Читатели наши знают: то, что называется на профессиональном языке идейно-тематическим кругом, для «Вестника Грушевского» — явление более чем широкое. Ведь сказано: художественно-литературное и научно-популярное издание. Значительным сектором этого круга уже не первый год — темы и идеи, связанные с вопросами Права. Сектор этот постоянно знакомит с «Законными» проблематикой, информациями и размышлениями такого плана серьезных правоведов, ведущих юристов — адвокатов и судей. И на этот раз приглашаем Вас, уважаемые читатели, стать, как говорят правоведы, соучастниками беседы нашего собственного корреспондента с человеком, который с юности посвящает жизнь именно праву, именно закону. Стоит ли доказывать — насколько это актуально в наше непростое время.
Итак, наш собеседник сегодня – Андрей Игоревич Дришлюк, судья, заместитель председателя Одесского апелляционного суда, кандидат юридических наук, доцент. Знакомьтесь – кто не знаком.
Расскажите о себе: семья, где учились, почему вообще выбрали данную стезю? Приходилось ли заниматься уголовными делами? Почему специализировались на рассмотрении гражданских дел?
– О себе? Я, потомственный юрист в третьем поколении. Семья юристов… Мне с самого детства думалось, что тоже буду юристом. Ну, как выяснилось, юрист – понятие широкое. Из тех постулатов, которые слышал с детства: это – от немецкого, от английского «Jurist», по латыни — «ius» ( «право» ). И знал, что это – специалист по правоведению, по юридическим наукам. Работник в области права. Так, мама работала адвокатом, с самого моего, можно сказать, рождения, а я приобщался к профессии даже до своего рождения… ибо она будучи беременной мною, ходила со мной на преддипломную практику в юридическую консультацию Ильичевского района г. Одессы. Отец, после армии, служил непродолжительное время в правоохранительных органах, был преподавателем — ассистентом кафедры уголовного права в университете. И мне как-то само собой казалось, что я буду совмещать две профессии – адвоката, как мама, и преподавателя как отец. К тому же, и у деда моего тоже было юридическое образование. Соответственно, еще в третьем классе я твердо считал, что буду адвокатом, в отличие от очень многих моих ровесников, которые или не определились с будущей профессией или которые хотели быть пожарниками, милиционерами, космонавтами и т.д.
– А дальше?
– Ну, а дальше все мое обучение в школе уже было ориентировано исключительно на то, чтобы поступить в юридический ВУЗ. Соответственно основное внимание уделялось истории, языкам. На момент окончания школы СССР распался, постоянно менялись правила набора. Допустим, когда я поступал мы два раза сдавали право – письменно и устно, а в предыдущие годы сдавали, насколько я помню, украинский, историю и право. Ну, в общем, я поступил в ВУЗ, тогда он назывался «Юридический институт при Одесском государственном университете имени Мечникова». Это был 1994 год. Отмечу, что к окончанию школы, я начал понимать, что в юриспруденции есть масса внутренних специализаций. Т.е. юрист – это понятие широкое. Я поступил на факультет правовой работы в народном хозяйстве. Это был самый большой факультет в юридическом институте по численности абитуриентов. Затем, когда была создана Юридическая академия, большинство студентов перешло учиться в нее, считая это естественным продолжением своего обучения на «юрфаке», как его все называли по привычке. Соответственно в 1999 году окончил я уже Одесскую государственную юридическую академию. Поскольку с третьего курса пошел работать, то с практической точки зрения ощутил многогранность юридической профессии в том плане, что есть юрисконсульт, который работает на предприятии, есть адвокат, который занимается гражданскими, уголовными и другими делами, есть преподаватель права. Появилось понятие «корпоративного юриста» и так далее. В процессе работы вернулся к детской мечте стать адвокатом, как мама. Сдал квалификационный экзамен в 2001 году. Затем поработав юрисконсультом, замначальника юридического отдела, понял, что следующая профессиональная ступень, которую следует преодолеть — это стать судьей.
