Неожиданная война – не последняя в нашей истории… Часть четвертая

Бомбардирование Одессы эскадрой англо-французского флота в 1854-1855 гг. Часть IV. «Небывалое событіе! Казаки взяли въ пленъ пароходъ!»

Первая часть цикла статей по ссылке.

В цикле статей о бомбардировании Одессы в 1854-1855 годах мы осветили основные события того тревожного для города и его жителей периода.  Однако было еще одно событие, о котором нельзя умолчать и которое послужило своеобразным эпилогом этой истории – пренеприятной и бедственной, но в то же время ставшей предметом особой гордости одесситов.

Полагаем, читателю было бы интересно вглядеться в эти события и с другой стороны… скажем, глазами неприятеля. Более того, ведь имелись события, которые куда лучше известны непосредственным участникам боевых действий, нежели людям, наблюдавшим со стороны. Разумеется, одними только русскоязычными источниками здесь не обойтись. Потому в настоящей статье мы начнем серию публикаций фрагментов воспоминаний пленного англичанина, первого лейтенанта пароходо-фрегата Ее Величества «Тигр» Альфреда Ройера, переведенных со староанглийского, с орфографией, соответствующей тому времени.

Речь идет о небезызвестной книге «The English Prisoners in Russia. A Personal Narrative of the First Lieutenant of H.M.S. Tiger; together with an account of his journey in Russia, and His Interview With the Emperor Nicholas and the Principal Persons in the Empire by Alfred Royer, Lieut. R.N. Third Edition» (London, 1854) [«Пленные англичане въ Россіи. Собственное повествованіе первого лейтенанта пароходо-фрегата Ея Величества «Тигръ» съ отчетомъ о путешествіи по Россіи и беседе съ императоромъ Николаемъ и высокопоставленными лицами имперіи, составленное первымъ лейтенантомъ Альфредомъ Ройеромъ. Изданіе третье» (Лондонъ, 1854)].

Но обо всем по порядку. Начнем с воспоминаний статского советника Осипа Чижевича. В продолжение рассказа о нападении англо-французского флота на Одессу и взятии пароходо-фрегата «Тигр», опубликованного в сборнике воспоминаний одесситов «Изъ прошлаго Одессы» (Л.М. де Рибас, 1894), О.О. Чижевич пишет:

«Въ скорости после бомбардировки произошло следующее замечательное событіе, которое мне близко знакомо.

Въ одно туманное утро садовникъ мой, проходя берегомъ моря, услышалъ на границе моей дачи съ дачею Кортацци (ныне Вагнера) говоръ на незнакомомъ языке, шумъ отъ веселъ и колокольный звонъ. Заподозривъ присутствіе на воде непріятеля, онъ далъ знать объ этомъ ближайшему казачьему пикету. Оттуда поскакали въ городъ и въ скорости явилось на берегу военное начальство и казаки. Когда туманъ разошелся, къ величайшему удивленію, показался на разстояніи отъ берега не более 50 саженей большой непріятельскій англійскій пароходъ “Тигръ”. Оказалось, что пароходъ во время тумана вскочилъ на подводную скалу и врезался килемъ такъ сильно, что не могъ двинуться ни взадъ, ни впередъ. Стараясь быть незамеченнымъ, непріятель боялся дать пушечный сигналъ товарищамъ, двумъ пароходамъ съ нимъ крейсировавшимъ, только звонилъ въ колоколъ и тщетно употреблялъ все усилія, чтобы сняться собственными средствами.

Пароходо-фрегат Ее Величества «Тигр».
Литография из газеты «The Illustrated London News» (1854 г.)

Стоя носомъ къ берегу, съ орудіями, обращенными по сторонамъ, непріятель не могъ стрелять по нашимъ изъ орудій и сталъ производить ружейную пальбу. На предложеніе сдаться командиръ парохода отвечалъ отказомъ и, въ надежде прибытія помощи, продолжалъ отстреливаться. Но когда съ нашей стороны сделано было несколько выстреловъ изъ легкихъ орудій и однимъ изъ нихъ командиру парохода, Джиффорду, оторвало ноги и многихъ ранило, флагъ былъ спущенъ, и пароходъ сдался.

Пароходъ “Тигръ”, один изъ лучшихъ, былъ нечто въ роде морской школы. На немъ находились преимущественно гардемарины и мичманы, принадлежавшіе къ самымъ аристократическимъ англійскім семействамъ. Для принятія пленныхъ отправлены были на лодкахъ казаки. Небывалое событіе! Казаки взяли въ пленъ пароходъ! Когда пленныхъ свезли на берегъ, оставленъ былъ на пароходе и на берегу сильный караулъ.

Разсказывали, что когда пленныхъ везли въ Карантинъ для обсерваціи, чрезъ Михайловскую площадь, на которой после праздниковъ оставались неубранными столбы от качелей, пленные вообразили, что это виселицы, приготовленныя для нихъ, а самые молоденькіе даже расплакались.

Капитанъ Джиффордъ отъ раны скончался. Главнокомандующій послалъ жене его въ Лондонъ медальонъ съ волосами покойника, при письме, выражавшемъ глубокую скорбь о погибшемъ храбромъ моряке. Съ пленными обращались очень любезно и внимательно. Впоследствіи ихъ отправили внутрь Россіи.

Когда, после плененія, для переговоровъ, послали къ нимъ нашего учителя англійскаго языка, одессита, то пленные отвечали, что не понимаютъ его языка. Была-ли это правда, или англійское упрямство – осталось неразъясненнымъ, но учитель былъ очень сконфуженъ.

На другой день после взятія парохода, два другіе англійскіе крейсера увидели участь своего товарища. Чтобы не дать возможности воспользоваться призомъ, они порешили уничтожить свой пароходъ и стали въ него стрелять.  Услышав пальбу, многіе – въ томъ числе и я – поехали изъ города поглядеть, что происходило. Проезжая мимо лагеря, я заметилъ движеніе войскъ, но по дороге никого не встречалъ.

