Бомбардирование Одессы эскадрой англо-французского флота в 1854-1855 гг. Часть III. Война рождает героев
От редакции
Кто же из коренных одесситов разных колен и эпох, не числил привычки к прогулкам и рандеву, скажем, на Николаевском бульваре (он же бульвар Фельдмана, он же Приморский), на Потёмкинской лестнице, у памятника Пушкину и у Дюка, у трофейной пушки Бог знает какого образца. У Воронцовского дворца (побывавшего домом родным пионеров и школьников) и у не менее знаменитой колоннады – с которой десятки лет уже в новое время открывался вид на отряд боевых кораблей – однажды таинственно исчезнувших одновременно с судами ЧМП. И на пыхтящую трубами Пересыпь. Касалось и касается сие добрых гостей нашего города, ведь это самые туристические места. Увы, равно их, как и нас, одесситов в N-колене, в ходе упоительных таких прогулок, посещают ли мысли об исторически-обманчивой уютной этой, здешней романтической тишине? Как представить себе, что не в одной войне здесь всё грохотало, рвалось на части, полыхало и сеяло смерть?
И всего-то через пару месяцев – не забыть бы нам отметить 80-летие тех жарких дней, когда люфтваффе топили вооон там, на рейде, севастопольские танкера с питьевой водой для блокированных по суше одесситов (Беляевская водокачка была захвачена и пить в городе было нечего), сухогрузы с продфуражснабом и боеприпасами. Пассажиры с эвакуантами. И поливали свинцом горожан, столпившихся здесь в ожидании воды и пропуска на суда для эвакуации. Нет-нет, об этом – позже, поближе к лету. А сейчас Вестник наш приглашает Вас, Читатель Дорогой, на ту же прогулку иной эпохи по хорошо знакомым Вам местам. Это было недавно – это было давно. Но ведь – было…
Первая часть по ссылке.
В своих «Записках о бомбардировании Одессы 10 апреля 1854 года» (1855), фрагментарно опубликованных нами в Части I и II цикла статей о бомбардировании Одессы в середине XIX века, статский советник Константин Петрович Зеленецкий поведал важнейшие подробности этого ужасного происшествия. Оно явило миру героев неравного и беспощадного сражения в лице самых обыкновенных военнослужащих – прапорщика Щеголева, его команды, а также студентов Ришельевского лицея Скоробогатого, Диминитру и Пуля. Естественно, публикуемые архивные материалы сохраняют во всей неприкосновенности стилистику оригиналов.
Как же дело-то было? На основании приказов военного начальника барона Остен-Сакена за №6 и 22 от 11 и 14 апреля («Одесский Вестник» №40, 1854) и показаний офицеров, принявших участие в сражении, штабсъ-капитановъ Щеголева, Раецкого и Полякова, поручика Волошинова и подпоручика Винокурова, которые лично сообщили Константину Зеленецкому все подробности, в своих «Записках» г-н Зеленецкий пишет следующее: «Прежде, какъ расположены и вооружены были наши батареи? Первая изъ нихъ, №1, – о 6-и двупудовыхъ мортирахъ и 2-хъ однопудовыхъ единорогахъ, сооружена была на прибрежномъ, возвышеніи, на-лево отъ съезда въ-низъ, на дачу графини Ланжеронъ, тыломъ къ чумному кварталу; вторая, №2 – о 6-ти двадцати-четырехъ фунтовыхъ пушкахъ, на возвышеніи, устроенномъ на купеческомъ или карантинномъ моле, за самымъ входомъ въ него, лицемъ къ открытому морю; третья, №3 – о 16 двадцати-четырехъ фунтовыхъ пушкахъ, – на оконечности этого мола; четвертая, №4 – о 8-и однопудовыхъ единорогахъ, – подъ бульваромъ, на-право отъ лестницы, на покатости береговаго возвышенія; пятая, №5 – о 6-и двадцати четырехъ фунтовыхъ пушкахъ, подъ бульваром-же, но на плоскости, подъ этимъ возвышеніемъ, тыломъ къ дому и саду кн. Воронцова; шестая, №6, наконецъ, подъ командою прапорщика Щеголева, – о 4-хъ двадцати-четырехъ фунтовыхъ пушкахъ, на оконечности практическаго мола.
Вид города Одессы. Гравюра с фотографии (Рошевский)
Въ начале 7 часу, по утру, непріятельскій винтовой корабль и пароходъ-фрегатъ вышли изъ своей линіи, облегавшей, съ плененными каботажными судами, почти весь заливъ. Корабль далъ сигналъ и, одинъ за другимъ, двинулись восемь пароходовъ-фрегатовъ. Они шли двумя отделеніями: впереди – первые пять, за ними, въ некоторомъ разстояніи, – остальные три. Къ половине 7-го стояли они уже въ боевой позиціи, расположившись сначала между нашими батареями №№3 и 6, т.е. напротивъ бульвара, между карантиннымъ и практическимъ моломъ. Между темъ, следя за этимъ движеніемъ, и баронъ Остенъ-Сакенъ, со своимъ штабомъ, оставилъ батарею №1 и поехалъ на бульваръ, чтобы встретить тамъ непріятеля.
