ДЕДЫ, ОТЦЫ И ДЕТИ…

1. ЭПИГРАФ.

«У царя Давида было кольцо с надписью: «Всё проходит».

     Когда грустно, то от этих слов становится весело, а когда

     весело, то становится грустно».       

                    (с) А. П. Чехов. «МОЯ ЖИЗНЬ».

       2. ПЕРЕД  ВСТУПЛЕНИЕМ…

Литературный снобизм (есть и такой) среди прочего предполагает: произведение любого вида, жанра и рода должно содержать открытие. А иначе это – уже было там-то и там-то, у того-то и такого-то. По-своему счастливы люди, которым всё что-нибудь напоминает. Правда, носителей этого принципа несколько сбивает с толку и такое напоминание: ещё в шестидесятые годы новорожденная эвм подсчитала – во многотысячелетней мировой литературе содержится от тридцати двух до тридцати шести сюжетов. Каковые, по сути, и комбинируются. В этом смысле читательское открытие чаще всего посещает не чрезмерно начитанных землян. Остальным достаточно рано и навсегдаврезалось в память – «…всё было встарь, всё повторится снова, и сладок нам лишь узнаванья миг». Впрочем, о чём-то подобно догадывались диалектики древности – за тысячи лет до изобретения эвм. 

Разумеется, настоящая литература всегда своеобразна. Не спроста слово «Талант» мы, вслед за Львом Толстым, так и переводим: «Своеобразие». Но это касается авторского способа изложения ситуаций, мыслей и чувств. Творческий почерк. Как в любом искусстве, либо узнаётся «Рука», стиль, вариант подачи материала, либо очень похоже на литературу, но не имеет к ней особого отношения.

 Но разговор наш не только о литературе. Точнее, не столько о ней. Это всё к тому, что нижеследующее ни на какое сенсационное открытие не претендует. Равно как и на истину в последней инстанции. Более того: при желании любой смертный может получить основные данные по предлагаемому материалу и его лирическим героям. При некоторых усилиях, конечно. Но в деле подобного познания как раз их, этих самых «Некоторых усилий» нередко и не хватает – они тратятся совсем на другое. И потому собирание автором тех данных, которые в отдельности любой получит запросто, тоже может быть полезным делом. Тем более, что настоящее творчество  – всегда ещё и удовлетворение автором собственного любопытства. Вот и позвольте, дорогой читатель, поделиться некоторыми общедоступными фактами и своими размышлениями о них. Ну, а если общедоступное окажется изложенным ещё и своеобразно – автор будет считать себя удовлетворённым. Поскольку такое удовлетворение в творчестве вообще возможно…

    3. ВСТУПЛЕНИЕ…

  Как там, у поэта:  «…Ты скажешь – тяжелое время, А лёгкого времени нет». То есть, конечно – как для кого. В старой классике лёгким временем принято считать детство. «Но так ли это на самом деле?» — спросил другой писатель. И пояснил: это восприятие лёгкости пошло от дворянской, помещичьей литературы, от бархатных курточек, белых гольфиков и прогулок у приусадебного пруда. Большинству же людей оглядка на прошлое приносит совсем другие настроения. Жизнь бьёт по слабым – а кто же слабее детей. Тарас Григорьевич Шевченко или Алексей Максимович Горький оставили нам воспоминания о детстве несколько иного плана. Да только ли они…

  Кто-то и в наши дни без особого удовольствия вспоминает детство. А кто-то и наоборот: находит в прошлом немало радостных моментов ученичества, отрочества и юности. Молодости. Да не поставим под сомнение степень искренности и точности таких воспоминаний. Хотя ещё древние знали: память подводит нас много реже, чем мы – её. И всё же прав был великий: для веселия планета наша мало оборудована. И далее утверждал: надо вырвать радость у грядущих дней…

 Герои этого повествования были хорошо знакомы с авторами всех этих высказываний. С некоторыми – даже лично. Один стал для них идейным и военным кумиром в борьбе за эту самую радость, другой – литературным. Юра и Виталя не могли пожаловаться на тяжелые детство-отрочество и тягостную юность. Нашивали и бархатные курточки, и белые носочки. И гимназические, и студенческие мундирчики-фуражечки. Роскоши не знали и не ориентировались на неё – получили прекрасное воспитание, жили в достатке, чистоте и содержательности. Много читали, думали. Спорили. Весьма любознательные по природе, много и с аппетитом учились. С первых вздохов атмосферой их были культура, интеллигентность и гуманизм. И во всём старались походить на своего отца – человека известного, яркого, талантливого. Большого человека. И всей душой протестовали против грубого насилия и прочих частных случаев дисгармонии мира.