Пріехавъ на свою дачу, къ небольшому домику, я тотчасъ заметилъ, что черепичная крыша разбита ядромъ. Войдя въ комнату, я увиделъ следы крови и на полу солдатскій сапогъ, въ которомъ оказалась оторванная или отрезанная человеческая нога. Вылезшій изъ погреба садовникъ разсказалъ мне, что после первыхъ выстреловъ съ пароходовъ, ко мне на дачу прибылъ баталіонь пехоты и батарея полевой артиллеріи. Такъ какъ соседняя дача Кортацци была покрыта густою растительностью, а моя, наоборотъ, редкою и съ прогалинами, то на ней поместили все эти войска. Когда наши орудія стали стрелять по пароходамъ, – они отошли дальше въ море и оттуда, находясь вне выстреловъ легкихъ орудій, стали пускать залпами съ целаго борта снаряды изъ своихъ бомбическихъ пушекъ въ наши войска. Въ скоромъ времени у насъ было подбито несколько орудій, убита лошадь и раненъ въ ногу артиллеристъ, – ту самую ногу, которую ампутировали и оставили на полу въ моемъ домике.

Когда съ нашей стороны прекратили безполезную стрельбу, пароходы опять приблизились и стали пускать снаряды рикошетомъ по воде, весьма удачно попадая въ свой пароходъ и постоянно разрушая его более и более. Когда все убедились, что выстрелы направляются исключительно на разрушаемый пароходъ и притомъ очень верно, на берегу собралось много публики. Виднелись дамскія шляпки и зонтики, а смельчаки изъ простонародія бросались въ море и близко подплывали къ обстреливаемому пароходу. Картина была великолепная. Каждый пароходъ подплывалъ по очереди и, выпустивъ снаряды изъ всего борта, плылъ дальше, делая полукругъ и вновь заряжая орудія. На его место немедленно являлся другой пароходъ и производилъ такой-же маневръ.

Когда вся надводная часть парохода была разрушена, бомбардировка прекратилась.

Все побережье было покрыто плавающими частями парохода, мебелью, боченками съ виномъ и ромомъ и т.п. Не смотря на оцепленіе берега и строгій надзоръ, вещи расхищались, въ особенности вино и ромъ. Было несколько смертныхъ случаевъ между солдатами отъ излишняго употребленія алкоголя.

И мне садовникъ принесъ въ городъ ромъ, который онъ вынесъ черезъ цепь въ садовой поливальнице. Привезли мне тоже несколько досокъ пасандрового дерева отъ обломковъ парохода, изъ которыхъ сделана мебель и до сихъ поръ существующая. Въ городе появилось въ продаже много вещей: шкатулокъ, столиковъ, сигарочниковъ и т.п. с надписью: “Тигръ”, 30 апреля 1854 г.”.

Во время бомбардировки весь берегъ былъ напичканъ засевшими бомбами – пятипудовыми. Многіе дома на дачахъ пострадали. На соседней съ моею даче С.И. Ралли непріятельское ядро, пробивъ стену дома, влетело въ спальню и упавши на кровать, завернулось въ одеяло. Къ счастью, въ кровати уже никого не было и ядро нашла горничная, убирая комнату.

Сколько ни старались англичане уничтожить свой пароходъ, все-же осталась подводная часть и машина почти неповрежденною. Эту машину вытащили изъ воды и впоследствіи установили на Императорскую яхту, которой, въ память событія, дали наименованіе “Тигръ”.

А.П. Алексеев. Корвет «Память Меркурия» (1865) и яхта «Тигр» (1858). 1880-е годы (из книги-альбома «Русские императорские яхты. Конец XVII – начало XX века», 1997 г.)

Изъ бомбическихъ орудій, снятыхъ съ парохода “Тигръ”, известный одесскій портовой боцманъ Джиджи-Мокки устроилъ на свой счетъ батарею въ конце Канатной улицы, изъ которой производили салюты прибывающимъ кораблямъ. Орудія эти однако вскоре полопались, какъ говорятъ, вследствіе поврежденія чугуна во время горенія парохода».

Существенным дополнением бесценных воспоминаний о Восточной войне и взятии фрегата «Тигр», оставленных нашими одесситами-предшественниками, может стать, например, книга «The English Prisoners in Russia. A Personal Narrative of the First Lieutenant of H.M.S. Tiger» [«Пленные англичане въ Россіи. Собственное повествованіе первого лейтенанта пароходо-фрегата Ея Величества “Тигръ”»], в предисловии к которой Автор пишет:

«Настоящій трудъ былъ написанъ безъ какой-либо политической цели, но лишь съ целью задокументировать впечатленія Автора о стране, которую ему довелось посетить совсемъ недавно при обстоятельствахъ, представляющихъ въ настоящее время большой интересъ, и въ какой-то мере удовлетворить естественное любопытство, испытываемое британскою общественностью, относительно событій, связанныхъ съ войною на Востоке.

Лондонъ, сентябрь, 1854».

Далее о взятии фрегата «Тигр» Альфред Ройер писал: «Раннимъ утромъ 12 мая 1854 года, спустя три недели после бомбардированія Одессы, въ которомъ пароходо-фрегатъ Ее Величества «Тигръ» принималъ активное участіе, мы обнаружили, что нашъ превосходный корабль селъ на мель примерно въ ста пятидесяти ярдахъ отъ берега, въ четырехъ миляхъ къ югу отъ Одессы. Мы разстались съ адмираломъ и флотомъ накануне въ полдень и остались вместе съ «Везувіемъ» и «Нигеромъ» крейсировать вдоль побережья.

Вид Акры. Корабль Ее Величества «Тигр» (1819)

При густомъ тумане, такъ свойственномъ Черному морю въ это время года, мы потеряли изъ виду наши корабли сопровожденія, и, хотя, нашъ курсъ былъ проложенъ со всею тщательностью, дабы избежать опасностей, корабль унесло сильнымъ теченіемъ значительно западнее проложенного курса. Земли совсемъ не было видно, но на самомъ деле мы и не надеялись ее увидеть, поскольку полагали, что мы находимся куда ближе къ Тендровской косе, нежели къ материку. Въ такихъ туманахъ мы порой блуждали у береговъ Ирландіи, но я никогда не виделъ тумановъ, которые можно было бы сравнить со средиземноморскими. Когда я утверждаю, что конецъ утлегаря невозможно было рассмотреть, стоя на кормовой части палубы, можетъ сложиться некоторое впечатленіе, будто насъ окружалъ мракъ. Къ счастью, погода стояла безветренная, такъ что ударъ судна о два рифа или, вернее, между ними (какъ впоследствіи было обнаружено русскими водолазами) былъ настолько слабымъ, что едва ощущался, и мы посчитали, что судно село на песчаную отмель, которая, как мы знали, находилась къ востоку отъ нашего курса. Стремленіе избежать этой опасности заставило насъ двигаться дальше на западъ. Имея такое представленіе, мы не ожидали большихъ трудностей при освобожденіи корабля из этой ловушки.

