– Значит, убийства. Но мне, почему-то, помнится, что Вы потом, уже в областном управлении, очень тесно с наркотиками имели дело. Ошибаюсь?
– Я никогда не занимался наркотиками.
– Но Ваши люди мне давали для ГосТВ видео обысков. Домашние лаборатории, плантации, хранение и транспортировка «Наркоты». Там и убийство было, помнится, на этой почве.
– А! Изымали когда! Ну, изымать изымали, точно. Это по моей части. Убийство мы не раскрыли, но потом раскрывали кучу преступлений.
– Это первый, можно сказать, труп. А вот возьмем эту точку отсчёта. А потом самый последний в Вашей служебной жизни труп?
– Последний… их много было!
– Ну, одно из последних, наиболее ярких. И ещё: поступив уже на службу, не было желаний исправить эту ошибку?
– Я собирался уходить три раза. Первый раз – это был еще Яцков, первая пенсионная реформа, тогда я не ушел из-за убийства. При нем я был начальником убойного, замначальника розыска – первое его пришествие, а второе – я уже был начальником розыска. Какое последнее преступление было… честно, я даже не помню.
– Но Вы ж мелочами не занимались?
– Всеми занимались. Пожарная команда была. Когда я начальником убойного был, называли «9-й райотдел».
– И всё же, всё же, всё же: что за карьера странная? Дипломированый врач, судовой лекарь загранплавания. Случайно попал в милицию вообще, стал рядовым сотрудником, потом случайно же возглавлял какие-то секторы и оказался, извините, начальником Управления уголовного розыска области.
– И тем не менее – всё это было. И было именно так. Из огнестрельных убийств было убийство Блынского. Блынский – мелкий предприниматель, как все тогда были, в 90-х. Я еще даже в расследовании самого убийства не участвовал. Очень интересный такой момент был. Машина, «Жигули» — «копейка» у него была синяя, стоит возле дома, валяется рыба, и застреленный он. И свидетели видят человека – то ли негра, то ли в черной маске, который возле машины крутится. Я к чему говорю? Когда был стажером, меня садили, заставляли бумаги писать. Считал, что я все-таки взрослый, и я хочу туда, на задержание, мне там интересно. Я спортом, повторюсь, тогда занимался активно. И вот мне давали «Дело», и я читал его, смотрел, мне интересно стало. Вот это дело мне дали — Блынского «На, разбирай». Но в результате раскрыли мы его. Вот это убийство не заказное. Был такой Мартин, у Стоянова в бригаде, бандит был, мастер спорта по боксу. А я его еще помню пацаненком, тренировался, я постарше был. В политехе мы тренировались. Я ситуацию раскручивал, смотрел там — тот, тот попадал в поле зрения и остановились тогда на Мартине. Я в принципе, примерно вычислял, и мы с хлопцами и бежали по этой теме. Но уже потом я был назначен. Его долго раскрывали. Думали, что это месть, потом вычислили, что он менял деньги. Вычислили парикмахершу, где он стригся, которая нам помогала. Тесть у него был — «вор в законе». Действительно, Мартин этот стрелял. Ну, в общем, целая эпопея, как мы его «закрывали», как мы его «разводили», как явку с повинной организовывали. Это целая комбинация, целое искусство. А самое занятное: потом он… сбежал, мы его так и не задержали.
– Ну, это, простите, характерно, когда коренные одесситы попадают работать в уголовку, то они очень часто в качестве «пациентов» встречаются с теми, с кем когда-то в детстве-отрочестве-юности пересекались. Одесса – не такая уж большая деревня.
– Я же говорю, что вот агентуру вербовал в 90-е. Завербовать члена ОПГ было проблемой. Все знают, что я моряк, тренировался, спортом занимался не будем говорить, с кем. Он в бригаде у Карабаса, и мы где-то после тренировки пойдем сок попить, и он мне рассказывает, какие движения, «Давай, к нам! Там денег…». Слушал, внимал все, а потом как-то получилось, тоже я с ними «там» общался по душам. Знал, когда стрелки. Вот так и продолжалось.
– Иными словами, в какой-то момент Вы почувствовали, что медицина медициной, плавание плаванием, а вот это – Ваша стихия? И нюх какой-то появился, так?
