odhislit/
Telegram канал: https://t.me/lnvistnik
Почта редакции: info@lnvistnik.com.ua