Около половины шестого мы сели на мель. Вскоре после этого, туманъ, казалось, сталъ разсеиваться подъ воздействіем солнечныхъ лучей, и, къ нашему большому удивленію, слева открылся видъ холма. Тогда только мы поняли, въ какомъ критическомъ положеніи мы оказались.

Когда туманъ разсеялся, мы смогли отчетливо увидеть, будто за поднимающимся занавесомъ, рябь прозрачныхъ волнъ, разбивающихся о берегъ, и небольшая лодка съ двумя веслами проплыла передъ нами вдоль берега въ сторону города, очевидно, съ намереніемъ сообщить о катастрофе. Въ то же время прямо надъ обрывомъ, сквозь медленно изчезающій туманъ, появилась знакомая фигура казака съ длинною пикою въ руке, верхомъ на лошади, несомненно размышляющего о необходимости тотчасъ же помчаться къ своему начальству съ новостью о пароходе, севшемъ на мель неподалеку отъ берега. Интересъ этой сцены, насколько это возможно въ такомъ случае, усиливало то, что мы могли различить фигуры двухъ дамъ съ розовыми зонтиками, прогуливающихся въ своемъ саду, который достигалъ края обрыва. Эти дамы, какъ и многіе другіе, присоединившіеся къ нимъ позже, были свидетелями всего, что происходило въ теченіе дня, наблюдая стрельбу, которая велась между нами и русскими войсками.

Понятно, что у насъ было слишкомъ много храбрости, чтобы стрелять по дамамъ, и мы направляли свои орудія исключительно противъ техъ, кто насъ атаковалъ. Но, поскольку ихъ зонтики яркой расцветки были видны смутно, въ какой-то моментъ ихъ приняли за новые войска, и они подверглись риску обстрела со стороны нашихъ стрелковъ. Къ счастью, дежурные офицеры вовремя это обнаружили и отвернули опасность отъ дамъ, которые, следуя своему естественному любопытству, желали быть свидетельницами нападенія. Въ то утро, пробудившись ото сна, они и не представляли, какая сцена кровопролитія и разрушенія разыграется въ тотъ день почти подъ самыми ихъ окнами, которые, однако, не были видны съ корабля изъ-за высоты обрыва. Въ Одессе суеверно полагали, что наше злоключеніе было карой за недавнее бомбардированіе.

Казакъ умчался, но дамы остались: первый – чтобы собрать противъ насъ войска противника, вторые – чтобы наблюдать за исходомъ боя. Будемъ надеяться, что дамы имели еще одну цель, а именно – оказать помощь раненым и темъ самымъ показать, что добросердечіе существуетъ въ Россіи, равно какъ и во всемъ мире.

Надо было дать сигналъ о нашемъ положеніи кораблямъ сопровожденія и предупредить ихъ объ опасности, къ которой они приближались, поскольку безъ всякого сомненія держались того же курса. Потому мы подали туманный сигналъ быстрой очередью изъ орудій, чтобы дать имъ знать о нашемъ положеніи, и, возможно, со звуками выстреловъ изъ нашихъ же собственныхъ орудій до одесского губернатора и дошла первая весть о произошедшемъ.

Какъ можно представить, нам было непріятно осознавать наше положеніе, ведь мы были такъ близки къ берегу и такъ прочно сидели на мели, что были лишены всякой возможности двигаться или оказывать сопротивленіе. Мы были уверены, что вскоре противникъ насъ атакуетъ огромной артиллерией и ружейными стрелками.

Атака была начата последними, количество которыхъ мы не смогли установить, такъ какъ русскіе вели огонь изъ-подъ насыпи по той части обрыва, которая была ближе всего къ кораблю: ядра пролетали въ основном сквозь такелажъ, такъ что сначала погибшихъ не было.

Во время перестрелки были спущены лодки и поднятъ якорь, чтобы отвести корабль после того, как на нем вспыхнет пожаръ. Были приложены все усилія, добрая часть вещей была выброшена за бортъ, но корабль слишкомъ прочно сиделъ на каменистой мели, чтобы его можно было сместить. На кабестане работали сто пятьдесятъ человекъ, и такое скопленіе людей могло бы стать отличной мишенью для ружейной стрельбы, но, къ счастью, его не было видно съ берега, так что намъ отъ тумана въ какой-то мере была польза.

Поскольку канатъ былъ натянутъ настолько туго, насколько это было разумно, и судно не сдвинулось съ места, было сочтено целесообразнымъ приступить къ подготовке къ оказанію сопротивленія артиллеріи, огонь которой, какъ мы ожидали, вскоре обрушится на насъ.

Ближе всего къ берегу находилась передняя часть судна; мы стояли какъ бы указывая утлегаремъ на обрывъ, берегъ находился слева отъ насъ. Поэтому переднюю часть судна необходимо было обнести своего рода валомъ: это было сделано путемъ подвешиванія коекъ рядового состава вместе съ подушками и матрацами къ прочной веревке, отъ такелажа до фока-штага съ обеихъ сторонъ, чтобы такимъ образомъ прервать линію огня сверху съ обрыва. Койки обеспечивали защиту отъ ружейнаго огня, въ то время какъ наши солдаты могли стрелять изъ-подъ нихъ.

Мы съ тревогою смотрели на главный компасъ, надеялись обнаружить малейшіе признаки движенія судна при натягиваніи троса, который мы удерживали въ наибольшей степени натяженія. Но, хотя наблюдающій съ надеждою улыбался и кричалъ «Онъ двигается!», такимъ образомъ, поощряя усилія матросовъ на кабестане, вскоре мы осознали ошибочность нашихъ ожиданій.

