В моей многолетней профессиональной практике столь многогранная личность, да еще женщина, встречается впервые. Начну с перечисления работ и знаний, которыми она, моя землячка Инна Закс, владеет, попробую очертить круг ее интересов. Рисовала она с детства, Окончила Детскую художественную школу, сейчас им. К.Костанди. В школе увлекалась математикой, побеждала на олимпиадах, а после школы пошла учиться на механико-математический факультет Одесского госуниверситета.
Иврит Инна учила в Одессе, и это решение было вызвано отнюдь не необходимостью учить язык для репатриации в Израиль, а проявлением национального самосознания.
А в итоге стала преподавателем иврита и гидом по Одессе на иврите! Я подумала, как обозначить это многообразие способностей человека? И поняла: это две, объединенные в одну, способности. Особое умение учиться и учить. И не потому, что заставляет жесткое требование жизни, а потому, что самой хочется, самой интересно.
Общая знакомая давно предлагала мне эту тему: «Инна Закс», но из-под руки то и дело выныривали другие имена и адреса. Пока не появилась у меня в интернете запись полуторачасовой лекции «Современный Израиль родился в Одессе». Автор – Инна Закс.
Тут я делаю стойку: это же и моя тема, личная! Я заходила на нее несколько раз, в разные годы, с разных сторон. Во время Большой алии, которую здешние давнюки встретили пренебрежением и называли «колбасной», очень важно было показать, что возрождать Израиль в Палестине начинали как раз русские евреи. Среди которых были и мои близкие: уцелевшие в петлюровском погроме две родные тетки отца и его родная сестричка, которую они привезли с собой в двухлетнем возрасте; она, Ривка, стала бойцом Еврейской бригады английской армии, а при образовании государства Израиля – первым его консулом в Великобритании. «Мы не понаехали, мы вернулись», — так называлась моя статья, опубликованная в «Е.К.». А «воротами» для возвращения евреев в землю предков служила Одесса. Долгое время – только Одесса. Не случайно идеи сионизма получили признание и развитие в нашем городе.
Еще в 2000-м году я разыскала семью переселившихся в Израиль из России в конце позапрошлого века т.н. жидовствующих, русских людей, переменивших веру. Главу этого семейства Агафона Куракина, сменившего имя на Авраам, уважительно называли «гер цедек» — прозелит-праведник. Ко времени моего с ними знакомства Куракиных насчитывалось здесь более 800 человек. У многих были уже еврейские имена и фамилии – женщины выходили замуж за аборигенов, рождались дети, внуки… Их путь из Астраханской деревни шел через Вильнюс, где они приняли гиюр, в Одессу, оттуда пароходом на Хайфу. Начиналась первая алия.
Получив от той же знакомой e-mail Инны Закс, написала ей, предлагая виртуальное интервью – иногда я практикую такой жанр с отдаленным собеседником. Если собеседник хорошо владеет не только интернетом, а и языком, расстояние не помеха, получается даже лучше, чем беседа вживе: мы не ограничены временем, хоть месяц переписывайся. Надеясь на согласие, сразу задала несколько вопросов. Я полагала, что отправляю свое письмо в Одессу. Оказалось, что Инна уже два года живет в Израиле, в Кфар Сабе. Получила ответ спустя пару дней.
И.З. Я водила экскурсии на иврите для израильтян, живя еще в Одессе, примерно 12 лет. Да, это была интересная работа, такие экскурсии заказывали разного рода семинары, приезжали интересные лекторы, а моя задача была синтезировать, оживить их рассказы, вписать хрестоматийные образы из книг в реалии одесской жизни. Я познакомилась с большим числом знаковых личностей Израиля — писателями, историками, исследователями литературы. О министрах и прочих деятелях умолчу.
Б.К. А отсюда в Одессу ездили?
И.З. Всего один раз, с группой. Дело в том, что, живя в Одессе, я обходилась организаторам дешево, и меня охотно приглашали. Но отсюда – другие расходы. Кроме того, как пенсионерка, я имею право на ограниченное число выездов за границу. Разворачивать активность я не стала, да и не было мотивации. Ну, а с «ковидом» отрасль туризма вообще накрылась. Конечно, мне жаль. Но эта страничка жизни уже закрыта. Лекцию «Современный Израиль родился в Одессе», которая к вам попала, я прочитала на семинаре им. Карла Штивельмана, местной мультидисциплинарной научной тусовке, уже в течение 27 лет объединяющей репатриантов, научных работников. Сейчас семинар существует на платформе ZOOM.
