Как только первый парус поднялся
Над белопенной полосой прибоя,
Навеки срифмовались меж собою
Любые паруса и небеса…
(Неизвестный поэт ХХ века)
Дорогой читатель! Спецкор «Вестника Грушевского» и Ваш покорный слуга побывал в гостях у капитана яхты «Каролина», яхтсмена с сорокалетним стажем, писателя, токаря-расточника, инженера-механика и просто интересного человека — Гликмана Виктора Исааковича. Кто не знаком – будьте знакомы.
– По традиции нашего журнала, первый вопрос об авторе, о личности. Где родились, жили, учились, работали?
– Я — питерский. Родился в Ленинграде и очень этим горжусь.
– В каком году? – В 1940-м. Мне 80 лет.
– Не выглядите.
– Да и не надо! Я все время занят, мне стареть некогда. А родители мои – явление совершенно советское. Папа – еврей, мама – полька. Раньше такой союз был мало вероятен. Поляки до евреев и сейчас мало охочи. Семья отца – еврейские интеллигенты, вполне состоятельные. Бабушка раз в неделю ездила на базар на извозчике! Тогда это был показатель. Отец же закончил политехнический институт и, как вся ленинградская молодежь, пребывал в эйфории революционных перемен. Дед по материнской линии работал машинистом на Петербургско-Варшавской железной дороге. Была в Российской империи такая. А в конце 1918 года Польша получила независимость и полякам предложили или ехать на историческую родину, или принять советское гражданство. Дед с сыновьями и крошкой дочерью (моей мамой) остались в Питере. Бабушка к тому времени умерла от тифа и девочку устроили в польский приют при каком-то костеле. Заведение закрытое, строгое. Мама до конца дней своих помнила молитвы и хорошо говорила по-польски. В эти же 20-е годы шла мало известная сегодня затяжная кровопролитная война с Польшей. Своих, советских поляков, власть тоже не забыла и дед сгинул в 36 году в ГУЛАГовском кошмаре. А мамины братья сражались в Отечественную. Бронислав погиб под Ленинградом, а Ян вернулся и прожил до 101 года. Но как встретились ленинградский плейбой и воспитанница пансионата — я не знаю, а спросить уже не у кого.
А еще в те годы власть не давала людям пустить корни в одном месте и постоянно перемещала и военных и гражданских специалистов. Помните была песня «Дан приказ ему на запад, ей в другую сторону». Вот и моих родителей перед самой войной отправляют на очередную стройку. Дед с бабушкой просят оставить внука (т.е. меня) с ними пока молодые не устроятся. Да куда там! Матушка забрала. А тут война. Ленинград в блокаде. Там дед с бабушкой и погибли. Об ужасах войны мы чаще представляем в целом, а это складывалось из трагедий отдельных людей. Вот и мама отступая со мной на руках из разбомбленного эшелона, из города Армавира, в 23 года стала совершенно седой.
А дальше, уже после войны, отца направляют на строительство военных объектов. Мы жили год на Камчатке и три на Чукотке. А там вулканы, птичьи базары, зимой собачьи упряжки, ну и волки конечно. В школу за 5 км я ходил на лыжах с коротким американским карабином.
А в 16 лет я стал одесситом.
– А как в Одессу перебрались?
– В то время было такое правило у военных: если ты прослужил не менее 4 лет в Заполярье, то имел право на любой военных округ, ну, кроме столиц. Так мы, питерские, стали одесситами. Здесь я политехнический институт окончил.
– Какой факультет?
– Механик транспортного машиностроения. А в те же годы было правило, что после института ты обязан отработать не менее 3 лет там, куда тебя пошлют. С начало была чудная, древняя Рязань. Мы там громадную ГРЭС возводили. Там я увидел разливы Оки и полюбил Сергея Есенина. А потом напросился и уехал в Казахстан. В ту пору место очень знаменитое – Темиртау, Караганда. Там еще встречались остатки ГУЛАГовских учреждений. Это их руками возводились промышленные гиганты тех мест. А год был 1968.
