Часть 2

 В ТРЁХ КНИГАХ.

 КНИГА ПЕРВАЯ

КТО СТУЧАЛСЯ В ДВЕРЬ КО МНЕ…

Продолжение. Начало 2 августа 2023

 Ах, да: кстати о балансе позитива и негатива. То есть — в реальной жизни и её отображения в творчестве. Ну, где кого больше – хороших людей, плохи или так себе. Чуть не забыл. Следующей оговоркой по-настоящему следовало бы предварить самое начало публикации этого романа. Да как-то прохлопал. Каюсь. Утешимся поговоркой слегка страдающих упитанностью одесситок средних лет (хотя и по другому поводу): «Лучше позже, чем – никому». На этой ли, на следующей странице читатель обратит внимание на мои научно-популярные исторические пристрастия. Да и воспоминаниям, признаться, предаюсь не впервые. Есть, есть такая слабость. Ленка говорит: ну, мемуары. Ну, воспоминания. Так и валяй, мол, литераторствуй. Литтворчество, дескать, писателям, а история – историкам. Так по-латыни и сказанула: «Suum cuique». И уж было собралась перевести, да я упредил. Само собой, каждому – своё.Да-с, каждому – своё. Это каждый дурак знает. Конечно, должен был сразу предупредить: истории тут будет много. И не только касательно взятых отдельно и в сообществе простых смертных, менее всего привлекающих внимание исторической науки. Если допустимо сравнивать литработу с вышивкой, договоримся: сей роман вышивается по исторической канве.

 «Но вы же не историк!» — как-то сказал мне некий молодой человек, волею судеб влияющий и на такое творчество. Между тем именно тогда вышла в свет книга академика Олега Викторовича Мальцева и моя – «В стране Журналистике». Встреченная бурнейшими аплодисментами, она содержала и тезис о том, что журналист не может не быть историком. Почти уверен в том, что не все аплодирующие тогда душевно приняли сию формулу. Исторически-советизированный «Одобрямс» не остался в прошлом. Да и кто же нынче не журналист. Но что касаемо серьёзной журналистской школы, отказаться от которой пока не в силах, историческая канва безоговорочно обязательна для любой такой вышивки – хоть прозы, хоть поэзии, хоть драматургии. Хоть и для журналистики, каковая, при всё её своеобразии, в конечном счёте синтез всех видов, жанров и родов художественного творчества. О чём также во всех подробностях можно прочесть в указанной книге. И стало быть, «Вы – не историк!» означает: «Вы – не журналист!». Само собой разумеется, не историей единой жива журналистика. Но без неё – ни до порога. Даже семи-пятнадцатистрочная информуха профессионально возникает только в историческом контексте. Не говоря уже о крупноформатных материалах. А для этого журналист должен быть ещё и историком. И желательно – хорошим. Иначе так до конца дней он (она, они) остаются держателями диктофонов и микрофонными стойками. По приципу «За что купил – за то и продаю». Потому и дубовых публикаций навалом, а настоящих авторов очень мало. Не говоря уже об уровне подачи. Чему же тут учиться?

 Рпт: не историей единой жив профессиональный журналист. Реестр того, кем ещё он не может не быть, чрезвычайно обширен. В своё время потолкуем и об этом – имеется у автора такая надежда. Пока же договорились: исторических отступлений будет немало. Уж крестиком вышивается сей роман, мулине, гладью, шелками или бисером – канва истории. Так мне было преподано при первых шагах в оттепельных шестидесятых – и не опровергнуто по сей день, как ни старалась действительность. Чья душа отторгает подобное – по крайней мере, примите к сведению: так устроено мировосприятие и мироизложение данного автора. Так выучил его самый влиятельный учитель и соавтор — жизнь в стране Журналистика. Тем паче, уже – вслушайтесь, всмотритесь — приближается момент более короткого знакомства автора и его лирического героя с читателем. А оба этих «Я» волею судьбы погружены по горло и до пят именно в неё-матушку, в историю. Положим, не в большей мере, чем альтер-эго всех остальных землян – реальных и надуманных. Но с нами тут разговор особый. И не только из-за своеобразия выпавшей на долю эпохи. Ко всему прочему, велением свыше мы произведены в чины писателя и его героя. И вполне возможно, таким чином – зацепились за вечность.

 Два слова об этих чинах. Литературоведы, равно и искусствоведы вообще, могут прочесть вам на сей счёт зануднейшую лекцию о «Я-персонаже», художественным прототипом которого является его родитель — автор. Талантливо или бездарно, а только это вроде бы как биографически организованная маска автора. Ну, можно сказать и так. И вы же – люди взрослые, сами понимаете: маска есть маска. Если самого автора эскизировали и лепили некие недоступные ему силы (чаще всего при случайных обстоятельствах и вне какого-либо специального замысла и плана), то этот облик почти целиком рукотворен.

 Вполне ли доволен данный автор собой и своим обликом? Такое глубокое удовлетворение менее всего свойственно интеллигенту вообще. Ну, а творческому интеллигенту – во всяком случае. В психологическом секторе искусствоведения есть даже теория, с позиций которой всё настоящее художественное творчество – плод глубочайшей неудовлетворённости. То есть, неудовлетворённости кем? Собой. Другими. Обстоятельствами и их стечением. Жизнью, наконец. Один весьма известный коллега, драматург и критик, как-то сказал: в такой кислой ситуации бездарные хитрецы-практики пытаются перестраивать себя, других, обстоятельства. А талантливые умницы ничего не пытаются менять в реальности – всё переделывают в искусстве. Или в литературе. Потому, мол, правда искусства так разительно отличается от правды жизни. И если бы та первая правда была возможно-прилагаема к реальности, то… искусство вообще бы не возникло. Зачем? Жизнь достаточно рациональна. И идеалы писались-рисовались бы не на листах-холстах и нотных станах, а на самой нашей жизни. А это, как раз, и не получается…