Около половины десятаго изъ вражескихъ орудій былъ открытъ огонь. Они состояли изъ восьми двадцати-четырехъ фунтовыхъ пушекъ, только что привезенныхъ изъ Одессы. Эти пушки были размещены почти впереди насъ на обрыве, такъ что ихъ выстрелы могли поразить переднюю и заднюю части корабля, тогда какъ наши орудія были бесполезны, потому что ихъ нельзя было развернуть на сколько необходимо впередъ, чтобы направить ихъ въ сторону берега. Поэтому было сочтено целесообразнымъ отдать приказъ людямъ внизу сбросить въ море орудія, которые теперь стали безполезными военными принадлежностями, чтобы облегчить корабль и дать ему возможность отреагировать на усилія, прикладываемые тросомъ и кабестаномъ къ якорю, брошенному въ южномъ направленіи. Людей также держали подальше отъ ненужной опасности, угрожавшей имъ при нахожденіи ниже верхней палубы, пока они добивались поставленной нами цели, – облегчить судно, – выбрасывая за бортъ шестнадцать орудій. И все же, къ нашему величайшему разочарованію, судно даже не сдвинулось съ места.

Темъ временемъ мы умудрились вытащить одно изъ орудій на палубу, чтобы нанести ударъ по обрыву изъ-подъ прикрытія въ виде коекъ въ ответъ на артиллерійскій обстрелъ, открывшійся по намъ сверху, однако легко себе представить, насколько бесполезною въ такой ситуаціи была стрельба вверхъ.

Стрельба русскихъ, прежде чемъ она достигла необходимой дальности, велась въ основномъ по такелажнымъ средствамъ, которые были сильно ею повреждены. Вскоре, однако, она начала достигать корпуса корабля: съ каждымъ залпомъ ядра въ него то попадали, то явно пролетали въ море. Если бы судно не стояло прочно на мели, оно бы затонуло изъ-за множества пробоин, которые мы не успевали затыкать, чтобы мочь принять хоть какие-нибудь контрмеры, направленные на препятствованіе огню врага.

Теперь въ корпусъ стали попадать каленыя ядра, и вскоре мы обнаружили пожаръ на судне въ двухъ местахъ – загорелась пинасса, которая стояла посреди корабля, и которую не спустили на воду, также пожаръ начался въ очень опасномъ месте снизу.

Ядро, повлекшее такіе последствія, попало въ штирбортъ, или въ носовую часть корабля справа и застряло въ кладовыхъ, оставивъ круглое отверстіе, черезъ которое мы могли видеть землю, какъ черезъ иллюминаторъ.

Поскольку кладовые примыкали къ передней части порохового погреба, необходимо было приложить все возможныя усилія, чтобы погасить пламя, такъ что намъ пришлось отозвать всехъ людей, которыхъ можно было освободить отъ другихъ обязанностей, чтобы они встали у насосовъ. Четыре насоса работали безъ перерыва, и ими удалось частично потушить огонь, затемъ три насоса были развернуты для работы въ пороховомъ погребе, и они продолжали работать до последнего, что, впрочемъ, было не такъ-то просто, какъ можетъ показаться.

Въ пятнадцать минутъ одиннадцатого снарядъ русской двадцати-четырехъ фунтовой пушки попалъ въ носовой портъ рядомъ съ единственною пушкой, которую можно было направить на берег, и взорвался, лишивъ дееспособности гардемарина и троихъ изъ оружейной обслуги. Кроме того, въ результате попаданія этого снаряда капитану Джиффарду, стоявшему у орудія, оторвало левую ногу и ранило правую. Одинъ изъ металлическихъ осколковъ разбилъ телескопъ, который онъ держалъ подъ мышкой, а десятью или одиннадцатью другими осколками была разорвана его одежда и нанесены тяжкіе травмы.

Гардемарину – о, бедный молодой человекъ! – оторвало обе ноги, и онъ прожилъ всего несколько часовъ после ампутаціи, произведенной хирургомъ на борту: онъ умеръ на берегу, пока его везли въ госпиталь. Онъ былъ дальнимъ родственникомъ Капитана и носилъ такую же фамилію.

Командиръ орудія Уильямъ Трейнеръ потерялъ левую ногу и скончался по дороге въ госпиталь после того, какъ ему на борту было уделено должное вниманіе врачомъ. Обслуживающій орудіе Уильямъ Тэннеръ былъ тяжело раненъ въ бедро, но выздоровелъ, пробывъ некоторое время въ госпитале. Пороховой юнга летъ четырнадцати Томас Худ былъ тяжело раненъ въ животъ и прожилъ всего несколько дней после того, какъ попалъ въ госпиталь. До того онъ уже былъ раненъ случайнымъ выстреломъ, но продолжалъ подавать порохъ изъ погреба.

Такимъ образомъ, наша стрельба прекратилась, после чего русскіе тоже прекратили огонь. Раненыхъ доставили въ оружейную, где имъ оказали медицинскую помощь; и Капитанъ, сохранявшій свою власть, приказалъ поднять русскій флагъ въ знакъ капитуляціи. Затем третій лейтенантъ былъ отправленъ на берегъ съ флагомъ перемирія, чтобы сообщить командиру русскихъ войскъ о нашемъ пораженіи, такъ какъ изъ-за тумана флагъ не былъ виденъ съ берега.

Добравшись до берега, онъ получилъ ответный сигналъ о соблюденіи карантиннныхъ меръ, и, будучи не въ состояніи изъясниться офицеру, командовавшему отрядомъ на берегу, онъ отправилъ лодку обратно за кемъ-то, кто зналъ французскій языкъ. Будучи командиромъ, я прибылъ, чтобы договориться съ генераломъ. На берегу меня встретилъ младшій офицеръ и позволилъ подъ вооруженнымъ сопровожденіемъ пройти по тропе, ведущей къ обрыву, где стоялъ генералъ Остенъ-Сакенъ. За генераломъ внимательно следили двое изъ пехотного полка и одинъ карантинный охранникъ, вооруженные пистолетами для предупрежденія контакта.