Накопленный мною к тому моменту опыт подсказывал, что судебная система, с которой я сталкивался, нуждалась в переменах. Может ли один человек (судья) изменить систему – конечно, это громко сказано, но влиять на некие процессы ее трансформации, помогать людям — можно, решил я. Поэтому в возрасте 22 лет я начал «новое восхождение в мечте». Поскольку возраст еще не позволял стать судьей, я постарался не тратить времени, поступил в заочную аспирантуру ОГЮА, продолжая работать, защитил диссертацию, преподавал. И где-то, в общем-то, свою раннюю детскую мечту реализовал к 25 годам, получив практический и преподавательский опыт, т.е. совместив профессиональный путь матери и отца. По достижению 25 летнего возраста стал вопрос — как практически стать судьей. Тогда другие были правила набора. Наверно, даже в чём-то более лояльные и местами более правильные. Ты чувствуешь себя не случайным человеком в новом коллективе — где тебя уже знают, где у тебя есть уже профессиональная репутация. Так я стал в судейский резерв (который раньше существовал) и стал ждать. Все это время я не бросал преподавание, получил ученое звание доцента, но практику не бросал. Это было достаточно интересно: сначала добывать знания и приобретать навыки на практике, потом нести их студентам.
Практически когда уже заканчивался срок пребывания в резерве – три года, образовалась вакансия, и мне удалось пройти все действовавшие на тот момент процедуры и стать судьей в Малиновском районном суде города Одессы. Еще интересный момент: я попал в суд, в котором уже была введена специализация при рассмотрении дел. Поскольку научный профиль мой составляло как раз гражданское право, то я был определен председателем Малиновского районного суду Личманом Л.Г. в коллегию по рассмотрению гражданских дел и занимался
рассмотрением гражданских дел, дел об административных правонарушениях, дел административной юрисдикции. Таким образом, благодаря такому организационному решению у меня появилась возможность и дальше совмещать теорию и практику. Вернусь немного в прошлое в аспекте специализации и «совпадений».
Многим студентам нравится уголовное право, когда они начинают его изучать. Это как-то более интересно, романтично. Я не был исключением. Но у меня гражданское право (вел практические занятия) Вячеслав Иванович Труба, нынешний ректор Одесского национального университета имени И.И. Мечникова. А тогда он был еще ассистентом, который смог увлечь в гражданское право не только меня, но и многих моих однокурсников. Вся группа, как заводная, работала на практических занятиях, а у нас была достаточно сильная группа — 5 или 7 красных дипломов и это было максимальное количество «краснодипломников» по тем временам. Потом, в аспирантуре, оказалось место только на кафедре гражданского права у Р.Н. Минченко. Получилось, что я попал снова в гражданскую специализацию. Административные дела, в общем-то, где-то созвучны с уголовными. Оборачиваясь назад, могу сказать: да, ты на чем-то можешь специализироваться, но если ты изучил гражданское право, то для тебя все остальные дисциплины – это не проблема.
– Криминологи так же говорят по поводу гражданского права?)
– Нет. Вот они такого не говорят (смеется). Все признают, что гражданское более емкое, более сложное. И я всегда говорил студентам: «Смотрите. Казалось бы, все просто – пошел за хлебом, купил хлеб, а не факт. При рассмотрении гражданского дела могут возникнуть трудности в квалификации этих отношений. Сторона может утверждать, что имели место другие правоотношения – не купли-продажи хлеба, а, например, мены, обмена, займа и т.д.».
– Что внесли годы эпидемии и карантина в Ваш опыт судейской работы? Как работается Вашим коллегам в таких условиях ? Менялась ли нагрузка на Одесский апелляционный суд?
