«Зри в корень…»
(Козьма Прутков)
От редакции. Каких читателей мы призываем в потребители творческой продукции, публикуемой на страницах нашего журнала? Всех. И чем больше – тем лучше. Поскольку уверены в том, что пустяками не занимаемся; вопросы, в полный рост поднимающиеся тут, логически укладываются в самые разные рубрики, но главным образом – «Касается всех и каждого».
В данном же случае нас более всего интересуют те, кто всерьёз обеспокоен такими явлениями в нашем обществе, как огрубление нравов, явное снижение общего уровня культуры. Да что там, просто: одичание. Оно конечно, нечто в этом роде беспокоило наших читателей не в одном поколении. Вплоть до эпохи, когда сей журнал делал первые шаги к читателю под водительством самого Михаила Сергеевича Грушевского. И всё же рискнём заметить, что в отношении таких тенденций современность наша с Вами бьёт все рекорды. Зашкаливает и тревога трезвых и разумных граждан.
Почему? В связи с чем? Вследствие чего? Чем прогневили мы Бога, что послана нам болезнь (или даже эпидемия?) грубости, дерзости, жестокости, жлобства, воинствующей полуграмотности и безграмотности вообще? Вопросы, конечно, как говорится – интересные. Но само по себе задавание вопросов есть дело не сложное. Тем более, когда они так или иначе у многих на устах. Куда сложнее и важнее отвечать на них. Или, во всяком случае, отыскивать дорогу к ответам. Уж был ли на самом деле такой умник – Козьма Прудков, нет ли, придумали его остроумные журналисты прошлого, а только здесь известнейший совет этого умника – «Зри в корень» — исключительно уместен, как никогда. А корень в данном случае залегает — ох глубоко. И приводит к матери-отцу, к семье, где обычно человечек получает изначальные представления обо всём сущем – с первым вздохом и шагом. По Маяковскому, помните: «Крошка сын к отцу пришел И спросила кроха: «Что такое – хорошо И что такое – плохо». На деле же такая корректировка связана и с отцом, с матерью. С братьями-сёстрами, поскольку таковые имеются. Бывают ещё бабушки-дедушки, дяди- тёти. Соседи. Бывают, ох, как бывают…
И тем не менее, об этой категории землян – особый разговор. Даже диалектики, привыкшие к противоречивости обстоятельств, тут разводят руками. Ну, да: с одной стороны, именно в этом кругу закладывается фундамент мировосприятия, мироощущения и миропонимания человека. Дальнейшее будет достраивать на фундаменте этом разные этажи, но очень многое зависит от основы. А с другой – прав, ох, прав был и другой Александр Сергеевич: «Чтобы детей иметь- кому ума не доставало…». Какие сертификаты, какие патенты, какие дипломы дают великое и ответственейшее право растить и воспитывать детей? Корень всего будущего дела, начальная система ценностей! А никаких знаний не требует, никакой аттестации не проходит. Ядовитейший парадокс, заложенный в противоречивую нашу природу.
То есть и стало быть, на родителей, семью, соседей, родственников, прохожих надежд не так уж много. В известном смысле, можно сказать, случайные люди. Может ли цивилизованное общество, в особенности – в такое время и при таких его болячках, — полагаться на случайности. Совсем другое дело – школа. Учитель, педагог, пришел сюда через педучилище, пединститут, университет, институт повышения педагогической квалификации и прочие фильтры, по идее не пропускающие случайностей к судьбоносному делу учения и воспитания будущих граждан. Более того, тут предполагается ещё и ранняя профориентация, игра с детства в педагогов-учителей, предварительное проявление соответствующих способностей. И дальнейшее их развитие под руководством культурных, образованных профессиональных наставников…
Всё это настолько вроде как ясно, неопровержимо и даже скучновато, если бы не та болезнь общества, которая давненько его мучает и в наше светлое время не заметна только слепоглухонемым от рождения. Вот и поговорим о школе – начальной, неполной и полной средней, средней специальной и высшей. О науке и жизни. Сегодня эта структура достигла беспрецедентного объёма, отбирает у общества уйму времени и сил. А безграмотность, полуграмотность, хамство, одичание – как бы сами по себе. «А воз – и ныне там…».