 Оно конечно, честные горячие сердечки и природные наблюдательность-сообразительность не позволила им ещё в раннем возрасте не заметить, так сказать, изнанки жизни российской империи. А их поле зрения расширялось довольно быстро. Что рано привело к размышлениям на эту трепетную и, признаться, вечную тему. К чтению соответствующей литературы, к горячим дискуссиям. Ну, и к единомышленникам, естественно. Настроение радости своей судьбе всё больше сочеталось с неудовлетворённостью судьбами других соотечественников. И вообще – землян. И всё больше казалось — это не только нужно и можно, но и не так уж сложно переустроить. Думали, рассуждали. Читали. Писали. Спорили до хрипоты. Хотя всё это долго ничего практически не меняло в повседневной жизни их и империи. То есть, о переменах (и – коренных) мечтать мечтали. Но реализация таковых им представлялась – непременно с их личным участием, но в счастливом далёком будущем. Трудно сказать, как бы всё сложилось дальше, если бы не…

 О, это Если Бы Не! О, великое это Если Бы не! Однако  Божьи мельницы вертелись сами по себе, ни мало не считаясь с хорошим стечением их обстоятельств, радостью удобной жизни, слегка отравленной мыслями о дисгармонии мира. И однажды долгие, относительно лёгкие подземные толчки вдруг суммировались землетрясением высоких балов. И им, как и очень многим современникам, пришлось выбирать в сотрясаемом этом мире свой путь-дорожку. Они и выбрали…

 И о них, и об их выборе, и тем более, о самом том катастрофическом землетрясении написано и пишется предостаточно. С переменой знаков, конечно, со временем. Но авторы и прежде, и в новое наше время, сосредотачивались почти исключительно на констатации фактажа, на оценке этого выбора и его последствий не только для них самих, но и для нас, потомков. Замысловатые исторические зигзаги сказывались и на оценочной системе: герои наши ещё были горячо любимы и глубоко уважаемыми одними, люто ненавидимыми и презираемыми другими. При жизни превозносились чуть ни до небес и ниспровергались до гнилых низин. Причём, как исконными супротивниками своими, так и недавними друзьями, подчинёнными и учениками. Не говоря уже о начальстве.

  Мельницы себе вертелись, копья себе ломались. Донкихоты себе падали. Приходили разные открытия задним числом, менялся социальный заказ, тон и направленность публикаций. Герои наши, категорически не принимая обывательщины, смело рванули заре навстречу. Обзавелись боевой биографией. Воспевание их героизма во имя народа постепенно сочеталось, а потом и просто сменялось гневным всенародным осуждением. Между прочим, и то, и другое – мягко говоря, не без оснований. Но почему-то мало кого интересовала сама логика решения, некогда принятого братьями. Признаться честно, не очень-то далась она и автору этих строк. Ведь многие их ровесники на том распутье делали другой выбор. И поэтическое утешение «…Есть многое на свете, друг Горацио, Что и не снилось нашим мудрецами» в данном случае ничего не проясняло. Почему-то (Почему?!) очень хотелось разобраться в причинно-следственной связи их рокового выбора жизненного пути.

   4. МИХАИЛ МИХАЙЛОВИЧ…

  Говорят, настоящий одессит убеждён в том, что самые известные, выдающиеся земляне либо одесского происхождения, либо так или иначе связаны с Одессой. Есть, есть такая слабость у нашего брата. А самое занятное в невинном этом грешке – если как следует покопаться в генеалогии великих, так оно нередко и выходит.

 Что М. М.  Коцюбинский принадлежит когорте выдающихся – ясно, как день. И очень многие справочные материалы о нём легко доступны. Интересующиеся их получат запросто, обратившись к любой, практически, литературной энциклопедии. Классик. Многие, впрочем, усвоили ещё в школе: великий украинский писатель. Родился осенью 1864 года в Виннице. Супруга – Вера Устиновна. Дети – Юра, Ирина, Роман и Оксана Коцюбинские. Приёмный сын – Виталий Примаков. «Фата Моргана». «Тени забытых предков». Рассказы. Стихи. А между краткими этими строчками – огромная жизнь огромной личности. В диапазоне от учёбы и поиска заработка, отсидки за связь с революционерами, мелкой службы и путешествия по Европе. И безоговорочное признание таланта. Личное знакомство с выдающимися современниками – и не только в литературной сфере. Даже споры-разговоры с Лениным, Богдановым и Луначарским в гостях у Горького на острове Капри. И уход из жизни в Чернигове – перед началом мировой войны (1913 год). И бессмертие… Грамотный-культурный-начитанный читатель наш тут наверняка скажет: это всё знаем и без вас.  Одесса-то тут причем?