Остенъ-Сакенъ, принявъ россійскій флагъ за сигналъ для нашихъ кораблей сопровожденія, спросилъ, для чего этотъ флагъ, и былъ уведомленъ, что это знакъ капитуляціи. Следующіе его вопросы касались силъ, находящихся на борту, количества раненыхъ, места, куда долженъ былъ прибыть пароходъ, и того, входили ли мы въ составъ бомбардировочной эскадры 22-го числа. На все эти вопросы онъ получилъ удовлетворительные ответы, кроме вопроса о пункте назначенія корабля. Я сообщилъ ему, что Капитанъ тяжело раненъ и что я не знакомъ съ распоряженіями, согласно которымъ мы подплыли къ берегу.

Сразу же было сделано распоряженіе относительно удобствъ перевозки раненыхъ въ госпиталь. Генералъ тутъ же согласился, пославъ офицера, чтобы ускорить приготовленія, менее чемъ черезъ полчаса появились повозка и несколько шезлонговъ, которые, вероятно, привезли съ дачи градоначальника Одессы, г-на Кортацци, на территоріи которой размещались батарея и войска, ради чего, къ сожаленію, пришлось пожертвовать цветочными клумбами.

Эти войска насчитывали около трехъ тысячъ человекъ и состояли изъ пехотного баталіона и несколькихъ кавалерійскихъ эскадроновъ уланъ. Однако ихъ кажущееся число значительно увеличилось за счетъ огромной толпы людей, которые спешили изъ города на всевозможныхъ транспортныхъ средствахъ и чьи любопытство и неосведомленность объ опасности, которой они подвергались, открыли ихъ взору все ужасы войны.

Генералъ воспользовался возможностью передать высшій комплиментъ храбрости Капитану, офицерамъ и экипажу, и по собственной воле разрешилъ имъ забрать на сушу любую частную собственность, которая имъ принадлежала. Взаменъ онъ настаивалъ на необходимости немедленного подчиненія, опасаясь кораблей сопровожденія, которые могли прійти на помощь, будучи, какъ онъ представлялъ, оповещенными о нашей ситуаціи выстрелами изъ сигнальныхъ пушекъ, произведенными нами утромъ. Въ самомъ деле, онъ, должно быть, полагалъ, что весь флотъ уже близко, поскольку онъ былъ очень настойчивъ, и заявилъ, что ему придется снова открыть огонь, если люди не высадятся на берегъ немедленно.

Я написалъ командиру на борту несколько строкъ карандашомъ, прося его немедленно высадиться. Одинъ русскій младшій офицеръ проткнулъ записку шпагою, передавъ ее такимъ образомъ на берегъ, согласно всемъ надлежащимъ карантиннымъ мерамъ, другому русскому офицеру, который говорилъ по-англійски и явился сразу же после моей высадки на сушу и оставался рядомъ какъ средство связи между войсками и экипажемъ. Какъ ни странно, эта записка такъ и не дошла до места назначенія. Однако въ то же время я имелъ возможность передавать приказы генерала съ вершины обрыва, примерно въ тридцати ярдахъ отъ того места, где стоялъ генералъ, и откуда меня могли слышать находящіеся на судне.

Некоторое время генералъ Остенъ-Сакенъ не могъ понять мою просьбу о томъ, чтобы онъ отменилъ обременительные меры карантина: ему такой шагъ представлялся совершенно невозможнымъ, а когда онъ понялъ, что такое желаніе было выражено, чтобы облегчить дальнейшее взаимодействіе, его изумленіе сменилось уверенностью, что даже самъ Императоръ будетъ вынужденъ подчиниться строгимъ законамъ этой тиранической власти надъ свободами каждаго прибывавшаго въ страну. Я просилъ, чтобы намъ разрешили «libre pratique» [с франц. – «свобода действий». – Прим. авт.]. «Libre pratique? libre pratique?», – эти два слова генералъ повторялъ несколько разъ, нахмуривъ брови, будто пытаясь призвать все свои способности, чтобы понять фразу, которой не находилось места въ его пониманіи. Наконецъ, обратившись къ своимъ aides-de-camp [с франц. – адъютанты. – Прим. авт.] и представителямъ власти карантинной зоны, онъ повторилъ въ десятый разъ: «Libre pratique? Что такое “libre pratique”, господа?» Кто-то заговорил съ нимъ на русскомъ, на которомъ онъ, похоже, понялъ, и дал мне заверенія относительно вышеупомянутой просьбы.

Увидевъ отплывавшія отъ корабля лодки съ членами экипажа на борту, Остенъ-Сакенъ выгляделъ удовлетвореннымъ, но все же продолжалъ съ тревогою вглядываться въ туманъ черезъ оперный бинокль, опасаясь, что флотъ придетъ и отберетъ у него трофей.

Два гребныхъ судна доставили на берегъ около ста восьмидесяти человекъ, но имъ не было разрешено возвратиться къ кораблю, хотя поначалу генералъ выразилъ желаніе, чтобы некоторыя оставались тамъ для обслуживанія судовъ.

Генералъ задалъ несколько вопросовъ относительно калибра орудій на борту и обратился къ артиллерійскому офицеру съ вопросомъ, действительно ли они могутъ быть такихъ размеровъ, а затемъ приказалъ ему взять группу русскихъ и подняться на бортъ.

Этотъ полевой офицеръ въ зашпоренныхъ сапогахъ, который не былъ молодымъ, выполнялъ приказ очень неуклюже. Однако онъ умудрился такъ или иначе сесть въ одно изъ двухъ суденъ, стоявшихъ слишкомъ высоко у берега, чтобы кто-то могъ взобраться на нихъ съ ремнями на нижнемъ белье. Когда онъ отчалилъ отъ берега вместе съ командою изъ примерно сорока или пятидесяти русскихъ служащихъ пехотного полка и былъ «далеко въ море», и пока они считали высадившихся людей, туманъ немного разсеялся, и на разстояніи около полумили были замечены два темныхъ объекта, приближающихся къ месту действія. Можно представить себе ужасъ русскихъ! Судну немедленно дали сигналъ о возвращеніи, а пленниковъ подъ усиленною охраною отправили въ сторону Одессы, причемъ из этихъ двухъ операцій последняя была намного проще. На помощь пришли «Нигеръ» и «Везувій».

