— Есть предложение: поддержать традицию нашего журнала – как говорится, несколько слов о себе.
— Нет возражений.
— При всей известности Народного артиста Украины Николая Свидюка, все же некоторые потребители нашей продукции его не очень-то знают. А некоторые из тех, кто думают, что знают – только думают, что знают.
— Тоже верно…
— Потому обычно начинается разговор в рубрике «Жизнь известных людей» с биографии человека. И тут же выясняется, что об известном человеке далеко не всё известно.
– Я появился первенцем в семье Марии Ивановны и Ивана Михайловича Свидюков. И произошло это в Березовском районе Одесской области. Кстати, родился при не совсем нормальных обстоятельствах, не в роддоме, как это все происходит обычно, а на станции. Станция «Вознесенск», теперь Вознесенск уже как бы к Николаевской области принадлежит. Этот факт зафиксирован в истории. И мама родила в вагоне. Детали не знаю, но факт рождения в железнодорожном вагоне на станции города Вознесенск Николаевской области зафиксирован в соответствующих документах, датированных 2 января 1952 года. В моей семье потом со временем появились еще брат и сестра, т.е. нас было — трое детей. Отец работал в Одессе, на Пересыпи, на заводе «Продмаш», 45 лет он проработал там. У него был орден «Знак Почета», еще несколько орденов и медалей. О его работе можно судить и по тому, что папа был премирован автомобилем. Это были «Жигули», «копейка», первого выпуска, чуть ли не итальянская модель.
Для меня Пересыпь – это и мое детство. Я мечтал в свое время играть в футбол. И кстати говоря, Леня Буряк, если Вы помните такого известного футболиста, его все знают, и, наверное, больше, чем Николая Свидюка, потому что это один из классиков современного украинского футбола, и не только украинского, но и европейского, и мирового, он тоже вырос на Пересыпи. Он играл в нападении, я — в защите. Но все это было до тех пор, пока в 5-ом классе папа не купил мне баян. Это была, конечно, для меня магия. Вообще, слушая любые музыкальные инструменты, я был как бы загипнотизирован просто волшебством всего того, что происходило на моих глазах. Видимо, музыка была заложена Господом Богом… Ощущение музыки, все, что связано с этим понятием, они где-то там отзывались внутри меня.
– Николай Иванович, а в семье кто-то играл, пел, сочинял?
– Играл дядя, да. Семья-то вся пела – и мама, и папа. Дома были такие музыкальные инструменты как гармошка, мандолина, скрипка. Мой дядя блестяще играл на скрипке, хотя он не был профессиональным музыкантом и не оканчивал консерваторий никаких. Но, вместе с тем, он настолько здорово подбирал любые мелодии, и это все было для меня просто каким-то сказочным явлением.
Я учился в 5-ом классе, достаточно поздно начал заниматься музыкой, потому что, как правило, детей учат в возрасте, скажем, 5-6 лет, еще даже до школы среднеобразовательной, тогда становление ребенка происходит пропорционально каким-то возрастным понятиям. И вот, он открыл этот инструмент, это был тульский баян… Я помню аромат этого инструмента, как я его открывал, пробовал играть, меха еще были слипшиеся, т.е. ну совершенно новый, изумительный инструмент. И вот магия этих звуков… Они остались у меня в памяти, наверно, на всю жизнь.
Потом папа нашел преподавателя, были частные уроки (это то, что относительно музыки), учитель приходил ко мне дважды в неделю. Конечно, было сложно, потому что, казалось бы, ну что там, а когда начались музыкальные занятия, детство у ребенка заканчивалось бы, хотя у меня до этого было много свободного времени – я занимался футболом.
Прошу прощения, я неправильно сказал. Купили в начале аккордеон мне, Weltmeister. Конечно же! Я вот с этим вельтмейстером, после того, как я получил начальный курс обучения, я умел уже играть двумя руками, это достаточно сложно, но, вместе с тем, прошло года полтора-два – и я поступаю в вечернюю музыкальную школу для взрослых. Была такая школа на Софиевской. Сейчас в этой школе находится театральный класс, театральная студия, где талантливых детей обучают театральному искусству. Так вот, после среднеобразовательной школы, я ездил в эту школу музыкальную с достаточно тяжелым инструментом, его нужно было волочь за собой, 10-15 кг живого веса этого инструмента.