А что мы знали тогда о Казахстане и всей Средней Азии? Басмачи, эмиры и Ходжа Насреддин. Все оказалось сложнее и красочней. Алма-Ата потрясающий современный город. Там у меня управление было. И я часто бывал. Вокруг горы со снежными вершинами, вдоль улиц текут арыки с ледниковой водой, зелень, фрукты и казахи вполне европейские с некоторым национальным шармом в одежде. Промеж себя говорят на казахском, обращаешься – легко переходят на русский. Я тогда много по Союзу ездил и везде люди кроме национального языка неплохо владели русским. Кому это помешало!
Там, в Алма-Ате была у меня подруга — чистокровная Райхан Ануарбековна Байсалова. Красивая образованная девушка. Но что-то не случилось. И в Одессу я вернулся женатым, добавив моей дочери кроме своих кровей еще и русскую. А у моих внуков — еще и армянская, так что определить их национальность весьма затруднительно. Но мы жили в русской культуре, в русском языке и, как бы нас не считали, конечно русские. Но при этом в Одессе в годы 70-е были предприятия куда евреев не допускали, были, где допускали процент присутствия, но и были открытые полностью. Одним из таких был НИИ специальных способов литья. Это была Силиконовая долина еврейского разлива. Лысые и картавые творили чудеса литейного производства, создавали удивительные роботы и технологии. И вот там, бросив не прибыльное инженерное дело, я проработал 20 лет токарем-расточником высшего разряда. К сожалению, в начале 90-х и этот островок классных профессионалов почил в бозе. Но к тому времени я уже около 20 лет занимался парусным спортом, имел высшую судоводительскую квалификацию – яхтенный капитан.
– Во сколько лет Вы пришли в яхтинг?
– Поздно, в 30 лет.
– Выходит, никогда не поздно. А как вообще это произошло? Что было поворотным ключом?
Своим молодым матросам я часто рассказываю, что при всех тараканах жизни в Союзе, были островки коммунизма. Например, спорт и парусный особенно. Сегодня все яхты частные и ты не можешь прийти и сказать «хочу». А тогда мог. И я случайно зашел и остался навсегда. Хотя первые годы меня жутко укачивало. Но уж очень хотелось соответствовать «спорту королей и принцев». И учили нас долго и серьезно. Свой диплом яхтенного капитана я заслужил только через 10 лет. Сегодня немножко не так. Человек покупает яхту, одновременно покупает права и лишь потом ищет капитана, который бы научил по-быстрому. А быстро не получится. Поскольку, кроме многого всего нужно научиться понимать море, любить его всякое и уважать. А это приходит не сразу и не ко всем.
– А как называлась Ваша первая яхта?
– «Аркадия». С названием была смешная история. Яхта была новая, прямо с ленинградской судоверфи. Класс «Марина». А по морским правилам имя кораблю присваивает либо судовладелец, либо экипаж. Доверили нам. А название хотелось яркое, одесское. Но все сочные имена были уже разобраны. «Ланжерон» был, «Одесса» была, «Отрада» была. Оставалась «Аркадия». Тут я вмешался и напоминаю, что на каждое имя яхты дается кликуха. Так «Альциону» называли «Цилей», яхту «Мир» — «Вейз мир» (боже мой) и нам с нашим еврейским экипажем быть «аркашками» на вечные времена. Но случилось другое. В первый же сезон приходим мы в Сочи на Кубок Черного моря. Была тогда такая ежегодная парусная регата по всему Черному морю. Заходим в олимпийский парусный центр и с высокой башни диспетчер впервые произносит «Марина Аркадьевна ваше место стоянки девятое». С тех пор мы были единственной яхтой, которую называли по имени и отчеству. С 1988 года нам разрешили ходить за границу. А там было многое. Болгария, Турция, Греция, Италия. А годы начались сложные, потому везде старались найти работу. Зимой на уборке апельсин, летом виноград, абрикосы. Да много всего было. И смешного, и грустного.
– А что Вас вдохновило на написание книг?
– Книги — две. Две изданы, третья написана и ждет своей судьбы. А началось все как обычно Cherchez la femme (ищите женщину). И тут уж кому как повезет. Одних женщина вгоняет в ступор, других благословляет на подвиг. Меня Галка убедила, что если мои устные рассказы записать, то они не станут хуже. А тут еще на работе появился у меня тайный кабинет с компьютером и свободным временем. Вот так, без отрыва от производства, появилась моя первая книжка «Дворянство морей».