Отражение двух английских пароходов, пришедших на помощь
к сдавшемуся пароходу-фрегату «Тигр»

Стрельба съ «Везувія» и «Нигера» началась примерно въ половине двенадцатаго или въ двенадцать часовъ и была возобновлена съ берега, въ то время какъ высадка оставшихся членовъ судовой команды продолжалась.

Офицеры на пароходахъ не могли различить въ толпе на берегу фигуры своихъ соотечественниковъ, которые храбро перетаскивали раненыхъ подъ градомъ снарядовъ, разрывавшихся во все стороны, во избежаніе чего русскіе были обучены ложиться ницъ по полученному имъ сигналу, и время отъ времени мы видели замечательныя смешныя сцены съ моряками, взбиравшимися по обрыву, несмотря на взрывы и выстрелы съ кораблей, пока несколько тысячъ русскихъ лежали ницъ.

После того, какъ весь экипажъ вместе съ ранеными высадился и отправился въ Карантинъ, стрельба съ кораблей сопровожденія все еще продолжалась, но безъ какого-либо существенного вреда. Однако, когда глазамъ офицеровъ «Везувія» и «Нигера» предстало истинное положеніе делъ, они удалились, чтобы доложить об этомъ адмиралу, ибо поняли, что невозможно сдвинуть корабль и бесполезно тратить боеприпасы на опустевшій обрывъ, такъ какъ русскіе войска ушли и далее уже не несли службы, и осталась только артиллерія.

Когда стрельба съ обеихъ сторонъ прекратилась, на бортъ былъ отправленъ одесскій портовый лоцманъ Луиджи Мокки, который следилъ за выгрузкою всего, что можно было доставить на берегъ. Ранее онъ оказалъ помощь при высадке второго лейтенанта и некоторыхъ изъ техъ немногихъ рабочихъ, которые остались на борту въ ожиданіи возвращенія своихъ судовъ.

Всей бдительности россійскихъ властей оказалось недостаточно, чтобы предотвратить разграбленіе корабля людьми, которымъ все же удавалось пробраться на бортъ, такъ что, когда офицеры прибыли, чтобы забрать свои личные вещи, изъ ценностей они либо не находили совсемъ ничего, либо только малую часть изъ того, что было оставлено ими на корабле. Въ качестве доказательства приложенія физическихъ усилій этими грабителями можно упомянуть, что столъ, который былъ оставленъ открытымъ, былъ разбитъ, а владельцу были переданы лишь сильно закопченные вещи, за исключеніемъ некоторой суммы денегъ и личныхъ документовъ. Шкатулку съ замкомъ Брама тоже вскрыли принудительно и частично восстановили ее стенки, которые также были съ запахомъ карантинной отдушки – доказательство того, что вещи были уничтожены ворами, а не пожаромъ на корабле.

Сундукъ Капитана, который забралъ съ корабля его слуга, был насильно отобранъ у последнего на берегу и впоследствіи не былъ найденъ, хотя полиціймейстеръ города Одессы, маіор Аркудинскій сделалъ для этого все.

Лоцманъ, занятый подъемомъ орудій и освобожденіемъ судна, неоднократно доставлялъ на Карантинный молъ различные вещи, и они, после окуриванія, были переданы ихъ хозяевамъ.

Поскольку пламя не было полностью потушено, оно продолжало тлеть, а вечеромъ, около семи или восьми часовъ, уже после того, какъ насъ поселили въ Карантине, мы услышали взрывъ, который, какъ мы надеялись, могъ лишить русскихъ ихъ добычи. Но такъ какъ въ погребе оставалось только небольшое количество пороха, способного воспламениться, то разрушеніе было частичнымъ. Судно продолжало гореть у берега, и въ этомъ печальномъ зрелище его гибели были видны только две его трубы.

Потеря корабля «Тигр».
Цветная литография с рисунка лейтенанта М.Б. Данна,
офицера парохода «Нигер». 1854

Экипажъ былъ построенъ въ длинную колонну шириной пять или шесть человекъ, и въ сопровожденіи усиленной охраны мы отправились въ путь къ Карантину, который, казалось, находился намного дальше, чемъ былъ на самомъ деле, и намъ потребовалось два часа, чтобы добраться до него, хотя разстояніе составляло всего около четырехъ миль по прямой. Погода стояла невыносимо жаркая, и все моряки были взволнованы и утомлены. Съ вчерашнего вечера у насъ во рту не было ни капли воды, а первая трапеза въ неволе у насъ была не раньше семи часовъ.

Помимо конныхъ казаковъ съ длинными пиками, по обе стороны дороги насъ сопровождало множество дрожекъ съ прекрасными дамами и бородатыми господами, которые не позволяли низшимъ сословіямъ завладеть диковинкою, представлявшей большой интересъ для всей страны, и теснились къ намъ настолько близко, насколько позволяли войска. Когда мы проезжали мимо дачъ, находящихся по обе стороны дороги, изъ оконъ особняковъ выглядывали нетерпеливые лица, однако они воздерживались отъ какого-либо выраженія ликованія или торжества.

Наша охрана, помимо конныхъ казаковъ, насчитывала около двухсотъ человекъ изъ 31-го пехотного полка: этихъ беднягъ настолько одолела усталость, что по пути пришлось остановиться на некоторое время, чтобы дать войскамъ и пленнымъ немного передохнуть. Первые, действительно, больше нуждались въ отдыхе, чемъ вторые, поскольку они были настолько обременены заплечными мешками, въ которыхъ была ихъ запасная одежда, большіе пальто, ремни, боеприпасы, сабли и мушкеты, и на нихъ были тяжелые ботинки и длинные толстые пальто по щиколотки, так что они не были въ состояніи быстро маршировать въ такую знойную погоду и заслуживали не меньшей жалости, чемъ ихъ пленники.

По дороге въ Одессу намъ встретилась батарея изъ двенадцати крупныхъ орудій (вероятно, двадцати-четырехъ фунтовыхъ пушекъ) съ зарядными ящиками, направлявшаяся къ месту боя, откуда, несмотря на разстояніе, до насъ все еще доносились звуки канонады. Хотя каждое орудіе и ящикъ были запряжены четырьмя лошадьми въ сопровожденіи всадниковъ, они двигались, какъ намъ показалось, чрезвычайно медленно, учитывая все те силы, приводишіе ихъ въ движеніе.