Тутъ, в шесть съ половиною часовъ, открылась перемежающаяся пальба по всей линіи и первый выстрелъ сделанъ былъ по щеголевской батарее. Тутъ-же непріятель спустилъ пять баркасовъ, которые въ тоже время начали и продолжали потомъ действовать ядрами по практической гавани и по батарее, на ней находящейся. Пароходы, кроме бомбъ и ядеръ, метали еще книпели, чтобы рвать снасти судовъ. Съ нашей стороны, не предполагали, да и предположить не было никакого основанія, чтобы главную цель вражескихъ действій составила щеголевская батарея. Потому, въ самомъ начале общаго боя, изъ дежурства прислали къ прапорщику Щеголеву просить зарядовъ для пополненія ихъ на батарее №5; но онъ счелъ себя въ-праве, въ ответъ на эту просьбу, послать запросъ: чемъ-же самому ему отстреливаться?
Пользуясь превосходствомъ калибра своихъ орудій, особенно 68 и 98 фунтовыми, бомбическими пушками, непріятель держался въ отдаленіи, хотя разстояніе не мешало ему, именно по большому калибру орудій, слать бомбы и гранаты на городъ и громить наши батареи. Это однако служило причиною, что наши прибульварныя батареи, №№4 и 5, по отдаленности своей отъ боевой линіи, принимали мало участія въ сраженіи, хотя находились подъ непріятельскимъ огнемъ. Въ общемъ ходе дела не принимала участія и батарея №1, коей орудія, по местному положенію, обращенному къ открытому морю, не могли действовать на заливе, где расположились пароходы. У нея были два свои особыя дела.
По этому, съ непріятелемъ сражались более другихъ прапорщикъ Щеголевъ, на левомъ нашемъ фланге, и подпоручикъ Волошиновъ – на правомъ, первый на практическомъ, а второй на карантинномъ моле. Оба они действовали калеными ядрами и наносили сильный вредъ непріятелю; такъ что, въ самомъ начале своего напора, англо-французы испытали меткость нашихъ выстреловъ: отъ одного изъ щеголевскихъ каленых ядеръ, на пароходе-фрегате Вобанъ, по свидетельству самого адмирала Гамелена, сделался пожаръ и пароходъ этотъ принужденъ былъ оставить на некоторое время место сраженія.
Вся сила непріятельскаго напора обращена была однако на левый нашъ флангъ, противъ коего, на помощь прежнимъ, явился еще одинъ пароходъ-фрегатъ. Онъ былъ больше другихъ, вооруженныхъ по большей части 32 фунтовыми орудіями, и, кажется, это-то был 54 пушечный. Явленіе его, разумеется, усилило напоръ, но не было особенно заметно съ нашей стороны, потому что огонь непріятельскій и безъ того уже былъ необыкновенно силенъ. Карантинная же гавань и ея батарея подвержены были огню англо-французскихъ пароходовъ только отчасти и какъ-бы въ промежуткахъ. Заметя это, генералъ-адъютантъ баронъ Остенъ-Сакенъ, вместе съ начальникомъ своего штаба, генералъ-майоромъ Тетеревниковымъ и адъютантами, отправился на щеголевскую батарею, что-бы лично обозреть ее, ближе узнать дело и одушевить молодаго ея командира. Отсюда, что-бы иметь весь ходъ дела постоянно въ виду у себя, генералъ возвратился на бульваръ». […]
Немногим позже вражеские пароходы обратились исключительно против батареи №3: «На непріятельскій огонь, батарея №3 отвечала деятельно и не безъ успеха, особенно калеными ядрами. Непріятели вскоре однако совсемъ оставили ее. Только при передвиженіяхъ пароходовъ своихъ, и, подъ конецъ, при уходе съ поля битвы, пароходы, вызванные нашими выстрелами, стреляли по этой батарее. И тутъ наши действія были успешны. Еще до обеда у одного изъ двухъ пароходовъ, остановившихся было противъ батареи №3 и открывшихъ по ней огонь изъ бомбическихъ пушекъ, она отбила корму. Это заставило двухъ бойцевъ отойти за пушечный выстрелъ.
Вскоре после того, какъ действія непріятеля прекратились на батарею №3 и какъ пароходы устремили все свои действія противъ практическаго мола и щеголевской батареи, то есть въ начале 10-го по-утру, большой фрегатъ вышелъ изъ своей линіи и направился къ батарее №1. Встреченный выстрелами съ батарей №№1, 2 и 3, онъ пошелъ однако на выгодную позицію, чтобы, какъ видно было, расположиться сбоку отъ батареи №1, противъ праваго ея фаса. Два однопудовые единорога этой батареи были съ-банку и при томъ съ леваго ея фаса, а 6 мортиръ въ прямомъ направленіи и съ праваго фаса. По-тому подпоручикъ Винокуровъ, командовавшій атакованною такимъ образомъ батареею, употребилъ простую и не хитрую, но весьма счастливую операцію. По мере передвиженій корабля, онъ поворачивалъ пешнями и ломами платформы всехъ мортиръ и правый изъ единороговъ: левый, по условіямъ самой местности, не могъ наносить вреда. Когда корабль остановился наконецъ на позиціи, подпоручикъ Винокуровъ могъ уже встретить его деятельно и мужественно. Завязалась перестрелка. Корабль стрелялъ по батарее, но не могъ вредить ей, по ея положенію на высоте, между темъ, какъ съ нашей стороны наносили ему существенный вредъ. Недовольствуясь обстреливаніемъ батареи, корабль металъ бомбы и гранаты на дачу генерала Лидерса и въ городъ, къ стороне Михайловскаго монастыря. Это продолжалось минутъ сорокъ, когда корабль отошелъ обратно на общую линію непріятельскаго флота.