 Подробничать об общеизвестном не в правилах нашего «Вестника». Его основатель – Михаил Сергеевич Грушевский, — этого не любил. И нам велел. Как и возродивший журнал уже в наше время академик Мальцев Олег Викторович, определивший характер и уровень издания. Но разумное повторение пройденного никогда не лишне. Мать, всё-таки, учения. А вот связь с нашим богоспасаемым городом, всё же, тут имеется. Уверяю вас. В сложных обстоятельствах Михаилу Михайловичу в 1892 году протянул руку украинский библиограф М.Ф. Комаров. Писатель определился на службу в одесской филлоксерной комиссии. В весьма полезном этом одесском учреждении прослужил Михаил Михайлович несколько лет, представляя её в Бессарабии и в Крыму. И именно в Одессе произведения М.М. Коцюбинского были переведены на русский язык. Его рассказ «Отомстил» был опубликован в «Одесском Листке» летом 1895 года. «На камне» впервые явился читателю в первом украинском модернистском альманахе «»З-над хмар і долин»» — в Одессе. Из Одессы же писал приятелю меценат Е.Х. Чикаленко — вспоминал о том, что Михаил Михайлович всерьёз думал поселиться здесь, в нашем городе у моря. Вспоминал: «В Одессе я познакомился с Михаилом Коцюбинским, ещё молодым, но уже известным, лучшим нашим писателем. Он проживал здесь  и был избран вместе со мной в  члены одесской Громады». И на Капри писатель отправлялся через наш город. Одессит?

  Однако же и эта хроника… ну, не то, чтобы популярна, но  небезызвестна. Во всяком случае, биографы большого этого художника и хорошие читатели – в курсе дела. А вот наследниками его идей, родными детьми и приёмным сыном интересуются меньше.  Отчасти, может быть, потому, что литература… хоть и увлекала их, но — значительно меньше, чем идеология и политика. То есть, выросли детки вполне культурными, просвещёнными и начитанными людьми. И это естественно: сама атмосфера в кругу Михаила Михайловича была озонирована литературой, искусством, высокой общей культурой. Что называется, цвет интеллигенции. Виталий, например, сочинял стихи не только в отрочестве (кто же в семье ими не увлекался!), но и в дальнейшем. И всё же значительный сектор их круга общения занимали беседы о некой дисгармонии жизнеустройства общества. Сестра и братья часто и горячо собеседовали на темы и по вопросам, которые не спроста названы вечными. Было ли в истории человечества такое поколение, в котором некоторые молодые люди не сосредотачивались на справедливости-несправедливости, на необходимости коренных перемен и путях-дорогах таковых?

   Срабатывала и аура главы семьи, уважаемого современниками не только как большой художник, но и как носитель твёрдых и ни при каких обстоятельствах не скрываемых взглядов. Революционный демократ, как уже сказано, в юности Михаил Михайлович  был близок к народовольцам. И позднее тесно общался  с социал-демократией. Да мало сказать – с её активом и лидерами. Тех, в чьих кругах и треугольниках революцию называли матерью.

 Следует оговориться: это шли, при всей их динамичности, довольно пространные времена, когда даже жесткие прогнозисты, самые крайние, самые задиристые дети матери-революциии —  борцы с российским самодержавием, — не могли себе представить реальности дальнейшего. И потому очень много сил и времени тратили не только на расшатывание существовавших сотни лет «устоев», но и на борьбу друг с другом. Партии и течения, единым фронтом атакующие трёхсотлетний Дом Романовых и ему подобные «Дома» в Европе, давали всё более лютые бои друг другу – на страницах газет и журналов, с невысоких до поры трибун съездов и конференциий. Ругательски ругались. Рассуждали, спорили. Утверждали-доказывали. Только революция! Нет, только реформа! Постепенный переход! Нет, открытый оскольчатый перелом! Оппортунисты! Эсэры! Большевики! Меньшевики! Кадеты! Либералы чёртовы! ! Так надо! Нет, не так надо!