 Серый с этим вполне согласен. И поясняет: все его детско-юношеские попытки жить по любимой литературе завершались перемещением физиономией и ладонями по асфальту. Однажды так и заявил: человек давным-давно понял, что он – свинья. И таковым остаётся от рождения до смерти. Даже если пытается прорваться из хлева житейского. Но смириться с этим так и не смог. И так нельзя, и сяк нельзя. Диалектический этот конфликт и родил художественное творчество. Автор – такое же животное, как и все остальные. Но почему-то обладает некими способностями. Даже, бывает, талантом. Помноженный на ремесло, этот дар позволяет создать как бы иную как бы реальность. Он выпускает на сцену лирического героя, который живёт так, как не получается у самого. И окружен он другими людьми. И дышит он другим воздухом. И ест иную пищу. И позволяет себе роскошь глубоких мыслей и высоких чувств, с которыми в повседневности – пропадать. А в стихах и песнях, а в рассказах-повестях-романах, а на сцене и на экране это торжествует. И сам производитель такой продукции, и ея потребители хоть немного проживают такую жизнь – не житуху. Так и сказал: «Не житуху». Ну, как бы слегка очищаются. Душу облегчают.

 Я, разумеется, его не прерывал. Просто вспомнил стихи Светлова, в которых он беседует со своим лирическим героем – кем его сделать? Перебирает разные специальности. И… «Впрочем, делай что хочешь. Если б знал ты, как мне надоело – Выбирая работу тебе, Самому оставаться без дела». Не для того ли он, герой лирики, чтобы делать то, на что не способен автор? Работать, страдать, сражаться? Красиво гибнуть? Нет, Серый не читал Михаила Светлова. Поэзия – не его стихия. Он – полицейский. Человек довольно сдержанный. И очень редко срывается на такие монологи. Но его почему-то тянет к этому горизонту. А со своими начальниками, коллегами и подчинёнными беседовать на подобные темы бессмысленно. Мне кое-что тут известно ещё с «Художки» и университетского курса. Литературовед всё-таки. Какой-никакой. Хотя насчёт происхождения искусства имеются и менее циничные теории. Убеждённый в том, что журналистика – искусство, в этом смысле не способен выделить её из шеренги живописи и графики, скульптуры и монументалистики, прикладного искусства и музыки, театра и кино. Дело древнее…

 Вот как раз об истоках полноводных этих рек и морей известно не слишком много. И гипотез здесь гораздо больше, чем постулатов. Долго толковали о первобытном обществе, родившем искусство на пещерных стенах и свистоплясках вкруг племенного костра. Но непомерная демократизация (или жлобизация?) общества не пожалела и интеллигенции – в том числе творческой и научной, привнеся в историю происхождения землян и их искусства самые головокружительные гипотезы и на сей счёт. Причём, гипотетические чины производятся в аксиомные без должной выслуги лет. Однако, если даже не брать во внимание новомодное хулиганство, и в фундаменталистике хватает туманностей. Дарвинисты склоняются к заимствованной человеком у природы вообще эстетического чувства. И соответствующей тенденции воплощения. Фрейдисты говорят об эротических «Снах наяву». Шиллеристы и спенсеристы относят художественное творчество на счёт потребности реализовать излишки энергии, нерастраченных на общественно-полезный труд. По Шиллеру: из сферы необходимости в сферу творчества. И прочая, и прочая, и прочая…

 При этой смете – подробные ответы на вопросы о том, где и как родилось искусство литературы, какой из дорог пришло к нам с вами, — не к месту. Тем более, такими исчерпывающими ответами автор и не располагает. Но знаю вполне определённо: этот роман может добраться и до вас. И тогда вы узнаете об авторе, его герое, его времени, предшественниках и современниках. Узнаете об этот самом его «Я». А как поступить с такими знаниями – уж решите сами.

 Такого рода примечание также совершенно необходимо: как писал в своей предсмертной книге Лев Троцкий, ещё никому не удавалось оставить мемуары, не рассказывая о себе. Читатель уже с самого начала моего романа спотыкался о личное местоимение «Я» во всём разнообразии падежной системы. Объявляю сразу: так будет и в дальнейшем. Вряд ли это – привет от Жана Пиаже и катализирует авторским эгоцентризм. Да и кого только не обвиняли в ячестве. Когда-то на Вечере поэзии Владимиру Владимировичу Маяковскому бросили реплику: «Вы злоупотребляете этим самым «Я». У вас в одном небольшом стихотворении – восемь «Я». Вы что же, индивидуалист? И поэт ответил: «А Николай Второй всё время говорили «Мы». Так что же он, по-вашему, коллективист?».

 Ни в коем случае не сравнивая себя с великим, всё же эгоизм свой отрицаю решительно. Более того, мой коллективизм частенько зашкаливал. И здоровой дозы эгоцентризма откровенно не хватало. Но подзаголовок данного романа четко определил место того самого личного местоимения единственного числа – и отнюдь не в единственном числе. Другое дело – будут ли там иные местоимения? Конечно. Ещё сколько. Ещё на втором курсе я писал работу по «Блоку» Юрия Тынянова, где впервые встретился с оборотом «Лирический герой». Потом были Лидия Гинзбург , Григорий Гуковский и – кто там ещё… А, Роднянская называла такого героя Художественным Двойником Автора. И авторским самообразом. Она, конечно, имела в виду не моего – лермонтовского. Да, и ещё, кажись, героев Байрона и Гейне. Хорошая компания…

