Продолжение. Часть первая здесь.
9.
Экс — верховный ещё и ещё раз делал вид, что вчитывается в личное дело экс-комфронтом. Как будто знал, что примерно этим же заняты теперь высшие чины Советской Украины, Советской России и даже сами Ленин и Дзержинский. И что с этим именно и связан тот визит красного начальства в Одессу. Как бы мимоходом посетив ГубЧеКа, прибывшие стали свидетелями номера, который Сааджая выкинул непосредственно в вестибюле. Едва переступив порог Дома на Екатерининской площади, он сбил с ног одного из чекистских сотрудников. Такого – Ермощенко Николая. Сопровождающие Калистрата лица тут же разоружили и арестовали павшего. Изумлённым членам коллегии председатель ВУЧеКа пояснил: шпион, диверсант, врангелевский лазутчик!И подарил с пяток строгих выговоров за потерю бдительности. Уж не это ли имел в виду премъер-чекист Украины, при первой встрече в Одессе предупредивший о сюрпризе?
Это – не всё: уже на следующий день в том же, примерно, составе, но под руководством Артузова и Пилляра (опять-таки и опять-таки: на основании чего в украинской Одессе хозяйничали московские чекисты!), была изъята из оборота ещё одна антисоветская организация. «Известия» напомнили горожанам о том, что ровно год назад товарищ Артузов разгромил в Одессе польскую разведсеть «Организация войскова», во главе со Сверчком (Игнатий Добржинський, он же – Сосновский, он же — Соснковский). Резидент всей польской сети, от Москвы до Харькова. Не успевший застрелиться, в прошлом командир РККА, внедрённый в ГубЧеКа. Виновные тогда удивительно быстро были расстреляны: на следующий день. И вот – новая победа. И опять удивление: шесть бывших польских шпионов, в числе которых – трое из расстрелянных ещё в двадцатом, в тех же «Известиях» обратились к своим товарищам по борьбе с призывом – признать власть советов, сложить оружие и переходить на сторону Красной Армии.
Два слова о Пилляре. Роман Александрович. родственник Дзержинского. По-настоящему барон (!) Пилляр фон Пильхау. С ними участвовали в этом вояже ещё трое. Вобщем, для одесского обывателя малозаметные люди. Во всяком случае, Воскобойников не познакомил читателей с ними. Между тем, это были товарищи Ульрих, Патаки и Пузицкий. Василий Васильевич Ульрих всего-то через три пятилетки будет председателем той самой Военколлегии Верховного Суда СССР, с решениями которой связаны все громкие подрасстрельные «Дела» конца тридцатых. Советский чекист Ференц Патаки, правда, пережил тридцатые. Но в ходе дальнейшей борьбы погиб у себя на родине – в Венгрии, в сорок четвёртом. А Сергей Васильевич Пузицкий, сын директора гимназии, дворянин и подпоручик царской армии, был правой рукой Дзержинского, соавтором инспирированного ОГПУ «Треста», лично арестовавшим Савинкова. Расстрелян в тридцать седьмом.
Уже на следующий день официальная пресса известила горожан о раскрытии белогвардейского подполья во главе с штабс-капитаном Ермощенко. Он же – Бернацкий, он же – Орлов, он же – Горзин и даже, между прочим, Блюменталь. Цель организации – подготовка восстания в Одессе к моменту высадки… врангелевского десанта. Тактика известная, что-то в этом роде имело здесь место в девятнадцатом. Интересно, что сам десант вроде как призван был не дать слащёвцам (так к этому историческому моменту прозывались военнослужащие ВСЮР, решившие вернуться из Константинопольских лагерей во Отечество) бежать в Одессу. Было объявлено, что именно возможность десанта заставила ускорить арест одесского подполья, слежка за которым велась уже давно.
При всей странности, эта история и публикация о ней тогда заняла умы многих одесситов. И опять – странные слухи о конфликте Врангеля и Слащёва. Соборка категорически утверждала: генерал Яша собирался поднять в Крыму красный мятеж. И прилагались три варианта:
1. Делал он всё это по инициативе и под руководством самого барона Врангеля.
2. Ему всячески мешал в этом барон Врангель.
3. Им обоим помешали красные, взяв Крым..
