Из искры — в пламя…
Это был такой закон — молодежные газеты перевели на хозрасчет, в т.ч., по всем делам. Поэтому, когда я приглашал людей под свое честное слово… Есть конкурентная среда. Она состояла в тот момент из газет, которые существуют, они в киоске стоили 5 коп., моя первая цена была – 27 коп. У них была подписка, у меня не было подписки. У них были лимиты на бумагу централизованные, у меня не было.
– Она, что же, только в розницу шла?
– Первый год весь тираж шел в розницу. Подписная кампания начинается в сентябре, газету учредили в октябре, выходить она начала с 16 февраля не просто так, а потому что мы не могли найти бумагу до этого. Как мы ее нашли – это отдельная песня. Там много всяких «песен».
– А издательские мощности?
– А издательству по барабану, им вообще без разницы. У них была загрузка… Ты не забудь, что они печатали все центральные газеты – «Правду», «Труд», «Известия»… У нас условия были изначально неравные. Но при этом разница была только в одном – мы делали то, что мы хотели. Когда пару раз нам позвонили из обкома комсомола и сказали «Придите на бюро», еще куда-то, я говорю: «С чего вдруг? Я что, там работаю? Ребята, когда вы будете за это платить, тогда вызывайте». Вот вы выкупите у меня весь тираж – и печатайте там, что хотите». А надо напечатать что-то с пленума Обкома. Я говорю: «С чего вдруг? А кто это купит? Вы купите – пожалуйста! Выкупите, забирайте весь тираж. Только весь».
– А учредитель все-таки кто считался? В подзаголовке.
– Обком комсомола, НТТМ и еще какая-то там контора, тоже комсомольская.
– И они не имели никакого влияния?
– Понимаешь, если бы был один Богдан-редактор, они б имели все влияние, но они б закрылись через месяц. А поскольку по факту руководил не он, а я, то их посылал через Богдана на фиг и напрямую. Богдану я сказал: «Ты хочешь туда ездить – езди сколько угодно. Фигню эту печатать мы не будем». Когда мне позвонил некто, Банделюк…
– Игорь Банделюк? Я хорошо его знал. Приятели были. Он заведовал отделом, потом даже был секретарём.
– Совершенно верно. Он был секретарем по пропаганде. Он мне начал что-то объяснять. Я ему говорю: «Слушай, дружок, ты же понимаешь, мы на хозрасчете, и мне надо это продавать. Если ты мне сделаешь подписку 10 000 штук, и весь тираж заберешь по своим комсомольским организациям, я буду печатать то, что вам надо для комсомольских организаций. Поскольку мне надо продать населению вменяемому, которому ваш, извини, пленум Обкома комсомола вообще неинтересен, то…». У меня с первых дней были люди-распространители, которые приходили, брали у меня 50-100 газет, и шли продавали в трамваях, на рынках, где угодно. Такая была тогда схема. Скажи, пожалуйста, какой идиот купил бы тогда хоть 20 газет с пленумом Обкома и пошел куда-то продавать? Смешно, правда?
– В эпоху «Комсомольской искры» ты имел отношение к подписке?
– Я имел такое же отношение, как все.
– Вот, а я имел. Там с какого-то исторического момента были тоже начались проблемы – кому она нужна? Но мы выходили все-таки на 100%.
– Но ты не забудь, что были райкомы, были комсомольские организации, им давали какие-то разнарядки, и они худо-бедно что-то делали. Но, извини меня, я — на хозрасчете. Совдепия же умирала в разных конвульсиях. В нашей теме не было так сильно заметно, но многие плановые вещи начали отмирать еще раньше, чем умерла совдепия. Например, до 1990 года выходили футбольные справочники. Знаете, что это такое? Нет?
– Конечно, знаю. Какой же одессит их не знает. Это был дефицит. Его надо было еще купить где-то. Популярное издание было.
– Вот такие вот книжечки. Чтоб ты понимал, тираж в разные годы был 40000-50000 экземпляров, цена 95 коп., 1 р. 10 коп.
– Они реализовывались в «Союзпечати». Там календарь футбольный был, да?
– Да, много всего было. Я в них тоже участвовал.
– Я помню.