 Так на чём мы остановились в предыдущей главе? На позитиве и негативе баланса хорошего, дурного и так себе. Разнообразие мнений об этом опыт мой относит и на счёт нашей забывчивости. Как и многие открытия, которые на поверку возвращают к старине. Есть, есть такие странности – сколько угодно. Не странно ли, что при этой смете, мы забыли в ноябре-17 отметить столетие судьбоносного переворота, а в январе-18 – столетие его прихода в Одессу. Всякий, не зависимо от симпатий-антипатий, понял бы логику перемены «плюсов» и «минусов» при отмечании этих более чем своеобразных юбилеев. Из нашего дальнего далека много яснее видится их суть и ощущаются последствия. Как буркнул однажды Серый, в отношении Земли и Вселенной сегодня любой второгодник умнее мудреца Птолемея. Ибо, согласно того же Маркса, критерием истины является практика, а в этом смысле мы много богаче великих прогнозистов. Но делать вид, что этих событий в семнадцатом-восемнадцатом вообще не было – это по-нашему. Опять-таки, предваряю – к ним и им подобным ещё попытаюсь вас возвратить, читатель дорогой. Как ответила мне одна незнакомка на фейсбуке, что вы всё о прошлом, да о прошлом! Нужно смотреть в будущее. Излюбленный тезис позавчерашних партсовкомсфункционеров, оставшихся на командных высотах в настоящем, с надеждой вглядывающихся в будущее и боящихся прошлого, естественно, как чёрт – ладана.

 Да, есть такой грех – оглядка. Тот самый пилотский инстинкт: что там, сзади? И не только рядом, на хвосте, а и дальше. У горизонта и даже за ним. Бывает – толком и не видать. А голова сама поворачивается. Ужасно хочется всмотреться, разглядеть. Там что-то дразнит, раздражает. Только ли меня и некоторое число моих современников? Прошлое, хоть и по-разному, раздражитель и для вчерашних приспособленинцев, и для их братьев по невере в далёком прошлом. Достаточно знать о том, что земляк наш, Андрей Януарьевич Вышинский, Верховный прокурор СССР и главный обвинитель в процессах над врагами народа в тридцатых (да-да, тот самый, который – «Расстрелять, как бешенных собак!»), всего лишь весной семнадцатого подписал постановление об аресте немецкого шпиона Ленина – был главой районной управы юстиции в Питере. В толще архивов тайной полиции Николая Второго хранились признания своей вины (увлечение молодости), раскаянье и даже согласие сотрудничать будущих членов ЦК и его Ленинского политбюро, наркомпроса Луначарского, будущего Всесоюзного старосты Калинина. И даже, кажись, самого тов. Сталина. А последний в незабываемом сорок пятом объявил прошлым то, что сам назвал Великой Отечественной войной. Всё, мол, война закончилась. Теперь нужно говорить о мире, о восстановлении хозяйства эт цетера. Потому что очень хотел, чтобы мы, Дети Победы, как можно меньше знали правды о минувшей до нас войне. Особенно, о первых годах ея. И фронтовой майор Борис Слуцкий после второй мировой таскался по Москве с чемоданом рукописей. О войне, естественно – о чём же он мог ещё писать. И издательства его заворачивали. Сказано же: всё, хватит. Война прошла. Для военных стихов-прозы-публицистики и драматургии есть Симонов, Полевой, Твардовский. Исаковский, Матусовский, Долматовский. Того и довольно. И предлагали ему прелестные командировки на передовые стройки сталинской пятилетки – воспевать мирный труд наших граждан. Пусть не удивляются хорошие читатели тому, что довоенные и военные стихи Когана, Самойлова, Тарковского, Окуджавы, Слуцкого стали публиковаться в конце 50-х и в 60-е.

 Да-с, эта «забывчивость» — давняя наша болячка: в шестьдесят первом века двадцатого, к примеру, забыли отметить столетие отмены крепостного права. Как криво улыбнулся Вл. Солоухин («Письма из русского музея»), будто мы и не рады были тому, что крепостное право, всё-таки, отменили. С революцией, гражданской войной, интервенцией и НЭПом, повторюсь, бывали номера и почище. К 50-летию «Великого Октября» на нас ото всюду грозно и даже как-то укоризненно смотрело баковое орудие крейсера «Аврора». И повсюду, даже в хрустальных витринах гастрономов, над нами возвышались три корабельные трубы ррррреволюционного крейсера, который (мы это знали с детства) по приказу Ленина с двадцать четвёртого на двадцать пятое октября-17 по ст. ст. пальнул из этого самого носового калибра. О том, что Ленин был к тому историческому моменту всего лишь лидером одной из многочисленных политических партий и командовать Балтфлотом уж никак не мог, мало кто знает и по сей день.

 Ладно, Балтика с Санкт-Ленинградом и тогда были от нас далеко. А нонича и подавно. Но Одесса к этому юбилею блеснула появлением на городском своём гербе… нет-нет, не крейсера «Аврора». Он, отлично помню, в городе нашем красовался на плакатах и фресках, на брандмауэрах и даже в помянутых витринах «Гастрономов»,подчёркивая лояльность торговой сети к власти трудящихся. Однако герб родного нашего города украсил броненосец «Потёмкин». «Потёмкин»! Штатная формула – «Князь Потёмкин Таврический», эскадренный броненосец ЧФ». Тот самый, который летом 1905 года с одесского рейда дважды пальнул по городской Думе (два промаха, два прямых попадания в безгрешные жилые дома, калибр – 305 мм.) и стал символом… совсем другой, первой в российской империи революции. Отнюдь не пролетарской, а очень даже буржуазно-демократической, антицаристской революции. Капиталистической.

 Оно конечно, политически-грамотная Одесса признавала некоторую роль демократического этапа на пути к диктатуре пролетариата. Считается, что Ленин тогда же назвал всё то генеральной репетицией Октября-17. Хотя не только в девятьсот пятом – летом шестнадцатого года он выражал сомнения в том, доживёт ли нынешнее поколение революционеров до победы пролетариата. И сталбыть, понятия не имел, случиться ли переворот в октябре или в каком другом месяце. И случится ли он вообще. Не говоря уже о том, что о победной пролетарской революции в России вы у Маркса не найдёте ни единой строчки – даже гипотетически. В чём грешен, в том грешен – но не в этом. И однако же, в отличие от «Авроры», прямого отношения к 50-летию Октября-17 сам броненосный крейсер «Потёмкин» не имел. К этому времени он уже был интернирован в Румынии, возвращен в империю, переосвещён от поругания. И плавал с другой командой под другим именем.