Преамбула к лекции была такая.
«Одесса ассоциируется у всех по-разному: Жемчужина у моря, Потемкинская лестница, Оперный театр, Утесов, Молдаванка и Пересыпь, Бабель и Жванецкий, Толчок, Мишка Япончик, город-герой, белая акация, Вера Холодная, криминал, жаргон, блатные песни, анекдоты, рыбачка Соня и Сонька золотая ручка. Так вот, ничего этого не будет.
Будет – Современный Израиль родился в Одессе. Люди, которых помнит Израиль и чьими именами названы улицы».
Кстати, я не уложилась по времени. Организаторы обещали устроить еще одну. А у меня есть и еще тема.
И – да, в школе я увлекалась математикой, хотела преподавать ее, как мой любимый учитель Борис Львович Креймер в школе №47. Только места в одесских школах для меня, молодого специалиста, после вуза не нашлось, пришлось идти программистом в проектный институт. Скучное дело, между нами.
Теперь с рисованием. После детской художественной школы мне предлагали поступать в Одесское художественное училище им. Грекова, но я довольна тем, что в свои тогдашние 15 лет поняла: я не художник. Вот рисовать научилась, а мыслить художественными образами – не мое, слишком рациональное мышление. При всем том, я и сейчас рисую – как акын поет: что вижу, с натуры. Здесь, в основном, Кфар Сабу, дома, деревья, иногда удивительные цветы или фрукты, иногда фигуры людей. Обязательно беру альбомчик, когда едем куда-то. В принципе, я выкладываю все рисунки в Фейсбук, там завела альбом «Моя Кфар Саба». Если вы пользуетесь Фейсбуком, легко найдете. Действительно, город полюбила, он уютен, удобен для жизни.
И хотя совсем не туристический, здесь есть интересные объекты и для любознательных, и для рисовальщиков. Например, бережно сохраненная будка сапожника Йегошуа Гохмана, да не простого, а сапожника-ортопеда! Внутри – все, как будто он закончил рабочий день, а утром опять придет. Работал он там до глубокой старости. Куски кожи, индивидуальные именные колодки, на одной написано «Голда», с почтением сказали, что говорят, это самой Голды Меир. Байка, должно быть, но красивая. А не байка, что его старший сын Менахем служил в бригаде Гивати и погиб в 1956 году. Вот пока сижу и рисую, прочитаю, что написано на памятной табличке рядом. Интересно! Или дом, где вырос парень, в честь которого названа операция Нахшон по прорыву блокады Иерусалима и зачистке иерусалимского коридора в 1948 году.
Но и ваша Мазкерет Батья чудесное место, я была там во время учебы на программе «Мельтон» в Еврейском университете. И с удовольствием приеду к вам хоть и на автобусе, не проблема.
Б.К. То, что вы приедете, замечательно! А пока продолжим переписку. Откуда такой иврит? Это было возможно в Одессе, проникнутой идишем во времена моих дедов, а ваших – так даже прадедов? А затем убывающим «одесским» языком, который не-одесситы перевирают в еврейских анекдотах?
И.З. Идиш я, к сожалению, практически не знаю, так, несколько слов, хотя это родной язык моих родителей. Мама окончила даже техникум на идиш. Они читали, переписывались на идиш с тетей Гитой-Миндл в Биробиджане, которая по-русски писать и не умела. Ее никогда не видела, но толстенные конверты с ее письмами помню. Ей никогда не хватало места, она дописывала что-то еще на конверте. Родители часами разбирали ее письма, потому что нумеровать страницы ей в голову не приходило, а страниц было 10-12. Родители, комсомольцы 20-х годов, не считали нужным учить идишу представителя новой формации советского человека.
А иврит был под полным запретом. Иногда, окруженная большой группой туристов, говорила им, что если бы мой отец, умерший в 1991, увидел бы меня, стоящей у памятной доски на доме , где жил Хаим Нахман Бялик (кто это такой?!), рассказывающей о нем на иврите(!) израильтянам (откуда они здесь?), он бы умер от страха за меня в ту же минуту. Но времена изменились.