— А жили-то где?
– А жили на поселке Котовского. И, кстати, я пошел в 1-й класс в школу №23. Это тоже пересыпьская школа, она была тогда единственная, поселок Котовского, как таковой, только-только начинал застраиваться. И вот, благодаря папе, который там достаточно успешно трудился, я уже говорил, выделили небольшой участок в несколько соток, где-то порядка 4-5 соток земли, где он построил свой собственный дом. Это напротив Республиканского пионерского лагеря «Молодая Гвардия». Это в принципе напротив. И вот отец построился, и я вначале ходил пешком в 23-ю школу, где-то приблизительно километр-два, т.е. я был натренирован в этом плане. Трамваев тогда еще не было, 7-ой ходил, но он ходил, кажется, до Лузановки. После того как на поселке Котовского начали застраиваться, там появилась еще одна, новая совершенно школа под №44. Первый класс я окончил в 23-ей школе, а потом перевели в 44-ю школу. Тот, кто знает поселок Котовского, наверняка поймет, о чем я говорю. Так вот, взрослая музыкальная школа находилась на улице Софиевской, и мне дважды в неделю с этим моим аккордеоном, «аркадеоном», как я его называл, ездить на уроки к преподавателю. Я окончил успешно эту музыкальную школу и потом поступил в… называлось культпросветучилище, если ты помнишь, оно было при Доме народного творчества на улице Гоголя, 2. Но дело в том, что мне нужно было переучиваться – не брали в училище ребят, кто играл на аккордеоне. Нужно было срочно переучиваться играть на баяне. Пришлось менять аппликатуру правой руки, потому что левая оставалась такой же, а вот правой пришлось менять технику игры, это достаточно трудоемкая работа, но мне удалось как-то с Божьей помощью это все преодолеть, и я стал студентом этого училища. Параллельно учился играть еще, как помню, в Доме народного творчества. Там был такой оркестр, и я, не знаю, как, что-то меня увлекло, я начал играть на бейном басе. Это настоящая, самая большая труба в духовом оркестре называется «бейный бас». Эсный бас и бейный бас, т.е. два баса. Я овладел техникой игры, и потом, когда я служил в армии, мне это здорово помогло, потому что я играл в оркестре, значит, естественно, был освобожден от строевой подготовки и многих других таких дисциплин, которые ребята, не играющие в оркестре, изучали. Т.е. мне немножечко повезло, потому что я играл и имел возможность выезжать с концертами.
– Ясно. В принципе для простых смертных, что баян, что аккордеон – все это вместе гармошка.
– Да, гармошка.
– Старший коллега твой, Золотой Аккордеон Украины, Ян Петрович Табачник, кстати, у которого очень дорогие были инструменты, но все равно говорил «я с гармошкой приеду», «моя гармошка».
– Я с ним знаком и, более того, я имел честь играть на его так званой гармошке. Это был очень дорогой инструмент (аккордеон), специальный заказ в Италии, который ему подарил Президент Леонид Данилович Кучма. И я имел честь играть на этом инструменте. Он мне позволил. Как-то часто мы пересекались в концертах. Конечно же, звучание этого инструмента было фантастическим! Как каждая клавиша отвечала легкому прикосновению пальцев! Это было просто удовольствие! Как, допустим, обыкновенное пианино «Украина» и «Steinwein». Вы знаете, что «Steinwein» – это вершина пианистического искусства как сам инструмент.
– Еще два вопроса для уточнения, так сказать, типичного образа. Кроме всего прочего, были еще общеобразовательные предметы, потому что была общеобразовательная школа. К каким больше лежала душа из школьных предметов?
– Я тебе скажу, что я учился в школе… Музыка настолько меня взяла в свой плен и уже не отпускала никогда, что были такие случаи, когда классный руководитель Тамара Андреевна Барышникова достаточно часто вызывала родителей, потому что я был настолько увлечен музыкой, что все остальное, что было связано с школой, оставалось рядом со мной, но вне меня. Именно рядом со мной. Она однажды пришла к нам домой с очередной жалобой на то, что Свидюк не успевает. А она не знала, что я играл на баяне. Я тогда взял этот инструмент и начал играть. Она опешила. Она не ожидала такого подвига от меня. И потом все стало на свои места. Магия музыки ее покорила. Я не знаю, каково было мое исполнение, но то, что она стала потом ко мне поблажливой и какой-то всепрощающей, тем более, что я потом организовал еще вокально-инструментальный ансамбль в школе, где был его как бы руководителем. Все встало на свои места, и все предметы, которые я любил и не любил, как бы параллельно шли вместе со мной, но приоритет музыки и искусства оставался и до сих пор остается для меня главным в жизни.