 Но вот исчез СССР. Союз, то есть, нерушимый республик свободных. Выяснилось: и союз рушим, и республики несвободны. Поменялись минусы и плюсы. Свободно-независимая Украина, дав многодесятилетний крюк, вернулась на путь капитализма и буржуазной демократии (за что, собственно, и радели три поколения отечественных революционеров — вплоть до этого самого 1905 года, в том числе и «Потёмкин»).

 Никакого царя. Демократия. Слышите? Вы – слышите? Ведь это лозунги незабываемого девятьсот пятого! Ну-с? И что же броненосец? Исчез с герба Одессы. Сорван с позором и вышвырнут под забор истории. То есть, именно тогда, когда он и должен был там появиться. Видимо, очередной полуграмотный мэр города спутал «Потёмкина» с «Авророй».

 Правда, на предпоследнем гербе города броненосец осенён красным флагом. Но ведь всякий, хоть немного знакомый с военным флотом и его сигналами, знает: поднятие на мачте красного флага означает «Открываю огонь!». Перед стрельбой по Одессе был просто соблюден морской устав. И коммунизм, а равно – и декоммунизация – здесь не причём. Считать эти господа, так мало похожие на господ, умеют. Особенно – для себя умножать и прибавлять, для нас – отнимать и делить. А вот читали и читают мало и плохо. И что характерно, выигравший конкурс автор герба с «Потёмкиным» под красным флагом, чисто случайно – главный художник города, — стал и автором герба Одессы без несчастного броненосного крейсера. И без флага. Что соблазняет автора этих строк — ударится в рассуждения об интеллигенции вообще, о творческой интеллигенции в особенности, о совместимости найма и свободы творчества, о социальном заказе эт цетера, эт цетера. Но… устою. Пока. Всему – своё время…

 Известная логика, повторюсь, в такой путанице и забывчивости имеется. Крепостное право и его формальная отмена, безалаберный, обманувший солдат и кровавый мятеж декабристов. Мирные пропагандисты-народники и кинжальщики-динамитчики-народовольцы. Баррикады девятьсот пятого в Москве на Пресне и в Одессе – на Тираспольской. И война с японцами, империалистическая война — в реальности, как выяснилось впоследствии, всё это сильно отличалось от хроникально-документального, научно-популярного и высокохудожественного материала.

 Что уж говорить об октябре-17. А восемнадцатый – давший название второй книге толстовский трилогии «Хождение по мукам»? А незабываемый девятьсот девятнадцатый, попавший в кавычки благодаря сказочно популярному фильму о Сталине? А двадцатый год разве обойдён вниманием литературы и искусства? Оценочные знаки этих и прочих произведений менялись. Где был плюс – появился минус. Как сказал старик Державин, где стол был яств, там гроб стоит… Но в те десятилетия диалектика сия приходила в головы далеко не всем. И революционные песни, а равно и другие роды-виды-жанры искусства сочинялись-исполнялись, выставлялись-тиражировались в огромном количестве. И – непрерывно. И, между прочим, далеко не все они были бездарны.

 Автор сего романа попробует привлечь читателя к одному, отдельно взятому году из этой, так сказать, оперы. Вернее, к двум фигурантам истории — с аналогичной нумерацией в соседних веках. Один из них включил в себя событие, ускользнувшее от Истпарта: на будущего моего папашу была составлена первая в его жизни характеристика с биографической справкой. Это оказывалось совершенно необходимым, хоть он был ещё совсем мальчишкой — в связи с ранним обострением классовой борьбы и замешанных в ней его отца и старших братьев. Ещё по-старому подчёркивалась связь яблони и яблока. Ну, по отцу и сыну честь. Это была рекомендация для участия в собрание Союза Социалистической Рабочей Молодёжи, где ему, еще несоюзному человечку, довелось писать исторический протокол. Так выпадало, что многопартийный тогда ещё, эсдековский,                                       большевистский-меньшевистский-эсеровский-бундовский и анархистский ССРМ мог стать коммунистическим. Но не стал таковым. Ещё решало большинство. А днём его составили делегаты – студенты, гимназёры и реалистики. Они не дали провести резолюцию насчёт «Р», то есть – «Рабочих». Сорвали заготовку. Проголосовали за «С.С.М». За «Союз Социалистической Молодёжи». И никаких «Р». Но хлопец именно тогда, в связи с той заварухой, впервые обратил на себя внимание старших.

 Кстати, кураторы-большевики, люди редкой сообразительности, объявили пятнадцатиминутный перерыв. Послали его и таких же трёх пересыпьских пацанов на улицу (собрание это историческое проходило на Старопортофранковской, в автомеханическом ремесленном училище). И пока нерабочая молодёжь курила и пела студенческие песни, ребята аккуратно разложили на трамвайных рельсах пяток патронов «Трёхлинейки». Вскоре появился трамвай. И поднялась пальба. Делегаты выбежали на улицу. Подоспела полиция. И разогнала это сборище. А кого и потащили в кутузку – на предмет выяснения. Ну, в конце концов разобрались. Всех отпустили. Вернулись и продолжили судьбоносное собрание. Но к этому времени с заводов и фабрик подошли молодые работяги. И переголосование дало искомый большевиками результат: Союз стал называться «С.С.Р.М.». Так решило обновлённое большинство.

 Исторический этот эпизод тоже ускользнул от Истпарта. Но автор этих строк знает о случившемся с раннего детства. Слышал своими ушами из под стола, за которым закусывали и беседовали те бывшие пересыпьские пацаны, давно вышедшие в люди.

