ДВА АТАМАНА

О. Как и с какой стати…

Моё почтение, читатель дорогой. Разлука наша, слава Богу, не так уж и затянулась. И — да будет новая наша встреча не менее содержательной и полезной, чем предыдущая. Помните? Если не очень – напомню чуть позже главой о её кратком содержании (Читай ниже: гл. 3.). Сейчас же предлагаю твоему вниманию следующую серию. Она также приглашает в прошлое. В то далёкое прошлое. Работа у меня такая. Почитай, всю жизнь в нём копаюсь, понять-разобраться хочу. Пока, строго говоря, не очень-то получилось. Вот разве что – с твоей помощью…

Последуй за мной – и опять окажемся в первых пятилетках и десятилетиях ХХ века, где и когда завертел огневой вихрь эпохи (припомните) моего лирического героя. Генерала нескольких армий. А этот сказ – о его современнике и знакомом. Судьбы их пересеклись в то же время. И в наших благословенных краях. В том числе и в Одессе. Ему, казалось, также предстояла мирная размеренная и разумная жизнь. И также плавное её течение на быстрине привело его к бурному водовороту эпохи, в мутном конусе которого он не растерялся и выжил. Хотя прервал жизненные пути-дороги очень многих современников. Обстоятельства частенько ставили его перед жестким выбором. И всякий раз он делал свой выбор. Но динамика той эпохальной карусели постоянно меняла эти самые обстоятельства. И предвидеть перемены и их последствиям не удавалось даже вождям-мудрецам. И приходилось опять выбирать. И опять. И снова.

Собственно, так было и с предыдущим нашим знакомым, с Сокирой-Яхонтовым. До самой смерти. Вернее, до гибели (всё-таки, смотрите главу «Краткое содержание предыдущей серии»). И однако же с героем этой серии всё вышло иначе. На разломе времён бросившись с головой в помянутый водоворот, целиком и полностью отдался борьбе за светлые (был уверен!) идеалы. По ходу событий не щадил ни своих, ни других. Должности-чины получал не от царя-батюшки иже с ним, а от таких же хлопцев, как и сам. За исключением небольшого эпизода, когда выбрал золотые погоны с двумя просветами – был и такой выбор. И вскоре сам же их с себя сорвал. И после годов непрерывных боёв и походов… В общем, после всего… лично у автора этих строк сложилось такое впечатление, что однажды всё это ему надоело до чёртиков. И он, уже будучи в какой-то мере исторической фигурой, повернулся через левое плечо, смачно сплюнул. И вышел из истории, не хлопая дверью. Исчез. Растворился в тумане моря житейского. И дожил до преклонных годов. Как? Где? В каком качестве? Нет, мне это не известно. Вроде как в одной из центрально-европейских стран-государств, родившихся после Октября-17 и подержавшихся до второй мировой войны. Как жил в её время и потом, до шестидесятых, понятия не имею. Хоть старался разобраться и в этом. Ясно, что в этой части жизни он носил другую фамилию.

— Позвольте-позвольте! – слышу читательский голос, — Как же автор пишет о человеке, столько всего не зная о нём? Да ещё и откровенно в этом признаётся. Хоть бы соврал…

А как вообще современные нам с вами писатели изображают далёкое прошлое? Происходившего не видели, не слышали? Правда, есть работа с документами. Но у бумажек этих имеется одно странноватое свойство: они появляются удивительно к месту и времени. И не менее удивительным манером исчезают. Писатель – он ведь, в сущности, художник. Если он, конечно и именно – писатель, а не просто оформитель нехитрых мыслишек с помощью сложения букв-слогов, слов-предложений-абзацев. Или звукосочетаний. Но это к литературе не имеет никакого отношения. В личности собственно писателя присутствуют все ингредиенты искусства. Не зависимо от жанра, вида, рода творчества, в котором он подвизается. Поэт, прозаик, драматург, публицист – в этом смысле всё едино. Синтез ремесла и искусства. Художник пишет с натуры или по памяти. Одно другого, впрочем, не исключает и вполне сочетается. Говорят, натура – дура, художник – молодец. И потому портреты одного и того же лица нередко не похожи друг на друга. Модель одна – художники разные. Ведь Тропинин, Кипренский и… скажем, Кончаловский писали не Александра Сергеевича, а своё восприятие его, своё отношение к нему. А разве в литературе иначе? Как отличаются изображения тех или иных лиц, сообществ, событий – вышедших из-под перьев даже самых больших писателей! Не говоря уже о могуществе законов социального заказа. И не я один решился изобразить некоего землянина, каковой не обойдён вниманием публицистики. В общем, пора закруглять вступление и переходить к главному. Вот тебе, читатель мой разлюбезный, следующий герой сериала, его соратники, начальство, враги, его эпоха. Его распутье. В авторском, конечно же, восприятии и понимании…