–Вы знаете, эпидемия и карантин – весьма своеобразный опыт, несмотря на тот негатив, который с ним связан, в том числе ограничение социальных связей и прочее. Появились очень интересные вещи. Это подтолкнуло судебную систему, саму по себе достаточно консервативную, к таким вещам, как проведение видеоконференций, как онлайн-слушания, обсуждения на круглых столах и пр. Вообще хочу сказать, что во многих случаях, я для себя, понял, что рабочую группу проводить намного комфортнее и быстрее онлайн, не отрывая людей от их же дел. Это не всегда эффективно, не во всех случаях, но в целом, если не считать наши нечеловеческие нагрузки в апелляционных судах – особенно в городах-миллионниках, то однозначно есть позитивные стороны в онлайн-слушаниях. Например, адвокату из Киева приезжать в Одессу на одно дело, которое, неизвестно состоится или нет, может быть по разным причинам, затруднительно. Разумнее подключиться онлайн, при условии, что суд обеспечен соответствующей материально-технической базой и качественным Интернетом. Хотя, я знаю адвокатов, которым было очень «тяжело» подать заявление о рассмотрении «дела», когда суды были закрыты. Их можно было понять. У судей на самом деле было все то же самое: в начале страшновато онлайн, неуютно, как все новое, а потом становиться привычно. Сейчас, я думаю, если бы у нас стала нормальная нагрузка, большинство согласились бы слушать все дела онлайн. При условии, опять же, что у всех участников есть технические возможности, в том числе качественный Интернет. Новые условия обострили, с одной стороны, те проблемы, которые существуют – некачественное предоставление юридических услуг, ненадлежащая материально-техническая база и прочее (но они и раньше были), а с другой стороны, предоставили новые возможности, вынудили пересмотреть устоявшиеся подходы ко многим вещам. Если юридически все работает как надо, на стадии апелляции вообще все идеально – все материалы собраны, задача – отслушать людей, принять решение в рамках сроков. А при онлайн слушаниях при этом все фиксируется не просто на аудио, но еще и на видео, в том числе кто как себя ведет в заседании. Но, опять же, для таких идеальных условий не хватает еще очень многих составляющих. И тем не менее, я бы сказал в целом, наш опыт существенно обогатился, в том числе такими новыми «фишками» онлайн слушания, когда участники принимают участие в судебном заседании вне суда.
– Какие составляющие, Вы имеете в виду, можно было бы добавить?
– Если мы говорим о техническом обеспечении, то оно должно быть соответствующим. Канал Интернет должен быть высокой скорости. Техника должна обслуживать этот канал, учитывая количество людей. Заседания, откровенно говоря, должны быть хорошо подготовлены, где все знают и четко выполняют свои роли. С соблюдением полностью всех процедур, грубо говоря, это 20-30 минут на дело в апелляции. За свои полдня, которые мне положены как докладчику физически я могу, допустим, провести реально 8-10 гражданских «Дел». И вот следующий фактор: укомплектованность апелляционного суда. Это проблема не только у нас в Одессе. Вот на сегодня у меня было назначено девятнадцать заседаний. Спасибо, некоторые участники не пришли (смеется). Если будет возможность, мы их рассмотрим в письменном производстве, обсудим с коллегами, и будут приняты решения в течение 10 дней. Но физическая пропускная способность коллегии в один доклад – это 8 заседаний. Допустим, коллеги начинают в 10:00, заканчивают в 13:00, с обедом, без лишений каких-то производственных, санитарных и прочих. Ну, вот и посчитайте даже если по 15 минут, это 4 дела в час. Это притом, что все идет, как положено в апелляции: выступление докладчика, одной и второй стороны. А по факту это неправильный расчет. Нельзя ограничивать людей этими 15 минутами. Дела бывают разные. Кому-то хватит 7 минут, кому-то нужно полчаса. Вот третий фактор. На фоне общей неукомплектованности судов получается, что в городах-миллионниках худшая ситуация. Это Харьков, Одесса, Днепр, Львов, где количественный состав апелляционных судов 30% от количественного состава по состоянию на 2012 год. В принципе, если устранить эти факторы, то судьи давно уже готовы работать в новых условиях. Например, сегодня среди заявленных дел была одна онлайн конференция, представитель подключался из Киева, так сказать не покидая рабочего места.
– Уже давно в частных структурах, а в последнее время уже и государственных, используют такое понятие как KPI, которым измеряют эффективность работы, работника, чиновника, руководителя. В Вашей сфере фигурирует ли что-то подобное?
