Вниманию наших читателей предлагается беседа с Виктором Евгеньевичем Кузьминым – ученым-химиком, директором Физико-химического института им. А.В. Богатского НАН Украины, заведующим отделом медицинской химии и хемоинформатики. Ему принадлежит более 800 научных работ, из которых — 12 монографий, 329 статей (в том числе в международных изданиях), патенты и учебные пособия. У Виктора Евгеньевича — награды НАН Украины -«За профессиональные достижения», «За подготовку научной смены», к «100-летию НАН Украины» и знак «Трудовая слава» от Одесского городского головы.
— Виктор Евгеньевич, расскажите о себе. Почему вы решили связать свою жизнь с химией? В какой момент она вас заинтересовала?
— Я родился не в Одессе, а в Полтаве, в 1951 году 1 июля. Отец тогда учился в аспирантуре. Он — инженер-строитель, мама — историк, работала научным сотрудником в музее истории Полтавской битвы. Дедушка был известным врачом, кожник-венеролог. В последние годы своей жизни, когда он уже был пожилым человеком, занимался частной практикой. Пациентов у него было всегда много. То есть, я был из обеспеченной семьи. И вот, что интересно, дедушка – одессит. В 1914 году он закончил медицинский факультет Новороссийского Императорского университета, и сразу пошёл на Первую мировую войну. В его документах указано: — зауряд-врач первый автомобильной роты. Потом началась Гражданская война, и он оказался в Полтаве начальником госпиталя. И познакомился с будущей моей бабушкой. С ней тоже интересная история. Бабушка у меня чистокровная полька. И мои польские родственники — это братья Качиньские — мои троюродные братья. Т.е. их дедушка и моя бабушка родные, брат и сестра. В свое время действующий президент Польши Лех Качиньский приезжал в Одессу, и я с ним встречался. У нас были очень тёплые отношения, у меня был его номер мобильного телефона. Я мог позвонить президенту Польши в любой момент, и он отвечал. Ну а уже после гибели Леха, с Ярославом Качиньским его братом-близнецом, как-то у нас уже расстроились отношения. Был случай, когда мои братья после гибели Леха (я в то время был в США) давали интервью, и журналисты исказили информацию, что, видимо, обидело Ярослава… Вот такая интересная у меня родословная.
Как я решил стать химиком? Помню один момент из детства. Мне было примерно 5 лет, был в саду и бабушка принесла молоко. Что-то мне «стрельнуло» в голову, и я сорвал вишню, выдавил ее в молоко и увидел, что оно свернулась. Это на меня произвело очень сильное впечатление, и я начал задавать вопросы: «А что случилось?», «Почему так?». И после этого я продолжил задавать много других вопросов родителям и взрослым: «А если это с этим смешать, что получится?», «А почему так?» и прочее.
Потом пошел в школу, кстати, в Одессе, потому что сюда переехали родители (отец был зав. кафедрой в строительном институте, по конкурсу). Учился я, скажу честно, средне, но вот в четвёртом классе у нас появился предмет, который стал моим любимым — природоведение. Потом, уже в восьмом классе, началась химия, и у нас была очень хорошая учительница – Инна Яковлева Баскакова. По большому счёту, у нас все учителя были замечательными. Сейчас таких учителей уже нет… И вот она настолько привила мне любовь к химии (и не только мне, но и моим друзьям), что, когда после уроков все пацаны шли играть в футбол, мы оставались в кабинете химии и химичили всякое разное, сооружали какие-то приборы. В общем, после школы я уже понимал, что буду химиком. Поступил с первого раза в университет в 1968 году. Я был очень хорошо подготовлен по химии, потому что искренне ею интересовался и много читал.
В университете на меня произвел впечатление профессор Юрженко Александр Иванович. Он был ректором и завкафедрой физической химии высокомолекулярных соединений, прекрасно читал лекции. Но потом его убрали с должности ректора, так как у него были какие-то проблемы. И на третьем курсе я уже слушал лекции А.В. Богатского. Он тоже отлично читал лекции, всегда обязательно использовал какие-то демонстрационные материалы. У него, единственного из всех преподавателей, даже был лекционный ассистент, который помогал ему. И меня увлекла органическая химия. Академик Г.Л. Камалов, когда был молодым кандидатом, вел у нас решение задач и завлек меня в эту деятельность. Кстати, и он был тоже учеником А.В. Богатского.