Конечно, по-разному в Константинополе и у нас воспринималось «Дела» Слащёва. Но строки и страницы были, в сущности, одни и те же. Разве что в некоторых бумагах значилось не «Слащёв», а «Слащов». 1985 года рождения. Петербуржец. Дворянин. Отец – полковник. Мать – просто Вера Александровна. Окончил реальное Гуревича и Павловское военное училища. Николаевскую императорскую Академию – по второму разряду. То есть, без причисления к Генеральному штабу. Служил в лейб-гвардии (Финляндский полк). Преподавал тактику в Пажеском корпусе. Помощником комполка выступил с частью на фронт в четырнадцатом. Отчаянной жизни храбрец – пять ран, две контузии. Шашка с георгиевским темляком в пятнадцатом. Четвёртой степени Георгий – в шестнадцатом. Командир Московского лейб-гвардии полка в семнадцатом.
Обе заинтересованные стороны не могли не обратить внимание на его встречу в семнадцатом с Советской комиссией по демобилизации армии. Таким образом, знаком лично с Подвойским и Крыленко. После чего выехал на Дон, а оттуда – на Кавминводы. Был начштаба у самого Шкуро и Улагая. Командовал бригадой пластунов. Весной-19 – генерал-майор. Далее пошел на дивизию и корпус. Командовал яркими, талантливыми движениями против Красной Армии. И зимой-20, наконец, возглавил оборону Крыма в ранге комфронта. В мае произведен в генерал-лейтенанты, в августе — по настоятельнейшему представлению Петра Николаевича — наименовался Слащёвым-Крымским. Ну? Где тут между ними конфликт? С прорывом Фрунзе в Крым и ликвидацией, таким образом, Южного фронта, ушел с Врагелем в Турцию. Водка. Наркотики. И слухи о ссоре с Петром Николаевичем.
10.
Откуда это? Что за притча? Ну, бывало, нервничали. В острые моменты. Война – не высшие женские курсы, на ней бывает всяко-разно. Особенно, когда праздники удачи (например, блесятщее наступление в Северной Таврии, мощно поддержавшее белый кредит) сменяются унылыми буднями неудач и сидение за Турецким валом. Но Слащёв, по-советски говоря, был врангелевским выдвиженцем. Барон прославился ещё и вниманием к Якову Александровичу, к условиям его жизнедеятельности. Публично признавал громадность его стратегического и оперативно-тактического таланта, личную храбрость. Не обходил наградами. Инициировал уникальную из них – прибавку к фамилии. Несколько раз (последний – в сентябре-20), Врангель организовывал представительный медконсилиум для обследования здоровья Слащёва. Горячо убеждал его прервать боевую работу и отправиться на лечение. Причём, предлагался юг Франции. Согласимся с автором: что-то не похоже на взаимную конфликтность, достаточную для взаимной ненависти.
Не твёрдо стоит на ногах и репутация Слащёва, как инициатора возвращения врангелевцев домой. Этот процесс проклюнулся сам по себе, ещё в обороне полуострова. Слишком уж явным было несоответствие между ОСВАГовской пропагандой и реальностью. Политдонесения свидетельствовали: очень многие рядовые, унтера и младшие офицеры военного времени (наскоро произведенные прапорщики-подпоручики-корнеты) крестьянско-рабочего происхождения уже откровенно тяготились своим выбором. Да и их дворянские подельники не домонстрировали веры в победу. Само собой, в толще ВСЮР шуровала советская спецслужба по разложению личного состава. Чуть ли не с декабря двадцатого отдельные воины и их группы явочным порядком возвращались в Республику Труда. И главным образом – именно в Одессу. На этом деле прилично зарабатывали контрабандисты, получая в оплату деньги, валюту, драгоценности и оружие. До осени двадцать первого так переместились до пяти тысяч человек. Дивизия! И ведь обошлись без Слащёва. Так что – дело, как говорится, тёмное…
