Продолжение. Начало данного интервью можно прочесть по ссылке:Объективность объектива. Часть 1.
3. Работа учит…
– Итак, Прошло время собственно твоей учебы. Пошла повседневная жизнь, пошла практика. И уже не соизмерить то, что получено в виде теоретических знаний и навыков с тем, что принесла и приносит практическая повседневность. Как полагаешь, не касается ли это вообще любого настоящего творчества? Так ли уж отделяется учёба от работы? Вот вчера мы беседовали с известным актёром Владимиром Талашко («В бой идут одни старики»), и он прямо утверждает: и сейчас учится. Он считает себя учеником. Он — Народный артист Украины, выше уже некуда. Уверен,, что он нисколько не кокетничал, он именно так чувствует и думает.
– Я совершенно согласен. Давно известно: «Век живи – век учись».
— Правда, некоторые к тому добавляют: «Дураком останешься».
- Вроде как – шутка. Но ведь древние говорили: «Твёрдо знаю одно – что ничего не знаю…».
— Мысль эту приписывают то Сократу, то Платону. Или вообще – Демокриту. Но здесь уместно вспомнить полную формулу: «Я твёрдо знаю только одно, что я ничего не знаю. Но другие не знают и этого». Мне кажется, вся логическая и моральная сила этого тезиса – именно в концовке.
— Пожалуй. Вероятно, «Ничего не знаю» — преувеличение. Всякий взрослый человек, тем более учёный, хоть что-нибудь да знает. Но такое обобщение – «Ничего не знаю», мне кажется, менее вредно, чем «Знаю всё!».
– Один вполне приличный отечественный (теперь – американский) художник меня пригласил – выступить на открытии его выставки. Среди прочего, я сказал о том, что автор этих произведений – ещё в пути, постигает. Он меня перебил: «Ничего я не достигаю. Я уже достиг». Более мы не общались. Но, как считаешь, этого горизонта можно достичь? Или он все-таки всегда отдаляется по мере приближения к нему?
– Я думаю, что всегда отдаляется. Всегда есть уровень, который можно постигать, каким бы мастером ты ни был. И это касается всего. Пространство, материя – бесконечны и переменчивы. Те же древние считали: нельзя дважды войти в одну и ту же реку.
– Несколько слов о самом Фотографическом обществе. Это звено, как я понимаю, в цикле других обществ, но у него своя специфическая задача, своя миссия и функция. Вот об этом и о твоей миссии в Обществе.
– По задачам. В первую очередь, это общество научной фотографии, оно не исключает фотографию, как искусство, как репортаж, как документ. Научная фотография – так, как было изначально заложено, так сказать, нашими отцами-основателями Фотографического общества. Мы занимаемся распространением и популяризацией научной фотографии, потому что, как выяснилось, малое число ученых вообще пользуются таким инструментом как фотоаппарат. Даже те, кто непосредственно занимаются, в т.ч. и экспедиционной деятельностью, не интересуются этим вопросом. А фотоаппарат – это не только то, чем в экспедициях раньше фиксировали, но в рамках последних лет исследований при помощи фотоаппарата как модели можно и психику, и психологию человека изучать. И здесь бездонный колодец. В научной среде мы занимаемся просветительством в этой сфере, мы убедительно рекомендуем ученым использовать этот инструмент, учим, как его использовать, зачем его использовать, что с ним делать и для чего это вообще ученому нужно. Потому что не так давно, например, в крупных университетах, в Оксфорде, в Гарварде, было принято, что, – возвращаясь к пленочной фотографии, – все научные открытия, научные исследования должны быть подкреплены именно пленочными негативами как доказательствами. Иначе в современном мире цифровой фотографии может быть рассмотрено, как подделка.
– Разумно. Но, может быть, мы уже пришли к этому порогу, когда, скажем, в университетах фотография должна стать, ну, пусть факультативом, а, может быть, даже и обязательным предметом?
– Вы знаете, в интервью со многими фотографами, да и учеными звучит этот мотив… В Америке, Англии это давно существует. У нас пока нет. И в интервью многие говорят, что начинали, посещая классы в школе даже, – не то, что в университете, а в школе существуют такие классы! Когда я говорил — ходил, в аэромодельный кружок, вот у них, там, это не «кружки» называется, но «классы», фотографический кружок. и т.д.,
– Ну, рано или поздно это будет. И что нам изобретать велосипед, когда хваленая заграница уже давно это делает!
– Сейчас, с одной стороны, оно вроде бы и должно быть, вроде бы и естественно, а, с другой стороны, сейчас каждый дурак – фотограф.