 Сама судьба удачно эксплуатировала и популярность его фамилии, и мастерство протоколиста. То есть, славу его отца, погибшего в Январском восстании, старшего брата, павшего на гражданской, среднего – подпольщика и комспартработника, и его элементарную грамотность. Досрочно был принят в припартийный молодёжный союз и ЧОН, часть особого назначения. Но всякий раз требовались бумаги — тогда на сей счёт становилось всё строже и строже. И бумаг становилось всё больше и больше. Как они выжили в последующих буреломах – Бог весть. Живучая это штука – бумага! Но в листочках, ставших для мальчика пропуском в строительство социализма и борьбу за него, сказано и о том, что с началом гражданской войны и с приходом белых, был он вывезен из Одессы, дабы не повесили со всей семьёй. После чего до возвращения в город в феврале двадцатого состоял посыльным и младшим писарем в трибунале армии и Южной группы войск. Подчёркивалось – с незабываемого девятьсот восемнадцатого проявил себя, как преданный и грамотный не по летам боец за рабочее дело.

 …Это было сто лет назад. И век спустя, именно в нашем уже двадцатом была составлена на меня некая характеристика – и тоже с биографическими справками. Куда более обширная и прекрасно сохранившаяся. Вероятно и скорее всего – последняя в жизни. Но – какая чертовщина, какая мистика: документы двух двадцатых годов. Каковые не без страха божьего и с небольшим вступительным, промежуточными и заключительным комментариями рискую именно на этом этапе романа предложить читателю …

 Между прочим, ещё до вступительного заключения собирался ознакомить вас с полуофициальным этим документом. «Официальным» – поскольку составлялся по требованию начальства и предназначался для официального представления. А «Полу» — потому что так и не был представлен по назначению. Конечно, нужно было бы его поместить где-то в начале романа. Или поблизости к таковому. Но я уже докладывал: почти в конце романа появилось вступительное послесловие. Соответственно, отодвинулось изначальное начало. Да и не так уж далеко отплыли мы от того причала. Колебания, вообще говоря – свойственные автору с некоторых пор, — забрали много времени. В которое завело меня литература аж к этим строкам. Нехай тут и будут.

 Конспект, можно сказать, судьбы провинциального журналиста середины ХХ-го – начала ХХ1 веков. Не предназначенный изначально для широкого читателя, документ несколько округляет, смягчает и схематизирует жизненный путь героя сего романа. Но всё же, в купе с последующим авторским комментарием, способен дополнить некоторые читательские представления о своеобразии воспетой эпохи, о шестидесятниках из сороковников, о приходе моего лирического героя в жизнь и журналистику, и о многом из того, что по сей день целомудренно залегало в толще былого.

 У документа этого есть своя, в общем-то обычная, но не лишенная известной прелести, история. Для представления меня к очередной награде, требовался некий пакет документов, включая характеристику-рекомендацию. А она предполагает биографические сведения. Дело почему-то (впрочем, как всегда) оказалось срочным, к табельному Дню. Составление документов свалилось на бедные головы нескольких младших коллег. За биографическую характеристику-рекомендацию и засела, с дозволения начальства, разумеется, Елена — сотрудница, известная своей ко мне особой симпатией. Я, конечно, гневно отвергал слухи о нашей близости. Хотя, признаться, они не были лишены некоторых оснований.

 Повозилась Ленка довольно долго с моим личным «Делом», с трудовой книжкой, другими характеристиками-рекомендациями, выданными слуге непокорному в разное время и по разным поводам. Тянула до предела, после чего представила начальству бумагу до того пространную, что гендиректор даже и затопала ногами. Документ был остроумно назван некрологом. И возвращен для многократного сокращения и приведения к стандарту. Разумеется, многостраничное исследование моих этапов и достоинств было сокращено до двадцатитрёхстрочной справки. Лена была огорчена – впрочем, вполне умеренно. А титанический труд её мне понравился. И по пути в корзину изменил траекторию — залёг в моём архиве. Так, не зачем. На всякий случай.

 И всякий случай представился. К Вашим услугам. Ведь имеет же право, наконец, читатель познакомиться и с формально-нестандартной биографией автора, вышедшей не из-под его пера. Во всяком случае, тех, кто дочитал до этих строк – может заинтересовать. С моими коментариями. Для большей, так сказать, ясности. А там, как поётся: думайте сами, решайте сами. Иметь с таким автором или с таким его лирическим героем дело. Или не иметь. Читать, то есть, или не читать. Итак…

    3.

 « Каневский Ким Борисович родился 5-го декабря 1946 года в семье офицера-фронтовика, уволеного из армии в марте сорок шестого года, после лечения от последствий тяжелого ранения под Кюстрином. Отец в дальнейшем работал председателем правления промышленной артели – членом президиума Одесского облместпрома…»

 Авторский комментарий: Толкуют, в СССР вся собственность на средства производства была государственной. С чем напрямую связывают отсутствие конкуренции и, соответственно, загнивание экономики. Как говорил денщик Шельменко, так-то воно так, та тильки тришечки не так. Поскольку непререкаемый тогда вождь сказал, среди прочего: «Социализм есть строй цивилизованных кооператоров», в ходе пролетар ской национализации всего и вся, и даже при раз громе НЭПа, сохранилась и так называемая кооперативная собственность. Колхоз (сельхозартель) формально не был собственностью державы – принадлежал крестьянам-колхозникам, как бы добровольно образующим колектив и вступающим в него пайщикам. Они как бы выбирали правление, каковое как бы выбирало председателя. Это как бы известно.