Азам иврита научил племянник, приехавший из города Сумы учиться в Одессу. Иврит он знал немного от своего старшего брата, который учился в Ростовском университете, где стал хабадником и преподавателем иврита. Сейчас они оба живут в Реховоте. Затем, это был 1993 год, в Одессе открылся Израильский культурный центр, и в нем ульпан. На Воровского, 46 «а», в бывшей синагоге шойхетов – там теперь находится общинный центр «Мигдаль». Мы с мужем записались и усердно учились, с большим интересом, не ленясь четыре раза в неделю после рабочего дня математика-программиста ездить из отдаленного спального района города в центр.
Хотя никаких мыслей об алие не было, а было поистине выражение национального самосознания. А потом на каком-то собрании слушателей ульпана директор центра Филипп Слободской рассказал о планах готовить местных преподавателей, потому что до этого приезжали сменами на полтора месяца израильтяне, почти никогда не бывшие профессиональными преподавателями, систематическое обучение в целом не получалось. Да и слушатели, проучившись обычно пару-тройку месяцев, уезжали. И вот директор говорит, мол, если кто-то имеет мысль стать преподавателем, обращайтесь. Для меня все слилось в одно – и неосуществленное желание быть преподавателем, и возможность преподавать именно иврит.
Через некоторое время мне дали группу, потом еще одну на поселке Котовского, где я тогда жила. Послали на семинар в Киев, по сути, интенсивные курсы иврита, там отобрали на курс в Иерусалиме. В общем, понеслось! Израиль много вкладывал в подготовку учителей. Я не смогу вспомнить сейчас, на скольких семинарах была. Они проводились и на территории Украины, и в России, и в Белоруссии, и, разумеется, в Израиле. Самыми значительными были: годичная программа «Механхим бехирим» (ведущие преподаватели) в центре им. Лукштейна Бар Иланского университета, годичная очно-заочная программа в центре им.Мельтона в Еврейском университете, семинар по программе еврейского самосознания (зеут йеудит) в кибуце Эйн Цурим, программа по Катастрофе в музее Яд Вашем, программа «Нета» для учителей иврита еврейских школ в Бостоне, и еще, и еще… Конечно, в жизни многое определяется местом учебы. Не только суммой знаний, а и кругом общения и развития. Возможность учиться, общаться с прекрасными, образованными специалистами наполняет процесс учебы вдохновением. Например, знакомство, перешедшее в дружбу, с Центром еврейского образования на русском языке «Маханаим».
Но и отдача была по полной. Сколько учеников, взрослых и детей, прошло через мои руки, не упомню. Израильский культурный центр, Сохнут, школы «Ор Самеах» и Хабад, общинный центр «Мигдаль», студенческий клуб «Гиллель»…
Жизнь в Израиле мне знакома не по туристическим меркам. Конечно, это не тот Израиль, с которым сталкивается ошалевший средний репатриант, не знающий языка, не способный запомнить названия улиц, потому что имена из истории, что древней, что современной, ему ничего не говорят, не понимающий ни праздников, ни традиций, попавший в чужой мир. Многие бытовые вещи пришлось и мне осваивать, но знание языка открывает сердца. Вот только недавно повеселились с медсестрой, пытавшейся всунуть мне в рот какую-то трубочку. Оказалось, термометр! Ну, никогда не измеряли мне в Украине температуру подобным образом.
Б.К. Ностальгия по Одессе достает? Такой вопрос обычно задают нам не только земляки, а и прочие «понаехавшие» соотечественники. Ну, еще бы: Одесса!
И.З. И да, и нет. Скучаю по своей крохотной квартире на ул. Еврейской, которая так и стоит запертой. По морю, конечно. По осенне-весенним прогулкам в парке им. Шевченко с подругой по университету Людой Вожакиной. По выставкам и по концертам. По чашечке кофе с чудесными пирожными в кафе «Профитроли» перед концертом в филармонии. По всегда неожиданным встречам на улицах. Но, приехав в Одессу спустя 7 месяцев после отъезда и выйдя вечером «в город», чуть не расплакалась, увидев вдруг, как он неухожен, какие непонятные личности заполоняют его. Точно сказал Окуджава в «Плаче по Арбату»:
«Кругом чужие лица, враждебные места.
Ах, флора там все та же, да фауна не та…»
Однако пока есть там близкие люди, Одесса во мне живет.