Щеголевская батарея, съ своей стороны, сопротивлялась мужественно и пронизывала непріятельскіе пароходы своими калеными ядрами. Быть можетъ, это обстоятельство, равно какъ и то еще, что практическая гавань, вместе съ устроенною на ней батареей, составляла главную цель нападенія, было причиной, что после непродолжительной стрельбы на батарею №3, и те пароходы, которые действовали противъ нея, присоединились также къ своимъ собратьямъ, сражавшимся съ Щеголевымъ, такъ что вскоре противъ него одного все девять пароходовъ-фрегатовъ обратили свои силы и открыли хотя перемежающійся сначала, но все-таки частый и сильный огонь. Тутъ стойкость и неустрашимость прапорщика Щеголева обратили на себя вниманіе барона Д.Е. Остенъ-Сакена. Движимый участіемъ къ юному офицеру, который принялъ и продолжалъ бой столь хладнокровно, онъ послалъ штабсъ-капитана Веревкина благодарить за это командира и команду батареи.
Чтобы избежать ударовъ съ нашей стороны, которые могли быть наносимы только изъ-за амбразуръ, пароходы-фрегаты, въ продолженіе всего боя, не оставались на одномъ месте, а кружились. Эти безпрестанныя передвиженія пароходовъ были причиною, что прапорщикъ Щеголевъ могъ стрелять только въ те мгновенія, когда какой нибудь изъ нихъ становился по направленію той или другой изъ амбразуръ его батареи. Юго-западный же ветеръ нанесъ много воды изъ моря въ заливъ и сделалъ въ немъ значительное половодье. Пароходы, пользуясь этимъ и имея постоянно предъ собою лодки для промера, зашли въ глубину залива и начали действовать на батарею и гавань съ тылу, со стороны Пересыпи. Это произвело опять то, что непріятельскіе пароходы совершенно вышли изъ направленія выстреловъ сперва двухъ, а потомъ и трехъ орудій; такъ что, чрезъ несколько времени, командиръ батареи принужденъ былъ действовать двумя орудіями, а въ последствіи одною только, крайнею на лево, пушкою, отъ которой непріятели уже не могли избавиться, темъ более, что хоть и кружились они, но тотъ или другой изъ нихъ долженъ былъ все-таки находиться въ направленіи его выстреловъ. Непріятели стреляли то залпомъ, то въ раздробь, и завязали такимъ образомъ неравную борьбу, которая длилась долго и съ ожесточеннымъ упорствомъ.
Действуя изъ-за нашего леваго фланга и почти въ самый тылъ щеголевской батарее и практической гавани, непріятельскіе ядра, бомбы, книпели и конгревовы ракеты повреждали и зажигали суда, стоявшія въ этой гавани; но экипажи этихъ судовъ спасали имущество своихъ хозяевъ и не давали этимъ судамъ погибнуть до конца. Въ это время, разбита и потоплена была землечерпательная машина и повреждены некоторыя другіе подобнаго рода орудія. Тутъ были и два иностранныя судна, одно австрійское, другое турецкое. Первое было сильно повреждено и полу-потоплено. Второе сгорело до-тла, такъ что ничего спасти на немъ не успели. Шхиперъ-же его, турецко-подданный грекъ изъ Синопа, Яни Ламьяно и тридцатилетній сынъ его, Афанасій были убиты еще въ начале действія. Находящіеся въ этой-же гавани, небольшіе, казенные пароходы Андія и Днестръ были опущены въ воду и рангоуты сняты съ нихъ. Тоже сделано было и съ, стоявшимъ тут-же, кинбурнским пловучимъ маякомъ, командиръ коего штабсъ-капитанъ Плехановъ былъ смертельно раненъ, равно какъ и съ некоторыми купеческими судами.