– Появился. Тут вообще как бы сказать… Я считаю, что опер – творческая работа. Для того, чтобы раскрыть преступление, понятно, есть схема, есть шаблоны, есть там, допустим, «свои», но этого мало. Оперативный подход – это какие-то комбинации, ты придумываешь какие-то там завороты-развороты… Вот, допустим, есть подозреваемый. В отношении него какие-то комбинации делаешь, как-то подводишь к нему людей. Я садился, как меня учили, рисовал несколько направлений, версий, для себя там чертиков рисовал. И я занимался сразу несколькими. Дорабатывали все до конца, каждую мелочевку. Вот каждую мелочевку старались отработать. И меня так учили.
– Василия Савчука не знали? Он был начальников в Ильичевском. Так он мне показывал, у него рулоны были таких расследований. Даже фотографии приклеивал. Он мне доказывал, что вот эта методика правильна.
– Это тоже – индивидуально: как – кому. Я не любил такие громоздкие схемы. Такие схемы любил Евдокимов. Я уклонялся от этих схем. У меня блокнот был рабочий.
– В вашей методе еще интуиция играет большую роль?
– Интуиция… Ну, да, наверное, интуиция и «плюс» еще немножко — опыт. Я, получается, пришел на убойную линию и до 2007 или 2008 года, когда стал начальником розыска, до этого только на убийствах, только-только этим и занимался.
– Вот когда у Вас уже был известный минимум, а, может быть, и не минимум, опыта – и интуитивного, и уже просто профессионально-сознательного, посмотрели Вы «Место встречи изменить нельзя». Там обаятельный такой «убойник» рассказывает доверительно своему приятелю, тоже стажеру, по сути, о своих методах. Разные профессионалы по-разному относятся к этому фильму. Это Вас убеждало? Или это, все-таки, правда искусства, а не правда жизни?
– Ну, я думаю, что… Конечно, есть какие-то моменты хорошие, но где-то, я так понимаю, для зрителя сделано. Художественно-романтично.
— Ещё корреспондентиком молодёжной газеты я приятельствовал с Бордяковым, если вы его помните. Всё мечтал написать острый детектив, приносил ему в угрозыск наброски. Вячеслав Васильевич терпеливо просматривал. Говорил, очень хорошо, нравится. Но неизменно добавлял: «В реальной уголовщине всё гораздо проще».
— Конечно, старые товарищи его хорошо помнят. На самом деле, честно говоря, если так вот вникнуть, романтики, художественности в нашем деле маловато. Это все сухое, много рутины. Есть, конечно, и творчество. Потом уже, когда вспоминаешь, садишься, начинаешь вот как-то уже иначе, красивее видеть. Бывает, собираемся со своим коллективом где-то со стариками сидим, вспоминаем.
– Это уже литература больше. Мемуары.
– Это уже да, пожалуй.
– А по сути? Грязи много? Помните «Всю королевскую рать»? Губернатор Старк говорил: человек сотворён из грязи. И путь его – от пелёнки смердящей до смердящего савана…
– По сути, когда бежишь, начинаешь ковыряться, ты хочешь – не хочешь, а ковыряешься в грязном белье, т.е. ты должен знать подноготную о людях. Вроде бы такой нормальный человек, а когда начинаешь поднимать, у него и то, и то. И все равно копаешься в грязи. Для того, чтоб это очистить, это все надо поднять, вытащить на свет, увидеть. Начинаешь изучать личность потерпевшего – и там… Конечно, кристально чистых людей не бывает. Или, во всяком случае, их не так уж и много. Особенно в поле зрения уголовного розыска. Постоянно какие-то… Это все – далеко не романтика. А потом, сроки, соки, сроки. Отчётность. Когда тебя «сверху» колпашат: «А ну, давай-давай!».
А у меня никогда не было привычки докладывать сразу. Даже такой пример, немножко с юмором. В Измаил нас направили, там было убийство, но в свое время почти мы год просидели там, потому что очень много «сыпалось». Был начальник УВД или зам по опер тогда. Ну, такой, конечно, молодец, мужчина – оперативник от Бога. Почему? Он так любил эти комбинации оперативные, без них не получалось красивых раскрытий. И вообще не получалось. Так я к чему говорю? У нас убийство было, паспортистку тогда убили, она пропала без вести, потом нашли труп через полгода, и мы раскрывали. И раскрыли.
– Не забыть бы, как в производстве – показатели играли роль., показатели-то играли роль.