  Что-то вроде ильфопетровских Паниковского и Балаганова, помните? «Только кража!» «Только ограбление!». «Только кража!». «Только ограбление!».»Вы – жалкая ничтожная личность!». «А вы – калека!». И скрипели нелегальные и эмигрантские перья. И переходили на личности окончательно. И не монархическая – демократическая пресса не выбирала выражений по адресу таких же врагов Николая Второго. К вящему его удовольствию. И дробились партии на левые и правые фракции. И их центры уже не были слышны. Наиболее трезвые предлагали объединяться. И не лезть в воду, не зная броду – призывали подумать о реальных последствиях стихии. Ломать, мол – не строить. Обращали взоры на великие европейские революции, развязавшие кровавейшие стихии гражданских войн. И шельмовавшие-убивавшие своих вождей и друзей. Но сомневающихся и взывающих к осторожности в таких делах клеймили предпоследними словами…

  И вот Дом Романовых действительно рухнул. Мать-Революция встала в полный рост. Замшелая монархия сменила вывеску: «Демократическая республика». Господа в бобровых шубах-фраках и декольтированные дамы лобызались троекратно: «Урррра! Христос воскресе! Мир и свобода!». Чего уж лучше… Но, как говорится, что-то пошло не так… Впрочем, Михаил Михайлович до падения царизма, прихода буржуазной демократии и на её плечах – прорыва следующей формации – ушел из жизни. А вот дети его встретили перелом  в расцвете своих лет и сил. И отнюдь не затерялись в том вихре пламенном. Один хороший знаток истории семьи Коцюбинских писал, что это счастье Михаила Михайловича – не дожил до славы родного и приёмного сыновей. И дочери. Он бы не одобрил…

 Ну, в истории гадать на гуще того «Что было бы, если…» — дело неблагодарное. Но совершенно ясно, что Юрий Михайлович Коцюбинский и его друг с детства до гроба, приёмный сын Михаила Михайловича Виталий Маркович Примаков историческими фигурами стали отнюдь не на литературном поприще. Троицу эту составила и дочь Оксана – жена Виталия. И на их судьбах сказались особенности жребия, выпавшего  украинскому и другим народам субконтинента на указанном этапе. А в конечном счёте – и всего мира. И всё это посвящалось будущей новой светлой жизни. В которой, мы-то уже знаем, очень многих и левых, и правых победившая революция сожрёт , как некое мифологическое божество пожирало своих детей. Так, в конце тридцатых матерь-революция зверски разжевала-проглотила и тех братьев, о ком речь. Юру и Виталия. Хотя поначалу захватила-увлекла их за собой, закрутила в пламенном вихре гражданской войны и интервенции. Рисковала их жизнью. Едва не погубила на взлёте. Бросала в самое пекло.  Но и их руками, их волей тоже покалечила –погубила множество соотечественников и других современников. И высоко-высоко их вознесла. И низвергла ниже уровня земли. К стенке грязного подвала — в ранге врагов народа, шпионов, изменников революции и достойных высшей меры пролетарского презрения. Это была жирная точка в их жизни и в соответствующем документе, дожившем до наших дней.

   5. Ю Р И Й…

  Он родился зимой 1896 года. В Российской империи – при царе-батюшке. Всё в той же Виннице, тогда – Подольской губернии. Первый и последовавшие вдохи детства-отрочества-юности – в уже воспетой живительной атмосфере семьи Коцюбинских. Отец любил своих детей, сулил им светлое будущее, каковому и посвящал многие усилия беспокойной своей жизни, своё творчество. Свою борьбу.  В Чернигове Юра был гимназистом. С Дальнего Востока долетали толчки русско-японской войны. Оглянуться толком не успели – и куда более внятные первой мировой. Стал социал-демократом (большевиком). И даже членом её Черниговского горкома. Между прочим, тогда принадлежность к партии была вовсе не обязательна. Тем паче – к такой. А если уж вдруг так загорелось – имелся известный минимум выбора даже до революции.  А уж непосредственно перед и во время оной…

  Интересно, что в тот же год-месяц-день в другой стране другой молодой человек, ровесник Виталия, вступил в другую партию. И сам того не ведая, выбором своим также во многом определил очень многое и в своей жизни, и в жизни Виталия, и даже в мире. Но об этом – вскорости. Там, потом, рухнет Дом Романовых. Ну, не то, чтобы совсем – на нём просто появится другая вывеска. Во младой и потому весьма резвой постмонархической Российской демократической республике партийный ассортимент оказался чрезвычайно широким:  и традиционных, европейски апробированных, и новеньких – с иголочки — партий, партийных названий, принципов и программ было хоть пруд пруди.

  Крупные города громогласно грызлись между собой и приглашали граждан в свои передовые объединения. Социалисты. Народные социалисты. Партия социалистов-федералистов, партия демократов, конституционно-демократическая партия. Социал-демократы большевистского толка, такие же, но чуть правее – меньшевики. Конституционные демократы. Социал-революционеры (эсэры) – правые. Социал-революционеры – левые. Бундовцы. Межрайонцы. Интернационалисты. Анархисты. Одесса била все рекорды, призывая обывателя в новорожденные экзотические партии. Например, партия беспартийных (!) социалистов. Да-да, именно так: «Партия беспартийных…». Партия мирового рассвета. Была даже… партия безработных.. Но Юра, как уже сказано, определённо выбрал партию резкого перелома: РСДРП(б). Вписался в её провинциальный актив. Обратил на себя внимание старших. Вот такой выбор.