– Так вот, фокус заключался в том, что до 1990 года они выходили, а потом в планах советского издательства они исчезли. Что я делаю? Делаю в своей газете «Порто-Франко» спецвыпуск «Футбол», поскольку у меня было очень много материалов, я сам этим занимался и привлек людей, мы сделали полностью выпуск этот перед сезоном с составами команд, с какими-то там историями, интервью, фотографиями, пятое-десятое. Тогда на футбол ходило не так, как сейчас, полторы калеки, а минимум 10-15 тысяч. А то и 20-30 тысяч. За два футбольных матча у меня на футболе расходились 20 или 30 тысяч экземпляров по 50 коп. или по 1 р., я уже сейчас не помню. Такой цены вообще не было на газету. Мы делали спецвыпуски юмористические «Смех», мы делали дайджесты, с Обществом дружбы сделали большой спецвыпуск, мы первыми сделали полный спецвыпуск, посвященный Утесову. Не было еще никакого музея, ничего, и отец и сын Амчиславские еще были не в Америке, а здесь. Мы сделали полный спецвыпуск, который тоже шикарно разошелся. Сделали спецвыпуск «Фемина» к женскому празднику и т.д. Т.е. мы, кроме своих регулярных номеров, делали кучу тематических спецвыпусков, причем мы их делали по более высокой цене, чем регулярная газета. За счет этого мы держались хорошо финансово, потому что для наших старших товарищей слово «деньги» – это была абстрактная категория, они их не зарабатывали, они бюджет проедали. Та же «Черноморская коммуна» имела убогий тираж, только чисто, скажем так, полученный через сельские райкомы за счет того, что «треба, щоб оце було». И как зарабатывать деньги, они вообще не имели никакого понятия. Поэтому с 1992 года у них была паника, понимаешь? А у меня паники не было, потому что я понимал, что делаю. Я за год без подписки, без телепрограммы выжил, мы стартовали с 10 000 и довели до 30 000 экземпляров, а некоторые спецвыпуски мы выпускали по 40-50 тысяч. Я сделал, опять же, пробный выпуск, рекламный, долго его собирали, по-моему, 80 000 сделали. Но он окупился еще до выхода за счет того, что там было очень много рекламы. Потом мы вышли на украинский рынок с дайджестом «Седьмой этаж», причем мы его стали печатать уже не на газетной, а на офсетной бумаге, на белой, чтоб он имел более презентабельный вид. Потом мы делали еще газету «Кроссвордомания». Она вообще была цветная, с картинками, на мелованной бумаге. Это мы делали на всю Украину. Заключили договора с «Союзпечатями», это уже 1993 — 1995 годы. И с «Совершенно секретно», потому что оказалось, что в начале 1990-х в Украине «Совершенно секретно» не было. Мы заключили договор на эксклюзивное право печатать здесь, т.е. мы выкупали у них авторское право, получали пленки, ездили в Москву каждый месяц за рулоном пленки, представляешь эту кинокомедию? И то же самое печатали здесь. Тираж довели до 100 000, пока не включилась мафиозная структура Бориса Ложкина. Знаешь такого человека? Недавно он был у Порошенко начальником администрации. Но нас оттуда выперли где-то в конце 1990-х.
– Вот скажи мне, растет человек, растет в журналистике как журналист. Дорастает в журналистике до признанного профессионализма. В нашем цеху – в авторитете. В законе. И вот наступает момент, когда случается нечто не очень-то предвиденное ( потому что какая конкуренция могла быть в СССР? Обком советовался с ЦК, а там был бюджет, и вот надо уложиться в него). И я, какой-никакой профессионал и тоже в законе, ни фига, пардон, не понимаю в происходящем. А ты вдруг заявляешь о себе – и не речами, а делами, — что чуть ли не родлся на свет для таких ходов и комбинаций. И что это – тоже твоя стихия. Как это, как это, как это?
– Кимыч, я же по жизни всегда спортсмен. Для меня конкуренция – нормальная ситуация. Я понимал так, что если я раньше других найду, где рыба, то я победил. Поэтому всех, например, олимпийцев я вычислял заранее и со всеми с ними знакомился, брал интервью.
– Ну, ты мог по росту результатов смотреть.
– Я не знал, кто из них попадет на Олимпийские игры. Когда эти люди уже уезжали на Олимпийские игры, находившиеся здесь журналисты, никогда с ними не встречаясь, могли только поцеловать дверной замок их квартиры. А я в тот момент, когда этот человек выигрывал, тут же писал очерк или интервью по материалам того, что у меня было. У меня была история. Одно время работал в «Спортивной газете» Борисенко, бывший военный. И он берет внаглую мой материал, опубликованный в «Комсомольской искре», слово в слово, просто не меняя вообще, перекидывает в «Спортивную газету» со своей подписью. Что я ему устроил, ты себе не можешь представить! После этого через короткое время его оттуда нагнали и попросили меня, чтоб я занимался этой «Спортивной газетой». Я ему потом говорю: «Слушай, ну, хоть бы слова переставил для приличия!» Я когда послал в «Спортивную газету», дата на два дня раньше – мою статью. Я говорю: «Если хотите, я могу даже блокнот прислать, в котором у меня всё это записано. Пусть он покажет свой. Он вообще с этим человеком виделся когда-нибудь?»