– Играли показатели. Тогда было проще – следствие прокуратуры убийствами занималось.
– А с кого спрос был? С милиции или с прокуратуры?
– И с милиции, и с прокуратуры… Ну, они ж там все завершали. Вообще, почему я не могу сейчас говорить «хорошие — плохие опера»? Раньше, допустим, у меня был оперативно-розыскной отдел. Мне ставится задача, что надо то и то, вот такие-то доказательства вот тут и тут на совещаниях, и я уже сам себе хозяин. Мне не надо, чтобы я кого-то брал в суд. Я сам думаю, сам готовлю все материалы, все оперативные материалы, все, что надо, я сам делаю. Мы собрались со следователем, посоветовались, как правильно, как это размещается в рамках закона, что надёжно для доказательств. Я согласовывал с ним, но все делал сам. Мне никто не мешал и не вставлял палки в колеса. Ну, конечно, времена были чуть другие, другой УПК был. Но зато, можно сказать, я сам себе режиссер. Агентуру мою никто не знал, кроме меня самого – лично. Не то, что сейчас. Вот, допустим, в область еду, убийство где-то в селе или в райцентре. Я, бывало, брал с собой сотрудника, а бывало – и не брал.
– И вот отсюда вопрос, между прочим. 26 районов области, 26 райотделов, так? Плюс – в самой Одессе тогда было 8 райотделов. Ну, есть везде отделения угрозыска. Куда должен ехать начальник уголовного розыска области? Они что, сами не могут там работать? Нянька нужна?
– На местах, в общем-то, работали нормально. Просто дело в том, что немножко квалификация, может быть, другая. Раньше отбирали тщательнейшим образом. Допустим, я пришел в городской угрозыск, там были майоры. Я пришел лейтенантом, почти что — на побегушках. Там были такие монстры… Я довольно скоро в райотделе был уже на хорошем счету, меня не хотели отпускать. Мне тогда рапорт подмахнули, и меня забрали в город.
Ну, и вторая ситуация. Допустим, мы скомбинировали, мы что-то придумали,. Информация райотделовская. Вот у меня был убойный отдел, у меня тогда было 21 человек «убойщиков». Тех, которые бегали, топтали землю, было человек 10-12, остальные – кто справки писал, там, статистика. Я именно сам подбирал кадры. И с этими людьми ездил. Вот это была, как мы называли — убойная команда, «скорая помощь». Пожарная команда.
– Начальник областного розыска обязан был всегда выезжать в глубинку? Так положено? Или просто не сиделось дома?
– Он обязан, конечно, выезжать на преступление, фиксировать.
– На каждое?
– Да. Он. Или, бывает, зам. Но я, честно говоря, не любил сидеть на бумагах. У меня был зам, который любил бумаги, справки писал. Вот я его оставлял за меня. А я всегда старался быть в полях. Даже начальник ГУМВД генерал Керницкий, когда второй раз пришел на эту должность, с трибуны выступал по моему адресу: «Все! Хватит сидеть в кабинетах! Надо выезжать», а все посмеивались: «Его на месте не поймаешь». Да, я никогда на месте не сидел.
– Я хорошо знал Богдана Антоновича – мы оба были сопредседателями гражданского совета ГУМВД. Заседали. И принимали по понедельникам трудящихся на Бебеля-12. Так он и сам, я помню, выезжал на убийства. И я понять не мог – а генерал какого лешего должен ехать?
– Он должен своим взглядом мудрым всё увидеть, оценить. Вот я — почему выезжал на убийства? Допустим, я не выехал. И мне потом рассказывали, показывали фотография – это уже не то, мне тяжело было разобраться. Другое дело, когда я ично приехал на место преступления, своими глазами вижу, Знаю — что это, что и как надо сделать. Допустим, убийство на бытовой почве. А были и бытовые, а были огнестрелы. Я обрёл приличный опыт раскрытия заказных убийств в 90-е годы, будучи в городском управлении. И по «Стояновским», и по всяким делам. Фактически, я принимал участие в раскрытии этих преступлений.
– Вот, допустим: вы сидите на улице Бебеля. То есть – на Еврейской. А в трех районах, в Татарбунарах, Овидиополе и где-то еще… скажем, в Саврани — три трупа. Что дальше? Вы ж все равно не разорветесь. И генерал тоже.