Оно ещё более осложнилось покушением на Врангеля. Зимним утром двадцать первого года красавицу-яхту барона «Лукулл» протаранил пароход под итальянским флагом – «Адрия». Между прочим, сам Верховный не пострадал, до его ухода из жизни оставалась целая семилетка. Но были ранены несколько нижних чинов. И погиб мичман Сапунов, несший в те сутки вахту. Сейчас же зашептались кругом о чудесном избавлении Петра Николаевича, посланном, разумеется, свыше. Не то сон ему был вещий, не то глас среди бела дня. И впрямь с утра грохнула гроза, что нехарактерно для тех мест зимой. Но немедленно и кругами же стали расходиться слухи о том, что случившееся прямо связано с конфликтом между Врангелем и Слащевым. И сию версию неотступно сопровождала другая: всё это, как говорят в Одессе, понты. Не считая затрат, разыгрывают непримиримость для того, чтобы цивилизованный мир отвлекался на эти капризы. Вот и думай об этом, современник мой бесценный, что хочешь. Впрочем, есть у тебя проблемы поактуальнее…
Тем, кого всё же заинтересовала ситуация, предлагается учесть: Европа, зажавши нос принявшая в своё либерально-демократическое лоно сотни тысяч русских, тревожилась не на шутку. Само собой, Константинополь, Белград. Берлин, Лондон, Париж и Варшава особенно пристально наблюдали военных. После мировой войны, то есть в мирное время — чужие роты, батальоны, полки и бригады на своей территории! Прострелянные, проженные, проспиртованные. Недодравшиеся. С избыточным и весьма опытным комсоставом. И с самыми неопределёнными настроениями. А в самом деле – почему следовало исключить, что вся эта история с эвакуацией Одессы и Крыма – новейший Троянский конь! Разве не доносила агентура о грандиозном проекте путешествия на Восток пятидесятитысячной красной кавалерийской экскурсии? А тут, на Западе уже шуршат недовольные историей три-четыре по пятьдесят тысяч. И один Бог знает, как они поведут себя завтра. Едва ли это вдохновляло мирных европейцев – как частных лиц, граждан, налогоплательщиков и избирателей, так и придержащих власть.
11.
Любопытный документ сберегло чудо истории. Сотрудница парижской резедентуры главного разведуправления штаба РККА М.В. Скаковская, среди прочего, в 1921 году информировала Москву о субконтинентальной тенденци этого плана. Из её информаций следовало: практически все европейские контрразведки так или иначе имели указание не припятствовать большевистской агентуре в работе по разложению военных белоэмигрантов и агитации за возвращение в Отечество. Даже если речь идёт о высшем русском комсоставе. Жена врангелевского генерала Скоблина (в дальнейшем и по совместительству – также агента большевистской спецслужбы), известная в эмиграции певица Плевицкая мимоходом сообщала: слышала разговор на эту тему начальника баронской контрразведки в Константинополе с английским военно-морским атташе. Да, кто не знает – знайте: певица также была агентессой ВЧК-ОГПУ. Точнее говоря, она-то и была платным сотрудником советской спецслужбы с времен гражданской войны, а чуть позднее, уже в эмиграции, приобщила к увлекательному этому занятию мужа-генерала.
Тем же чудом сохранились подобные сообщения для Сюрте Женераль полковника Резанова (до революции – батюшинец, в гражданскую — начальник кисловодской контрразведки.). У англичан выуживал такие же сведения некто Кунцевич – не однофамилец бывшего начальника Петроградской сыскной полиции, а он самый и есть. Наконец, подобную записку получил будущий автор проекта Белинтерна и бывш. начальник деникинской контрразведки в Одессе Орлов-Орлинский – при посредстве агента Ступенулова – от самого Бурцева. Да-да, того самого Василия Львовича, знаменитого публициста и охотника за провокаторами, в своё время разоблачившего Азефа. Достаточно известна его эмигрантская публицистика, все эти осиновые колья в могилу большевизма. Значительно менее популярен Бурцев – резидент-контрразведчк русской эмиграции. Уж он-то во всяком случае отвечал за свои информации. К тому же сводятся сообщения белой и красной (!) агентуры об английском, французском и германском МИДах, подписи под которыми едва ли что-то скажут моему современнику. Да и без того ясно: отечественная военная эмиграция в двадцать первом году была уже загранице ни к чему. Как говорили в Одессе, Марик сделал своё дело, Марик может и того… А вот чекистов она интересовала горячо. В этом, вроятно, всё дело и есть.