– Действительно можно сказать, в известном смысле, что пандемия пошла на пользу в этом плане. Входящая нагрузка, по сравнению с 2012 годом (и сегодня мы отслеживаем эти показатели, публикуем), не уменьшилась, а судей в апелляционном суде с 84-х в 2012 году до сегодняшних 26-ти уменьшилось….
– Всего 26 судей на все это огромное 10-ти этажное здание?!
– Да, всего 26 судей на Одесскую область (из них еще три подало заявление про отставку). Когда-то было 85 (одна была вакантной). Я пришел в 2012 году, палата по гражданским делам насчитывала 48 человек, уголовная – 37. Сейчас осталось уголовных 10 судей, гражданских – 16. И это в наше бурное, мягко говоря, время…
– Как говорит Ким Борисович, в Одесской области, может разместиться три-четыре европейских государства. Маловато будет…
– Так оно и есть. Мы уже пишем в процессуальных документах, чтобы людям было понятно, почему дело с момента входа в апелляционный суд назначается, допустим, через 4-5 месяцев. Это притом, что в соседних областях таких проблем нет… Поэтому во все процессуальных документах, мы начали писать о фактической нагрузке, которая имеет место. У людей возникает резонный вопрос — почему, например, в соседней области дела назначаются через 3-4 недели, а у нас в лучшем случае через 3-4 месяца? Ответ прост — потому что соотношение «количество судей / количество дел» разительно отличаются. Такая же ситуация в Харькове. Могу привести простые и понятные цифры: входящих гражданских дел без остатка за предыдущий год — 6000 дел. Посчитайте, 6000 дел должны рассмотреть 48 судей или 16… Калькуляция неутешительная… Даже несмотря на то, что в процессуальном законодательстве есть определенные изменения в ходе последней реформы, которые как бы должны оптимизировать процесс, уменьшить физическое нахождение сторон в залах, т.н. «письмове впровадження» и пр., это не решает вопрос как рассмотреть указанные 6000 дел в разумные сроки. Например, можно сказать так: количественные показатели в связи с упрощением определенных процедур возросли, допустим, в два раза. Т.е. в среднем судья апелляционного суда раньше мог 200 дел рассматривать, сегодня – 400. Однако это не говорит о том, что качество улучшилось, и не говорит о том, что пропускная способность возросла. Это только означает, что за счет письменного производства, там, где дело слушается без вызова сторон, за счет этой небольшой оптимизации, найдены внутренние резервы. Если честно, то при такой нагрузки и говорить о качестве просто страшно. Большинство людей не знают об этой стороне деятельности нашего суда и лишь только те, кто вник в проблему, относятся с пониманием.
В целом, когда мы говорим об эффективности, у нас по советской традиции, это всегда упиралось, к сожалению, в какие-то количественные показатели. С такой точки зрения я бы мог Вам с гордостью сказать:… «Знаете, мы выросли и стали рассматривать в два раза больше дел, но, к сожалению, иногда это совсем не то рассмотрение, которое хотелось бы иметь. А когда человек попадает в суд и, насмотревшись до этого американских фильмов, где судья очень терпеливо, степенно слушает речи адвокатов, прокуроров, а тут приходит злой, уставший судья, всех обрывает, все как-то смазано получается, оборвано, и человеку не понятно, что происходит, и почему его в какие-то временные рамки загоняют, у него то одно дело, и он считает его самым главным (я сейчас говорю про апелляционный суд, не беру районные суды, там своя специфика). Поэтому количественно мы можем сказать, что наш KPI существенно возрос, но лично я бы на это не ориентировался. К сожалению, говорить об оценке эффективности нашей деятельности нужно так … Я бы сначала укомплектовал штат, обеспечил технически всем необходимым, в том числе стабильной заработной платой, а потом бы проводил оценку… В принципе я и сейчас могу сказать, что «Знаете, вот когда будет полный штат, даже при современной технической базе, мы покажем прирост раза в 2-4 раза по срокам рассмотрения и вырастет качество на порядок». И тут все очень просто — те, кто сегодня под нагрузкой работают «разогнутся», а те, кто придут, будут еще полны сил и энтузиазма, и будут работать с удвоенной энергией… Мы тогда покажем, наверно, лучший результат за все годы существования апелляционного суда. Но это, опять же, при вышеуказанных условиях. Подчеркну, мы и сегодня в количественных показателях рассматриваем в два раза больше, но я не делаю из этого какой-то стратегической победы. Потому что знаю, как это все происходит, и понимаю, какие ошибки могут быть допущены, к сожалению, которые потом будут исправляться судом вышестоящей инстанции. Поэтому я бы не привязывался к эффективности в цифрах. Я думаю, после приведенного мною, стало ясно для понимания, что каждый наш судья в апелляционной инстанции, в прямом смысле работает за четверых – за себя и еще троих, которых не набрали.