  Почему? Уже в наше светлое время перечитывая многое, написанное об  исторической этой фигуре, давно ушедшей за грань добра и зла, ответ найти трудно. А ведь написано и снято о нём немало. И с явной симпатией (в рамках прежнего социального заказа), и с минусом, даже с брезгливым гневом и нечистотами эпитетов. А вот – пуркуа? С какой-такой стати тогда, в начале, в расцвете юных надежд и сил, он твёрдо ступил на эту именно стезю? Неужели вопрос пустяков и неинтересен? Ведь этот выбор и определил его невероятную, захватывающую и ужасную дорогу жизни! И судьбы многих из тех, кто встречался на перекрёстках…

 …Но вернёмся туда, в дореволюционное время. Выбор сделан, в партработу ушел с головой своей светлой — выше макушки. Юный марксист. Украинец. Социал-демократ рассейского толка. И именно: большевик. Припомним, наконец: меньшевики тоже были марксистами. Да ещё и какими! Для РСДРП (б) это была находка. Вписался. Зажил полной жизнью. Борьбой за счастье народа. Но тут… в Сараево прогремели пистолетные выстрелы. Всего два. А грохнули на весь Свет. Молодой человек по имени Гаврило и с характерной фамилией Принцип, — уже упомянутый ровесник Юрия по возрасту и партийному стажу —  смертельно ранил эрц-герцога Фердинанда и его супругу. Если без деталей, можно сказать — началась самая первая мировая война. С немцами иже с ними.

 И тут же открылся невероятный подъём в массах сограждан. За немецкий язык били на улице или в кабаке смертным боем. Немецкое имя столицы заменили русским – Петроград. Все – в армию. Всё для победы. А кому не положено – всё для армии, всё для победы. На Берлин! Даёшь молодецкие удары! Взвейтесь, соколы, орлами! Даже грызшиеся между собой партии, зажавши носы, братски обнялись и протянули руки царскому правительству. Все счёты с ним откладываются до победы. Либеральные и даже демократические газеты выходят с шапкой «Объединёнными усилиями» и «За победу!».Так все. Или – почти все. Кроме, кажись, одной – этих самых большевиков, к которым он и примкнул в год начала бойни. Крошечная партия что-то осмелилась пискнуть против войны, против военного займа. И тут же была бита даже не столько полицией и жандармами – народом, разночинцами из демонстрантов, требовавших немедленного наступления. В таких колоннах  можно было видеть слесарей и преподавательниц высших женских курсов, попов, и старших гимназистов и студентов, мясников-охотнорядцев, и патриотов из Союза Русского Народа. Нечто подобное происходило и в Берлине, и в Вене. Там били за русский язык. Что и толковать – велик был подъём.

 Увы, всенародный этой праздник оказался отнюдь не вечным. Война откровенно затягивалась, а до Берлина всё ещё было далеко.  Как гражданин призывных характеристик, однажды наш герой оказался в рядах воинов и был определён на специальную учёбу.  Собственно,  ускоренным курсом – в школе прапорщиков. И где вы думаете? Именно – в Одессе.  И после призыва он, по всей видимости, не афишировал своих взглядов-убеждений: изучал теорию и практику науки побеждать. Знал – пригодится. Так оно и вышло. А пока, как тогда говорили, вёл работу среди личного состава. Конспиратор был неплохой – не попадался.

Весной 1917 года Юрий получил золотые погоны с одним просветом и одной же звёздочкой. Прапорщик! В мирное время кадровое офицерство смотрело на таковых свысока. Из поколения в поколение передавалось: «Курица – не птица, прапорщик – не офицер!». Но мировая война, хоть и тянулась долго, довольно быстро образовала зияющие вакансии в полевом офицерстве. В младшем – в особенности. И в прапорщики потащили недоучившихся студентов, учителей, инженеров и техников, врачей и фельдшеров. Ветеринаров. И даже унтер-офицеров (сержантов, по-нашему), более-менее подходящих командовать взводом или полуротой. К этому времени, нужно заметить, всенародное ликование явно шло на убыль. Война начинала надоедать и окопникам-блиндажникам, и обывателю в тылу.