Нашей стоянкой было открытое пространство въ поле, слева отъ дороги, у вала разрушенной крепости, где находится Карантин, рядомъ цвели акаціи, образующіе сплошную аллею вокругъ города. Толпа все еще теснила окружавшіе насъ войска, и здесь мы впервые испытали всю ихъ доброту, множество доказательствъ которой получили впоследствіи, во время пребыванія среди нашихъ малознакомыхъ враговъ.

Старый офицеръ въ сопровожденіи несколькихъ дамъ вышелъ впередъ и, взявъ корзины у продавцовъ пирожныхъ и хлеба, передалъ ихъ содержимое нашимъ людямъ, а по просьбе старшего лейтенанта были переданы вода и вино, которыми люди утолили жажду. Мы, конечно, не можем сказать, были ли оплачены пирожные, однако мы можем засвидетельствовать это, какъ и фактъ, что, когда те, кто ихъ принесъ, ушли, пришли другіе со свежей выпечкой, которой, – сколь бы вкусной она ни была, – не было достаточно, чтобы утолить голодъ столькихъ предпочитающихъ говядину моряковъ Королевского флота, которымъ после столь отчаянного сраженія требовалось что-то более сытное.

Примеру старого офицера последовали многіе другіе, любезно предлагавшіе всякую выпечку, которую передавали изъ толпы и раздавали пленнымъ. Въ частности, одинъ господинъ предложилъ офицерамъ корабля бренди и воду, которые онъ несъ съ собою для собственного потребленія, но изъ-за знойной погоды моряки благоразумно отказались. Затемъ онъ послалъ въ ближайшій домъ, который находился въ несколькихъ сотняхъ ярдовъ, и купилъ немного легкого вина. Сигары и сигареты въ изобиліи раздавали всемъ, кто хотелъ курить, но, съ разрешеніемъ пленнымъ закуривать ихъ, соблюдались меры во избежаніе нарушеній правилъ карантина изъ-за контакта съ бумажными сигаретами.

Во время этой стоянки листъ бумаги, на которомъ мы написали списокъ присутствовавшихъ членовъ экипажа и который больше не былъ нуженъ, былъ разорванъ и брошенъ по ветру. Одинъ изъ русскихъ офицеровъ, заметивъ это, отдалъ приказъ сержанту, который выбралъ одного изъ солдатъ и, заставивъ его снять свое снаряженіе, послалъ его къ намъ собрать все обрывки бумаги во избежаніе зараженія – какъ физического, такъ и политического. Такимъ образомъ, этотъ человекъ долженъ былъ выдержать карантинъ столько же дней, сколько и мы, хотя, безъ какого-либо излишнего притворства и жесткости, намъ могли бы приказать самимъ собирать обрывки бумаги.

После получасовой стоянки, мы отправились на карантинный дворъ, при обустройстве которого было уделено гораздо больше вниманія удобству и покою его обитателей, чемъ во многихъ подобныхъ местахъ въ Европе. Онъ расположенъ на вершине обрыва высотой более ста футовъ, обращенного къ морю, внутри разрушенной цитадели, остатки которой сохранились до сихъ поръ, это въ четверти мили отъ города Одессы, который находится на такой же высоте къ северу. Одно крыло обращено на востокъ, а другое – на югъ, такъ что съ обоихъ открывается прекрасный видъ на море съ вершины обрыва. Извилистая дорога ведетъ внизъ со скалы къ несколькимъ магазинамъ, которые расположены рядомъ съ пляжемъ, связаннымъ съ Моломъ и таможней. Последняя находится между Карантиномъ и гаванью, изъ которой во время бомбардированія сбежали семь англійскихъ торговых судов, присоединившихся затемъ къ флоту. Комнаты хорошіе и, что еще более примечательно, хорошо обставлены, стулья сделаны изъ дамасской стали и обиты ситцемъ, есть диваны, кровати безъ матрасовъ, столики для карточныхъ игръ, в общемъ, намъ были предоставлены все удобства. Капитану была выделена одна изъ палатъ, которая состояла изъ четырехъ комнатъ и которую онъ делилъ съ медицинскими работниками, а одиннадцать другихъ комнатъ были отведены оставшимся офицерамъ, всего двадцать две, и еще было восемь слугъ. Людей разместили въ крыле, обращенномъ на югъ, и въ пустомъ пороховомъ погребе, который раньше былъ частью недостроенной цитадели. Ряды акацій и сирени оживляли лужайку и делали это место очень милымъ въ это время года, когда весна предстала во всей своей красе. По вечерамъ мы обычно покидали наши комнаты, чтобы подышать свежимъ воздухомъ на лужайке, выпить и покурить на досуге, считая дни нашего испытательного срока, который ограничивался двадцатью однимъ днемъ.

Такое большое количество жильцовъ, несомненно, выбило власти карантинной зоны изъ ихъ обычнаго распорядка, и обеспечить столько ртовъ достаточнымъ количествомъ припасовъ было для нихъ еще не самой большой трудностью.

Властямъ, въ первую очередь, предстояло найти человека, который заключилъ бы договоръ на поставку пайковъ, необходимыхъ для людей, но поскольку государственное пособіе для пленныхъ рассчитывалось по системе, предназначенной только для удовлетворенія потребностей турокъ, его было недостаточно для удовлетворенія нуждъ более цивилизованныхъ существъ. Въ первый вечеръ на ужинъ были только вино и хлебъ, которые, однако, были поданы въ достаточномъ количестве и были превосходного качества. На столе командованія мясо и овощи были въ большемъ изобиліи.

Въ то же время власти приняли решеніе объ увеличеніи размеров пособій каждому пленному. Вскоре подрядчикъ получилъ возможность наладить регулярные и большіе поставки мяса, продуктовъ для похлебки и хлеба, чемъ потребности людей были полностью удовлетворены, хотя и вино, и грогъ были запрещены.