Черезъ три четверти часа, после того, какъ пароходы зашли въ тылъ щеголевской батарее, непріятельское ядро подбило подъемный винтъ въ крайнемъ орудіи на правомъ фасе батареи, и при этомъ убитъ былъ солдатъ. Орудіе, не действовавшее по вышесказанной причине, теперь уже совсемъ не могло быть употреблено въ дело. По правиламъ артиллеріи, его въ тоже время заклепали. Тутъ-же загорелось кульковъ 20 лавроваго листа, сложенныхъ въ кучу. Этотъ лавровый листъ находился шагахъ въ 50 отъ пороховаго погреба и сгорелъ весь, но пожаръ отъ него не распространился. Сарай пароходной комиссіи съ разными вещами загорелся еще въ 9-мъ часу. Несколько разъ заливали его ручными помпами при батарее, но огонь все-таки тлелъ въ середине его. По близости этого сарая и, находившейся возле него, присяжной будки къ пороховому погребу, еще на-кануне приказано было сломать ихъ, но этого какъ-то не успели сделать. Только бо́льшая часть вещей была вынесена изъ сарая и часть его крыши разобрана. Самъ-же онъ и присяжная будка остались целы. Вскоре после того, какъ подбито было орудіе и вспыхнулъ лавровый листъ, одинъ изъ непріятельскихъ выстреловъ, летевшихъ циклопической бурей на практическій молъ и на ея батарею, попалъ въ ядрокалильную печь и разбилъ ее. Стрельба калеными ядрами прекратилась. Оставалось действовать холодными и Щеголевъ, пользуясь темъ, что было въ его рукахъ, не упадалъ духомъ. Сопротивленіе его ожесточало непріятелей.
Въ это время, усиленный огонь противъ щеголевской батареи и положеніе практической гавани побудили генералъ-адъютанта Н.Н. Анненкова, взявь съ собою генерала Корвина-Красинскаго, отправиться туда лично. Подъ градомъ непріятельскихъ выстреловъ, сошелъ онъ съ бульвара по лестнице и пошелъ на гавань, на которую теперь, словно изъ тучи, сыпались бомбы, ядра, картечь и конгревовы ракеты. Тутъ генералъ-адъютантъ Анненковъ сделалъ нужныя распоряженія на счетъ пароходовъ Андія и Днестръ и разной казенной собственности, здесь находившейся, навестилъ, въ эту критическую минуту, Щеголева, ободрилъ, похвалилъ его стойкость и, узнавъ отъ него о недостатке зарядовъ, отправилъ нарочнаго за ними.
Известія объ этомъ-же недостатке два раза барону Остенъ-Сакену приносили студенты Ришельевскаго лицея, Скоробогатый и Диминитру, родомъ французъ, которые посланы были отъ него за известіями къ Щеголеву. При этомъ случае, отличился студентъ Пуль. Видя, что крестьянинъ, везшій на волахъ заряды къ Щеголеву, бросилъ возъ отъ испуга, и бежалъ, самъ онъ вскочилъ на возъ и, сквозь летящія ядра, отвезъ заряды на батарею.
Въ 11 часовъ, какъ мы сказали уже, канонада съ непріятельскихъ судовъ усилилась съ адскимъ неистовствомъ. Это потому, что тутъ начали они стрелять постоянно залпами. Около этого-же времени, присоединился къ нимъ еще 84 пушечный, винтовой линейный корабль и также началъ метать свои залпы. Канонада рвала воздухъ и страшной бурей неслась далеко. Щеголевъ, между темъ, держался по прежнему и продолжалъ наносить непріятелямъ вредъ, разумеется, посильный. Генералы, баронъ Д.Е. Остенъ-Сакенъ и Н.Н. Анненковъ были во все это время на бульваре и не переставали наблюдать за ходомъ дела. Мужественная стойкость Щеголева побудила тутъ барона Д.Е. Остенъ-Сакена послать ему выраженіе новой благодарности за нее. Козакъ повезъ на батарею №6 следующую записку: «Отъ имени корпуснаго командира, храброму прапорщику Щеголеву – спасибо. Майоръ Гротгусъ.» Но напоръ непріятеля становился съ минуты на минуту ожесточеннее. Никто изъ видевшихъ дело не верилъ, что и Щеголевъ, и его прислуга не будутъ перебиты и останутся въ-живыхъ. Адъ кипелъ, во всемъ своемъ остервененіи, на нашей практической гавани; но Провиденіе, за утлой защитой деревянныхъ мерлоновъ, хранило храбрыхъ слугъ Царя, стоявшихъ за Его правое дело. Въ эту пору въ опасеніяхъ за жизнь Щеголева, начальникъ пешаго, постояннаго артиллерійскаго резерва, генералъ-майоръ Майдель послалъ на его батарею прапорщика Ильяшевича, который могъ бы, если понадобится, занять его место; но Щеголевъ оставался живъ и невредимъ, и потомъ целехонекъ и со славою вышелъ изъ боя. Между темъ, тутъ-же, въ самомъ разгаре боя, ему доставлены были еще заряды и темъ дана возможность продолжать славное дело. Сквозь убійственный, непріятельскій огонь ихъ привезъ ему прапорщикъ Дудоровъ.