 Несколько менее популярна информация о существовании в стране промышленных артелей. Они дислоцировались в айонных, областных, столичних и прочих городах, но призводили, и в значительных объёмах, несельскую продукцию потребления. Облместпром координирвал жизнедеятельность этой местной промышленности. Председатели правления этих предприятий и общеруководящего органа ( этого самого облместпрома ), формально избирались трудовыми коллективами – ну, как в колхозе. На деле же председатели являлись партноменклатурой. При посредстве каковой партия строго следила за тем, чтобы эти не-вполне-пролетарии, кооперированные кустари, чего-нибудь там не отчубучили. И были бы вполне управляемыми. Впрочем, выборность председателей сельхозартелей (колхозов) тоже была условной…

 Ещё заметка. Председателем облместпрома был тогда старый партийный работник, довоенный приятель отца, с сынком которого я нередко встречался на мероприятиях для детей руководящих товарищей, у них в квартире и на большефонтанской даче, на летнем оздоровительном отдыхе, в первомайских-семиноябрьских колоннах демонстрантов и прочих праздниках. Мать моя нередко пилила отца – вот как живёт-может та семья. Только птичьего молока в их доме не хватает. А мы…

 И однако же сей председатель в первый год оттепельных шестидесятых вдруг был арестован. По тем временам сенсация – «Дело» о коррупции, как сказали бы сегодня. Взятки в особо-крупных размерах, пересортица, махинации, левая продукция, растрата. Не берусь судить, насколько виноват был в случившемся лично глава облместпрома: тогда руководитель отвечал за всё. Чего не скажеш о наших светлых и не в меру демократические временах.

 Разбирательство коснулось и членов президиума, председателей артелей. Иных потянули на цугундер, из сердца партии – вон. Отец оказался чист. Более того, его вскоре назначили директором фабрики. И со странноватым для меня артельным прошлым было покончено. А мать прекратила пилёж. – вроде, поняла-признала практическую ценность воздержания. Тем более, сам предоблместпрома получил «вышку», заменённую длительным сроком. С конфискацией, конечно. Выяснилось, впрочем, что лично ему из того птичьего молока мало что принадлежит. Почти все подсудимые взяточники оказывались голодранцами…

 Да, а сынок его, в отличие от меня ( в четырнадцать лет поступившего в фабричные ученики и заочно закончившего университет лишь в тридцать девять), учился в институте вполне своевременно, сразу после школы, небезосновательно светился в активе творческой молодёжи Одессы. И со временем стал личным секретарём одного весьма знаменитого писателя в Москве….

 «…В дальнейшем отец К.Б. Каневского служил директором фабрики, комбината, был депутатом горсовета, членом Ильичёвского райкома и Одесского горкома партии, персональним пенсионером. Умер в 1972 году. Мать, домохозяйка, умерла в 1971 году. Похоронены в Одесе.

 К.Б. Каневский закончил восемь классов Одесской середней школи № 118 и Одесскую государственную художественную школу при училище имени Грекова. В год полёта Гагарина, то есть в 1961 году, после восьмого класса, на пятнадцатом году жизни поступил на фабрику. Работал учеником, потом мастером. Был рабочим на заводе. Учёбу продолжил в школе рабочей молодёжи № 5, согласно Закону о всеобщем обязательном полном среднем образовании. 11-й класс которой закончил в 1965 году…»

 Закметка на полях: По моему разумению, одним из ощутимых пенделей, в сумме обрекших нашу сверхдержаву на разрушение, был и этот самый Закон о всеобщем обязательном полном среднем образовании. Взамен старорежимных и, в соответствии с реалиями жизни строго дифференцированных, ЦПШ (церковно-приходской школы) и воскресной школ, реального училища и классической гимназии, та школа уровняла всё и вся, что, конечно же, соответствовало социально-аппетитным нашим лозунгам, но очевидно противоречило природе вещей. В смысле — нет таких крепостей, которые бы не взяли большевики! И наци, паркетно прошедшие Европу, сломали о нас хребет. И могущественнейшие реки вспять обернулись по нашей воле, и болотные массивы, размером с европейские державы, осушили. Почему бы и не дать миру двести пятьдесят с гаком миллионов граждан с полным средним (а то и с верхним, как говорили на Молдаванке), образованием?

 Это… как, простите? Хочешь, можешь – учись. Не хочешь, не можешь — всё равно учись. Будешь числиться за школой, получишь аттестат. За семь с гаком десятков таких лет сколько наколотили аттестатников и дипломников! Да и даёт ли матушка-природа такое число талантливых или, хотя бы, одарённых, способных педагогов? Поначалу мало кто обращал внимание на пустячок: учеников и учителей становилось всё больше и больше, геометрическая прогрессия аттестатов и дипломов зашкаливала статистику, а морали, знаний и культуры в обществе отнюдь не прибавилось. В конце концов, общество оказалось… если не утонувшим в безграмонтности, невежестве и жлобстве, то очевидно тонущем в нём. Со временем же пошли дальше – стали коллекционировать дипломы о высшем образовании. Правда, впечатление такое, что – без среднего. Со многими обладателями ассортимента аттестатов и дипломов образованному неловку и говорить-то не о чем. Сколько эта прелесть могла продолжать и – к чему привести…

 «…С 1963 года внештатный художник и корреспондент областной молодёжной газеты «Комсомольская искра» (в то время – орган ЦК ЛКСМУ по Черноморскому экономическому району. Старейшая в СССР молодёжная газета, выходила с 1922 года, в отличие от «Комсомольской правды», выходившей с 1925-го). С редакционным удостоверением в 1964 году, в составе Одеського студстройотряда, работал на студенческой десятой, юбилейной, целине в Казахстане (Кустанайская область, Камышинский р-н, пос. Кунд-узды, т.е. «Серебряная уздечка»).

 ЗАМЕТКА НА ПОЛЯХ. Замполитом Одесского сводного студенческого стройотряда был Толя Низов, зам. Секретаря комитета комсомола Университета – в то время университет если в областном центре и был, то только один. В дальнейшем Анатолий Сергеевич был ректором морского училища ТФ на Маразлиевской. Умер внезапно. Командиром студстройотряда-64 (551 боец и только один из них – не студент, я) был Лёша Якубовский, тогда секретарь комитета комосомола ОИСИ, Одесского инженерно-строительного института. В следующем году он стал первым секретарём обкома комсомола. В дальнейшем – первый секретар Малиновского райкома партии. Долгие годы был ректором высшей партшколы при Одесском ОК. При разгроме КПСС стал ректором регионального института управления при Президенте – в здании всё той же ВПШ. На ремонте сэкономили – срубили только два барельефа – Маркса и Ленина – над сценой в актовом зале, да вывеску поменяли. Да знаки – минус на плюс и на оборот – в лекциях о том, что такое «Хорошо» и что такое «Плохо». Автор хорошо знаком и с некоторыми випускниками этого ВУЗа. Разумеется, среди них есть и весьма толковые гра- ждане. Но они едва ли принадлежат к большинству выпускников. Впрочем, это касается и иных ВУЗов. Само собой, за исключением того, в котором служит сам автор…

 «По возвращению студстройотряда в Одессу Ким Каневский был приглашен на телестудию Одесского государственного областного телерадиокомитета в качестве одного из героев передачи об одесском целинном отряде. И с тех пор связан с ГосТВ, как художник, автор песен, автор сценариев и автор-ведущий телепередач, в дальнейшем – редактор, руководитель подразделений и программ..»