  По назначению Юрий Михайлович отправился в Петроград. Ни мало, ни много, в Семёновский полк. Ну, тот самый, из первых в истории отечественной армии двух регулярных полков (Преображенский и Семёновский), созданных Петром «Потешных». Роль гвардии в истории сложилась, впрочем, своеобразно: она всегда пламенно присягала очередному императору и нередко оказывалась участницей дворцовых переворотов. Во всяком случае, прапорщик Коцюбинский и сагитированные им гвардейцы не заступились за падающую монархию.  В отличие от событий всего-то двенадцатилетней давности (1905 год), когда за батюшку-царя громили семёновцы и преображенцы в Москве революционные баррикады на Красной Пресне. Они стали активнейшими участниками акции  прорыва в Зимний царский дворец, где давно уже не было царя, но заседали Временные министры. Под защитой  немногих  офицеров, юнкеров и стрельчих женского батальона Керенского. Таким чином, состоялся арест  правительства. Правда – без его главы Керенского. Поскольку такового не обнаружили. Наука Одесской военной школы пригодилась. Потом, в кратком курсе истории ВКП(Б), всё это  назвали «Штурм Зимнего».

На знаменитом панно художника Соколова-Скаля массовое это действо выглядит весьма масштабно. Батальное полотно. То же – вообще в советском изобразительном искусстве, в литературе и кинематографе. Всё, что связано с атакой на резиденцию Временного Правительства в Зимнем дворце и его арестом, принято было считать ключевыми событиями Октябрьского переворота. С некоторых пор есть возможность трезвее рассмотреть этот исторический эпизод, столь гиперболизированный и романтизировано-воспетый официально. На французский манер взятия Бастилии: рёв орудий, посвист пуль, грохот разрывов. Море крови – горы трупов. И пафос крупнейшего исторического события, всенародный праздник на многия лета. Кстати, французы по сей день отмечают День взятие Бастилии. Хотя к моменту падения этой крепости-тюрьмы в ней содержалось буквально несколько заключённых. И отнюдь не политических узников монархии.  А в ходе той акции много людской крови пролилось…  

 В Зимнем дворце тогда всё вышло значительно безалабернее и скромнее. Тем не менее, на площади около здания и в нём самом бои имели место. Как и жертвы — среди атакующих и оборонявшихся. Прапорщик Коцюбинский Юрий Михайлович принял активное участие в акции, что называется – в первых рядах. Остался цел. И уверился в том, что счастлив его военный бог. Дальше – больше… Многоточие, как известно, просто знак препинания. И означает либо прерванность речи, либо, незавершенность высказывания. Либо пропуск в тексте. Но в данном случае альтернатива надумана: последние три точки этой главы да иллюстрируют и пропуски в главах жизни наших героев, и прерванность их речей. Да и незавершенности в этих судьбах оказалось предостаточно…

        6. В И Т А Л И Й  

  …Итак, ближайший родственник М.М. Коцюбинского. Даже дважды.  Названный сын и вполне традиционный зять. Вырос в той же атмосфере, что и родные дети писателя. И тоже, можно сказать, стал в своём роде писателем. Даже и – поэтом. Написал несколько книжек публицистического, издал ряд работ военно-теоретического планов. И  сборники стихотворений, литературоведческая оценка последних простирается за пределами данного очерка. Но связь его с большой литературой ещё и в том, что со временем интеллигентный малый, Виталий Примаков стал лихим кавалеристом, организатором и командиром крупных конных масс. И спутником жизни Лили Брик, музы и подруги самого В.В. Маяковского. Это – уже после смерти Владимира Владимировича. Однако  историческая память (поскольку таковая всё ещё срабатывает), сохранила его, главным образом, в иной кагорте. Вита́лий Ма́ркович Примако́в не потонул бесследно в Лете борьбы за то, что называется в истории властью советов. Военачальник, командир 1-го конного корпуса Червоного казачества; комкор. По армейской табели о рангах – генерал-полковник. Это доблестное соединение,  и именно под таким названием, состояло в реестре вооруженных сил Союза ССР до 1938 года, когда было переименовано в 4-й кавкорпус РККА. . Но об этом акте своего детища В.М. Примаков уже не узнал – за год до того был умерщвлён в числе других высоких военных.