Къ половине перваго, вражій напоръ началъ проявляться въ следствіяхъ. На конце гавани, у батареи, сделался почти общій пожаръ. Рангоуты на всехъ купеческихъ судахъ были более или менее повреждены и горели; другія изъ судовъ были частію или и совсемъ потоплены, но мачты и снасти ихъ пылали; третьи совсемъ объяты были пламенемъ. Огонь не погасалъ и въ сарае пароходной комиссіи. Мерлоны загорелись во многихъ местахъ. Верхнія-же ихъ бревна или венцы амбразуръ были сбиты и также горели. Потому, на томъ изъ мерлоновъ, изъ-за котораго производилась стрельба единственнымъ, какое могло наносить вредъ, орудіемъ, солдаты принуждены были стаскивать эти бревна ганшпигами и бросать въ море, чтобы не мешали действію орудія. Въ этомъ ужасномъ положеніи, объятый со всехъ сторонъ пожаромъ, Щеголевъ продолжалъ однако еще держаться и стрелять. Не смотря на отчаянное положеніе стрелявшихъ, стрельба эта все-таки была удачна и наносила чувствительный вредъ непріятелямъ. Баронъ Остенъ-Сакенъ, видя все это, послалъ на батарею собственноручную записку карандашемъ: «Храброму, спокойному и распорядительному Щеголеву – спасибо. Генералъ-адъютантъ баронъ Остенъ-Сакенъ. 10 апреля, 1854 г. 12 ½ по-полудни. 6 часовъ вижу.» Тутъ-же, думая, что многіе изъ прислуги Щеголева перебиты, баронъ Остенъ-Сакенъ прислалъ къ нему новую. Но Господь хранилъ храбрецовъ, которые столь удачно начали и продолжали дело, и прислуга осталась до конца одна и таже. Только позднее, бомба, упавшая въ самую батарею, разорвалась и осколками ранила одного солдата въ спину, а другаго контузила. Пожаръ свирепствовалъ. Въ довершеніе его, бомба упала въ сарай пароходной комиссіи, разорвалась въ немъ, и сарай вновъ и со всею силою вспыхнулъ, такъ что погасить его уже не было возможности. Вскоре отъ сарая огонь перешелъ на присяжную будку, близокъ уже былъ къ 4-мъ ящикамъ съ зарядами и угрожалъ имъ. Ящиковъ этихъ перетащить нельзя было никуда: кругомъ было пламя. Тогда, видя неминуемую и самую близкую гибель, Щеголевъ решился оставить батарею и сделалъ последній выстрелъ. Пожаръ до того распространился, что некоторые солдаты, оставляя батарею, принуждены были, чтобы присоединиться къ товарищамъ, выскочить въ амбразуры и, такимъ образомъ, подъ непріятельскими выстрелами, обойти свою-же батарею снаружи, по закраине мола. Щеголевъ и его команда была въ 15 шагахъ отъ батареи, когда взорвало на ней пороховые ящики. Тутъ на союзныхъ пароходахъ послышались радостные вопли и крики: hourra, vive l’Empereur [«Ура! Да здравствует Император!» – перев. авт.]. После того, юный командиръ батареи построилъ свою команду в фронтъ и съ барабаннымъ боемъ повелъ ее на батарею №5, следуя предварительно данному приказанію, если какая-либо батарея будетъ сбита или приведена не въ состояніе действовать, команде идти на соседнюю батарею. Но баронъ Д.Е. Остенъ-Сакенъ предупредилъ храбраго защитника практической гавани: за нимъ и за прислугой его послалъ онъ звать ихъ къ себе, на бульваръ. Явившись къ барону, Щеголевъ не слышалъ ни приветствій, ни благодареній генерала, потому что сила непріятельскихъ и своихъ собственныхъ выстреловъ оглушила его на некоторое время. Генералъ расцеловалъ его и, по данной ему власти, поздравилъ кавалерами знака отличія военнаго ордена нижнихъ чиновъ, отличившихся на батарее. Въ числе удостоенныхъ знака отличія военнаго ордена, былъ и кондукторъ съ парохода Андія, ныне прапорщикъ Рыбаковъ, добровольно принявшій участіе въ блистательныхъ действіяхъ батареи №6. Отсюда, Щеголевъ отправленъ былъ для отдохновенія, темъ более, что у него съ 5 часовъ утра ни куска хлеба, ни капли воды во рту не было.
После взрыва пороховыхъ ящиковъ на щеголевской батарее, что было въ начале втораго часу, непріятельскіе пароходы и корабль стали стрелять все реже и реже, и наконецъ совсемъ перестали. Явилось боевое затишье. Оно продолжалось около часу. Въ городе убеждены были, что непріятели обедаютъ. Тутъ баронъ Остенъ-Сакенъ поехалъ на батарею №1 и по войскамъ, расположеннымъ на позиціяхъ; а Н.Н. Анненковъ, объехавъ городъ, чтобы лично осмотреть его состояніе и убедиться въ исправномъ исполненіи предначертанныхъ меръ благочинія, отправился на Пересыпь, где, какъ вскоре оказалось, ожидало его особое дело.
Въ два часа съ четвертью, непріятель возобновилъ свои действія. Они начались почти одновременно въ двухъ местахъ, на нашемъ левомъ и на правомъ фланге. Тутъ, кроме пароходовъ, которые снова начали свой огонь и бросали бомбы и ядра на городъ, еще значительное число баркасовъ, съ праваго фланга, метало по немъ конгревовы ракеты. Казалось, стрельба, снова начавшись, не будетъ иметь конца.