– Готовы ли, на Ваш взгляд, суды к очередной реформе? Как, по-вашему, вообще проходит реформирование судебной системы в Украине?
– Насчет, как раз, судебной реформы. Вы знаете, сколько я работаю, а иные коллеги работают и больше меня (я, допустим, работаю судьей 15 лет), и сколько я работаю, все время идут какие-то этапы реформы. Коллеги, которые работают 20-30 лет, тоже говорят: все время идут реформы. Советский Союз распался – и началась реформа. Где-то они абсолютно оправданы, т.е. какие-то есть современные вызовы, необходимость адаптации. Например, если сравнить, время когда я начинал работать, то и компьютеры не предоставляли, и сетей не было компьютерных и интернета. А сегодня все шагнуло существенно вперед. Много чего и сегодня не хватает – Интернет-каналов, определенного материально-технического обеспечение и т.д. – но есть какая-то эволюция, несомненно. Есть эволюция и в законодательстве. Но сегодня как-то уже «сложно» слушать, что все проблемы в государстве сводятся к судебной реформе. На самом деле там уже и реформировать особо нечего. Так, судьи апелляционного суда практически все прошли оценивание и подтвердили соответствие занимаемой должности. Мы ждем, когда ВККС заработает для того, чтобы добрали новых судей, чтобы пополнить наши ряды и снять эту нечеловеческую нагрузку. Сложно представить себе, что еще дальше реформировать. Знаете, иногда возникает уже какой-то нездоровый интерес – «А что же дальше? Что еще придумают?». Система-то одна, а так еще много интересных идей у кого-то …. Вот председатель комитета ВР по правовой политике Андрей Костин, наш земляк, правильно обращает внимание: давайте отказываться уже от термина «реформирование» и говорить об оптимизации, усовершенствовании. Уже есть такая мрачная шутка в судейской среде, что «мы как-то застоялись без очередной судебной реформы, что-то давно уже ничего не происходило, не сдавали … уже целый год!». Поэтому, мне кажется, что судьи уже давно готовы ко всему, в том числе очередной реформе, но нужна ли она ??? Все эти перепитии отвлекает непосредственно от работы. Т.е. когда население требует качественного, справедливого, эффективного правосудия, наверно, надо бы прекратить процесс «реформирования» и все-таки дать возможность показать какой-то результат. Я скажу больше, что в результате «реформирования» произошло «обескровливание» апелляций в крупных областях и нарушилась связь между первой инстанцией, второй и третьей. Апелляция, все-таки, была связующим звеном между инстанциями, каким-то корректирующим и стабилизирующим фактором. А сегодня все по-иному …
Плохо, что страдают люди, которые приходят в суд за результатом по своему личному делу и вынуждены его ждать очень долго. Вот это я считаю, основная проблема. Поэтому хочется, чтоб реформа уже закончилась и наступила стабильность. Но, к сожалению, реформа все время только начинается. И начинается с переделывания того, что не доделали. А хотелось бы, чтобы, все-таки, реформа была завершена, проведена какая-то черта, и только потом начался оценка работы суда, его КПД и поиск путей повышения эффективности (если потребуется).