… В  воевал в Украине, Польше и Средней Азии. После Гражданской войны доучивался на Академических курсах высшего комсостава РККА. Занимал ответственные посты и выполнял важные военные и дипломатические поручения. Даром что – Стрелец. В смысле – по гороскопу…

 …А родился он в декабре 1897 года, в Семёновке – такое местечко Черниговской губернии. Учительский сын. Принят был полноправным членом семьи Коцюбинских, как понимаете сами, не случайно. Умный, красивый, сильный. Весёлый. Жаден к знаниям. Трудно судить о том, кто на кого из братьев больше влиял. Но в один год вступили Юрий и Виталий в партию. И именно, повторюсь, – в большевистскую. Вели, как говорится, работу. Нелегально, ясное дело. Виталий на том даже сорвался: негласный надзор, арест, суд. И ссылка в места, достаточно отдалённые. Его, как и других ссыльнопоселенцев, в феврале-марте 1917 года вернул на волю своим указом министр юстиции Временного демократического правительства Керенский.  Нет, это была не амнистия: новая, демократическая власть признавала всех узников царизма. (казематников, политкаторжан и ссыльнопоселенцев) борцами за свободу. И горячо приветствовала их. На свою голову…  

  Казалось бы: за что боролись – то и получилось. Царь уже в прошлом, его министры – в Петропавловке. Свобода! Вся законодательная власть – советам.Исполнительная – Временному правительству. И до Учредительного собрания, как и до победы над германцем, рукой подать. Живи и радуйся! А герой наш снова – с головой в омут, под солнце победившей революции, на которую всё больше надвигалась тень нового переворота. И вскоре братья, делегаты 2-го съезда Советов, в толпе рабочих, солдат и матросов Зимний дворец брали вместе. Равно как и отбивались от казаков его превосходительства Краснова под Пулково и Гатчиной. Да-да, октябрь, который – в ноябре.

 Провозгласивший сверхзадачей вожделенный мир народам, великий октябрь, глазом не моргнув, дал им кровопролитнейшую гражданскую войну. О чём также, хоть и не без противоречий, давно написано и пишется мыслимое и немыслимое. И во всех подробностях. Вплоть до откровенно сомнительных, проверить каковые простым смертным читателям-зрителям-слушателям не представляется возможным. Эпопея Виталия, как и Юрия, вообще говоря, не помещается в жанровых границах очерка. А если с пятое на десятое… За бои под Орлом получил у своих бойцов кличку Орла. И у правительства — орден. А за Курс – второй. И золотое оружие от наркомвоена. Повоевал и в Туркестане – с басмачами.. Редкой храбрости и природной боевой одаренности был интеллигентный этот командир-всадник. Только вот отмечалось – больно склонен поддерживать дисциплину любой ценой. И за нарушения, даже случайные, карал беспощадно. Вплоть до… Впрочем, жестокость самой той войны списывала многое. Накал это он сохранил и после гражданской.

 …Командовал Высшей кавалерийской школой в Ленинграде в начале двадцатых. В середине – выполнял за кордоном некое специфическое поручение, для чего именовался англичанином-добровольцем. Между прочим, неплохо владел инязыками. Служил военным советником командования 1-й китайской армии . В конце десятилетия – военный атташе в Афганистане.  В апреле — мае 1929 г. под именами «Витмар» и «Рагиб-бей»… командовал отрядом специального назначения в борьбе с мятежными войсками Бачаи-Сокао в Афганистане…

      7. ЮРИЙ И ВИТАЛИЙ… 

 Сейчас трудно сказать, насколько дети писателя, братья и сестра Оксана,очертя головы кинувшиеся в революцию, поверили в её обеты. Ну, в смысле – земля – крестьянам, фабрики-заводы рабочим. И вообще – мир народам. Но после октябрьского переворота если и запахло миром – только Брестским. Да и то не долго: правительство РСФСР, зажавши нос, хоть и подписало с германцами мир, но само назвало его вынужденным, оскорбительным и даже похабным. Немцы пришли в Украину и принесли всё, кроме мира. Мира! Недолго длилось счастье гетмана Скоропадского. Полыхнула и всё больше разгоралась гражданская война почти на всей территории экс-империи, с февраля-марта семнадцатого так и не насладившейся обещанной буржуазной демократией. Не заставила себя уговаривать и интервенция. После тяжкой русско-японской и первой мировой, возложившие мирные свои надежды  на обещания революции, народы наши очнулись на другой, лютой войне. Где сын – на отца, брат – на брата.

 В преображающей стихии интеллигентные молодые люди  Юрий с названным братом и другом детства  Виталием в Украине стали классными наездникам-военачальниками. Да-да, полководцами. Они сформировал воинскую часть, преимущественно – казачью. То есть, конную. Довольно быстро вырастили из неё  соединение. Дивизию. А затем и корпус. Корпус  червонного  казачества. Последний командовал «Червонцами», первый возглавлял политработу. Его родная сестра Оксана, дочь М.М. Коцюбинского и жена Виталия, воевала вместе с братом и мужем в составе этого соединения. Старшая дочь писателя, чернявая красавица Оксана, прожила недолго — в 1920 году умерла при родах. Их отец, по общему признанию обладавший и даром предвидения, едва ли, размышляя о будущем своих детей, предполагал нечто подобное…