 Авторский комментарий: Тогда первый в истории ОСТ и весьма популярный наш теледиктор Викентий Нечипорук переходили из дикторского в журналистский цех. И первой его авторской передачей стал эфир, посвященныйнашому отряду наДесятой целине.Не хватало так называемого Гвоздя программы. При торжественной встрече на вокзале Викеша узнал, что правдами-неправдами к отряду прибился нестудент. И сыграл в его жизи заметую роль, быстро стал общин любимцем. Стал автором монумента «Солнцу и ветру…» в посёлкеКунд-узды. К тому же… спас знамя отряда и ему было поручено вынести сию хоругвь из вагона при той встреча, под прицелами телекамер ПТС. Поэт, художник-график. Младший шестидесятник. Ну, и…

 «…Летом 1965 года отделом учащейся молодёжи Одесского горкома ЛКСМУ был назначен комиссаром «Службы солнца» — пресс-центра комсомольского лагеря «Звёздная Республика» в Новой Дофиновке. Осенью того же года по опыту лагеря «Звёздная Республика» был создан городской штаб старшеклассников и пресс-центр «Служба Солнца» при школьном секторе отдела учащейся молодёжи ГК ЛКСМУ. Бюро Одесского горкома комсомола утвердило К. Каневского комиссаром пресс-центра «Служба Солнца». Он редактировал газету «Служба солнца», которая выходила в ста полных одесских школах.

 Заметка на поле. Отделом учащейся молодёжи заведовал в то время Анатолий Грицай, школьным сектором – Нина Крохотина. Штабом старшеклассников заправлял Валера Савельев, ближайший мой приятель. Заседание бюро горкома, на котором я был утверждён комиссаром пресс-центра, вёл первый секретар ГК Юра Петропавловский. В дальнейшем последний был директором знаменитого лагеря «Молодая Гвардия». Нина Крохотина не сошлась характером с первым секретарём обкома комсомола Чернявским и вернулась в школу – завучем. Дальнейшая работа Толи Грицая мне неизвестна. Но недавно и при случайных обстоятельствахя видел на кладбище его могилу.

 «… С 1964 года до 1976 года, с перерывом на военную службу, был ответственным секретарём городской литературной студии во Дворце студентов (руководитель – известный поэт и журналист Ю. Михайлик). Три года, с октября 1965-го до ноября 1968-го года служил в армии (ракетные войска стратегического назначения; курсант, командир отделения, заместитель командира взвода, начальник клуба дивизиона, гвардии сержант). После увольнения в запас работал художником в производственном комбинате, был секретарём его комсомольской организации, печатался в местных и республиканских СМИ, во всесоюзном журнале «Юность», республиканском – «Ранок». С 1971-го по 1977-й год – художник и руководитель клуба Мастеров на стадионе областного совета ФСО «Динамо», с каковой должности был приглашен в штат редакции газеты областного комитета ЛКСМУ «Комсомольська іскра» — руководителем отдела сатиры и юмора «Козлотур».

 Заметка на полях: Это – верно, но не вполне. По устно-доверительному договору со своим старинным товарищем по поэтическому цеху, бывшим тогда редактором газеты, я зачислялся в штат формально на должность учётчика писем, – на полтора-два месяца, до осовобождения творческой должности. За это время я должен был возродить брошенный предшественниками на произвол судьбы отдел сатиры и юмора – в связи с рождением у нас русской городской вечерней газеты и уходом туда моих приятелей — известных сатириков-юмористов. Да, таков был уговор. Тут пока не время-место рассуждать о том, кто из нас оказался большим джентльменом – я или тот поэт-редактор – но он вскоре (и чисто по-английски, не прощаясь) уехал в Киев на должность редактора республиканского журнала. А я, поднимая и неся вышепоименованный «Козлотур», учётчиком писем числился больше года. Каковые – и весьма нелёгкие – обязанности пришлось совмещать (самая пишущая в мире страна) с еженельным выпуском сатиры и юмора. Существенная, между прочим, история для будущих журналистов. Потому где-то ниже, предчувствую, будут и подробности.

 Пока же напомню: именно «Комсомольська іскра» по праву считалась месторождением журналистских кадров, их кузницей. И не только потому, что в Одесском государственном (бывш. Новороссийском императорском) университете имени профессора Мечникова никогда не было журналистского факультета. В замкнутой в то время журналистской нашей среде считалось традицией — сначала поступать в «Молодёжку», Заканчивать её, а уж потом поступать во «взрослые» газеты. Я уже писал, напомню: так ли уж трудно понять чувства, охватывавшие меня тогда, в шесидесятых, при посещении этой редакции и ощущении, что я здесь – свой.Что уж говорить о первых моих публикациях. И о приходе в штат «Искры»…

 «…С 1977 года К. Б. Каневский – один из создателей, второй заместитель председателя областного пресс-клуба, председатель его молодёжной секции и секции карикатуристов. По пьесе К.Б. Каневского «И Молдаванка, и Пересыпь…» главный режиссёр Одесского Театра юного зрителя им. Островского в 1978 году Н. Тараненко совместно с режисером А. Булыгой осуществил постановку «В огне и тревоге». Ким Борисович — Член Национального Союза журналистов Украины (тогда – Союз Журналистов СССР) с мая 1980 года, член секции критики Союза с 1981-го. В молодёжной газете руководил Школой Молодого Журналиста, объединявшей юных нештатников. Переведен из редакции «Космомольской искры» в штат телевидения Одеського государственного областного телерадиокомитета (в дальнейшем – Одесская государственная облтелерадиокомпания) весной 1986 року. Закончил заочно филологический факультет Одесского Национального университета, одновременно самостоятельно прошел полный курс исторического факультета. Специализировался на изучении филологии (литературоведения), философии, журналистики, критики, искусствоведения, истории, социальной психолгии, политологии, экономики. По диплому — русский филолог, литературовед.

