Журналисты – они были разные…
— Итак – редакция газеты. Настоящая. Издание формата «Правды», четыре полосы. Четыре тысячи строк. Тираж – до ста тысяч экземпляров. А бывало – и за сто тысяч. Распространяется в миллионном городе и двух с половиной миллионной области. Да ещё и старейшая молодёжная газета в СССР – официально выходила, напомню, с 1922 года. При том, что «Комсомольска правда» — с 1925-го. И ты являешься сюда не в чине сына Михаила Рыбака и не каким-то там внештатничком…
— Я приходил рано утром, допустим, в 7 утра (официально, как ты помнишь, рабочий день начинался в десять), садился за стол и машинку, писал один текст для «Советского спорта» на русском языке, второй текст на украинском. Нет… даже не так. Я писал большой текст для «Комсомольской искры» на украинском, из него я делал чуть меньший для «Спортивной газеты», потому что не успевал три сразу написать. Те начинали звонить, и я передавал. Тут часам к 10 приходил кто-то из секретариата, я отдавал материал сюда свой. Часам к 11 поднимался Валик Щегленко и говорил: «Старик, ты ж был на футболе — «Можешь для нас сделать?». Говорю: «Честно, мне уже так это надоело. Вот тебе второй экземпляр, вы же все равно больше, чем 50 строк, не поставите, тут 150, любые 50 – твои». «Старик, спасибо!». Это было, допустим, часов в 11, и тут неспешно, а я сидел в конце этого же коридора, это был предпоследний кабинет, 711-ый, и я смотрю в окно, уже слегка утомленный. И вижу, через площадь неспешно-величаво плывут наши дамы. Иже с ними. Жужжит лифт. Седьмой этаж. Первым делом они садятся попить чай-кофе. Поговорить о том, о сём, к работе не имеющем никакого отношения. С кем-то приятно говорили по телефону. А тут, глядишь, уже где-то и обед. У нас там, на первом этаже, была вполне приличная столовая. Снова – лифт. Они тем же аллюром – вниз. Что-то перекусят, а я в это время уже ушел, потому что мне надо собирать и творить следующий материал. И где-то к 16:00-16:30 я возвращаюсь. Они уже с обеда успели, чай-кофе пьют, но уже вечерний. Десерт. Птицей, таким чином, пролетает неделя. Потом наступает священный день какой-нибудь, там, летучки или планерки. А эти дамы почти все были партийные и очень важные.
– Они вообще практически не писали ничего. Хотя одна из них получила… «Золотое перо».
– Так я ж к чему и говорю. А у нас было какое-то подведение итогов – ну, хоть как-то надо было оценить, что люди вообще делают. Была табличка – сколько ты строк опубликовал, сколько своих, сколько авторских, сколько раз ты был в командировке, сколько ответов на твои материалы. И в этой табличке эти самые важные девушки, как правило, занимали последние места. Потому что – совершенно верно, — особенным образом не старались. А первые места занимали в основном Ким Каневский, я, Валера Барский очень активный был. Были люди, для которых это – родная стихия, сбывшаяся мечта. Не столько профессия, сколько образ жизни. Удовлетворение собственного любопытства за счёт газеты. А были… как бы это выразиться… трудоустроившиеся при журналистике. Странное это течение сегодня, кажется, стало бурными полноводными реками. Ну, кто же сегодня – не журналист. Но началось это уже давненько.
– Ох, не сыпь мне соль на сахар. По сути дела, вот эти редакционные этажи издательства, все, населялись штатными работники своих редакций, они же – нештатные других. Мы, искровцы, были внештатными авторами «Вечорки», «Знамени», «Черноморки». Вот, как ты – «Спортивной зазнты», «Советского спорта». Киевского «Комсомольского знамени»…
– Ну, вечоркинцы в «Искре» очень редко печатались. Реально у них не хватало времени. Они выходили 6 раз в неделю, у них загрузка была вот такая. Они все были там при деле. Там рук не хватало. Они, наоборот, искали, кто бы… Помню, когда я сидел на «ЗОРе», Димка Романов возглавил отдел экономики «Вечерней Одессы». А поскольку мы часто играли в преферанс, он мне за игрой говорил: «Ты ж сейчас поедешь на Пересыпь?» Говорю: «А что ты хочешь?» Он: «Так там столько заводов! Смотри, у нас есть рубрика «Опережающие время». Делаешь портретик, зарисовочку, 100 строк и давай!».
– Диму я хорошо знал. Тоже был его автором. Писал для него реплики и фельетоны. Закусывали. Да и Борис Фёдорович Деревянко предпочитал общаться со мной через Диму Романова. А раньше он учился с моим братом в техникуме. И его отец дружил с моим дядькой. Но короче, ты вработался. Тебя хорошо знали по отцу. Это считалась семейная гоп-компания. Папаша же долго, в общем, работал? Годы? Пятилетки?