  Титул «Участник штурма Зимнего» в революционных рядах и сам по себе был весьма высок. А  в данном случае он принадлежал ещё и родному сыну самого Михаила Михайловича Коцюбинского. К тому же обладателю довольно высокой грамотности и культуры, волевому, целеустремлённому и обаятельному мужчине. Что по эту сторону разорванного мира было не так уж типично. И бросалось в глаза. Он стал делегатом Первого и Второго съездов Советов, комендантом одного из столичных районов. Командовал воинской частью в боях с войском Краснова. Был избран в состав первого советского правительства Украины. И именно по боевой части – заместителем народного секретаря (министра) по военным делам. Исполнял и другие высокие обязанности, занимал и другие ответственные посты. Вихри эпохи не давали подолгу сидеть на месте. Да и, по всей видимости, не в его это было натуре.

  Побывал Юрий и в народных секретарях Внутренних Дел. Командовал всеми советскими войсками в Украине – в боях против войск Центральной Рады.  Что тут удивительного – на всех парах катилась эпоха прапорщиков. Смещать верховного главнокомандующего доблестной русской армии, генерал-лейтенанта Духонина и занимать его место в могилёвскую ставку прибыл прапорщик Крыленко. Почему бы прапорщику Коцюбинскому не покомандовать украинским революционным войском. В любимом Чернигове возглавлял он губком ВКП(б). В начале 20-х был смело выдвинут на дипломатическую работу: представлял Украину в Вене. Потом —  в Польше. До создания Союза ССР олицетворял Украинскую страну при правительстве РСФСР. В новорожденном Союзе — служба при  советском посольстве Австрии, Чехословакии и Польши. Тогда же и там же выполнял ряд поручений развединформхарактера. Послужил в замах предсовнаркома УССР и председателем украинского Госплана. Избирался членом ЦК и оргбюро ЦК КП(б)У. Он стал зятем знаменитой по-своему Евгении Богдановны Бош. Знаете? Слыхали? Эдакая Жанна Д’Арк революции – даром  что не дева. Жена Георгия Пятакова – известного революционера, помянутого Лениным в его «Завещании» (наряду со Сталиным и Троцким), видного  участника революции и гражданской войны в Украине, одного из военных и партийных лидеров. В дальнейшем — глава Госбанка СССР.

 Кстати, о Ленине: лично хорошо знакомый с Михаилом Михайловичем Коцюбинским, он признал сына достойным своего отца. И эта характеристика тоже очень долго и прочно удерживала Юрия Михайловича на сотрясающейся поверхности истории. Долго, но не всегда. В причудливом ходе гражданской войны он оказался командующим войсками, штурмующими Киев тяжелой артиллерией. Поднялась же рука. Музы смолкли:  слышать ничего не желал о провозглашенном революцией праве наций на самоопределение. Вплоть до отделения. Борцы за независимость Украины определили его в стан врагов – с соответствующими обвинениями: нет, не достоин своего великого отца…

 В биографической хронике Юрия есть и такие этапы: зимой 1932 года возглавлял институт экономики УССР. И получил от власти мандат… уполномоченного ЦК КП(б) по хлебозаготовкам; координировал массовое изъятие зерна у сельского населения… где, как вы думаете? В Одесской области.. А что оно такое – то изъятие? И без документальных свидетельств ясно: карательно-репрессивные действия. За сопротивление хлебозаготовкам и припрятывание хлеба. Но есть и документы. И на них – его подпись. Старался, исполнял. Приводил в исполнение…

 В конце концов, революционер, герой гражданской войны и партиец с дореволюционным стажем Ю. М. Коцюбинский этой самой революцией снят со всех высоких постов, арестован. Исключен из партии. Судим и осуждён. Конечно же – не за дела на гражданской войне. И не за энергичную не в меру хлебозаготовку путём изъятия продуктов у сельского населения. Попросту: огосударствленный насильственный отъём (ограбление). Впрочем, облагороженное название подобного процесса – «Экспроприация», — в словаре страны получил прописку ещё задолго до октябрьского переворота. Вспомним, хотя бы, солиднейшее пополнение социал-демократической парткассы за счёт Тифлистского банка. Были и другие аналогичные, хоть и менее известные, но достаточно эффективные, статьи доходов партии, ещё только идущей к власти. Что уж говорить о партии у власти…

Продолжение следует… Читайте вторую часть по ссылке

_____________________________________________________

Подписывайтесь на наши ресурсы:

Facebook:  www.facebook.com/odhislit/

Telegram канал:  https://t.me/lnvistnik

Почта редакции:  info@lnvistnik.com.ua