1. Каръеры быстрого приготовления.

Атаман… Само слово родилось на свет так давно, что современная всезнайка-наука не едина в его терминологической трактовке. Возможно, правы историки, утверждающие: имеется в виду старший в роду и предводитель у степняков, казачий предводитель, главный. И термин вроде происходит от тюркского «Ата», то есть – отец. Ну, нехай наука ещё как следует вдумается в туманное это дело, всмотрится в его прошлое – ей торопиться некуда, она пока что бессмертна. У литературы же, к коей (автор надеется) принадлежит предлагаемый материал, есть и временной, и строкажный лимит. Так что, условно примем хоть попавшуюся версию и отправимся далее.

Вообще-то говоря и вопреки названию нашего рассказа, тогда их, этих самых атаманов было больше. И намного. Так уж выпали картишки, что к этапу возрастной и практической зрелости этих двух и прочих современников, «Тучи над городом встали, в воздухе пахло грозой»,как позднее пелось в популярной кинопесне. Тем более, городов на все тучи не хватало – страна была преимущественно аграрной. И грозовой азон, всё более уплотняясь и сея смуту в сердцах, гонял тучи над всеми населёнными пунктами империи. А однажды вообще вдруг разрешился громами и молниями. Шарахнуло-гагахнуло на всю страну. Да так, что в Европе и Азии стёкла из окон повылетали. Куда там твой Везувий!

Сотрясение замешало всё так, что даже самые честные-благородные историки до сих пор не могут прибиться к общему знаменателю не только в отношении тех или иных терминов. Казалось, на Земле (особенно –в той стране, которая занимала одну шестую её суши), треснула и разделилась на две люто враждующие части. В одной из них ефрейторы и унтера, вахмистры и фельдфебели, фейерверкеры и прапорщики становились атаманами ротными, батальонными, дивизионными и бригадными. Ленин назначил,взамен генерал-лейтенантаДухонина, верховным главнокомандующим прапорщика Крыленко. У Троцкого поручик Уборевич командовал армией. А штабс-капитан Тухачевский — фронтом. А в другой… Скажем, у Корнилова подполковник Рощин шагал рядовым, с винтовкой и примкнутым штыком наперевес, в одной шеренге с вольноопределяющимся Оноли и поручиком Тепловым. Такое, понимаете ли, вышло толстовское «Хождение по мукам». Или, как у Лермонтова в «Бородино»: «Смешались в кучу кони, люди…».

А поскольку сражались не только регулярные войска, но и простонародные формирования, в их главе как бы сами собой явились миру новые Пугачёвы-Разины-Булавины. И Салават-Юлаевы, конечно. Да-да, атаманы. Оне. Оне самые. Вот таких землян и продолжает вам представлять этот наш сериал. Числом – два. Как там у Каверина – «Два капитана»? У нас пусть будут «Два атамана». Одного из них вы уже знаете по первой, так сказать, серии нашего повествования. Их возвысила и свела именно в Одессе смертельная драка столетней давности. Да-да, тот самый Сокира-Яхонтов, которого в его войске звали атаманом. Хотя имел законный чин генерал-майора.

А другой был скромным по чину (прапорщик), но величавым воителем в душе. О нём – далее. Оно конечно, не всем это интересно. Но, во-первых, читательский зал нашего «Вестника» — не проходной двор. И во-вторых, кто знает, не потому ли, что до сих пор толком не разобрались в прошлом, мы путаемся в путях-дорожках и задачах своей современности?