– Он заканчивал, вообще-то, работать уже в «Порто-Франко» у меня.
– Начальство знало: ты – человек проверенный, абсолютно устойчивый и надежный работник, дисциплинированный профессионал. И что ты если берешься – значит, можно не сомневаться, что сделано будет качественно, в объеме. Кому-то нравится, кому-то не нравится, качество твоей продукции никто не ставил под сомнение. Были какие-то претензии к тебе, но это не были претензии профессиональные. Чисто отношенческие. И это нас тоже сближало, у меня была примерно та же ситуация. На редакцию были два-три надежных работника. Какие выходные? Какие там отпуска? Только дайте работать…
— Да, именно так всё было. Что отнюдь не озонировало атмосферу в редакции. Но на комфорт мы и не надеялись. Кстати, уже тогда было ясно – бездельники наши кашу в журналистике не сварят. Так оно, между прочим, и вышло. Потому-то я их имён и не называю – всё равно, они ничего читателям не скажут.
-Да… Но вот вдруг… кончается «Комсомольская искра», последний выпуск… «Комсомольская искра» – старейшая в стране, а может быть – и в мире молодежная газета — потому что не было в Европе молодежных газет. Газета – начало начал очень многих настоящих, больших журналистов. Между прочим, «Искра» и наше с тобой начало. И вдруг…
– На самом деле не «вдруг». Отнюдь. Ситуация была следующая. Скорее всего, это была весна 1990 года, когда ЦК комсомола нашей бывшей великой страны принял решение о том, что с января 1991 года все молодежные газеты переходят на хозрасчет. Что? Странноватое решение? Заметь, не партийные, а именно молодежные, т.е. комсомольские. Это было и начало искровского конца. Но должен сказать о настоящей причине в нашем случае. Во всяком случае, об одной из причин, в конц концов решивших дело. Вообще, уход из жизни нашей «Искры» (кажется, как и молодёжного союза в целом) уже давно, кажется, никого не интересует. Даже тех, кто вышел в люди благодаря комсомолу и «Искре». А уж как клялись в верности и ему, и ей. Но скажу так: в принципе если бы в этот момент в «Комсомольской искре» не варилась пакостная, совершенно обывательская каша, то никто бы не стал ее закрывать. Ты, Ким, в этот момент уже перешел на ГосТВ, а я еще работал. Ты, можно сказать, вовремя ушел…
— Ноги унёс…
— А я был секретарем профкома и неким громоотводом. Почему? Потому что тут постоянно сгущалась атмосфера. Для нас, тех, кто чуть ли не с детства привык дышать воздухом «Искры», уже голова шла кругом – до того редакционная атмосфера была иной. Я бы сказал, коммунально-кухонно-захолустной. Здесь уже и не пахло ни профессионализмом, ни интеллтигентностью, ни остроумием, ни даже просто дружелюбием. О традиционном журналистском братстве и речи не было. Исключение составляли те несколько работяг, которые были слишком увлечены и втянуты в творчество – им было просто не до дешевых интриг и сплетен.
— А ведь собственно начало было до нелепости примитивным?
— Абсолютно. Секретарша, например, подала на редактора в суд. Секретарша! Из приёмной! На редактора областнойь газеты! Мало того, половина сотрудников оказались втянуты в этот бред — ходили в суд, давали показания. Он ее попросту хотел уволить или перевести куда-то в другое место. А она не хотела. Я говорил Юлику, редактору: «Давай, будем все решать на профкоме. Мы советом коллектива принимем решение, тебе дадим рекомендации, а ты…». И мы стали неким громоотводом. Была группа товарищей, трезвые, разумные люди, которые пытались ее утихомирить. Представляешь, чем приходилось заниматься. Ты-то там уже витал в больших телеэфирах. А мы тут должны были совмещать своё высокое предназначение с элементарной склокой. Больше делать было нечего.
— Я был немного в курсе, поскольку работал в молодёжной редакции ГосТВ и часто по работе бывал в обкоме комсомола. Они там тоже и недоумевали, даже терялись, ломали голову – как быть. Но я тогда так всё понимал, что дурёху эту кто-то подогревает…
— Но нормально работать было невозможно в такой обстановке. И тут лето 1990 года. Первый секретарь обкома комсомола Гриневецкий Сергей, с которым я в прекрасных был отношениях ( опять же, как ты догадываешься, больше на почве спорта, потому что он сам спортсмен). И в газете всё шло вразнос — чистейшее разложение.
– Как историк сюза и «Искры», могу утверждать: такого никогда не было. Но финансировалась газета обкомом. Денежки областной комсомольской организации.