Ваш покорный слуга — сидит крайний слева.
— А когда университет закончили, сразу в науку пошли?
— После окончания университета с красным дипломом (1973 г.) я был принят в аспирантуру, после ее окончания (1976 г.) работал на кафедре органической химии по хоздоговорной тематике, занимался органическим синтезом. Потом перешел в Институт в 1978 году, а через два года защитил кандидатскую диссертацию. С докторской я, конечно, сильно затянул, защитил ее только в 2004 году, это был долгий период, когда я много публиковал научных работ, и выпустил 8 кандидатов наук. Некогда было заниматься докторской диссертацией. Моя жена, ныне покойная, все время ворчала: «Чтобы следующий кандидат защитился только вместе с тобой!». В общем, когда защитился, практически сразу профессора получил, потому что много всего уже было сделано.
— Расскажите об Институте и о его текущей деятельности.
— Наш институт является преемником той научной деятельности, которую начал в Одессе Евгений Самойлович Бурксер в 1910 году. Он был родоначальником радиологической лаборатории, из которой потом пошла цепь разных институтов. И вот мы являемся их потомками. Евгений Бурксер учился во Франции и стажировался у известных супругов Кюри. Подробно об истории нашего института у вас как раз недавно выходил подробный материал.
Основателем нашего Института, в его современном виде, является академик Алексей Всеволодович Богатский (1929 — 1983), мой учитель. Я был его аспирантом. Он начинал преподавателем кафедры органической химии в ОГУ (ныне ОНУ им. Мечникова), потом стал заведующим кафедрой, вскоре проректором, а затем и ректором университета. У него была идея создать в Одессе самостоятельный Академический институт, так как тогда в городе были только филиалы. И А.В. Богатский, будучи очень энергичным человеком, приложил много усилий, чтобы организовать здесь институт. И он этого добился. Его организаторские способности были заметны: в своем время президент НАН Украины Борис Евгеньевич Патон предложил Богатскому стать вице-президентом НАН Украины, но Алексей Всеволодович в Киев переезжать не хотел. Он был таким, знаете, коренным одесситом, не хотел уезжать из любимого города. Однажды он также отказался от поста ректора университета в Черновцах, когда был проректором ОГУ.
Так вот, в 1977 году 26 июня был основан наш Институт, как раз в честь Дня рождения мы в этом году возобновили «Чтения Зелинского» основанные еще Богатским. Алексей Всеволодович Богатский, после посещения международных конференций, где общался с разными коллегами, возвращался в Институт и начинал новые научные направления. Вот, знаете, некоторые ученые всю жизнь занимаются одним и тем же направлением — это не про Богатского. Он видел актуальные и перспективные направления, и перестраивал научную деятельность Института. И ученым он был прекрасным. Однажды к нам приезжал лауреат Нобелевской премии, французский химик, основоположник супрамолекулярной химии Жан-Мари Лен. Он специально прибыл в Одессу, чтобы посетить родину и Институт Богатского. К сожалению, самого Алексея Всеволодовича тогда с нами уже не было.
Я пришёл в Институт из университета в сентябре 1978 года, в должности старшего инженера. Богатский как раз организовал тогда отдел катализа, и я был среди тех, кого он в этот отдел определил. Я вообще химик-органик, но уже много лет занимаюсь теоретической химией, в частности, хемоинформатикой – симбиоз химии и информационных технологий. Это целое научное направление, которое с помощью компьютерных технологий помогает решать различные задачи химии, например, я в Политехе и Университете ранее читал курс «Конструирование лекарств».
В 1980 году я защитил кандидатскую диссертацию и через год Богатский назначил меня руководителем лаборатории теоретической химии, которая потом преобразовалась в отдел молекулярной структуры хемоинформатики, а сейчас это отдел медицинской химии и хемоинформатики. Там работают химики-синтетики, которые синтезируют новые вещества, а хемоинформатики занимаются прогнозированием их свойств.