2. По законам сериала…

Современник наш, молодой и в особенности юный, термин «Сериал» связывает с кинематографом и ТВ. Это следствие, скажем так, нечрезмерной начитанности нового поколения. На самом деле, серийности подачи материалов (во всяком случае, с позиций до сих пор существующей литературной истории) – более шести тысячи лет. В конце концов, что есть многоглавое или многотомное произведение (при всем тематическом и детальном разнообразии предыдущих и последующих глав и томов), как ни тот самый сериал? Главы повести или романа – серийная творческая продукция, единая и во многом противоречивая, разве не литсериал? Грушевскому и Карамзину это не приходило в голову, когда дописывали свои последние главы истории. Не так квалифицировал свои художества Алексей Николаевич Толстой, когда работал над трилогией помянутого «Хождение по мукам». Он просто не знал, что таким чином создает сценарную основу для одноименного сериала. Даже для двух. Даже трех – соответственно, трехсерийный (Рошаль), двенадцатисерийный (Худяков) и тринадцатосерийный (Ордынский). Да и воообще, все серийные кино-телефильмы – прежде всего серийная литература. Ибо в основе – писательский, драматургический материал. Сценарий. А ведь драматург – писатель. А драматургия – не что иное, как род литературной продукции.

«Ну, а это все – к чему?» – спросит читатель, – «В предыдущей серии-рассказе о генерале Сокире-Яхонтове, помнится, насчёт сериальной истории и теории не было ни слова». Вопрос, конечно, логичный. Тут автор считает уместным сослаться на другого сериальщика, также при жизни не заставшего серии экраннизаций своих бесчисленных произведений. Был такой, представьте, О’Генри. Так вот, приблизительно по этому поводу он говорил: «Искусство повествования заключается в том, чтобы скрывать от слушателей все, что им хочется узнать, пока вы не изложите свои заветные взгляды на всевозможные не относящиеся к делу предметы». И еще: можете ли вы, читатель мой разумный, категорически отрицать, что со временем (при жизни автора этих правдивейших строк или как-нибудь после) сей рассказ будет экранизирован сериально? Отсюда и на этот случай — напоминание. Жанр сериала предполагает в каждой аннотации к следующему материалу напоминание о теме, идее и некоторых существенных деталях предыдущего. Вот теперь — ближе к делу.

3. «Краткое» содержание предыдущей части…

Итак, у нас с вами – два атамана, читатель дорогой. С одним из них вы познакомились в первой, так сказать, серии – «Сокира в Одессе». Второй же… но, поскольку, в первой о нём не было сказано ни слова, здесь пока напомню о первом – в соответствии с названием главы.

В детстве домашние звали Вика. Кадетишки-ровесники – Вица. Ни им, ни семье, ни учителям его взлет и падение в будущем не приходили в голову. Только он один, очень рано организовавший дневник и многое доверявший ему, не сомневался в будущем своем величии. Мало того, собственноручные записи свидетельствую о его нарастающей тревоге за будущее. Она была безотчетной, логически немотивированной и прямо не связанной с происходящим. И действительно, с чего бы? Напомним: в год его рождения 1874 (по некоторым документам – 1881 г.) до т.н. великого октября было еще астрономически далеко. Месторождение – Санкт-Петербург. Семья? Русские аристократы. Глава – профессиональный военный в надцатом колене. И значит, поездки-переезды с детства. Тифлисский кадетский корпус. Знаменитое Павловское военное училище. Горийский пехотный полк, Грузия. Николаевская академия генерального штаба – закончил по первому разряду. 79-й Кудринский полк. Кавказ. В 1905-м перевод на Дальний Восток. Русско-Японская война, Приамурский округ. Штаб Маньчжурской армии. После – инспектор кадетского корпуса. В Первую мировую – командир 25-го Смоленского пехотного полка. И начштаба дивизии. Командир бригады, генерал-майор. Западный фронт. В табельные дни, т.е. при парадном мундире со всеми наградами, офицеры называли его Иконостасом. Кавалер орденов Св. Станислава 2-й и 3-й ст., Св. Анны 2-й и 3-й ст. с мечами, Св. Владимира 3-й ст. с мечами и 4-й ст. с мечами и бантом; И, наконец Св. Георгия 4-й ст. И Золотое оружие с георгиевским темляком — от командующего Западным фронтом. Как ему было не поверить в свою удачливость!