Пока, въ третьем часу, англо-французы громили городъ съ праваго своего фланга, противъ коего не было уже ни одной батареи, а щеголевская горела, батарея №1, расположенная у чумнаго квартала, имела опять отдельную перестрелку. Фрегатъ снова отправился къ ней и, снова встреченный выстрелами какъ съ этой батареи, такъ и съ батарей №№2 и 3, занялъ прежнюю позицію и открылъ огонь по батарее №1 и по городу, къ стороне Михайловскаго монастыря. Войска, находившіяся въ этомъ месте, были теперь, какъ и во время утренняго действія непріятеля въ эту сторону, отодвинуты и поставлены вне направленія непріятельскихъ выстреловъ. Подпоручикъ-же Винокуровъ, еще въ обедъ, сделалъ перемещеніе въ своихъ орудіяхъ. Изъ двухъ единороговъ, которые, какъ мы сказали, сначала оба стояли на левомъ фасе его батареи, одинъ перенесенъ былъ на правый. Платформы мортиръ опять обращены были противъ фрегата. Бой продолжался тутъ не менее получасу; но непріятельскія бомбы, и на этотъ разъ, не нанесли никакого вреда ни городу, ни батарее. На корабле-же, нашими выстрелами, повреждена была палуба и одинъ изъ баркасовъ разбитъ въ дребезги.
Между темъ, въ три часа ровно, на крайнемъ, левомъ фланге нашемъ, началось новое действіе огнеметной драмы. Еще прежде, по близкому нахожденію непріятеля къ Пересыпи, предположили, съ нашей стороны, возможность высадки на это предместье. Генералъ-адъютантъ Н.Н. Анненковъ, съ согласія корпуснаго командира, принялъ на себя этотъ крайній, левый флангъ нашихъ действій. Еще въ полдень, два полудивизіона пешей артиллеріи, подъ начальствомъ поручиковъ Раецкаго и Полякова, и подъ прикрытіемъ отряда, состоявшаго изъ пехоты и уланъ эрцгерцога Карла-Фердинанда полка, были туда отправлены. Сделано распоряженіе, чтобы везти пушки и проводить отрядъ этотъ не по нарышкинскому спуску, а по старому, херсонскому, мимо дома генерала Лёхнера и больницы, дабы скрыть такимъ образомъ наше движеніе отъ непріятельскихъ пароходовъ, въ виду коихъ былъ нарышкинскій спускъ. Когда отрядъ и орудія прибыли на означенное место и расположились въ засаде, въ дворахъ и за заборами, саженяхъ въ 50-ти на-лево отъ церкви, Н.Н. Анненковъ осведомился прежде всего обедали-ли нижніе чины и, получивъ удовлетворительный ответъ, отправился, въ сопровожденіи поручика Раецкаго, по берегу, чтобы ближе осмотреть действія англо-французскихъ пароходовъ и баркасовъ. Тутъ, какой-то офицеръ подошелъ съ предостереженіемъ къ генералу: «Ваше превосходительство, не худо вместо каски надеть солдатскую фуражку: непріятели могутъ завидеть и пустить картечью.» Въ ответъ на это, генерал улыбнулся и пошелъ далее. За-темъ, сообразивъ, по числу баркасовъ, действовавшихъ въ заливе, число возможнаго дессанта и нашедъ, что онъ не можетъ превосходить нашихъ силъ на этомъ пункте, генералъ снабдилъ артиллерійскихъ офицеровъ приличнымъ наставленіемъ, какъ действовать въ случае, если-бы непріятель сделалъ попытку высадиться на берегъ, и далъ при этомъ особую инструкцію и отрядному начальнику Чемерзину.