 С весны 1986 года работает в ГосТВ. Был членом коллегии и худсовета ТВ ООГТРК, редактором, старшим редактором, возглавлял главную редакцию молодёжных программ, цикла «Культура», вёл информационно-аналитическую программу «Чорномор»я». Получил назначение главным редактором телевещания ООГТРК, главным редактором 38-го канала ГосТВ. С выходом на пенсию возглавляет творческую группу редакции «Публицист».

 К.Б. Каневский – автор, автор-ведущий и руководитель программ «СТОП» — «Сатирическая телевизионная Одесская программа», «В воскресенье утром» (на УТ), одесских выпусков цикла «Молодёжная студия «ГАРТ» (на УТ), «Одесса-Центр», «Одесса-центр: все каналы», «Канал-02», «Закон есть закон», «Кофе со сливками общества…», «Наш уголок…». Решением Одесского горсовета вошел в когорту «Твои имена, Одесса» за авторство идеи, сценариев и руководство творческой группой, создавшей художественно-публицистический телесериал «Дело» было в Одессе…» — из истории одесских полиции, милици, адвокатуры, прокуратуры, других правоохранительных сфер разных годов. Сняты двадцять девять серий. Эта работа продолжается и сегодня. В 1987 году К.Б. Каневский был избран председателем ассоциации «Право», объединившей ведущих сотруднников ГУМВД, госбезопасности, суда, прокуратуры, адвокатуры, таможни, госпогранохраны и журналистов, выступающих по правовым вопросам. Он был инициатором и ведущим «Марафона совести» и создания Совета вдов – для поддержки семей, утративших кормильцев при исполнении ими обязанностей правоохраны.

 Опираясь на опыт своей работы руководителя школы молодого журналиста в газете, по поручению коллегии ООГТРК К.Б. Каневский основал на ГосТВ учебно-творческое объединение «Малая Студия». В дальнейшем он был приглашен на должность старшего преподавателя – руководителя курса кафедры искусствоведения Одесского Национального Университета Как поэт и автор-исполнитель песен, он создал клуб авторской песни «Эпиграф» в Одесском ОМК – Объединении Молодёжных Клубов.

 В настоящем Ким Борисович Каневский — автор художественно-публицистического тележурнала «В ракурсе времени» (730 выпусков), соавтор цикла – «Среда, 13.00.»), основал и ведёт проект «ГОПАК» («Гумористичний Одеський Профес1йно-Аматорський Клуб», который объединил творческую, культурную и научную элиту Одессы, известных титулованных артистов, художников и других знаменитых одесситов. Как художник, активно участвует в оформлении своих авторских программ. С учётом авторитета публициста и общественного деятеля, К.Б. Каневский избирался с 2007 года сопредседателем Общественного совета при Главном управлении МВД Украины в Одесской области. В январе 2012 года, на альтернативной основе он избран председателем этого совета, объединившего представителей тридцати пяти общественных организаций и движений. В июле 2013 года приглашен членом экспертно-консультативного совета Главного управления МВД Украины в Одесской области. С 2013 г. К.Б. Каневский – почётный член Одесского обласного Совета Мира.

 К.Б. Каневский – автор изданных книг «Стихи на пам’ять», «Открытое собрание сочинений», «И Молдаванка, и Пересыпь. Повесть и рассказы», оформленные им и художественно-графически…».

 Заметка на полях: Как я уже намекал, книг написано десять. Каждая из них – годы жизни. Каким чудом изданы хоть эти три – отдельный разговор: никогда не клянчил денег у богатых. Книга «Отцы и дети солнца» — 710 страниц – проиллюстрированная, в обложке, с 2009 года лежит (если ещё лежит) в издательстве. Глухо. И всё же пишутся эти строки. Пишется новая книга…

 «… К.Б. Каневский имеет награды города Одесса, государственной областной администрации, Областного и городского советов, Гостелерадиокомитета Украины, Кабинета Министров Украины, МВД, Совета Мира, ведомственные награды. Указом Президента Украини № 500 от 24-го августа 2012 года, Киму Борисовичу Каневскому присвоено почётное звание «Заслуженый журналист України». К.Б. Каневский поддерживает добрые отношения с товарищами по работе. Он – человек дисциплинированный и скромный.»

 Заметка на полях: Будь этот документ заверен несколько позже — непременно содержал бы указание на то, что я – ещё и какой-никакой доцент факультета «Кино-Теле» МГУ, Международного Гуманитарного Университета. И что приказом министра Внутренних дел страны от 17.07.2014. я, гражданское лицо, утверждён членом коллегии ГУМВД в области и членом кадровой комиссии. Акт, который наверняка покажется неожиданным, но едва ли – случайным. Присовокупим сюда моё членство в аттестационной комиссии Главного управления Министерства полиции Украины по Крыму. Ну, не говоря уже, конечно, о моём, разом с товарищами по работе, вылете за забор ГосТВ в финале большого пути. Для чего, впрочем, никакая биография не потребовалась. Пусть же и эти сведения присутствуют в протоколе опознания читателем автора. Так, на всякий случай…

(Продолжение следует…)

Подписывайтесь на наши ресурсы:
Facebook: www.facebook.com/odhislit/
Telegram канал: https://t.me/lnvistnik
Почта редакции: info@lnvistnik.com.ua