Наш компетентный собеседник – Доктор философских наук, профессор Запорожского национального университета, председатель исследовательского комитета социального прогнозирования социологической Ассоциации Украины, академик УАН Лепский Максим Анатольевич.
– Благодарю за согласие Ваше – отставить на время дела, беседа предстоит обстоятельная. Будем плясать, как говорили когда-то институтки, от такой печки: образование. Фундамент, всё-таки. Мы говорим об образовании поначалу в самом широком смысле этого слова.
– Да, можно и так, конечно, ставить вопрос.
– У Пушкина есть такие стихи: «В начале жизни школу помню я». Имелся в виду царскосельский лицей, как говорят в Одессе, не всем такое счастье. Но школа, тем не менее, почти у каждого в начале жизни – школа. У кого какая. Вот вопрос к Вам. В начале жизни Вы наверняка помните школу.
– Безусловно.
– И пошли Вы однажды, как положено, в первый раз –в первый класс.
- Разумеется.
– Что Вы знали об этой школе или о школе вообще, о первом классе, как стали школьником? Ваши впечатления? Вас привели или Вы сами пошли? Какие-то цветочки были, учителя, какой-то первый день занятий. Вот несколько слов об этом и, в том числе, о впечатлениях. Надежды какие-то появились, что-то впереди открылось?
– Если говорить о школе и ожиданиях от школы совсем еще маленьким, обычно дети считают, идешь в школу – уже достаточно взрослый человек. Ожидания, конечно, были очень большие. Так сложилось, поскольку в семье было принято учиться, как закон жизни, продвижение к чему-то очень важному. В то же время учтём, во дворе, – а это был двор в городе Запорожье, на улице Совхозной (звучало название улицы именно так) в Космическом микрорайоне, – тех, кто хорошо учился, воспринимали… не очень хорошо. Поэтому тут было два, по сути, вида тяготения: к учебе – дома, и не очень сильная тяга к учебе – во дворе. Что было интересного 1 сентября, во всяком случае, как в плохой пьесе: когда директор объявил, что сейчас прозвучит первый звонок, мимо проезжала мусорка и – гудела (так раньше призывали из пятиэтажек выносить мусор). И когда она загудела, все практически «легли» и ржали от души. Поэтому у меня воспоминания о 1 сентября весьма забавные. Но мои ожидания действительно были связаны с учебой, потому что это – мир, прежде всего, грамотности, интересных историй и путь к взрослой самостоятельной жизни. С детства я любил приключения, путешествия и хотелось что-нибудь подобное самому прочитать. Первая учительница, безусловно, знаковая фигура, которая определяет во многом дальнейшие события. Очень много было событий и после начальной школы. Характер человека формируется, как известно, в связи и с родителями, родными, близкими, с одноклассниками, соседями, друзьями, с позитивом и негативом всей суммы противоречивых факторов «живой» жизни. Детвора экспериментирует. У нас двор был достаточно сильный, – играли в футбол и в другие виды спорта, например, на… ящик «Ситро» или на коробку мороженого, принципиальные были встречи. И всё это, по сути, было школой, учёбой, большим познанием жизни. Учёба официальная, формальная, сочеталась с неформальной, со своеобразным самообразованием. Закладывалось определенное восприятие жизни.
– Ну, вот, давайте, отметим одну точку – первый раз в первый класс, День Знаний… Кстати, какой год был?
– Семьдесят шестой.
– Значит, уже учителя были, хоть немного, да другие, они уже не были потоптаны, так сотрясены и контужены концом тридцатых и войной, как мои учителя. Теперь, давайте, перескочим, наметим точку следующую. Последний день в школе, последний звонок. Не звонил там мусор, нет? Не гудел?