Вскоре после этого, огонь съ непріятельскихъ пароходовъ пріумолкъ. Они как-бы наблюдали за действіемъ своихъ баркасовъ, которые спущены были на воду и поплыли къ Пересыпи. Это была предусмотренная начальствомъ нашимъ, попытка на небольшой дессантъ. На разстояніи 250 сажень, десять изъ этихъ лодокъ, составлявшихъ вторую, заднюю линію, остановились, а восемь, въ передней линіи, плыли далее къ берегу. Какъ скоро, съ нашей стороны, заметили это движеніе, тутъ-же изъ засады выдвинуты были орудія, поставлены на берегу, саженяхъ въ 20 взводъ отъ взвода, а лошади и зарядные ящики скрыты за каменнымъ строеніемъ, находившимся сзади позиціи. Въ этомъ положеніи, два полу-дивизіона наши пообождали еще, пока баркасы не приблизятся на самый действительный картечный выстрелъ, т.е. до 150 сажень. Тутъ, со всехъ четырехъ орудій нашихъ, открыта была самая учащенная пальба. При этомъ, такъ какъ у поручика Раецкаго пушка заряжена была ядромъ и какъ онъ не имелъ времени разряжать ее потомъ снова зарядить картечью, то первый зарядъ сею последнею былъ имъ, «посланъ на ядро.» Наши 6-ти фунтовыя пушки и ¼ пудовые единороги действовали превосходно. Отъ первыхъ выстреловъ нашихъ, произошло смятеніе на баркасахъ: несколько человекъ было переранено, баркасы зашатались и были повреждены, такъ что люди должны были перепрыгивать съ одного изъ нихъ на другой, и падали въ воду, а одинъ изъ баркасовъ совсемъ былъ потопленъ. Въ этомъ смятеніи, наши выстрелы довершали пораженіе. Это побудило непріятеля стремительно броситься назадъ, къ пароходамъ. Но пока баркасы плыли къ нимъ, сперва нашъ картечный огонь, а потомъ, по мере удаленія, ядра и гранаты преследовали бегущихъ. Когда же дессантные баркасы скрылись за пароходами, сіи последніе, не будучи въ состояніи действовать дотоле противъ насъ, не вредя своимъ-же, теперь открыли огонь съ целыхъ бортовъ, бомбическими и простыми орудіями. Тутъ подбиты были у насъ два лафета, убито четыре лошади и ранено два солдата. Въ полувзводе поручика Раецкаго бомба упала между обоими орудіями, но не разорвалась и не причинила ни малейшаго вреда. Когда такимъ образомъ покушеніе на дессантъ было отражено и, следовательно, цель достигнута, тогда слишкомъ несоразмерный калибръ нашихъ полевыхъ орудій въ сравненіи съ непріятельскими на его военныхъ судахъ, былъ причиною, что орудія сняты были съ позиціи. Два изъ нихъ, съ поврежденными лафетами, ушли съ Пересыпи въ резервъ, а два другія оставались въ засаде, до поздняго вечера.
Пароходы начали тутъ действовать по Пересыпи. Они бросали по ней бомбы и гранаты, метали конгревовы ракеты и вскоре повредили несколько домовъ и зажгли сарай съ солью, принадлежавшій частному лицу. Пожаръ этотъ быстро вспыхнулъ и, по множеству дерева и удобосгораемыхъ матеріаловъ, находившихся на его месте, распространился съ необыкновенною скоростію. Онъ обхватилъ шесть домовъ, находившихся въ соседстве одинъ отъ другаго. Жители Пересыпи, по большей части, чиновничьи вдовы, мещане и мелкіе торговцы, не могли не испугаться действій непріятеля, обращенныхъ противъ нихъ, и страшнаго грома пушекъ. Бо́льшая часть изъ нихъ бросили жилища и все, въ нихъ находящееся, и толпами побежали на новую слободку. Остались только неустрашимейшіе. Пересыпь, и безъ того не многолюдная, тутъ совершенно опустела.
Действія непріятеля на это предместье продолжались до половины четвертаго. После того, англо-французы обратили всю силу своихъ орудій опять на городъ, стреляя по направленію къ новому базару. Те-же адскія орудія, те-же циклопическія бомбы, гранаты, те-же конгревовы ракеты, которыя, подобно исполинскимъ, огненнымъ змеямъ, извиваясь въ воздухе, грозили страшнымъ бедствіемъ пожаровъ, пущены были и тутъ въ дело. Несколько времени потомъ, враги святыни громили еще городъ по означенному направленію и уже, по вышесказанной причине, безнаказанно. Но Провиденіе видимо хранило тотъ городъ, который еще въ прошломъ году, въ буквальномъ смысле, прокормилъ своихъ теперешнихъ враговъ. Губительныя усилія ихъ остались, по большей части, напрасны». […]
После атаки Пересыпи, грандиозная бомбардировка города возобновилась с новой силой и продолжалась до половины седьмого, когда солнце уже зашло. «Тутъ непріятельскіе пароходы, прекративъ огонь, удалились въ свою линію. Только одинъ корабль вышелъ изъ этой линіи и сталъ впереди нея, какъ-бы для того, что-бы наблюдать за темъ, что происходило, и что могъ онъ видеть на гавани, на прибрежьи и на Пересыпи. Съ нашей стороны, генералъ-адъютанты, баронъ Остенъ-Сакенъ и Н.Н. Анненковъ, все время наблюдавшіе за городомъ и за непріятелемъ, теперь, когда начало темнеть, отправились по батареямъ, что-бы лично распорядиться какимъ образомъ разширить кругъ ихъ действія и увеличить средства защиты города. Они осмотрели Пересыпское прибрежье и выбрали на немъ место для батареи, къ сооруженію которой немедленно было приступлено. Работы закипели.
И квартировали, въ это время, оба генералъ-адъютанта, такъ сказать, на позиціяхъ. Баронъ Остенъ-Сакенъ, занимая впрочемъ особый домъ теперь поместился въ парижской гостиннице. Н.Н. Анненковъ остановился въ европейской. Съ квартиры перваго, по этому, былъ въ виду непріятель; въ виду у втораго – городъ и предместья. Но не таковы были оба генерала, что-бы постоянно оставаться у себя на квартирахъ: смутная пора въ городе и близость непріятеля представляла много предметовъ для ихъ деятельности и она была неутомима».