Всю обедню, конечно же, испортила штормяга революции. Но тонуть он не собирался. Из водоворота гражданской войны генерал-орденоносец царской службы однажды прибился к берегу гетмана всея Украины Скоропадского. Его дивизия присягнула на верность гетманскому прапору, дислоцировалась на Черниговщине и держала украино-российский кордон. Что ж, гетман – так гетман. И довольно быстро он вписался в украинские дела. Войско его именовалось УГА, Украинская Галицийская Армия. И была у главного командования в большом доверии. Так что до Дворца стали даже доходить слухи, что Сокира как-то нехорошо поглядывает на гетманскую булаву. А пуркуа бы и не па? Но тут…

Но тут, как на грех, войско Петлюры энергично пошло на Киев. И гетман бросил своих героев – с булавой и с немцами уехал в Германию. Об этом сказано-снято-написано уже немало.Одни только «Дни Турбиных» чего стоят. Ну-с? Куда генералу податься? И его превосходительство подался со своим войском… в Добрармию – к Деникину под крыло. И именно – в Одессу. Здесь-то и поставил он рекорд пребывания во главе города. Эвакуирующиеся белые и интервенты передали всю власть (которую они так и не сумели удержать и потому она им, эвакуантам, была уже не нужна), УГА, Украиской Галицийской Армии, соединением которой здесь командовал наш Сокира. Помните, да? Он, таким образом, стал главой Одессы. Правда, на пару суток. Установив, таким образом, своеобразный рекорд пребывания на этом посту. И до, и после разные земляне возглавляли Южную нашу Пальмиру. Но этот рекорд не побит до сих пор. Интересующихся адресую к помянутой первой нашей «Серии».

4. Совсем другой атаман…

Именно: другой. И не дворянского происхождения, и не в Санкт-Петербурге родился. И папаша – не военный. Всё, почитай, иначе. В ту старину Киевская губерния Российской империи числила и Чернобыльский уезд. А в нём – Горностайпольскую волость. И в ней, среди прочих – село Грини. Там и родила его простая женщина-трудяга. Крестьянка. Жизненный путь генерала Сокиры-Яхонтова был как бы ясен с детства – военная служба. У этого деревенского хлопчика также особых неясностей впереди не было. Вроде бы на роду было ему написано, как и предкам, «Уныние севооборота», как выразился в своих мемуарах один из революционных вождей. Тяжелый труд, безвестность и бедность. И когда Илько стал учителем в сельской школе – это по тем временам и местам уже была каръера! Оно конечно, по нашим временам, с их модой на ассортимент вузовских дипломов, дело не хитрое. Учить сельских ребятишек считать, читать и писать. Но тогда прорыв был налицо: звался наш герой уже Ильёй Тимофеевичем.

Он мог бы сказать и о себе словами поэта: «У меня отец – крестьянин. Ну, а я –крестьянский сын…». Впрочем, в распоряжении автора нет сведений о том, что он сочинял стихи или, по крайней мере, их читал. Сэкономим время, силы на подробностях его детства, отрочества, юности. Крестьянская жизнь в империи также воспета предостаточно. И идиллически, и критико-реалистически. Уточним только: Илько, по всей видимости, был способным мальчиком – хорошо закончил Земскую школу и даже стал народным учителем – в рамках образовательной реформы тех лет. Ну-с, так бы оно и было: школа, ученики, их родители. Чем не жизнь! По крайней мере, и одеться можно относительно прилично-аккуратно, и спину не гнуть на помещика. Или, хуже того, на своего же брата-крестьянина, только более удачливого, зажиточного и нанимавшего батраков.