– Гримировать надо. Мы писали иногда о том, что происходило в далеких районах области, всего лишь на основе районной газетки-бандероли. Мы ж получали районные газеты. Но надо было гримировать так, чтоб комар носа не подточил.
– Конечно же, любая журналистская работа не предполагает того, что ты открываешь истину первым или просто все в эксклюзиве делаешь. Такого не бывает. Ты где-то информацию можешь посмотреть, но ты должен изложить хотя бы своими словами. Но, опять же, если речь идет о событии. А если речь идет об интервью с человеком, которого ты никогда не брал, то это уже – без комментариев…
— И всё же: то, о чём ты сейчас поведал – уже не журналистика, не спорт. Это же экономика, это бизнес, это что-то все-таки другое. Где набрался?
– Ну, понятное дело, все другое, но все имеет нечто общее. Просто это немножко специфическая сфера деятельности, она как бы творческая. И в то же время, когда ты понимаешь, что одного творчества недостаточно, то ты понимаешь и то, что нужно выстраивать какую-то стратегию. Иметь хороший материал, нормально его подать, понять, качественный ли тебе подсунули текст или фотографию. Кроме того, что ты выбираешь творческий путь, ты должен выбрать какую-то модель своего поведения на этом рынке. Как ни крути, но на сегодняшний день кто бы из нас чем ни занимался, оно, может быть, звучит несколько вульгарно, но это рынок. Точно так же, как шоу-бизнес. Когда мы занимались с тобой в молодости спортом, это разве был бизнес?
– Да какой там бизнес! Это была честная конкуренция.
– Это конкуренция была спортивная, но не финансовая. Сегодня каждый спортивный клуб, каждая тренировочная база хочет привлечь людей, которые заплатят деньги. Результат сегодня во многих случаях хоть и остался существенным, но стал — вторичным. Ты понимаешь?
– Конечно, нужен спортсмен, конечно, нужен тренер, но при этом нужен специалист по бизнесу, по маркетингу.
– Кимыч, ну, мы же взрослые с тобой люди, мы же прекрасно понимаем, что в Советском Союзе никто никого никакому бизнесу и маркетингу не учил. Все это называлось в Советском Союзе политэкономией.
– Между прочим, за бизнес били. И били больно. Но экономисты были.
– Ты уверен? Какие они были экономисты? Что, они умели посчитать, кроме, в лучшем случае, себестоимости какой-то болванки?
– Калькуляция составлялась…
– И что дальше? У них было какое-то стратегическое видение, они понимали в масштабах предприятия, в масштабах отрасли? Что они понимали? Ну, Ким! Вот мы имеем результат деятельности так называемых экономистов советского пошиба, вот мы имеем полностью разваленную промышленность.
– Так у тебя-то это откуда? Вот же вопрос!
– А у меня… не знаю. Ниоткуда. Да! У меня дедушка был коммивояжер! Может, от него.
– Когда это? В мрачную эпоху царизма?
– Нет. Он жил в Бессарабии до 40-го года, они владели там…
– Ну, при капитализме. Румыны в Бессарабии.
– Румыны, да, наверно, были капиталисты, не знаю. Я там не жил. В моей книжке «Аккерманский мальчик» описаны кое-какие ситуации.
– Человек, который всю жизнь занимался собственно спортом и спортивной журналистикой, и журналистикой вообще – для многих это было «вдруг»: оказалось, он совершенно готов к этой ситуации.
– Я не был, точно так же, как все остальные, готов к этой ситуации. Но, ты же знаешь, в начале 1990-х научные сотрудники, врачи, учителя взяли кошелки, поехали за границу таскать какой-то товар.
– И на «7-й километр».
– На «7-й километр». При этом они были, допустим, одинаковые кандидаты наук, а некоторые, может, даже доктора, но кто-то из них пролетел как фанера над Парижем, а кто-то стал очень состоятельным человеком. Это о чем говорит? О том, что тот кандидат – дурак? Нет, у него просто иначе, может, мозг построен.
– Следовательно, вот это, случившееся, о чем тоже ни в детстве, ни в отрочестве ты, вероятно, не думал, проявило в тебе то, о чем никто бы ( и ты) бы не догадывался?
– Наверно.
– Нет худа без добра?
– Ну, опять же, честно тебе сказать, предтечей всех этих мероприятий было, наверно, то, что зарабатывать деньги для меня было интересно всегда, и я всегда искал, как это сделать.
– А это делать можно было только тем, что лучше и больше работать. Больше и качественнее.