– Нет, уже мусорка не звонила. Это был очень чинный, хороший последний звонок. У нас был очень сильный класс, который, в общем-то, любили преподаватели. Да и мы любили преподавателей. И школа была у нас одна из очень сильных, был такой директор у нас — Иван Андреевич Скичко, который прекрасно разбирался в литературе, в поэзии, очень много знал. К нему приезжали со всего Союза, часто в школе проводились показательные конференции, состав преподавательский был очень сильный. Хотя, вообще-то, район у нас не относится к элитным. Скорее ближе к рабочему району (Шевченковский), причем, остановка называлась «Заводская», а улица «Чарівна», т.е. «Волшебная». Социальная структура района и названия эти ярко характеризовали противоречивость того пространства — в городе Запорожье – Волшебная улица на остановке Заводской.
А что до последнего звонка… Последний звонок, конечно, это был момент традиционно небезволнительный, наверное, для большинства выпускников. Это окончательное расставание с детством-отрочеством. Мы уже намечали определенный план на будущее, у пацанов, безусловно, это служба в вооруженных силах. Для многих считалось недостойным, если не служил в армии. Да и девушки неохотно дружили с ребятами, которые не прошли службу. Ну, и, конечно, беспокойная грусть. Покидали школьный, пусть разный, не идеальный, но обжитой привычный мир. И не без некоторой тревоги — ожидание новой дороги жизни. Какой она выйдет? Какие на ней ждут остановки и повороты…
– Т.е., иными словами, Вы сегодня, сейчас видите это все уже с высоты, с большого отдаления. Большое видится на расстоянии, как говорится. Я к чему всё это — можете ли сказать, что в принципе, пусть за исключением каких-то деталей, недоразумений, чего-то неприятного, но с первого по последний звонок школа в целом выполнила свою задачу?
– Думаю, что да. Думаю, что школа выполнила свою задачу в разных моментах. Я не случайно где-то еще провожу линию, может быть, и неформальную, потому что мне не стыдно сказать о том, что мы после 8 класса и практически до последнего были в оперативном комсомольском отряде. Нас увлекало изучения самбо, и дзюдо, боевого раздела самбо. В то время с этим было строго. Учиться этому можно было в оперативных комсомольских отрядах, каратэ было под запретом, как и восточные единоборства.
К выпуску, нас хвалили, а иные и ругали, поскольку, когда мы были в старших классах, у малышей перестали отбирать деньги, мелкие деньги — мы включились делали всё, чтобы такого не было. Памятно было: когда были мы маленькими, у нас денежки старшие отбирали. Попросту переворачивали, вытряхивали все, что из карманов сыпалось. Поэтому я думаю, что школа как раз выполняла ключевые функции не только образования, не только развития, но и воспитания.
– «Выполняла» или «выполнила»?
– Мне кажется, выполнила.
– Кстати, о детях. Как заметил один знаменитый журналист (правда, он прославился, как первый военный министр Республики Труда), жизнь бьёт по слабым, а кто же слабее детей. Даже этот мимолётный штрих – ребята постарше-посильнее отбирали денежки, бывало, у тех, кто помладше-послабее, говорит: разница между нашими школами за две пятилетки мало что изменила. И возможно, не коснулись Вы при этой смете роли учителей не случайно. Тем паче, в данном случае пролетарский район. Так сказать, рабочий класс, о котором нам столько наврали. Спрошу попросту: шпаны было много?
– Шпаны было много.
– В том числе и в школе?