– И ещё два вопроса этого же круга, но несколько иные. А из репертуара музыкального, уже сочиненного народом, мировой, отечественной классикой и т.д., что было с самого начала тебе ближе и когда ты начал сочинять сам?
– Нужно сказать, что, обучаясь по программе с частным учителем, а потом в музыкальной школе, я исполнял ту программу, которую необходимо было исполнять. Музыканты, когда прочтут это интервью, поймут. Это были и этюды, это были и пьесы, на мой взгляд, вначале несложные, а потом все сложнее и сложнее. Я эту программу обязательно играл, но я тут же подбирал все, на слух подбирал все мелодии, которые меня окружали. И мама пела, она очень много пела. Она пела репертуар Зыкиной, если ты помнишь эту известную исполнительницу народных песен, она пела украинские народные песни. Все это подбиралось и, по-моему, достаточно легко и левой, и правой рукой. Я и подыгрывал, и подпевал маме и папе, особенно в какие-то такие семейные праздники, дни рождения или какие-то другие поводы, когда мы доставали инструменты, и семья с удовольствием распевала любимые мелодии. Это были, как я уже сказал, народные песни, это была популярная музыка эстрадная, которая тогда была в исполнении известных мастеров легкого жанра, песенного жанра. Все это мне достаточно легко давалось, поэтому я все это подбирал и включал в свои программы. Потом, конечно же, обучаясь уже в 8-9 классе и параллельно посещая музыкальную школу, я уже имел сам своих учеников, и тогда я зарабатывал. Урок стоил тогда 3 рубля, если ты помнишь, это были достаточно большие деньги.
— Ну, чтобы читатели новых поколений сообразили, что это за сумма: бутылка водки «Московская», ноль пять, стоила два восемьдесят семь. Нет-нет, Боже меня упаси сравнивать музыку с ядом алкоголя – просто, для ориентира…
— Именно. Я к концу месяца приносил маме большую кассу. И вот таким образом все это происходило. Т.е. и популярная музыка, которая меня окружала, и та программа музыкальной школы, которая была, исполнялась параллельно.
– Уточним. Это какие годы?
– Это были 60-е годы.
– Знаменитая «Оттепель». Вот это были те годы, когда, реестр, так сказать, обязательной программы для обучения детей, подростков, юношей музыке был, в общем-то, достаточно консервативным. Но тогда уже напирала немножко, так сказать, с растленного Запада другая немножечко музыка.
– Это были уже Beatles, это были Rolling Stones, Queen, Electric Club Music и многие другие коллективы.
– Совершенно верно. Это были сестры Бэрри, Кони Френсис. Рей Кнеф. Это были Бог знает кто!
– Да. Были такие волны…
– Но ты не мог не ощущать на себе вот эту диффузию. Как ты к этом относился? Ты старался импровизировать в этом направлении или тебя это не привлекало?
– С восторгом! Относился с восторгом, потому что, допустим, некоторые песни ансамбля Beatles я с удовольствием наигрывал, знал эти мелодии, начиная от «Yesterday» или «Girls» и заканчивая какими-то другими песнями, которые были легко уловимы прежде всего потому, что они были весьма и весьма мелодичны. И поэтому правильно сыграть мелодию гармония мне не составляла труда, и я с большим удовольствием все это сам переигрывал в силу того мастерства и того опыта, которые у меня имелся на то время. Хотя, опять же таки, обязательная программа училась, разбиралась. И это были и концерты потом, а потом это был и вокально-инструментальный ансамбль, который был создан в 44-ой школе, потом это и музыкальный ансамбль, который играл и на свадьбах, и на многих других корпоративах, как мы сейчас говорим, т.е. это все шло по такой наезженной, от малого к большому.