– Но ведь одно дело – купить фотоаппарат, даже дорогой, допустим, он как бы сам снимает… Кинокамера – довольно сложная штука, капризная, большой процент брака, а когда перешли на «Мыльницы», то наши лентяи просто вздохнули – она сама снимает, ничего не надо!
– Это как с телефоном: каждый, у кого есть телефон, теперь фотограф. Но вот недавно мы брали интервью у главного редактора журнала «Life», так вот он на вопрос о том, что каждый день в Интернет «заливаются» миллионы фотографий, и что делать современному фотографу, говорит «Это так. Но бо́льшая часть, 99,9% этих фотографий без какой-то идеи, без мысли».
– И ты согласен с этой мыслью?
– Конечно, согласен.
– Но вот перед тобой фотографии, случайные, они публикуются навалом, это же не проблема – ты смотришь, вероятно, уже другим глазом, не таким, как смотрел, когда не имел понятия об этом?
– Конечно.
– Значит, то, что кому-то может нравиться, по-твоему, просто «повидло»?
– Да. А это еще один краеугольный вопрос современного общества потребления, потому что оно чаще всего необразованно.
– …и безвкусно?
– И безвкусно. Чем дальше, тем хуже.
– Фотография – тоже изобразительное творчество, но где ты больше снискал свою востребованность – в изобразительном творчестве или в журналистско-фотографическом, или в видео?
– Я думаю, что и там, и там. В видео, думаю, на начальном этапе, еще многое предстоит – так же, как и в остальных сферах.
– А ты не думаешь о том, что если бы поначалу всерьез не увлекся, если бы не эта основа и настрой мировосприятия з, скажем, художнического, может быть, результаты и эти были бы ниже?
– Безусловно. Это фундамент, это основа. Все эти сферы, которыми я занимаюсь, – это ветви одного дерева, так или иначе живопись. Живопись, в принципе изобразительное искусство было и не только в моей, а вообще в истории предтечей фотографии, кино, дизайну, книжной графике. Всё это так или иначе связано. Это все ветви одного дерева. Я считаю, что невозможно заниматься этими сферами, не имея этого фундамента.
– Я тоже так считаю. Более того, это – азбучная мысль. Увы, далеко не все, кто подвизается в подобных сферах, с этим согласятся. Но, как говорится, сейчас не об этом. Твоему поколению было, всё же, проще-легче общаться с фототехникой. Щелкнул, отдал в ателье, завтра получай. А в мое время это была целая история. Покупать надо было реактивы, старший брат мне поручал что-то смешивать, крутить стеклянной палочкой, вращать ось бачка. И всё – при красном свете.
– Ничего не поменялось. Все то же самое. Для того, кто серьёзно относится к этим занятиям, сложностей хватает. Материал постоянно сопротивляется. ИИ нужно одолевать это сопротивление. Да и в большом искусстве, в живописи, не так уж редко участвует фотография.
– Кстати, Глазунов ведь признавался, что некоторые известные полотна он сделал с помощью фотоаппарата.
– Конечно. Альфонс Муха очень активно использовал фотоаппарат. Я, пока не узнал этого, никогда в жизни не сказал бы, что он писал это при помощи
фотографии. У него есть серия «История славянского народа», огромные полотна 10-метровые и многофигурные. Он целые деревни выстраивал и фотографировал их, одевал их в рыцарские какие-то одеяния и т.д. А потом переносил это так же, как обычный этюд переносится через квадратики. Вроде бы даже и Микеланджело использовал камеру-обскуру, когда писал «Сикстинскую капеллу», для того, чтобы переносить фигуры на 4-метровый размер. Если ты уже имеешь фундамент, если ты профессионал, то это для тебя всего лишь инструмент, а не точка опоры. Сейчас молодежь редко ходит на пленэры, не смотрит на природу, а видит её только по фотографиям, то и результаты их живописи, графики и т.д. – это просто копия, картинка.
– Потому что не развивается само чувство природы, контакт с ней, её ощущение. Как сказал поэт, «Звериное чувство природы».
– Что касается живописи, если ты не знаешь, что там в тенях могут быть какие-то голубые, розовые цвета и т.д., то ты, — хоть как смотри, их не увидишь. И никогда в жизни это не напишешь с фотографии. А если ты знаешь, если ты уже писал, если ты уже палитру выработал, то…
– И она, твоя, палитра, может отличаться от моей. Мы на этюдах можем рядом стоять и писать по-разному.
– Безусловно. Занятие одно, но мы ведь – разные. Писать-то будем не то, что перед нами, а своё восприятие того, что перед нами. Своё отношение к нему. Большие художники ведь часто писали одно и то же. А ценим мы их по тому, как непохож они.