– Как современность влияет на отношения в гражданском процессе между судьёй и адвокатом (представителем)?
– Хороший вопрос, спасибо. Насчет современности. У нас была возможность стать участником международного проекта, мы им стали, и наш проект «Суд, громадяни, суспільство, держава: співпраця заради змін» при поддержки правительства Нидерландов пилотируется в трех судах Одесской области, в том числе Одесском апелляционном суде. Мы совместно с адвокатами и прокурорами разработали, используя нидерландский опыт «guide-line» — своеобразные правила поведения участников процесса, которые касаются «серых» зон правосудия – т.е. отношений прямо законом не урегулированных, но существенно влияющих на процесс осуществления правосудия. Если интересно, я Вам даже дам с ними ознакомиться.
В Нидерландах судебная процедура на момент их введении была не настолько формализирована как у нас. Это мы привыкли к кодексам, кодексам, чтобы все было расписано. У них эти гайдлайны восполняли пробелы в процессуальном законе, детализировали его. Там есть достаточно интересные вещи и мы воспользовались опытом коллег и пытаемся запустить в работу. Нами совестно с Радой адвокатов Одесской области и прокуратурой Одесской области разработаны аналогичные гайдланы или «Правила» по уголовным и по гражданским делам. Поэтому я могу сказать, что, с точки зрения взаимодействия, мы впереди планеты всей. Это единственный проект на территории Украины, который касается этого аспекта и имеет большое практическое значение. Мы за счет этих согласованных правил, например, планирования судебного заседания, пытаемся убрать «серые зоны», в т.ч. снизить коррупционные риски, стать понятнее и эффективнее для участника процессов, т.е. оптимизировать судопроизводство. И вот тут пандемия, кстати, нам помешала. Почему? Я пришел к такому выводу, что для налаживания чего-то нового надо только личное участие и укомплектованные суды. У нас в проект, кроме апелляционного суда включен Малиновский районный суд Одессы и Измаильский горрайонный суд Одесской области. И соответствующие прокуратуры. Применяются эти Правила, честно говоря, на голом энтузиазме, потому что просто не хватает личных контактов, сыгранных групп участников, воркшопов, семинаров по тематике. Один из них мы запланировали в связи с понижением уровня эпидимиологической угрозы. Приедет иностранный эксперт, мы попробуем провести несколько подготовительных мероприятий. Так, что реализация нашего проекта и говорит о новых уровнях взаимодействия между судом и другими участниками процесса.
– По Вашему мнению, требует ли принципиальных изменений Гражданский кодекс (о чем не раз упоминается в юридических публикациях СМИ и материалах комитетов Верховной Рады)?
– Вы знаете, идет процесс рекодификации гражданского законодательства и некоторые участники публичных дискуссий называют это реваншем цивилистов в связи с тем, что некоторые представители научного сообщества – цивилисты, стали народными депутатами. Но это не так. Помню, я слушал еще много лет назад выступление Руслана Алексеевича Стефанчука в ОНУ им. И.И. Мечникова на конференции. На тот момент в гражданский кодекс, принятый в 2004 году, было внесено порядка 38 изменений, а сегодня, страшно представить, сколько. У нас, опять же, количество почему-то превалирует над качеством.
С учетом накопленного правоприменительного опыта и потребностей общества хотелось бы актуализировать гражданское законодательство и на этом тоже подвести черту. Надо уже определить какой-то принципиальный путь: у нас есть кодекс, который мы не трогаем, и мы все время меняем специальное законодательство, которое не может противоречить этому кодексу, или мы все-таки идем, как раньше — есть кодекс, принимаем специальные законы, и заодно изменяем кодекс. Получается динамический постоянный процесс, а уже хочется статики. И общественные отношения, с моей точки зрения, не настолько нуждаются в такой «бешенной» динамике. У нас же получается так: что-то есть в кодексе, но в основном мы пользуемся специальным законодательством, которое постоянно меняется и между собой местами несогласовано. Так что работа, которая ведется, это правильно. Но хотелось бы, чтоб, опять же, была какая-то точка, черта. Нужна стабильность и в законотворчестве.