– О самой книге, если можно. Скажем, начинающий яхтсмен взял Вашу книгу в руки…
— Не было, конечно, никакой сверхзадачи. Но в целом мне всегда хотелось показать красоту того, что видим мы, когда выходим в море. Люди удивлялись, не верили, когда я рассказывал, что и штормовое море так же прекрасно своей силой, характером. И писал я это все не для наших яхтсменов, – хотя ребята с удовольствием читали, многие даже хвалили, – а для людей, которым в принципе это интересно, но они этого сами вряд ли когда узнают. Все в этой книжке правда, ничего не выдумано, может только акценты расставлены в моем восприятии. Я старался придать этому такой теплый ироничный характер. Хотя, честно сказать, далеко не всегда это было так – ирония и все приходило потом. Когда нам давало прикурить, в этот момент думалось только, что «если я выживу, то больше никогда, и ни за какие пряники!».
– А ко второй книге как Вы пришли? – Был еще такой момент — кроме моей парусной жизни в начале 1990-х, когда все развалилось, когда я сидел совершенно без работы. И ремонтировал чужие квартиры, ну, чем только не занимался. Благо, парусное дело всему учит. Вот все, что у нас на этой яхте пошито, это все сделано мной. Это я не хвастаюсь, просто говорю, что здесь всему научился. Так в это не простое время мне вдруг помогло мое еврейство. Одна знакомая девочка рекомендовала и меня приняли на работу. Была такая американская организация (она и есть) под названием «Joint». История ее интереснейшая. Это еврейский фонд, который помогает евреям выжить в тяжелых ситуациях. У нас в стране «Joint» начал работать в 1920-е годы. Был такой проект, чтобы евреям «землю обетованную» дать не в Израиле, а в Крыму. И Сталин тогда это дело поддержал, и в Крыму начали создавать еврейские колхозы. И вот этот «Joint», он тогда назвался – «Agro-Joint» (агрономическая), помогал этим колхозам техникой, удобрениями, технологиями. Потом что-то пошло не так и «Agro-Joint» из СССР выперли. 1996 году «Joint» опять появилась в нашей стране, в частности в Украине. Тогда еще Советский Союз был. Создавали еврейские общины и через них помогали медициной, продуктами. Ну, например, был серьезный проект на базе нашего медицинского института. Приехали американские врачи-офтальмологи, привезли оборудование, запчасти, хрусталики, обучили наших врачей этой работе. Все это оборудование было оставлено, большой запас всех этих хрусталиков был выдан с одним условием, что они будут делать эти операции за какие-то деньги для всего населения, но по направлению еврейской общины стариков они будут обслуживать бесплатно. Я не знаю, как сегодня, работает ли эта программа, но тогда она была. Одесский офис работал с Кировоградом, Николаевом, Херсоном и всем Крымом. А я мотался по всем этим городам, организовывал эту структуру. Да в таком материале можно было «Войну и мир» написать. И годы в Одессе тоже зря не прошли. Я жил во дворике, на Кузнечной, где половина соседей была евреи, половина — наоборот. Там жил биндюжник дядя Исаак, а еще бандит и его брат милиционер. Все как у многих тогда в Одессе… И поскольку я был наполнен всем вот этим материалом, то оставалось его только записать. И вот эта вторая книга так и называлась – «Как быть евреем в Одессе».
– Когда же третья книга выйдет?
– А это не от меня зависит. От общества. Если помогут издать – издадим.
– О чем она?
— Вот издадим, тогда и почитаем. Хотя какие-то кусочки я уже помещал в ФБ.
– Расскажите о своей яхте по имени «Каролина»? Как и чем она сегодня живет, каковы планы на этот год?
– Опять же, все, что происходит с нами – это уникально. Ни с кем больше и никогда. Среди моих парусных друзей был, к сожалению, недавно ушедший, удивительный человек – Евгений Михайлович Боровлев, капитан дальнего плавания.