Ну, и не обойти никак в таком разговоре ещё одного генерала русской армии. Вскользь уже помянутый автором, генералом он служил и в советской армии. Именно – генерал-лейтенантом. За юношество-подростков-молодёжь не скажу, а старики могут припомнить популярную в пятидесятые годы книгу Алексея Игнатьева «Пятьдесят лет в строю». Ярчайшее доказательство правоты нашего дела – крупнейший военный специалист и богатый человек перешел на сторону революции и ей отдал свой меч.
Вообще-то говоря, граф Игнатьев Алексей Алексеевич был царским военным агентом. Что само по себе вовсе не приобщало его к разведовательной агентуре. В мрачную эпоху царизма (или в доброе старое время – как угодно), так назывался военный атташе полномочного представительства России за кордоном. В данном случае – в Франции. Ну, что дипломат, аккредитованный за рубежем, нередко выполняет некие пикантные функции – кто же не знает. И потому их миссия почти всегда окрашена, так сказать, агентурно. Это известно и понятно спецслужбам государства, в котором действует данный атташе. И, как правило, не вызывает особых раздражений. В конце концов, у каждого – своя работа. Но генерал Игнатьев был судьбой водворён на разлом времён…
На этом посту и именно в этот исторический момент его с натуры изобразил великий художник, тоже граф и тёзка – Алексей Николаевич Толстой. Помните его «Рукопись, найденную под кроватью…»? Описывая русскую военную миссию в Париже эпохи февральско-мартовской революции, Алексей Николаевич рассказывает о приезде в столицу Франции полномочного комиссара Временного Правительства. «Официально встречал его начальник военной миссии, граф Пахомин, огромный мужчина, не дававший спуска – красавец и чудо-богатырь… Комиссар строго глядел на него, задрав голову, так как был низкого роста, затем произнёс речь: «Я счастлив на этих камнях Парижа, где впервые были провозглашены права человека, поздравить вас, гражданин граф Пахомин, с величайшим историческим событием: Россия свободна… Вы свободный гражданин свободной страны…». Граф Пахомин зажмурился, и, подняв саженые плечи, замотал щеками, изображая этим нахлынувшее на него чувство свободы. Затем он посадил комиссара в автомобиль и повёз завтракать».
Занятно, не так ли. Увы, на плечах февральско-мартовской в мир ворвалась Октябрьская революция и стало уже не до литературной иронии. Этот переворот отменил графские и все прочие титулы, но удивительным образом сохранил за Алексеем Алексеевичем вершину русской военной агентуры во Франции. Таким образом, у автора нет вопросов о том, как почти вся тамошняя российская военно-агентурная сеть плавно перешла в распоряжение ВЧК-ОГПУ-НКВД. Могло ли сие не коснуться нашей военной эмиграции? И стоит ли, в таком разговоре, изумляться тем подозрениям, которыми честные белогвардейцы вдруг затерзались в отношение своих прославленных полковников и генералов. Хотя в своей книге генерал ничего, конечно, об этом не писал.
Тут-то мы и вернёмся к загадочному визиту в Одессу-21 президента Советской Украины, военного министра ея и других официальных лиц. Более того, позволим себе, наконец, роскошь уточнить насчёт последних: в поездке участвовали, кроме помянутых выше, товарищ Кон, секретарь ЦК КП(б)У, товарищ Дашевский, ответработник главного разведуправления войск Украины и Крыма, начальник главразведуправления штаба РККА товарищи Зейбот и его заместитель товарищ Устинов. В городе эти двое были почему-то приняты начальником Одесской пехотной школы товарищем С. П. Урицким. Семён Петрович был буквально накануне назначен на сей пост с должности начальника штаба Одесского укрепрайона.
Встреча и беседа не афишировались. Но их тема-идея немедленно стала собственностью полковника Гаевского и французов. Выходило так, что основная цель начальственного визита в Одессу прямо связана с возвращением врангелевских генералов в РСФСР. То есть, в Красную Россию через Красную Украину. А точнее – через Красную Одессу. Два других маршрута – В Болгарию и Севастополь – отрабатывались, как дезинформация. Заради сбития с толку вражеских контрразведок. Основа поручалась именно Урицкому, ещё молодому человеку, но уже герою революции и гражданской войны.