– Да. Но на хозрасчет в таком виде перейти нельзя было. Когда я вернулся из Италии, меня Сергей Рафаилович вызвал и говорит: «Слушай, что делать с вашей газетой? Как ее переводить на хозрасчет? У тебя есть какие-то соображения?». А я в тот момент, чтоб ты понимал, уже в 1989 году замутил газеточку «Спорт для всех» под видом бюллетеня, потому что газеты выпускать еще нельзя было. Я ее 1,5 месяца выпускал, пока они не поняли, что это периодическое издание, что я их всех слегка обдурил, понимаешь? Ну, бюллетень можно выпускать разово, но не с номерами и регулярностью.
– Но это тоже стоило недёшево.
– Так я нашел людей, которые помогали, распространяли, даже рекламу давали.
– Т.е. из-за какой-то, извините, секретарши старейшая в стране газета была закрыта? Это же абсурд.
– В эту канву жизнь вплела ещё одну историйку – небольшую, но существенную. Замечу, так сказать, на полях. В тот момент Рафик Град вместе с парочкой таких же зубров из разных газет решили создать газету «Деловая Одесса». Но потом по каким-то причинам часть из них от этой идеи отказалась, остался один Рафик. Как делать газету, он не имел ни малейшего понятия… Я с ним был знаком не сильно близко. В разных сферах, в разных газетах. Ему кто-то подсказал: «Подойди к Рыбаку. Он делал газету с нуля. Он точно знает, как это делать». Рафик говорит: «Иди ко мне замом. Мы сделаем эту газету». Я говорю: «Что значит “мы сделаем”? Как мы ее будем делать?» Он говорит: «Ну, ты ж знаешь. Людей наберем». Т.е. он знал только каких-то учредителей, которые хотели это сделать и давали какие-то мелкие деньги. Честно говоря. мы даже бумагу не могли найти, чтоб ты понимал. Ездили, искали по предприятиям.
– Газетная бумага — это дорогая вещь.
– Дело было не в цене. Вернее, не только в ней. Ну, короче, говорю Рафику: «Единственное, что я не могу — перейти к вам на постоянку. Проза: я в «Комсомольской искре» стою первым в очереди на квартиру». Я в то время жил в общежитии творческих работников на Тираспольской. И мне было совсем не в масть пролететь. Он говорит: «Та не! Все хорошо!» Мы все закручиваем, начинаем выпускать с 1 июля 1990 года эту газету. Я продолжал работать в «Комсомольской искре» и параллельно работаю замредактора «Деловой Одессы», в которую собрал ему весь коллектив, все это дело, запустил, наладил. Проходит буквально месяц, и Рафик мне говорит: «Ты знаешь, там учредители сказали, что нельзя работать внештатно и надо тебе определяться», хотя половина работала в тот момент внештатно. Я: «Мы ж с Вами договорились». Он: «Ну, понимаешь, это жизнь. Надо определяться». Я говорю: «Физкульт-привет! Жизнь все поставит на свои места». Ну, там, опять же, внештатно продолжая трудиться в «Вечорке», работала Наташа Бенда, которую я подтянул. Он предлагает Наташе стать замом, но уйти. Наташа уходит, становится у него замом.
Я фактически остаюсь в «Искре», как и был. Но мысль создать газету у меня же никуда не делась. И когда мне Гриневецкий говорит «Какие у тебя есть идеи?». Отвечаю: «Давайте, новую газету замутим». Он говорит: «Ну, как ты себе это представляешь?» «Очень просто. Есть же законодательство. КЗОТ, кодекс законов о труде. Одна организация закрывается, людей предупреждают заблаговременно. Если кто-то из этих людей будет нужен, пригласим в другую газету. А если не нужен, пускай идут, ищут счастье. А нам склочников и скандалистов не надо. Это кодло, которое там образовалось, само не рассосется. Если Вы его перетащите в хозрасчетную газету, то Ваша хозрасчетная газета просто закроется. Поэтому Вам решать. Это же Ваше, собственно говоря, изначально хозяйство». Он говорит: «Интересно. Надо подумать». Проходит еще какое-то время, он говорит: «Слушай, мне скоро уходить. Давай еще раз обсудим, чтоб я мог четко своим пионерам рассказать порядок действий. В принципе идея неплохая». У меня у самого уже прилив энтузиазма начался, я говорю: «Послушайте. Давайте придумаем какое-нибудь красивое название, например, “Порто-Франко”». «Почему “Порто-Франко”?» «Ну, это ж лучшее время нашего города». «Нас в ЦК не поймут». Я говорю: «Ну, сама идея, что это закрываем, а то открываем, катит?» Он говорит: «В принципе, интересный вариант».