– Переходим к потребителю нашей продукции, потому что так или иначе она к чему прикладывается, прилагается. Наука и производство, наука и жизнь. Это, кстати, концепция основателя журнала нашего, академика Мальцева Олега Викторовича. Даже академическая наука, явление теоретическое, в конечном счете должна иметь вполне определённый практический смысл. А практический смысл мы ведь все-таки адресуем потребителю. Что ты можешь сказать о потребителе? Как ты бы его охарактеризовал в общем, в частности, в среднем?
– В плоскости изобразительного искусства или вообще?
– В самых разных областях, связанных с тобой, с твоей продукцией.
– Что касается меня, последние лет 6-7 то, что я делаю, по определению прикладного характера, потому что я занимаюсь прикладного рода искусством, если можно так сказать. Т.е. иллюстрации, фоторепортаж, документальный фильм. Но есть понятие «искусство ради искусства», когда человек просто пишет, а там купят это, не купят, одобрят, не одобрят – это уже дело такое, вторичное.
— О всенародной борьбе с искусством для искусства и больших потерях, понесенных в ней, мы уже толковали. Далеко не все произведения, созданные по этому принципу, стали достоянием снобов. Были и подлинные шедевры. Но заговорили о потребителях – они ведь, как и творцы, тоже разные.
– Конечно-конечно. И что касается потребителя, так сложилась история, что значительная часть людей прожили и продолжают жить в таких обстоятельства, где маловато места для развития хорошего вкуса. И для серьёзного, глубокого и прочного образования. Общество потребления само по себе довело это до абсурда. Тому есть достаточно много ярких примеров. Вот есть такой современный художник Бенкси. Он — условно художник, он граффитист, граффити на стенах рисует. И что касается искусства для искусства, я бы сказал, он современный философ от искусства. Так вот он издевается над всем тем, что происходит сейчас, особенно в рамках общества потребления. И открыто издевается. Так получилось, что он попал в какую-то струю, делает граффити и на следующий день эту стену вырезают и продают за миллион фунтов стерлингов. И он этот абсурд высмеивает. Одну из его небольших работ не так давно, полгода назад выставляли на Sotheby’s в раме, и когда ее собирались продать за несколько миллионов, уже с ударом молотка аукциониста она разрушилась. В раму был встроен уничтожитель бумаги, и на глазах у изумленной публики картина самоуничтожилась. Это вот он так развлекается.
– Так это он над публикой поиздевался, над богатыми людьми?
– В том-то и дело, что там нет ничего, что стоило бы миллионы, и он так именно и считает сам. И таким способом показывает, демонстрирует людям, абсурдность того, к чему пришли.
– Иными словами, миллионы и миллиарды, вызывающие у обывателя большое уважение к носителям этих денег, на самом деле сплошь и рядом принадлежат глупцам и пошлякам, обывателям и снобам, которые не могут отличить черное от белого и тратят эти большие деньги, просто как фраера ушастые?
– Я думаю, что тут тоже есть черный вход. Дело в том, что Sotheby’s и миллионы, и вот такого рода продажи – чаще всего это отмывание денег, и давно известно, что искусство – отличный для этого инструмент. Но когда по телевизору продают какой-то банан, приклеенный скотчем к стене, за $70.000, обыватель в восторге! Он же не знает, что его, как говорится, имеют за фраера и это — отмывание денег.
– Даже кисть, которая якобы принадлежит Винсенту Ван Гогу, продаётся за уйму денег. Как это можно доказать? Или – опровергнуть? Это невозможно! База для этого и прочих, тому подобных, абсурдов – и есть тот потребитель, о котором мы толкуем?
– Тут важно не впасть в непомерное обобщение. Мы договорились: и творцы, и потребители – разные. Но, как уже сказано – значительная часть наших современников, в том числе и весьма зажиточных землян, своим невежеством просто провоцируют такие «негоции». Тем более, есть куда более важные статьи расходов, на которые всегда не хватает денег.
– Кстати, ты говоришь о необразованности, о невежестве. Ну, располагая значительными свободными деньгами и, пардон, не понимания в творчестве ни уха, ни рыла, могли бы посоветоваться с теми, кто понимает. Ведь есть же специалисты.
– Некоторые, кто поумнее, так и поступают. Но вокруг людей с деньгами толкуться многие лже-знатоки и лже-консультанты. Жулики, авантюристы. И у них многое получается. Опять же, мы сейчас живем в обществе потребления, и эти картины рассматривают так же, как новый iPhone. И это вопрос моды.