– Что нам следовало бы позаимствовать из опыта, буквы и духа права у предков? А что у других стран-лидеров?
– Знаете, не хватает преемственности. Я об этом тоже писал в публикациях: мы, когда начинаем, что-то новое, то начинаем почему-то «…до основания, а затем…». При этом «затем» никак не получается. А, наверно, все-таки нужно учитывать один из основных законов в праве – это закон преемственности. Т.е. если мы что-то накопили, пусть даже негативное, мы это учитываем и на базе этого накопленного мы строим что-то новое, а не пишем с «чистого листа». Кроме того, не хватает восприятия «духа права». Оно характерно не для всех правоприменителей и это проблема. Как собственно и возникает оно не сразу, а существенную роль в этом играет накопленный правоприменительный опыт, который существенно отличается у судей, проработавших разное количество лет и в разных условиях. А что касается заимствования у других стран, вы знаете, мы так много уже позаимствовали… У меня была возможность сравнить с другими странами – мы действительно впереди среди стран постсоветского пространства. И, наверное, самые «опытные» во всех смыслах – и с точки зрения накопленного опыта, и с точки зрения перенятого опыта. Кстати, о заимствовании, мне прекрасно известно: «там» все далеко не так идеально, как нам это все показывается, есть свои проблемы в любой системе. И не мы занимаем первое место в Евросуде по количеству жалоб, в т.ч. по срокам рассмотрения. То есть проблемы и в европейских странах. Просто, наверно, хотелось бы вот такого отношения – что есть судебная власть, и если решение принято судом, его не надо обсуждать, его надо выполнять, если была допущена ошибка, его исправит вышестоящая инстанция. Такого вот не хватает подхода.
И это уже вопрос не к судебной системе. Это уже вопрос к исполнительной и законодательной власти. Александр Гамильтон в тексте Федералиста № 78 писал, что «…судебная власть – самая слабая. И нуждается в защите…» Почему вы спросите? Да потому, что у судебной власти нет своей армии, полиции, а деньги выделяются законодательной властью.
Сегодня очень высокие требования к суду, но при этом обеспечение самого суда очень хромает. Например, определенные политические силы пытаются заработную плату судьям уменьшить под разными предлогами, в т.ч. из-за пандемии. В других странах такого нет. Уровень материально-технического обеспечения во всех странах разный, соотношение заработных плат по отношению к средней зарплате тоже разный, но, тем не менее, говорить о том, что у нас в Украине максимальная заработная плата и минимальная нагрузка – такого нет. Наиболее «судящиеся» страны – это как раз страны постсоветские и, в т.ч., Украина.
– Мы даже по статистике разводов — первые в Европе.
– Мда …
– Что касается нового поколения правоведов, Вашей смены? Как Вы оцениваете уровень подготовки к самостоятельной работе выпускников-юристов с высшим образованием? Каковы перспективы подрастающей молодежи?