Б.К. Из вашего краткого (по контуру) жизнеописания я вижу, как параллельно противоречиво складывались наши судьбы. Оставим в стороне большую разницу в возрасте. Но вот смотрите. У меня в дипломе названы три профессии: логика, психология, русский язык. То-есть, меня готовили училкой! Я ненавидела школу и провела там в качестве преподавателя всего пару недель студенческой практики. Вы же (математик, преклоняюсь!) рвались преподавать. Но жизнь сложилась как сложилась, занялись «работой».
А я, получив назначение в наробраз города Сталинска (бывший и нынешний Новокузнецк, где Маяковский обещал «саду цвесть»), явилась первым делом в редакцию городской газеты, имея опыт студенческой многотиражки. (Журфака в ТГУ не было, факультет назывался историко-филологическим). В редакции как на то, уволили сильно пьющего сотрудника промышленного отдела и меня приняли на его место. К большому неудовольствию зав. отделом: «Вы же не полезете в шахту, сказал он, а я уже стар для этого». Но я полезла, и лазала даже в рискованных случаях, когда не имела на это права. Лишь бы не школа. И он, Феофан Иванович Слюсаренко, из бывших, работавший еще в «Киевской мысли» (возможно, он, одессит, был в Кузбасс сослан), меня, как профессионала, залюбил.
И, совсем уже наконец. Вы, Инна, познавать Израиль начали с истории страны и народа. А я по приезде занялась знакомством с иудаизмом: что это за вера такая, чем держится еврейская община. В семье, начиная с моих родителей, разве что мацу заказывали в синагоге на Пересыпи, при этом не убирая со стола хлеб. Никакого кашрута, никакого шабата и пр. Я тоже ничего не соблюдаю. Но, как на работу, стала ездить в Кирьят Малахи, где по указанию Любавичского ребе поселились русскоязычные репатрианты-хабадники. Там есть большая синагога, которую называют «русской». Русскоязычный раввин объясняет людям, что за день или что за праздник, есть молитвенники на двух языках и т.п. При синагоге действовал клуб ветеранов войны и женсовет. Я побывала на свадьбах, девичнике, обряде выкупа первенца, нескольких еврейских праздниках.
Далее. Вы ностальгируете по Одессе, я – нет. Для меня объектом ностальгии на всю жизнь остались 15 сибирских лет. Не только потому, что там была молодость. Университет, а точнее моя студенческая группа №121 была моим «Царским селом». Но это – отдельный рассказ. А по возвращению в Одессу для меня все было не так. Не годился климат, я часто болела. Боялась дать «на чай» маникюрше – она может позвать милиционера: у нас в Сибири чаевые были не приняты.
И.З. Сибирь и Одесса. Ну да, полюса. Отчасти понимаю, сын окончил физфак Новосибирского универа, Академгородок и все такое. Он захотел, и я сделала все, чтобы помочь ему в этом. А меня в своё время родители не пустили.
Б.К. Наконец, вы освоили иврит в Одессе, а я до сих пор – едва-едва, хотя начинала там же в 1993 году. За учителя был командированный из Израиля придурок, владеющий языком на уровне плинтуса. К тому же, у меня возникла возможность туристической поездки в Италию, стало не до ульпана. А здесь я сразу начала сотрудничать с русскими газетами,старалась не упустить сленг, шквалом наполняющий русский язык. С польскими евреями могла общаться на польском (не знаю, откуда ко мне этот язык, никого в родне нет, но я хорошо знаю и люблю Польшу, могу объясниться, все там понимаю, оно как-то само-собой пришло). Могу также подготовить интервью с человеком, владеющем идишем. А вот иврит у меня не пошел. Вернее, я не занялась им по-настоящему, отчего сейчас страдаю. Украинским, который нигде не учила, попав в одесскую газету «Комсомольське племъя», занялась. И года через полтора уже свободно писала на «мове».