В губерниях, где массы населения составляли украинцы, именно народные учителя играли огромную роль в просвещении и общекультурной жизни. Корнями глубоко ушедшие в народ, они жили этой органикой и в дальнейшем играли заметную роль в украинском национальном движении. И был он уже не Илько, а очень даже Илья Тимофеевич Струк

И опять, и снова: но в это время… О, эти роковые слова! Разрешение от бремени пролога и завязки. Пропуск в главную часть повествования. Военно-детективного – в особенности. Что называется: от ворот поворот. закон драматургии. Соблюдем же и мы в этом месте драматургический закон. Тем более, сама история диктует нам его. Да еще какой. Принципиальный! Принято считать: есть такой поворот – есть драматургия, а нет – сами понимаете… Кажется, во всей мировой классике только один великий драматург позволил себе роскошь бесповоротной литературы. Вещь так и называется: «Скучная история». И притом, что большинство читающих землян с его творчеством знакомо, едва ли 0,5% вещицу эту прочли. Хотя бы до середины. Но гений мог себе позволить роскошь такой бесповоротности. Мы – не гении, хотя и получали, признаться уверения в этом от некоторых современников. Приятно, конечно, но на рассуждения об их искренности обычно не было ни времени, ни сил. Словом, как простые смертные писатель и читатели, обозначим в этом месте правдивейшего нашего рассказа крутой поворот.

Имя этому повороту: Принцип. Принцип – убийца. Однажды он убил человека. И из-за этого, немного не мало, началась Первая мировая война. Убившая, в свою очередь, более 20 миллионов землян. Не говоря уже о и раненных и контуженых. Принцип тут – всему начало. Хоть это и своего рода каламбур. Гаврило Принцип, сербский студент-патриот в один прекрасный летний солнечный день вышел из кафе и произвел несколько револьверных выстрелов в пассажиров проезжавшего мимо открытого авто. Это были наследник Австро-Венгерского престола эрцгерцог Франц Фердинанд. Там и эрцгерцогине перепало, и адъютанту. И даже, кажись, водителю. На дряхлеющем теле Австро-Венгерской Империи лопнул гнойный нарыв: та пальба стала «casus belli» – (поводом к войне).

Ну, разумеется, собственно причина той мировой бойни была несколько сложнее. О чём тоже написано много всего. Но ее прожорливого зверя разбудил именно тот небольшой револьвер бельгийского производства «Fabrique Nationale» модели 1910 г. И в массе проснувшихся от этой пальбы землян оказался еще один герой. Еще один будущий атаман. Не вышло ни с занудством севооборота, ни с посевом разумного-доброго-вечного в умах и душах крестьянских детей. Суждено ему было – служить и воевать. Вот такой он вышел, этот самый поворот темы.

Война очень быстро проредила ряды офицерства обоих сторон. И мобилизовала всех, кто хоть как-то годится в «их благородие». Проследить рядовое начало службы И. Т. Струка трудновато, даже не смотря на оставленные им в 60-е годы мемуары. Он, в частности, поведал миру о том, что сражался с супостатом поначалу палубным матросом на яхте «Штандарт». Между прочим, не секрет: прогулочное это судно-отдохновение принадлежало Николаю Второму и в боевых действиях, естественно, прямо не участвовало. Есть и другие нестыковки. Но совершенно точно известно, что героя нашего определи в юнкерское училище. Каковое окончил ускоренным курсом и был выпущен прапорщиком в пехоту. По его словам, дослужился до подпорчика, поручика. И даже –до штабс-капитана. И вроде как до Георгиевских крестов всех степеней. По тем же воспоминаниям, был делегирован на конференцию украинских солдат западного фронта. А после на военный съезд в Киеве. По всей видимости в окопы больше не возвращался.

Уже через год он оказывается в родной губернии – притом, что война продолжалась. То ли отпуск получил, то ли попросту сбежал. Ничего удивительного. К 1917 г. очень многим фронтовикам война надоела до мозговой рвоты. Даже и офицерам В окопах шла буза, шныряли большевистские пропагандисты. Доблестные российские воины еще летом 1914 года оравшие «На Берлин! На Берлин!» самовольно братались с противником. Фронт разваливался. Вот тогда-то Илья Струк и стал народным атаманом. Его отряд насчитывал две тысячи штыков и сабель при пушках и пулеметах. И выступил против бывшего свитского генерала российского царя — гетмана Скоропадского — за директорию свободной и независимой Украинской Народной Республики.