– В том числе и в школе. Вот не знаю, рассказывать эту историю или нет, но, поскольку я из семьи офицеров, причем в нескольких поколениях (у меня дед – летчик, и батя в авиации), для меня пионерский галстук имел особое значение. Я помню, мама купила галстук самый свежий, и я его сам погладил (это 4 класс), повязал, он красивый, новый, хрустящий, и на дежурстве на втором этаже нас встречают ребята постарше. Один подходит… И вдруг отрывает мне один уголок галстука. Он из класса 8-го был, а я из 4-го. Одной рукой меня поднял. Мой друг, Олег Яцеленко, кричит: «Макс, ты что! Он же тебя сейчас убьет! Это же из банды Сокола! Это же Кабан!» Я говорю: «Да какой там Кабан!» и пытаюсь его ногой задеть. А он мне второй конец галстука – раз! А потом ставит и говорит: «Ну, смелый ты пацан!». А на следующий день они-то на входе стоят. Он мне говорит: «Иди сюда». Я подхожу, думаю « Бить будут», приготовился. А он говорит: «Чтоб вот этого пацана никто не трогал! Он смелый».
– Кажись, Вам повезло – попалась шпана романтического толка. Увы, не всем такое счастье. В нашей школе правили бал унылые сопливые бандиты. И учителя это знали.
– Да, пожалуй, это была гоп-компания романтического плана; всё же в районе было очень много инженерной интеллигенции, И высококвалифицированных рабочих. Не люмпены, а мастера. То, что называлось, рабочая аристократия. Из знаменитой «Мотор-Сечи», завода «Искра». Но что было, то было, не без драк «район на район». За час у нас возле двух школ наших собиралось иногда до 100 человек, когда надо было – разбираться — ехать в другой район.
– «Стенка на стенку»?
– Да, по-разному как-то бывало, но там уже не зависело от того, хорошо учились, нехорошо – район так район.
– И опять-таки, и тогда, и задолго до того, в Одессе — то же самое, так что… Молдаванка на Пересыпь, Пересыпь на Канаву. Так называемые «Фонтанские» – особый разговор. И всё это – не где-то там, с глаз долой: на глазах у могущественнейшей партии, комсомола, милиции, прокуратуры. Педагогов. Вам, по крайней мере, не морочили голову – мол, будете жить при коммунизме. А нас предупреждения об этом окружали со всех сторон. «Моральный кодекс строителя коммунизма» был на каждом шагу. И то, что нас окружало в той реальности, о которой говорим, – господибожемой, ну, никак не вязалось с прекрасными этими перспективами. Шпана-то как раз менее всего огорчалась этой амплитуде. А хорошие ребята откровенно терялись, недоумевали. Спорили друг с другом. И нередко высмеивались учителями, если обращались к ним с такими проблемами. Впрочем, и дома старшие не вносили особой ясности. И вот что любопытно: ведь в учителя-педагоги и тогда нельзя было попасть просто так, мимоходом. И у ваших, и даже у наших — у всех был минимум какого-то педагогического образования. Верно?
– Безусловно. Это были либо педучилище, либо пединститут, либо альма-матер, его величество университет. Каждый учитель, прежде чем получить право на обращение к ученикам в классе, изучал и предмет преподавания, и педагогику. И получал соответствующие документы, удостоверяющие эти высокие права.
-Но ведь педагоги не могли не знать, не имели такого права на незнание того, что там имеется вот такая отрава, отнюдь не озонирующая атмосферы в нашей школе. А чрез четверть века – и в Вашей. Они обещали народу должны вас принять в первый класс, провести через всю среднюю полную школу. И подарить народу зрелых граждан в вашем лице. Законных носителей «Аттестата Зрелости». Так?
– Безусловно. Именно так.
– У нас педагоги вмешивались в такие ситуации. Наверное, это связано все-таки с личностными качествами наших педагогов, они были действительно очень хорошо подготовлены. Я говорю о личностных качествах, потому что с большой теплотой вспоминаю наших преподавателей, в том числе и классных руководителей. Идеализировать я, конечно, не хочу, потому что по-разному все было, но в то же время тогда все-таки определенный кодекс чести присутствовал как в школе, так и вне школы. У нас все равно, я считаю, достаточно благополучный район, хотя напротив школы находились, как их называли, «химики».