– Больше и искать разные варианты. Например, был такой издательский центр на улице Клары Цеткин. Он издавал, например, плакаты по передовому опыту какого-нибудь завода, фабрики, колхоза и т.д., буклеты. Что происходило? На эту штуку выделялось Х денег, причем эти деньги платил тот, про кого ты писал. А эти типа издавали. Деньги эти прокручивались через Союз журналистов. Там очень сложная была схема. И Союз журналистов тебе как автору… Он себе оставлял, допустим, 20%, а тебе давал 80%. Что делал я, юный пионер журналистского цеха, кроме всего прочего, что я тут еще успевал? Я находил людей, которым не жалко на свой передовой опыт пару сот рублей, заключал с ними договор. Т.е. у меня была, видно, склонность к такому виду деятельности, и папу своего, кстати, я уже тогда подтягивал. Я его, а не он меня. Я его брал с собой: «Ты мне пару снимочков сделай». Если мне удавалось из этой конторы получить, условно говоря, не 100 рублей, а 200, значит, нам давали процент от 200. И вот этой ерундой я тоже регулярно по мере возможности занимался.
– Этот талант в тебе тихо тлел.
– А поэтому вот эти твои коллеги, которые не особо напрягались, на каждой летучке клеймили меня позорным словом «заробітчанин».
— Да. Подтверждаю. Помню эти обвинения. Причём, руководство газеты было довольно, всегда есть качественные, разнообразные, читабельные материалы. А ворчали бездельники – кстати, не последние люди в редакции.
— Тот, кто ничего не делает, ему нужно больше зарплату, а потом на летучке он тебе говорит, что ты – «заробітчанин», что ты какой-то типа негодяй, понимаешь? Я пару раз сказал: «Ребята, если это никому не надо, не печатайте. Я в другое место отнесу».
– Как не надо? Газета – монстр, который пожирала все!
– И возникает вопрос: «Если вам надо, печатайте и платите деньги. Если не надо, не морочьте голову и потом не рассказывайте мне про заробітчан». Мне всегда это было очень смешно.
– А мне было грустновато. Но работы было много, печалиться особенно было некогда. Много было глупостей. Вот, кстати, еще один вопрос. Известно, что классика, и мировая, и отечественная литература – это все почти поголовно журналисты.
– Вот тут я с тобой согласен.
– Даже те, к кому мы приходили пацанами — Михайлик, Григорянц, Лисаковскй, даже тотже Сушнский — они уже тогда фактически были писателями. И не в широком смысле, а вполне конкретно: авторами книг, публикаций в больших журналах.
– Ну, конечно.
– Короче говоря, это были литераторы, и они уже будучи просто журналистами, были известны как поэты и писатели, публицисты, полемисты. Критики. Такая волна.
– Абсолютно точно. Мы их застали. Мы у них учились.
– Но дальше начинается следующая волна – уже при нашей работе. Я не буду даже фамилий называть. Ведь их фамилии читателям ровнёхонько ничего не скажут. Кто из них вышел в люди в журналистике? В поэзии, в прозе. В драматургии. Пусть даже не в литературе вообще, хотя бы в той же самой, отдельно взятой журналистике! Практически — никто. Ни одна сатана. Что же они здесь, в газете, в журналистике делали вообще? Для чего протирали штаны и юбки? Зачем им нужна была эта контора? Ведь они занимали места людей, которые могли вырасти творчески!
– Не знаю. Может быть, время поменялось. Мне трудно сказать. Та плеяда людей, которые были до нас, которые ушли потом многие в «Вечорку», в «Знамя»…
— В журнал «Юность», в «Комсомольскую правду», в «Литературную газету». В «Московские новости»…
— Ну, что тут скажешь. Привел их в прессу ум, любознательность, талант, образованность. Увлечённость журналистикой. Дальнейшее вполне логично. Хотя нужно оговориться: там тоже были неоднозначные персонажи.
– Неоднозначные. Да и однозначные тоже были по-человечески разные. но в целом все-таки характерно что было? Интеллект, культура, оригинальность, яркость личности. Было совершенно очевидна их эрудированность, ироничность, развитость мышления речи.
– Ну, был какой-то, очевидно, слой людей…
Даже то, как они общались между собой – это были другие люди. Когда я, сопливый внештатничек, выходил из редакции — оказывался совершенно среди других. И очень хотелось возвращаться, стать в их компании своим. Хотя мне тогда в голову не приходило, что я буду там ещё работать и зарабатывать на хлеб. Но равно и не думал я о том, как качественно сменится их компаха на другую…
Подписывайтесь на наши ресурсы:
Facebook: www.facebook.com/odhislit/
Telegram канал: https://t.me/lnvistnik
Почта редакции: info@lnvistnik.com.ua