— Какие еще есть отделы в Институте, и какие они решают задачи?
— Сегодня в Институте есть 6 научных отделов.
Отдел тонкого органического синтеза занимается так называемыми макроциклическими комплексонами. Это такие интересные соединения с любопытными свойствами. Представьте себе большие молекулы, имеющие некую полость, в которую они могут захватывать малые молекулы и выполнять с ними какие-то функции, например, куда-нибудь их переносить.
Отдел химии функциональных неорганических материалов. Это неорганический отдел, который занимается одним из основных наших направлений работы — речь идет о создании новых оптических материалов. Это важная работа для ряда отраслей, например, обороны. Когда-то наш отдел сотрудничал с киевским заводом «Арсенал», сейчас от него осталось КБ. В отделе изготавливают специальные покрытия для линз, пленкообразующими материалами, которые просветляют оптику и придают ей особые свойства, например, необходимые для взаимодействия со спутниками. Когда был СССР, в это направление вкладывали очень большие деньги. Тогда мы сотрудничали с ЛОМО (Ленинградским оптико-механическим объединением). Так как работа отдела связана с военными структурами, его сотрудники получали очень достойные оклады и премии.
— А как сегодня?
— Сегодня всего этого нет. За последние годы, по понятным причинам, нам значительно сократили финансирование. Считаем каждую копейку. Выживаем.
— Вероятно, в том числе, сотрудничаете с какими-то предприятиями?
— Сотрудничаем. Как раз по структуре Института продолжим, и я расскажу об этом подробнее. У нас есть отдел химии лантанидов. Если вы химию помните, есть такой ряд металлов лантаниды – это элементы, которые тоже обладают различными интересными свойствами. Оптические материалы на их основе обладают люминесценцией.
Работа нашего отдела каталитического синтеза начиналась с идеи интенсифицировать синтез Фишера — Тропша. Это, по сути, создание топлива из водорода и монооксида углерода. Идея не нова — ещё этим занимались в фашистской Германией, а потом, когда стали активно добывать нефть и газ, направление ушло на второй план. Сейчас одно из основных направлений работы отдела каталитического синтеза — переработка отходов биодизеля, топлива, которое делают из растительного сырья. У нас в Одесской области можно увидеть много полей, которые засеяны рапсом – он как раз и используется для биодизеля. Отходом производства биодизеля является глицерин. В отделе изучают возможности его перероботки в различные полезные продукты, в частности, для косметики или фармацевтики.
Отдел медицинской химии и хемоинформатики — это сейчас мой отдел. Медицинской химией занимался академик Сергей Андреевич Андронати, наш прошлый директор, ныне покойный. А я занимаюсь хемоинформатикой. Это очень перспективное направление. Примерно в 2003-2004 гг. к нам приезжал профессор из США (сам он поляк), пообщавшись, он пригласил меня к себе в Университет города Джексон поработать. А я уже тогда был заместителем директора Института, и сказал: не могу надолго приехать, но прибуду со своим учеником, который потом продолжит дело. Так и случилось. Я еще много раз туда приезжал, и другие сотрудники тоже посещали этот университет.
Отдел медицинской химии и хемоинформатики, а также отдел биомедицины занимается созданием новых лекарственных препаратов.
Первый отечественный транквилизатор Феназепам был разработан в нашем Институте. Затем был создан Гидозепам. Сейчас создается новый препарат, очень хороший анальгетик, который находится уже на конечной стадии клинических испытаний — Пропоксозепам. Универсальный препарат, который снимает и хроническую, и острую боль. Фармакологическими исследованиями этого препарата занимается академик НАМН Украины Николай Яковлевич Головенко со своими сотрудниками. В работе доведения препарата до лекарственного средства активно участвует ОДО «Интерхим»
— Насколько знаю, нужно довольно много времени, чтобы препарат с момента его изготовления попал в аптеки…
— Да, это очень долгий процесс. Примерно 12-15 лет. В этой работе задействовано много людей. Перебирается куча соединений – тысячи, десятки тысяч молекул, которые нужно изучить. Еще 10 лет назад это стоило, примерно, миллиард долларов. Сегодня не дешевле. Но потом эти вложения окупаются с лихвой, как вы знаете, фармацевтический бизнес по прибыльности стоит на третьем месте после наркотиков и торговли оружие (смеется).