И уже в более чем зрелом возрасте захотелось ему построить яхту для себя, вот такую, какую он хочет. Проект заказал в Николаеве, там ребята грамотные. И строить ее начали. Но он опоздал буквально на пару лет, я имею в виду, по жизни своей. Стало меньше денег, стало меньше здоровья. Процесс стал затихать, а после и вовсе остановился. Так она простояла у нас в яхт-клубе несколько лет на стапеле, плохо прикрытая дырявым брезентом. Для деревянной яхты это смерть. В этот раз обошлось. Когда Евгению Михайловичу было лет 87-88, он позвал нас с Игорем Бородиным и предложил забрать яхту. Яхта была официально оформлена на Игоря.
И, честно говоря, мы думали, что тут чуть-чуть подшаманим и начнем ходить. Но выяснилось, что очень много уже испорчено или сделано было неправильно. И мы ее разобрали почти до основания. Вот за твоей спиной идут шпангоуты, стрингеры, основа, ребра. Вот эта основа осталась. Вся обшивка была снята и замена наново и сделана так, как нужно, правильными материалами. На это у нас ушло три года. Честно говоря, у меня несколько раз возникало желание сбежать, но Бородин вкусно кормил и наливал, что решило судьбу этой яхты. А неугомонный Евгений Михайлович каждое утро звонил нам и по-прежнему строгим капитанским голосом требовал записать что мы должны не забыть и учесть. Он сохранил ясность ума и виртуально был с нами до своего последнего дня.
В прошлом году мы уже ее спускали, правда, во второй половине лета, немножко попробовали, увидели, какие там есть еще недостатки. Всю зиму продолжали с ней работать. И пока у нас все-таки и по интерьеру, и по некоторым техническим моментам еще есть чем заниматься. А планы некоммерческие… Вернее так: затраты на нее идут сумасшедшие, поэтому подвернется какой-нибудь «богатый Буратино» и скажет — «Ребята! Вот я хочу, и я вам решу какую-то вашу финансовую проблему» – конечно, мы это сделаем. Но работать так, как работают ребята здесь, на катамаранах, мы не планируем. Хотелось бы уйти в Средиземку, хотелось бы очень многое посмотреть. Мне надо успеть научить нашу молодежь и подростков тому, что я знаю. Поэтому тут можно жить, не выходя, и все время будет работа. Но сегодня уже действительно здесь можно жить. Самое главное, что мы добились того, что мы не тонем, и яхта сухая полностью. Это большое достижение. А Евгений Михайлович умер, не дожив несколько месяцев до 90-летия. Он даже список гостей на юбилей составил. И мы в нем были.
Что касается имени «Каролина». Евгений Михайлович дал его в честь своей дочери. Мы решили это сохранить, но уже в честь другой необыкновенной женщины – Каролины Сабанской. Красавицы, жуткой авантюристки, возлюбленной А.С.Пушкина. Это в ее честь назван Каролино-Бугаз под Одессой. Пусть будет теперь и яхта. Ну, вот, пожалуй, и все. Я тебе почти ничего не соврал.
– Что бы Вы хотели бы добавить в завершении нашей беседы?
– Честно сказать, что я точно хотел бы – это чтобы в Одессе можно было издавать книги. Как человек, умеющий сформулировать на бумаге что-нибудь, я себя реализовал, и мне этого совершенно достаточно. Но я понимаю, что сегодня в Одессе, как и когда-то в 20-е годы, полно талантливых мальчиков и девочек, и они просто не такие напористые, не такие опытные по жизни, как я. А как их умеют отфутболивать, молодых, это я на себе прочувствовал. Поэтому без содрогания, без злобы, я не очень злой человек, но Всемирный Клуб Одесситов я воспринимаю как врага человечества, врага одесской культуры, потому что они, вот эти когда-то талантливые старики, подмяли под себя не малую часть этого и никого туда не хотят впускать. У меня была идея — на какой-то платформе издавать недорогой печатный орган типа «Роман-газеты», которая издавалась когда-то в Советском Союзе. Очень простая, на газетной бумаге. Что бы наша талантлива молодежь могла себя открыть миру. Вот – такая идея…
Автор Мирослав Бекчив
Подписывайтесь на наши ресурсы:
Facebook: www.facebook.com/odhislit/
Telegram канал: https://t.me/lnvistnik
Почта редакции: info@lnvistnik.com.ua