А вышел как раз закон «О средствах массовой информации», когда можно открывать негосударственные СМИ. Короче говоря, в октябре 1990 года они учреждают газету «Молодая Одесса (Порто-Франко)». Они не могли сделать просто «Порто-Франко».
– «Они» – это кто?
– Ну, кто-кто: сам понимаешь — комсомол. Там, понимаешь, как они сделали? Был комсомол, НТТМ и кто-то еще. Причем, самое интересное, знаешь, кто хотел вписаться в эту историю? Симоненко.
– Валя? Валентин Константинович? Сориентируем читателя нового поколения: речь о мэре Одессы. Причём, о первом главе нашего города – коренном одессите. Обычно были пришлые. К тому же, Валентин Симоненко сам был спортсменом. Альпинистом.
— Всё так. Всё верно. Он и в дальнейшем был главой федерации альпинизма и скалолазания. Но на газету, которая была как бы городская, горсовет вообще влияния никакого не имел. И рупора своего не имел. И когда мэр услышал, я у него был, брал интервью… Он мне как раз давал возможность посмотреть пару квартир. В конце 1990-го, до закрытия «Искры», я успел получить квартиру из отселенческого фонда. И, опять же, благодаря Симоненко, потому что мне стали всякий мусор показывать – какие-то проваленные полы, висящие потолки. И благодаря ему я получил квартиру. Я ему сказал, что мы там такую историю делаем, он говорит: «Отличная штука!» Тогда же эта идея порто-франко как раз витала среди одесских руководителей, они считали, что это классно получить свободную зону. Он говорит: «Давай. Я готов найти вам помещение в центре города, помочь чем надо». Я пришел к комсомольцам, говорю: «Ребята, так и так. Соучредителем горсовет готов выступить». «Та не, мы сами». А потом в 1992 году Симоненко таки сделал «Одесский вестник», возродил. И он им дал в центре города помещение, и они первые получили компьютеры, когда мы их тут в глаза еще не видели. У меня первый компьютер появился в 1994 году, а у них намного раньше. Короче говоря, в новом издании по контракту мы договорились простенько: я отвечаю за все это хозяйство, мне подчиняются все, я составил контракты со всеми, кого мы привлекали на работу, единственное двойное подчинение – э секретарша и водитель. Она подчинялась частично Богдану Панасу, редактору, Тогда тоже была интересная тема с Советом трудового коллектива. Руководитель не мог быть ни его членом, ни руководителем, поэтому я как заместитель возглавил Совет трудового коллектива. Он же у нас устанавливал тарифные сетки, гонорары, договора. И поскольку тогда инфляция была, Богдан приходил ко мне периодически, говорил: «Какая у меня будет в следующем месяце зарплата?». Он даже мог на планерки, летучки не приходить, потому что, ну, зачем? Брал уже готовый номер, говорил: «О! Хороший номер получился!» Я говорю: «Ну, ты ж журналист. Напиши что-нибудь». «Я подумаю». «Ну, подумай».
— Тоже ведь – штришок портрета времени. Пусть нынешние удивляются: так мы жили…
— В общем, как-то так мы прожили короткое время. Потом произошел путч, соответственно, комсомол затаился.
— Конечно, одно дело – житуха за пазухой у могущественной, правящей и единственной в стране партии, а совсем другое – оказаться в положении своих основоположников, первокомсомольцев, создававших молодёжный союз на ровном месте среди бушующего моря разливанного всевозможных партий, объединений, союзов и течений. Да и в воздухе тогда, если помнишь, внятно запахло гражданской войной. И отнюдь не холодной. А боевой наш орденоносный комсомол восьмидесятых-девяностых к этому не привык. …
— Мы обком сразу же попросили на выход. А на кой он был нам нужен?
— А кому он был тогда нужен? Тем более, областной, городской и районные аппараты вскоре остались без помещений (с них, наконец, потребовали арендную плату – что также вызвало растерянность). К тому же многие комсомольские лидеры довольно быстро оказались плоть от плоти людьми религиозными, убеждёнными буржуазными демократами и сторонниками капитализма. Но мне тогда показалось – пока они ещё сидели в обкоме, им вся эта история с газетой на дух не нужна. Как и сама газета…
— Самое занятное: они нам не дали ни копейки. Правда, мы остались в том же помещении. И вот вообрази: 1990-1991 года, ещё СССР, областное партийное издательство на площади. Редакционный и издательский корпуса. И сидят тут три партийные и одна молодёжная газеты. Партийные – бесплатно для себя. Безвозмездно. То есть – даром. А молодёжка с января-91 – за арендную плату. Нормально, правда? Тоже ведь, как ты говоришь, штришок к портрету времени…
Подписывайтесь на наши ресурсы:
Facebook: www.facebook.com/odhislit/
Telegram канал: https://t.me/lnvistnik
Почта редакции: info@lnvistnik.com.ua