– «Химики»? А, это расконвоированные осуждённые, направленные в химическую промышленность? Называлось, «Послали на химию»?
– «Послали», именно так. Они буквально через забор находились. А еще чуть дальше — Зеленый Яр, где очень много было цыган и соответствующих «технологий», связанных с этой этнической группой. Преподаватели, конечно, многое знали. И о наших стычках с Зеленым Яром. И ориентировали нас, все-таки, на разум и достоинство человека с позиции советского гражданина. Я не идеализирую советское общество, но считаю, образ гражданина – как привлекательную и убедительную модель… Такая модель в Советском Союзе была. Считаю, в современной Украине, например, очень не хватает модели гражданина, к которой должна стремиться система образования. Без вот этих модельных черт воспитать такого человека достаточно сложно.
– Ориентир нужен?
– Да. Очень много и формалистики, и каких-то там других вещей. Вы это прекрасно помните, когда вынуждены были просто ждать, терпеть и «когда это все закончится?». Но одновременно это приучало как раз вот к умению организовывать себя в скуке и к какой-то дисциплине внутренней, хотя, конечно, мы всегда бунтовали против этой дисциплины. Детство – есть детство, от него нельзя требовать излишней серьёзности. Юношество также имеет свои особенности и права на заблуждения. Всему своё время.
– Как у Пушкина: «Блажен, кто смолоду был молод, блажен кто во-время созрел, Кто постепенно жизни холод С летами вытерпеть умел…» Но вы знаете, скука как скука. Конечно, нормальным ребятам-девчатам в таком возрасте трудно смириться с ней, но все-таки гораздо легче, чем с загадкой демонстративной изнанки жизни.
А ведь разница между ею и лицевой стороной жизни именно для детского, подросткового, юношеского свежих незамыленных ещё взглядов особенно контрастна и непостижима. Вы, видимо, из такой семьи, где очевидного разлада в большинстве дел не было, а, может, вообще не было. Но выходили вы во двор, на улицу, заворачивали в школу. А тут… от пионерского галстука концы отрывают…
– Ну, дело в том, что как раз у нас уже было достаточно сильное движение с оперативными комсомольскими отрядами, они были на крупных индустриальных предприятиях. У нас было связано как раз с заводом «Искрой», и у нас был представитель правоохранительных органов в то время, Олег Евгеньевич Пономаренко, один из наших любимых тренеров. Мы между собой иногда, звали его «Рыжий», он знал об этом. И вот эти моменты как раз были связаны с нашей попыткой все-таки наводить порядок. Как мне рассказывал мой учитель, Виталий Иванович Валовик, профессор, у которого было три разряда по вольной борьбе, по штыковому бою и эспадрону. Это поколение… как раз вот их учителя были связаны больше с послевоенными «Явлениями», потому что они детьми и подростками пережили войну, как дети. Так вот, рассказывал, что они тоже работали тогда с милицией. Виталий Иванович рассказывал о своем тренере, майоре милиции. Они задерживали тогда уголовников… в свое время был клич «чтобы у хулиганов и бандитов под ногами горела земля», и тогда комсомол был опорой в этом деле. Перегибали и в другую сторону. Мой учитель рассказывал, как они штаны резали стилягам.
– Это на моей памяти. Борьба со стилягами. Вы представляете себе, у нас в Парке культуры и отдыха им. Шевченко — я учился читать по лозунгу: «В нашем парке есть закон – вход стилягам запрещен!». На улице брючки «Дудочки» комсомольцы ножницами распарывали. И парикмахерскими ручными машинками «Коки» выстригали – чубы такие стоячие. Так что вам уже немножко было помягче…
– У нас было другое, мы с панками боролись. Час от часу не легче. Я, конечно, сейчас как-то переоценил эти моменты больше с юмором. Штрихи времени. Не думаю, что этим стоит гордиться. Ребята по-разному самовыражались, многие из них и вполне нормальные были ребята. Ну, в то же время в том обществе мы считали правильным свой стиль поведения и, в общем-то, были и такие моменты. И как-то вот было… все равно, много больше взаимного уважения, когда люди держали слово, вне зависимости, к какой субкультуре они принадлежали. Я когда-то встретил такое исследование социологическое, что наиболее интересными и успешными ребятами были те, которые могли противостоять или отстаивать свои убеждения как в формальной среде комсомольцев, так и в неформальной среде шпаны, т.е. когда видели определенный характер, определенное отношение к жизни, это всегда вызывало уважение в независимости, как себя вели люди.