5. Погоны – долой…

Уже через год, как-то в осень он оказался в родной губернии – притом, что война продолжалась. То ли отпуск получил, то ли попросту сбежал. Ничего удивительного, к 1917 г. очень многим фронтовикам война надоела. Ну, то есть, до мозговой рвоты. Как сказал поэт:

«…А осень шла. Ее походка лисья,

прыжки непостоянны и легки,

и осыпались, желтые как листья,

и оголяли фронт фронтовики.

Не дослужив до унтерских нашивок,

шагали бывшие орлы и львы —

их понесло, тифозных и паршивых,

соленым ветром, дунувшим с Невы…».

Впрочем, уходили и с нашивками — ефрейторы, и унтера. Надоело даже и многим офицерам, особенно полевым. В старой царской армии присягали на верность лично царям. А Николай отрёкся, присяга ему оказалась недействительной. Демократическая российская республика и её временное правительство к новой присяге воинов не приводили. Зато поспешили объявить, что четыре лучших годочков жизни они проливали свою и чужую кровь по воле императрицы-немки и конокрада-охальника Гришки Распутина. И фронт дружно и звучно плюнул на свои мятые-истёртые погоны, дырявые сапоги и обмотки. В быстро пустеющих окопах шла буза, шныряли большевистские пропагандисты. Комиссары адвоката Керенского на траншейных митингах пытались объяснить разницу (ну, да, теперь же им предстоит кормить вшей и гибнуть не за монархию, а за светлые идеалы). Но само слово «Демократия» вызывало и без того давно покривившиеся улыбки. А на тезис острой необходимости для отечества проливов крестьяне в жутких шенелях кричали «Землю давай! А без Дарданелов обойдёмся!». Но чаще всего вообще не слушали, свистели и расходились. А кого и побили – уж больно чистенькими и сытыми выглядели посланцы нового премьера.

Доблестные российские воины, еще летом 1914 г., оравшие «На Берлин! На Берлин!» , теперь самовольно братались с противником. И устраивали с ним мирные беседы-закуски между своими и вражескими окопами. Фронт разваливался. Вот тогда-то Илья Струк собственноручно сорвал с себя золотые погоны (один просвет, четыре звездочки) и был избран народным атаманом. На альтернативной, конечно же, основе. Был, что называется, в авторитете. Под его прапором оказалось порядка двух тысяч штыков и сабель при пулеметах и даже одной пушке. И даже – со своим оркестром. Он подчинялся непосредственно С. В. Петлюре, который лично принял смотр этой воинской части. Отношение Главного атамана армии и флота Украины к И. Т. Струку с самого начала сложилось неустойчивое: атаман оказался не в меру беспокойным-инициативным. И ко всему прочему, крайним антисемитом. В Киев он вступил вместе с другими частями и подразделениями УНР, но вопреки приказу – повёл своих орлов и львов через Подол, своего рода черту оседлости. Спокон веку там проживало большое количество киевлян еврейского происхождения. Это было открытием погромного сезона.

Гульнули хлопцы от души. Громили еврейскую бедноту. Мелкие ремесленники, неспортивные многодетные мужчины. В общем, Струк был арестован лично Петлюрой за погромы, грабеж мирного населения и неподчинение приказа. Атаман объяснял эти художества настроениями его войска: при уходе из Киева с Куреневки, Липок и, в особенности с Подола украинцам стреляли в спину. И тем, что при наступлении на Киев тылы сильно поотстали и отряд был вынужден самоснабжаться. Между тем, Гражданская война разгоралась — обеим сторонам позарез нужны были лихие командиры, уже повязанные кровью. И взаперти наш герой сидел всего ничего. Да и охрана была из его отряда. Дело, можно сказать, закончилось ничем. Подумаешь – погром. Убийства. Изнасилования. Грабеж. Гражданская война все спишет.

Читайте продолжение по ссылке

Подписывайтесь на наши ресурсы:

Facebook: www.facebook.com/odhislit/

Telegram канал: https://t.me/lnvistnik

Почта редакции: info@lnvistnik.com.ua