И.З. Мне хотелось, и у меня получалось преподавать, объяснять. Одноклассники всегда обращались именно ко мне, да и репетиторство по математике пополняло скромный бюджет без отвращения. Может, сыграло роль неосуществленное желание мамы стать учительницей. Ее, как дочь кулака, исключили из комсомола и лишили права поступать в пединститут, как она хотела. Но и в военном гарнизоне, а ее первый муж был кадровым военным, она учила офицерских жен читать. Да, в 30-х ведь были и офицеры-то малограмотные, а уж их жены…
Я сразу ухватилась за предложение стать преподавателем иврита. К тому же, в программировании ничего не происходило, работа изрядно надоела. Какое-то время совмещала, потом бросила. Аналогично мой покойный муж Борис. Мы вместе учили иврит на курсах в Одессе, и он тоже стал преподавать, постепенно забросив программирование. У нас были очень разные преподаватели иврита, Боря называл их «дватцатипятитысячниками», как тех рабочих, которых в послереволюционные годы бросили на «укрепление коммунистического сознания отсталой деревни».
Не могу сказать, чтобы я хотела стать художником. Это все-таки другое устройство мозга: мыслить образами, цветом, формой. Художник редко умеет объяснить, что он хотел изобразить. Есть весьма слабые художники, но они живут этим. И счастливы. А мне умение изображать что-то на бумаге вроде блокнота для записей под рукой, блокнот для зарисовок мне годится. Нарисованный вид из окна гостиницы остается со мной, фотография не дает такого ощущения: мои почеркушки – просто запоминалки. И это редко занимает больше получаса. Затасканная фраза художников: «Я так вижу» не смешная. Какое-то цветовое пятно заставляет весь организм вибрировать и отзываться. Это как стихи писать. Звучит какой-то ритм, какое-то слово – и рождается.
Б.К. Кстати, стихи я писала. Их публиковали и в Томске, и в молодежной газете Кемерова. В Одессе я собрала сборник и отнесла в отделение Союза письменников. Рецензии были положительными. С одним требованием: добавить пару-тройку патриотических «творiв», чтоб не сплошная лирика была. Я взяла ту общую тетрадь со стихами, перечитала и поняла: не мое оно, даже не хобби. И больше никогда ни строчки. Мне не верили. Но, да: я газетяр, по-украински сказать. И хороший редактор русских текстов. Мне этого хватает.
И.З. Вчера послушала спектакль-концерт «Письма Ван Гога» на канале «Культура», читал Евгений Миронов, читал замечательно. Книгу-то я, конечно, читала, так и стоит на полке в Одессе. Г-споди, когда я смогу оказаться в Одессе и перевезти сюда хотя бы самые любимые и нужные книги! Уезжая, я не думала, что это безвозвратно, думала на пару месяцев приезжать к морю… На сегодня все. Жду приглашения в вашу милую Мазкерет Батья.
виды Одессы
Б.К. Инна и ее друг Миша приехали в один из будней. Добирались тремя автобусами, но были бодры и энергичны – уроженцы послевоенных лет, свежие, сравнительно со мной, пенсионеры! О спланированном заранее порядке беседы я и не вспомнила. Говорили о знакомом и о знакомых. Ну, прямо мои люди с полуслова, жаль, что живут так далеко. Оказывается, Леня Рукман – один из основателей и многолетний директор Всемирного клуба одесситов – единоутробный брат Инны. Оказывается, родители Инны – из еврейской сельскохозяйственной колонии на Херсонщине, как и еврейский писатель Ноте Лурье, о котором недавно вышла моя публикация в «ЕК». Повздыхали о недавно ушедших из жизни своих знаменитых земляках Мише Жванецком и Ефиме Ярошевском. Мы говорили об Александре Дорошенко, докторе физики, в 60 лет ставшем писателем и писавшем о нашем Городе (только так, с большой буквы), как никто до него. В это время он лежал уже в больнице, а спустя короткое время скончался. Бесконечно жаль, но это тема уже другой статьи.
И.З. Ну и самые свежие и приятные новости: меня пригласили участвовать в новом проекте Аркадия Майофиса, основателя компании Yoffi, вкусных подарков из Израиля. Нарядные подарки будут включать открытки, отражающие личный взгляд на Израиль художников самых разных направлений, как профессиональных, так и любителей. Три моих рисунка были отобраны для проекта, а три других будут представлены на выставке в иерусалимской галерее «Скицца» в октябре.
Пора задуматься, чем заниматься по жизни…
Белла Кердман
Подписывайтесь на наши ресурсы:
Facebook: www.facebook.com/odhislit/
Telegram канал: https://t.me/lnvistnik
Почта редакции: info@lnvistnik.com.ua