Возвращаясь к вопросу о наших партнерах, наиболее тесные связи у нас с нашими коллегами из ОДО «ИнтерХим». Директор компании Анатолий Редер, по сути, является последним аспирантом Богатского. Очень талантливый химик, который стажировался в Англии и Шотландии. Сперва, «ИнтерХим» был Комсомольским бюро с правом коммерческой деятельности, потом стал кооперативом, а сейчас это одно из самых мощных фармацевтических предприятий в Украине. Мы тесно сотрудничаем, и они нам очень помогают.
Естественно, сотрудничаем с ОНУ им. Мечникова. Недавно мы организовали образовательно-научно-производственный инновационный комплекс «МедХимФарм» куда входят все три вышеупомянутые организации. Мои ученики сейчас, во многих странах мира работают – несколько человек в США, есть в Бразилии, Чехии, Испании, Португалии, Польше. Мы все связи стараемся вместе работать над общими проектами.
При Институте есть Научно-технический инженерный центр, который занимается задачами очистки питьевой воды в Одессе и области, а также СКТБ. Главное их направление — изготовление стандартных образцов, эталонов веществ. «СП новые материалы и технологии» — это коммерческая украинско-американская структура, которая сейчас, к сожалению, практически не работает, так как нет доступа к сырью. Они изготавливали и продавали множество оптических материалов, заказчики были по всему миру.
Мы поддерживаем хорошие отношения со Страсбургским Университетом (Франция), там работает мой коллега профессор Александр Варнек, с которым я познакомился еще будучи аспирантом. А потом оказалось, что мы с ним занимаемся одним научным направлением. У нас с ним даже есть два общих аспиранта, которые во Франции защищали диссертации.
— Сколько сегодня сотрудников в Институте?
— При основании Института, в 1978 году здесь было около 450 сотрудников. Тогда еще работал Опытный завод. Сегодня у нас 127 человек, по состоянию на 1 января этого года. 12 человек сейчас за заграницей. В Институте работает три члена академии: я, член-корреспондент НАН Украины; академик НАН Украины Г.Л. Камалов, который возглавляет отдел каталитического синтеза; и академик НАМН Украины Н.Я. Головенко.
— Какое место Институт занимал в СНГ в первое десятилетие своего существования и какую роль он играет в Украине сегодня?
— Во времена СССР, благодаря Богатскому, Институт занимал значимое место в химической науке государства. Тогда была так называемая Всесоюзная программа «Макроциклические комплексоны и их аналоги». В то время этому уделялось большое внимание, и наш Институт был головным по всему Союзу. Эту программу организовал Богатский. На сегодняшний день, по медицинской химии мы в Украине являемся ведущим Институтом. В том числе, благодаря сотрудничеству с «ИнтерХимом» и другими партнерами. В НАНУ существуют Научно-координационные советы, которые объединяют несколько институтов по каким-то проблемам. И по химии лекарственных препаратов наш Институт головной. Я являюсь председателем этого совета. Академик Головенко — мой зам.
Но если быть откровенным, ситуация ухудшается с каждым годом. Как и везде. Сперва нам трудности создала пандемия, затем война. Но самая большая проблема – это отсутствие молодых ученых. У нас буквально считанные единицы молодых людей остались. Когда-то у нас был совет молодых учёных, в своем время, когда я пришёл сюда молодым сотрудником, я его возглавил. Сейчас молодых ученых, которым еще нет 35 лет, у нас можно пересчитать по пальцам одной руки. Кого-то я лично привел в Институт из Политеха, когда там преподавал. За весь 2022 год у нас было пополнение среди молодых специалистов всего на 2 человека.
— Как вы считаете, с чем, прежде всего, связана такая ситуация? Молодые люди не видят перспективы заниматься наукой в Украине?