– Следующий момент. Последний звонок, вам торжественно вручают сертификаты — аттестат зрелости. Вы получаете этот аттестат, который является документом Вашей зрелости, Вашей и Ваших одноклассников. Вышли из школы. Это действительно были зрелые люди, которые по праву располагали аттестатами зрелости?
– Да нет, конечно! Это была средняя подготовка и, на мой взгляд, грамотная подготовка, там были еще УПК (учебно-производственные комбинаты), где давали одну из рабочих профессий. Вот у нас была рабочая профессия «слесарь механосборочных работ», и практику мы проходили на «Мотор-Сечи» в цехе, и первую зарплату мы там получили.
– И разряд тоже давали?
– И разряд тоже, да. И это считалось очень неплохо в то время – получить рабочую специальность. В руках ремесло, да. Это то, что давало возможность всегда прокормить себя. Да и вообще это уважаемо было.
– Тем более, кругом писалось «Требуется, требуется, требуется…», так что пропасть было нельзя. Без работы не будешь.
– Ну, а тем более у нас «Мотор-Сечь», это был флагман производства двигателей авиационных. Это изначально самый высокий уровень. А если возвращаться к вопросу зрелости, то мы, например, уже четко знали, куда мы хотим поступать. Хотя, конечно, жизнь вносила потом свои коррективы. Мы с друзьями были нацелены на поступление в военное училище, т.е. мы уж проходили там подготовку, знали, к чему нам готовиться и т.д. Единственное, у меня уже к тому времени была нарушена моя мечта, потому что я хотел летать, как дед, истребителем. А на татами мне сломали нос, надо было делать две операции. И я решил поступать в Минское военно-политическое. Не зная, что Минское военно-политическое училище на базе Варшавского договора – это училище, куда принимают, прежде всего, детей генералов, а у меня батя – майор. Это потом уже, когда мы поступали, все поняли на абитуре, когда увидели детей, которых привозили уже на военных самолетах, на черных «Волгах» и т.д. В результате, честно скажу, что, в общем-то, в какой-то момент увидев эту несправедливость, я отказался сдавать один из экзаменов.
– Военно-политическое училище, т.е. это командиры будущие, это будущие педагоги, воспитатели солдат, т.е. те, которые должны были с душами больше общаться, меньше с пушками. И тут же – изнанка жизни. И закладывалась здесь порочность?
– Порочность этой системы, которую принять было невозможно. На мой взгляд. Мы же были максималисты. Тем более, готовились мы как? Мы с моим другом утром бегали по 15 км. вдоль железной дороги, и на турниках мы упражнялись дважды в день – утром и вечером, помимо тренировок дзюдо. Т.е. мы основательно готовились и к физическим упражнениям. Мой друг поступил потом в училище внутренних войск в Орджоникидзе. Я не поступил и вернулся, подал документы на истфак. Через год мой друг поехал в Орджоникидзе, а я второй раз поступал на истфак, т.е. у меня было три поступления – минское и дважды на истфак Запорожского педагогического государственного института.
Я перескакиваю, конечно, но факт то, что после первого курса мы пошли служить. Мы отучились на истфаке первый курс уже, правда, с другими ребятами и пошли служить в Вооруженные силы Советского Союза.
Продолжение следует…
Автор Ким Каневский