Мне уже не раз, в том числе в начале этой книги, доводилось писать об удивительном этом человеке. Уже хотя бы потому, что с младых лет приятельствовал он с Жорой Воскобойниковым и другими героями моего романа. Практически в любом справочнике, связанном с нашей разведкой-контрразведкой, Вы встретите это имя. Племянник М.С. Урицкого, воспитанник В.В. Воровского. Партиец с 1912 года. Драгун Первой мировой войны, прапорщик из виц-унтеров. Знаток европейских языков. Секретарь Одесского горкома ССРМ, командир боевой дружины Союза в декабрьских боях семнадцатого и в Январском восстании восемнадцатого годов. На гражданской войне вырос до начальника оперативного отдела штабарма, начальника штаба дивизии, оперотдела Разведуправления штаба РККА. В двадцатом командовал отдельной кавбригадой особого назначения, в двадцать первом стал начальником и военкомом Одеской пехотной школы. Здесь и застала его наша история.
12.
В дальнейшем он закончил Академию РККА, служил командиром дивизии, замначштаба Северо-Кавказского военного округа, начальником штаба Ленинградского Военного округа, возглавлял советскую военную делегацию в Германии, был замначальника главного управления механизации и моторизации, автоброневого управления РККА. И в тридцать пятом стал начальником главного разведуправления генштаба армии. Расстрелян в тридцать седьмом, перед тем почему-то получив назначение заместителем командующего войсками Московского военного округа. Само собой, реабилитирован в марте-56. Вот такой землячок, друзья-одесситы…
Тогда, в двадцать первом – почему, собственно, ему, двадцатишестилетнему начальнику военучебного заведения, поручалась одесская часть операции по переправе Слащева и Ко в Москву? Представления не имею. Правда, все справочники, поминающие Семёна Петровича, дружно умалчивают о выполнении им дважды на гражданской войне и однажды после неё – ряда пикантных поручений в той самой Европе. В основном – в Германии. Да и Одесская пехотная школа не случайно именовалась интернациональной. В ней занимались отнюдь не только граждане советской Украины, но даже и… немцы. Полистайте досье старших и высших командиров гитлеровского Вермахта. Там это заведение поминается не так уж редко. Числился он исключительно по военно-строевому ведомству. Однако же его назначение, в конце концов, главой военной разведки СССР не могло быть случайным. Сами понимаете…
Слащёв был под колпаком. Вертнее, единовременно под несколькими колпаками. Это как бы исключало взможность незаметно улизнуть из Константинополя куда бы то ни было. Тем более, сведения, полученные из Одессы, позволили всем заинтересованным департаментам сосредоточиться на блокировке одесского маршрута. Разумеется, в отличие от писателя-романтика Булгакова, полковник Гаевский вовсе не надеялся на покупку Слащёвым на пристани билета до Одессы и его же стояние в очереди на посадку. Первая группа должна была арестовать генерала на его квартире. С учётом популярности у части военэмигрантов (его могли отбить), вторая группа готовила перехват в порту и на судне. Третья включалась в дело при несработке первых двух, блокируя генерала уже в море. Наконец, в самой Одессе
пять троек боевиков пасли дороги от порта к губкому, губчека и особому отделу округа.
Сегодня подробности эти смешны: генерал заблаговременно исчез из своей константинопольской квартиры; ничего не дал и налёт на демонстративно снятую за несколько дней до ухода дачу. В Одессу он и не думал заходить, а каким-то волшебным образом оказался в Севастополе, где на всех парах ждал его личный поезд Дзержинского. Мало того, Врангелю доложили совершенно определённо: в Севастополе Якова Александровича встретил сам Железный Феликс, под ручку с каковым он и убыл в Москву. 24-го ноября 1921 года «Одесские известия» перепечатали материал своих московских коллег – о прибытии в сердце России белого генерала Слащёва, безоговорочно признавшего Советскую власть, просящего у неё прощения и призывающего белое воинство следовать этому разумному примеру. Стало известно, что такой вояж совершил и господин Сеоев – бывший личный адъютант Деникина.
Думаю, ничего не преувеличил, назвав этот эпизод наиболее ярким финалом одесского двадцать первого года. Во сяком случае, именно им завершаю я повествование о первом послевоенном годе Одессы. Нельзя, конечно, назвать его и вполне мирным. Увы, в богоспасаемом нашем Отечестве вообще не миром кончаются войны. Да и повседневность-21 до того изнуряла предков наших, что было им не до историй о генеральских интригах.
Автор-редактор Ким Каневский