— Это связано с комплексом причин. Одна из них – финансовая. Вы же понимаете, что на науке много не заработаешь, во всяком случае, на начальном этапе, будучи инженером или младшим научным сотрудником — это копеечная зарплата. И семью содержать на эти деньги невозможно. Наукой занимаются энтузиасты, которые движимы, прежде всего, не желанием зарабатывать деньги. Но за границей, будучи хорошим специалистом, можно получать достойные деньги. У нас же, инженер получает минимальную зарплату. Это люди, которые очень любят то, что делают. В частности, у нас работают большие энтузиасты – химики-синтетики. Органический синтез — это своего рода не просто наука, это искусство. Это как хороший повар – не достаточно в идеале знать рецептуру, нужно что-то еще, нужна интуиция. Не достаточно знать теорию химии и понимать, что и как происходит, нужны ещё некие чувства, чтобы знать, что нужно сделать в тот или иной момент. Многие такие вещи приходят только с опытом.
С другой стороны, как-то сейчас наука у нас не популяризируется. Когда я и мои сотрудники ещё занимались преподавательской деятельностью, мы могли заинтересовать молодых людей, и приглашали к нам студентов. С некоторыми мы сотрудничали еще когда они учились на первом-втором курсах. Они приходили к нам, и мы уже на первых этапах обучения привлекали их к научной работе. Кому это нравилось — оставались. Но, вот пример, у меня был очень толковый парень, который занимался интересной проблемой. Но когда женился и ушёл в коммерческую структуру, где теперь зарабатывает прилично, но наукой не занимается.
Сегодня в Украине почти не осталось химических предприятий, как вы понимаете. Как-то еще пытается работать Одесский припортовый завод, а раньше Политех выпускал для него специалистов. Когда-то «Одесский масложиркомбинат» брал наших студентов с химфака ОНУ им. Мечникова. Сейчас этот завод продают. Химическая промышленность умирает… Специалисты, которых я готовил по компьютерной химии, чаще всего становятся айтишниками, а это совсем другие зарплаты…
— А сколько у вас учеников?
— Подготовил 17 кандидатов и два доктора. Двое из них, как я уже рассказывал, диссертации защищали во Франции. Среди моих учеников есть кандидаты химических, биологических наук и доктора философии. Кстати, последний доктор философии – «внучатый», аспирант. Его папа защитил у меня кандидатскую диссертацию в 1987 году, а сын защитился в 2021 году.
— Т.е. душа лежит не только к науке, но и преподаванию?
— Да. К тому же, я был заинтересован в подготовке кадров. И вот это самое приятное в преподавании — когда ты потом толкового ученика можешь взять к себе на работу.
— Что можете сказать о планах?
— Прежде всего, мы хотим восстановить нормальную деятельность, которая у нас была до войны и до ковида. И самое главное, что мы хотим – это привлекать молодёжь. К сожалению, организовать аспирантуру у нас в Институте не удалось, потому что получить образовательную лицензию не так просто. Но этим вопросом можно заняться, если есть минимум 5-6 кандидатов в год в аспирантуру. У нас пока стольких нет. Поэтому, у нас договор с ОНУ, что студенты учатся у них, а диссертацию делают на нашей базе. В этом году двое наших молодых сотрудников на таких условиях поступили в аспирантуру.
И второе направление работы — участие в грантовых программах. Так как я имею опыт участия в различных международных проектах, хотим сейчас интенсифицировать работу в этом направлении. Когда-то у нас такие проекты были, и они нам хорошо помогали финансово. Поэтому сейчас подаём заявки на конкурсы. К тому же, это не только финансовая поддержка, но и международный престиж.
— Завершая эту встречу — какое бы вы могли дать наставление молодым людям, которые, может быть, и интересуются химией, но сомневаются в решении посвятить ей свою жизнедеятельность?
— Если действительно хочешь быть химиком – будь им. Труд, энтузиазм, талант обязательно сделают свое дело и придет успех, благополучие, признание. «Через тернии к звездам»…
Подписывайтесь на наши ресурсы:
Facebook: www.facebook.com/odhislit/
Telegram канал: https://t.me/lnvistnik
Почта редакции: info@lnvistnik.com.ua