Как писал г-н Зеленецкий, хотя горожане и сохраняли видимое спокойствие, их не покидало «чувство какого-то тупаго, боязливаго недоуменія» в связи с грядущим нападением англо-французов, что, впрочем, неудивительно: как же тут не забоишься, особенно, если учесть тот «древний» арсенал, коим городу предстояло обороняться? И как же не недоумевать, когда очевиден серьезный и недобрый замысел в отношении мирного торгового города Одессы, города-кормильца Европы? Эта тема уже была так или иначе затронута в наших предыдущих статьях, однако не лишним будет вновь обратиться к труду действительного члена Одесского общества истории и древностей Н.И. Ленца («Записки Одесского общества истории и древностей», Том 26, 1906 г.), в котором автор привел свидетельства, переданные товарищем Щеголева, и самим Щеголевым: «Пушки въ большинстве случаевъ были старыя, чугунныя, мало годныя для дела (образчики ихъ можно видеть и теперь на Щеголевскомъ моле: оне служатъ для причала судовъ).
Интересна сцена принятія такихъ орудій, передаваемая товарищемъ А.П. Щеголева:
«Явился полковникъ (Яновскій), обошелъ людей, посмотрелъ въ зарядные ящики, где хранился порохъ…, кучу ядеръ, мочальные пыжи и принадлежность для заряженія орудій. Все это было пересчитано, принято Щеголевымъ, и уже Яновскій хотелъ уходить, какъ Щеголевъ обращается къ нему съ вопросомъ:
– А где же орудія, г. полковникъ?
– Ахъ, да! разве вамъ не дали лопатъ и топоровъ, чтобы выкопать пушки изъ земли? Вотъ ваши орудія! – и при этомъ указалъ на палы, врытыя въ землю для причала приходящихъ судовъ».
И вотъ такая древность выкапывалась изъ земли (пушки эти достались намъ въ Екатерининское и даже чуть ли не въ Петровское время), – отчищалась на ней вековая ржавчина и наросты снаружи и внутри, и затемъ ставилась на лафетъ: а можетъ ли она выдержать хотя одинъ выстрелъ – объ этомъ никто и не думалъ. Определивъ родъ и калибръ орудій, подбирали къ нимъ снаряды изъ числа лежавшихъ около развалинъ упраздненной крепостцы (въ нынешнемъ Александровскомъ парке) – и дело съ концемъ.
Любопытныя данныя по поводу батареи №6 сообщаетъ А.П. Щеголевъ:
«Начальство мое не допускало и мысли, что главною целью будетъ №6 батарея, какъ потому, что она была удалена отъ праваго фланга и значительно вдавалась въ-глубь гавани, такъ и потому, что не только старожилы, но даже и капитанъ надъ портомъ г. Фроловъ уверялъ, что море предъ батареей у предместья Пересыпи такъ мелко, что даже военные пароходы не смогутъ подойти къ нимъ на пушечный выстрелъ, упуская изъ виду и то, что непріятельскія железныя суда не требовали особенно большой глубины для охвата Практическаго (Военнаго) мола, – что и подтвердилось на деле. Поэтому накануне бомбардировки командиръ 5-ой артил. дивизіи и заведующій вместе съ темъ береговыми батареями полк. Яновскій лично приказалъ мне большую часть зарядовъ передать на батарею №5; я же из распросовъ шкиперовъ зналъ приблизительную глубину моря у моей батареи и у «Пересыпи», а потому и спросилъ, чемъ же я то буду отстреливаться, если предположить еще, что бомбардировка не ограничится одинмъ днемъ, – и потому не передалъ ни одного заряда, и хорошо сделалъ, иначе на другой день после много 5-6 очередей выстреловъ батарея принуждена была бы замолчать».
Однако, невзирая на все недостатки и неудобства устройства батареи, обыкновенный прапорщик со своей командой выигрывает сражение с соединенным Англо-французским флотом. Наряду с поражениями Российской империи в других сражениях, город Одессу не пришлось сдавать неприятелю. Часто ли встречаются подобные примеры? Даже в ту пору, как отмечает Н.И. Ленц, это было большой редкостью: «Действительно, подобные факты очень редко встречаются въ военной исторіи: мирный, совершенно неподготовленный къ войне, торговый городъ стойко защитилъ себя отъ двухъ соединенныхъ грозныхъ флотовъ. Было, следовательно, чему радоваться, было чемъ гордиться!». И было, кем гордиться, ведь сама война рождает героев, и история прапорщика Щеголева – яркий тому пример.
Продолжение по ссылке: Неожиданная война – не последняя в нашей истории… Часть четвертая | Літературно-науковий вістник (lnvistnik.com.ua)
Литература:
- Записки о бомбардированіи Одессы 10-го апреля 1854 года. Сочиненіе Константина Зеленецкаго, Императорскаго Русскаго Географическаго общества и другихъ ученыхъ обществъ д. члена, съ планами Одессы и Щеголевской батареи и видомъ сраженія. – Изд.: Одесса, 1855.
- Бомбардированіе Одессы (16 апреля 1854 года). Статья д. чл. Н.И. Ленца. Записки Императорскаго Одесскаго Общества Исторіи и Древностей. Том XXVI. – Изд.: Одесса, 1906.
Автор Елена Эрманн