– Кстати, надо сказать, это – не такая уж новинка. Вспомним толстовских «Сестёр». У столичного богатого адвоката Смоковникова собиралось изысканное общество. И он показывал новую покупку, огромную картину, кубистическое изображение обнаженной женщины. Сказал так: «Я, господа, это называю “Современная Венера”». И все охали и ахали. А на деле – пакость, воинствующая антигармония. Даже по цвету. цвета! Люди богатые и тогда покупали, потому что это было модно.
– Можно пойти в еще более ранние времена, времена Вермеера в Амстердаме. Скажем так, если у вас висит в доме картина, а т.к. она стоит недешево, человек, видя картину какого-то мастера, он понимает, что у вас есть деньги. Это то же самое, как часы или «Мерседес».
– Социальный признак. Классовая характеристика.
– Да. Просто сейчас это деградировало до абсурда в силу общества потребления.
– Увы, не ново, но современность бьет рекорды. Когда-то в Зеленом театре на фестивале тяжелого рока, в жюри я встретился с песенным знаменитым столичным поэтом Игорем Шафераном. Он – одессит, в юности был моим соседом. Разговорились. И он о текстах песен сказал коротко: мне сказал: «Это прежде всего – анти поэтично». Он не стиль осуждал. Он говорил о дисгармонии, самом тяжком преступлении в творчестве. О сочетании заведомо не сочетаемого.
- Вот-вот, не о стиле, не о жанре речь. Нет плохих жанров. Но это очень точно сказано: анти поэтично, совмещение не сочетаемого. Развал гармонии. Да ещё и за такие деньги.
— Это такая пошлятина! И она не тревожит почему-то мир науки… Ведь помогать людям разобраться в том, что такое «хорошо» и что такое «плохо» – это же не просто момент эстетический. Это момент психического здоровья нации. Как ты думаешь, какова роль фотожурналистики в этом деле и журналистики в целом, да и науки в целом?
– Я думаю, что вопрос безвкусицы касается не только искусства, он касается всего, в т.ч. и науки, и вообще жизни, потому что люди питаются, скажем так, отбросами в плоскости искусства, мусором, так и в плоскости информационной – это касается и журналистики, и науки и т.д. Т.е. когда человек чем-то интересуется, он идет не в библиотеку и не в архивы, он идет в Википедию – это в лучшем случае. А мы все равно знаем, что в Википедии пишут даже 15-летние школьники.
– Ну, разные люди. Бывают и попадания.
– Суть в том, что далеко не всегда это объективность и компетентность. А в худшем случае – они просто читают чье-то мнение, а это может быть и школьник, и просто провокация. И люди питаются этим. А, соответственно, если питаться, знаете, кока-колой и сникерсами всю жизнь, то до рака не так далеко.
– И это касается сейчас, я думаю, всех сфер. Дело и науки, и журналистики, и фотожурналистики, и искусства – показывать объективность и все-таки прикладные какие-то вещи, которые имеют отношение к истинным, скажем так, материям, к истинным инструментам, которые могут помочь человеку жить и вырваться из мира пошлых и небезопасных иллюзий.
– Нужна настоящая лоция для плавания в море и океане житейском. Даже в самое мирное время это небезопасное плавание, и чем точнее лоция, тем меньше шансов аварии и катастрофы.
– Фильм «Матрица» очень хорошо отображает современный мир и, наверно, эти все сферы в виде журналистики, фотографии, искусства и науки должны являться вот этой таблеткой…
– Ну, вот и обменялись мнениями, кое-что прояснилось о личности собеседника, его мировосприятии и миропонимании. В заключение: в детстве, в отрочестве, в юности, поскольку ты задумывался о будущем, оно тебе примерно таким представлялось, как сейчас? Это — посадка в квадрате, близком к расчетному? Или в далеком от расчетного?
– Нет. Не скажу, не знаю. В детстве и отрочестве я не сильно задумывался об этом.
– С прошлым ясно. Тем более – оно прошло. Ты сейчас вполне сознательный свободный гражданин свободной страны. Хоть время от времени ты задумывался о дальнейшем? Как ты его видишь?
– Я вижу это будущее в продолжении той работы, которой мы занимаемся все в компании. И в первую очередь, это соучастие в том, чем занимается руководит Олег Викторович. Это очень интересно, увлекательно и весьма полезно для жизни. Ведь то, чем мы занимаемся, в мире абсурда и общества потребления – остров объективности и эффективности. Есть огромное желание чтобы это повлияло на окружающий мир и, возможно, как-то его изменило. К лучшему, разумеется.
– Ну, что тут скажешь, Бог помочь!
Подписывайтесь на наш Telegram канал: https://t.me/lnvistnik
Почта для обратной связи: info@lnvistnik.com.ua
Автор Ким Каневский