– Вы знаете, у нового поколения правоведов есть масса очень интересных вопросов. Я преподавал и помню по студентам, каждый следующий поток отличается от предыдущего. Кто-то лучше, кто-то похуже, кто-то силен в одном, кто-то силен в другом. Постоянно идет борьба в образовательной сфере в смысле улучшения, повышения качества. Мне кажется, что во все времена по разным причинам была такая проблема, что студент, окончивший даже на «хорошо» или на «отлично» ВУЗ, все равно не готов еще к практической работе. И вот этот разрыв между теорией и практикой – я об этом писал в научных публикациях, Леонид Григорьевич Личман об этом писал, да и многие, кто занимаются наукой и практикой, обращают на это внимание – разрыв был и есть, он только с годами увеличивается, к сожалению. И сегодняшняя проблема состоит в том, что, даже окончив самое «элитное» или «престижное» учебное заведение, студент не готов еще к работе. Я это вижу даже по тем стажерам, которые ко мне приходят. Но меня всегда приятно радовало, что приходят люди с высокой теоретической подготовкой. Для меня это – залог успешной практической работы. Сегодня акцент смещен, в т.ч., скажем так, с учетом западных тенденций на т.н. «приобретение навыков». Мне сложно представить себе юриспруденцию, которая состоит исключительно из «навыков». Юриспруденция, состоит из совокупностей теоретических конструкций, которые надо сначала осознать, запомнить и, как в математике, дальше с ними работать. Навык, несомненно, нужен, но для строго определенных направлений. Т.е. я могу предположить, что в судебной системе есть целые направления, которые действительно можно было бы охватить людьми без юридического образования. Но, с учетом тех тенденций, что у нас все сферы общественной жизни «юридизируются» (т.е. есть два фактора развития общества: техногенный фактор – эволюция, развитие технологии, и одновременно все больше общественных отношений становится правовыми) я считаю, что для нашей специальности теоретическая подготовка принципиальна. Для меня нет ничего практичней, чем хорошая теория, на самом деле. А вот разрыв между теорией и практикой должен заполняться. Возможно, в учебных программах следует более ответственно, не формально относиться к производственной практике. Она на самом деле никуда не уходила за эти годы, в т.ч., постсоветские. Всегда была производственная практика, преддипломная практика. Сейчас система меняется, и ее неэффективность – это скорее не минус системы подготовки специалистов. Это проблема реализации существующих образовательных технологий. Так, как организована производственная практика, она может быть действительно неэффективна. А с другой стороны, в условиях перегрузки принять стажеров и уделить им время – не так-то просто. Наверное, для этого тоже нужны специальные люди, подготовленные. Но я знаю, что такой вектор есть, он, наверное, перспективный. Нужно удалять этот разрыв между теорией и практикой.
Далее последняя проведенная реформа предоставила возможность допуска к профессии судьи людям, которые не работали в системе, имеется в виду ученым и адвокатам, прокурорам. Думаю, Вы об этом слышали. Т.е., раньше система строилась по такому принципу: чтобы стать судьей определенного суда, тебе нужен и определенный стаж – 3 года по специальности, но для того, чтобы стать судьей апелляционного суда, ты должен был проработать, в зависимости от законодательства, 3 или 5 лет судьей районного суда. Таким образом судья апелляционного суда это – судья, проработавший в районном суде. Такая ситуация тоже была не всегда. До 2002 года судьей областного суда на тот момент могли стать люди, не работавшие в районном суде. Т.е., опять же, все новое – это хорошо забытое старое. Хорошо это или плохо такой допуск к апелляционным и кассационным судам? С одной стороны, это дало шанс, допустим, адвокатам, ученым и представителям корпоративной юриспруденции стать сразу судьями, причем, Верховного Суда (это уже реальность). С другой стороны, ну, скажем так, эффективность от такого наполнения можно будет видеть по истечении 10-15 лет. У нас конкурс (который не был проведен), как раз предполагал в апелляционный суд до 10 человек на место. И это, в т.ч. судьи районных судов, адвокаты, преподаватели, прокуроры. Т.е. можно было бы отобрать лучших из лучших. Кстати, с одной стороны, в этих условиях у судей было вроде как преимущество – они знакомы с профессией, а с другой стороны, слишком много теоретизировано в процессе отбора, и у них было меньше времени на подготовку. Чтоб реально готовиться к тестам, отборам, тебе нужно остановить свою работу текущую и идти готовиться. Обычно у судьи, который уже тянет эту упряжку, нет такой возможности. Ее нужно искать. А для профессионалов работа найдется всегда, откровенно говоря – было бы желание. И мой опыт об этом говорит. Я начинал помощником юриста неофициально, а потом ты идешь по определенной иерархии, становишься легальным помощником юриста, юристом и т.д. Так и, в общем-то, здесь можно наблюдать коллег, которые прошли путь, став судьями от, условно говоря, секретаря, деловода, и заканчивая какими-то уже более высокими судьями, в т.ч., занимающими административные должности. Но это все путь, это желание и выбор каждого. Поэтому дорогу осилит идущий …
Автор Мирослав Бекчив