– Я Вам приведу пример. В воскресенье с супругой занимаемся своими делами, культурно отдыхаем. ИИ, конечно же, звонок: огнестрельное ранение, труп в Килие. Я поднимаю банду свою и – давай, вперед. Поднимаю зама по убойному, беру 3-4 оперов и – поехали…
– Супруга счастлива, конечно…
– Супруга, да, всегда была счастлива. . Начинаем на месте разбираться, планируем, что мы делаем. И тут звонок: «Давай, кто-то пускай остается там, а ты езжай в Татарбунары – еще один огнестрел. Через окно застрелили человека». Оставляю там своего опера, он сам, кстати, килийский был. 2-3 опера моих остаются, чтоб я понимал, как делать, что делается. Местным нужно помочь. А дальше — планировать какие-то мероприятия.
– Что, кадры на местах были, всё-таки, недостаточно квалифицированы?
– Чуть-чуть опыта не хватало людям. Это мы с тяжкими преступлениями сталкивались каждый день, а у них в селе раз в полгода — убийство. Ну, как быть? Нет, у себя в кабинете не высидеть…
– А ведь там, в глубинке, на месте проще, чем здесь, в областном центре. У них всё и все на виду. Местный Аниськин всех знает.
– Не везде и не всегда. Очень много таких дел было, что пока их распутаешь – запаришься.
– Да и дистанции огромного размера. У вас, что же, самолет был персональный? Или вертолет?
– Да какой там… Машиной ездили. У меня опера были и автономные, способные сами работать и организовать все. А бывало, звонили-просили: «Пришлите своих пару человек».
.– Ну, монотонной такую жизнь не назовешь? Динамика была.
– Ещё какая….
– А уже, помнится, начинались проблемы с бензином и с соляркой. В райотделах точно все … ну, не то, чтобы пищали – постанывали.
– В райотделах немного проще было, потому что у них все и вся под рукой. И им на месте помогали. Тогда официально милиции можно было спонсорскую помощь просить, т.е. это было принято.
– Ясное дело: преступный мир готов был, без лишних уговоров-разговоров, оказывать широкую помощь милиции. Очень охотно оказывал спонсорскую помощь. Но в таком случае уже не получалось брать их «За жабры».
– Ну, мы с преступным миром дело не имели. Нам хватало помощи бизнесменов.
– Иные бизнесмены, так или иначе были связаны с преступным миром. Помню, в спальных районах квартирных краж было много, делал с группой телепередачу на эту тему. У меня — УАЗик был съемочный. Мы едем снимать. А милиция просит – захватите нашу группу, подкиньте на эту кражу. Заодно, мол, они вам расскажут – что к чему…
– Было, было и такое. И с транспортом тогда проблемы были, и с бензином, и машины ремонтировали тогда за свой счет, и горючее за свой счет, и бумага. И автомашины были у нас – так себе.
– Вот в любимом кинодетективе: самое захватывающее – погоня! А как вы могли их на этих хламах догонять, когда они на классных тачках уходили?
– Ну, я Вам сейчас расскажу. Я когда пришел в убойную группу, тогда машин-то не было. Я пришел, я моряк, у меня «пятерка» была.
– Так это — своя. Личная.
– Своя, но все обрадовались: «Теперь у нас своя машина!» Я подхожу к Третьякову, говорю «Надо ехать». «Давай, езжай! Бери людей, у тебя машина, езжай на своей!». Служебная на розыск одна была, и то так, она и начальника розыска была, и райотдела. «Давай, езжай!» Я говорю: «Так у меня топлива нет». «Ладно, вот там заправка на Армейской. Придешь, скажешь “20 литров на Третьякова запишите”». 20 литров на Третьякова заправили, поехали.
– Вы знаете, у кого были всегда талоны? У зама по АХЧ.
– Да, у него всегда были.
– Он всегда на прощание с моей сьёмочной группой выдавал пачечку талонов.
– Начальство ж прекрасно знало и в Киеве, что борьба с преступностью – даже не на равных. Бумаг сверху присылали навалом. А с топливом, с машинами были большие проблемы…
Продолжение следует…
Собеседовал Ким Каневский
Подписывайтесь на наши ресурсы:
Facebook: www.facebook.com/odhislit/
Telegram канал: https://t.me/lnvistnik
Почта редакции: info@lnvistnik.com.ua