Пятнадцать копеекъ (шесть пенсовъ) на человека въ сутки – это то, что было предусмотрено закономъ на питаніе каждого пленнаго независимо отъ его званія. Однако Советъ решилъ увеличить эту сумму до пятидесяти копеекъ (1 шиллингъ 8 пенсовъ) на каждого офицера и до половины этой суммы на каждого моряка. Въ стране, где продукты были сравнительно дешевы, этого хватало на все нужды.

Я радъ возможности отдать должное синьору Аннибале Камбіаджіо, который былъ назначенъ властями переводчикомъ и чьи доброта и вниманіе, свойственные джентльмену, уберегли насъ отъ многихъ трудностей, которые могли возникнуть безъ его своевременной и добровольной помощи. Онъ италіанецъ и хорошо владеетъ несколькими языками, въ томъ числе Англійскимъ и Французскимъ. Выполняя приказы своего начальства, онъ считалъ, что лучше всего ему удастся их исполнить при добродушномъ отношеніи ко всемъ нашимъ малейшимъ пожеланіямъ. Истинный и высокообразованный джентльменъ, онъ считалъ, что никакіе неурядицы не должны помешать нашему покою. Уваженіе, которымъ онъ пользовался у генераловъ, въ значительной степени способствовало любымъ договоренностямъ, которые онъ могъ счесть необходимыми для достиженія цели, и своимъ усердіемъ онъ добился признательности и уваженія всехъ лицъ, находившихся подъ его опекою.

Следуетъ сказать, что после всехъ изнурительныхъ событій, которые мы пережили въ тотъ день, сонъ на предоставленной намъ соломенной подстилке былъ недолгимъ, и на следующій день мы проснулись съ осознаніемъ нашего положенія и печального долга похоронить двухъ нашихъ сослуживцевъ, которые погибли накануне, сражаясь – увы, напрасно! – за свою свободу.

Карантинная охрана состояла изъ старыхъ наемниковъ и солдатъ-инвалидовъ, многіе изъ нихъ носили медали за службу въ те дни, когда они были въ самомъ расцвете силъ, и за храбрые подвиги въ сраженіяхъ противъ черкесовъ. Некоторыхъ изъ нихъ назначили «попечителями» въ палатахъ, другіе дежурили какъ часовые, носильщики, посыльные и т.п. днем, а ночью ихъ сменяли более молодые, линейные войска, которые легче переносили усталость и холодъ. Къ такому выводу мы пришли, услышавъ как напрягались сильные легкіе служащіхъ, которые ночью сообщали другъ другу, что все хорошо, такъ какъ ихъ голоса звучали настолько чисто и протяжно, что шестидесятилетнимъ людямъ ни за что бы не удалось издать такой звукъ. Съ наступленіемъ темноты, стражу сменили, такъ что у насъ не было возможности увидеть ночью стражу, которой доверили нашихъ людей, а на следующій день мы снова видели только нашихъ стариковъ, которые слонялись, будто несли вахту уже несколько часовъ.

Литография из газеты «The Illustrated London News» (1856 г.).
Надпись:
«Карантинное кладбище, Одесса.
Могилы офицеров и моряков фрегата “Тигр”»

Около дюжины этих служащіхъ сопровождали процессію къ могильнику, который представляетъ собой травяное поле, окруженное высокими кирпичными стенами къ югу отъ карантинного двора и примыкающее къ нему.

Поскольку единственный протестантскій священнослужитель въ Одессе былъ лютераниномъ и не говорилъ по-англійски, мы решили следовать обычаю, принятому на борту корабля, и я какъ командиръ провел церемонію захороненія нашихъ сослуживцевъ».

По возвращении пленных в Карантинъ, их посетили русские генералы и офицеры с целью справиться об их благополучии. Генерал Остен-Сакен каждый день навещал капитана и офицеров, при этом каждый раз посещая могилы врагов. «Его любезная супруга, мадамъ Остенъ-Сакенъ, не уступала генералу въ проявленіи вниманія и доброты къ пленнымъ и раненымъ, которыхъ она угощала леденцами и деликатесами, принесенными ею изъ дому, а когда Богу было угодно забрать къ себе порохового юнгу Томаса Худа, вокругъ его могилы она поставила железную оградку и посадила деревья. Такое же сильное потрясеніе совсемъ недавно ей довелось испытать въ связи съ утратою сына в возрасте Томаса Худа, и она была сильно расстроена. Ее добродушіе было безгранично и по отношенію къ родителямъ юноши, молодого гардемарина Джиффарда, и его матери въ утешеніе она отправила золотой медальонъ съ его волосами.

Генералъ-губернаторъ Одессы Анненковъ, сынъ знаменитого мореплавателя, генералъ Крузенштернъ, начальникъ Одесского военного округа, начальникъ крепости, баронъ Рольсбергъ и многіе другіе офицеры, имена которыхъ сейчасъ уже не припомню, но о которыхъ у насъ остались самые яркіе и теплые воспоминанія, неустанно заботились о насъ, проявляя тактъ и великодушіе, а если какіе-либо трудности и возникали, то они возникали скорее изъ-за многочисленныхъ приказовъ, которые они раздавали, и изъ-за ихъ чрезмерного стремленія использовать все свои возможности, которые позволяло ихъ положеніе, для оказанія намъ всяческой поддержки, нежели изъ-за какой-то забывчивости или пренебреженія».

Как видим, Альфред Ройер оставил достаточно подробные и яркие воспоминания, чтобы по его рассказу можно было восстановить в той или иной степени картину тех событий. Безусловно, это далеко не весь его рассказ, и мы продолжим работу над переводом этого бесценного исторического документа.

То есть – продолжение следует…

 

Литература:

1. Изъ прошлаго Одессы, Л.М. де Рибасъ (1894).
2. The English Prisoners in Russia. A Personal Narrative of the First Lieutenant of H.M.S. Tiger; together with an account of his journey in Russia, and His Interview With the Emperor Nicholas and the Principal Persons in the Empire by Alfred Royer, Lieut. R.N. Third Edition (London, 1854)
3. The Illustrated London News, June, 3, 1854.
4. L’illustration, journal universel №668, v. XXVI (July-Dec 1855).
5. Книга-альбом «Русские императорские яхты. Конец XVII – начало XX века», 1997 г.

 

Перевод материалов статьи со староангл. и авторство: Елена Эрманн