– Ясно. И далее. Композитор Николай Свидюк. Ну, исполнитель само собой, потому что, наверно, есть исполнители некомпозиторы, но нет композиторов неисполнителей. Как, помнишь, в той лекции: «Могут быть сны без сновидений, но не может сновидений без снов». Или «может быть корова без молока, не может быть молоко без коровы». Вопрос: когда родился на свет, – может быть, не очень заметно даже для себя самого, так, мимоходом, а может быть, наоборот, – композитор Николай Свидюк, сочинитель музыки?
– После окончания училища, при поступлении в Киевский институт культуры, филиал которого находился в Николаеве. Поскольку меня был красный диплом, мне нужно было сдать только один экзамен по специальности (это игра на инструменте под названием «баян»). Я приехал в Николаев, это улица Фалеевская, там находился этот филиал института, и я сдал с первого раза, сыграл блестяще свою программу и был зачислен студентом этого института. Почему я об этом говорю? Потому что потом уже на первом, втором, третьем курсе я писал инструментальную музыку, и все начиналось с инструментальной музыки. Преподаватели разрешали мне включать эти пьесы в экзаменационную программу. Это были пьесы для скрипки, для баяна, для балалайки, для домры, это была театральная музыка к спектаклям, потому что в этом институте учились еще студенты, обучающиеся театральному искусству и были предложения писать. И я с удовольствием писал такие музыкальные пьески, которые входили в канву театральной какой-то пьесы, какой-то драматургии. Уже будучи студентом этого института, это гармонично входило в меня, давало мне уверенности, потому что, я уже сказал, что включались эти произведения в экзаменационные программы. Это вселяло в меня уверенность и потом логически развивалось.
– Да. И тем не менее, что касается котировки, так сказать, то, конечно, я не знаю, как сейчас, а в те времена с консерваторией этот ВУЗ никто не сравнивал, так?
– Нет.
– Спрашивается: а почему Николай Свидюк не дерзнул, так сказать, на консерваторию? Я, кстати, недавно только узнал случайно, что как-то тебя не принимали в Союз композиторов, хотя ты по известности как композитор мог бы потягаться со многими композиторами, членами Союза. Но вроде бы потому, что ты не окончил консерваторию.
– Понимаешь, какая была интересная история, Ким? Будучи студентом этого института, у меня вокальная техника была тогда уже достаточно развита, я уже знал, как брать ноты, как правильно брать эти ноты, у меня был достойный диапазон, тембр голоса – баритональный бас. И будучи студентом второго курса, мне было предложено поступить в консерваторию на вокальный факультет. Меня послушала тогда Ольга Николаевна Благовидова, маэстро, это была высочайшая школа вокальная. Она тогда была одной из лучших во всей Европе. Я могу так сказать, потому что она воспитала не одного выдающегося певца, и все знают, что это был Толя Бойко и другие известные люди, выигрывавшие все мировые вокальные конкурсы. И вот я приехал к ней. Подготовил две пьесы. Это была ария, песня. Но экзамены, как правило в августе месяце, а меня с первого курса отправляют командиром стройотряда. А это была работа достаточно ответственная. Мы занимались прокладыванием водоканалов, которые как бы подпитывали поля водой. Т.е. мы рыли эти каналы. Это была работа физическая, огромнейшая нагрузка была. Мы достаточно хорошо зарабатывали, но нужно было хорошо потрудиться для того, чтоб заработать эти деньги. И вот я, будучи в стройотряде, еду на вступительный экзамен, попадаю в дождь и, нужно сказать, что я приехал простуженный, голос не звучал, Ольга Николаевна послушала меня, я там ничего не показал. Хотя, может быть, потом даже и не жалел, потому что у меня со временем больше все-таки тянула эстрадная музыка, эстрадная песня, эстрадное исполнительство, а вокальное, скажем, классическое воспитание и обучение – это несколько иной репертуар, несколько иная техника и т.д. Как говорят в Одессе, есть нюансы. Перед тем, как ехать к Благовидовой Ольге Николаевне, я брал консультации у Галины Анатольевны Поливановой, т.е. я был с этим связан, с консерваторией, но я хотел не как инструменталист получить школу, а как вокальную школу, которая впоследствии помогла бы мне, но обстоятельства так случились, что я не стал студентом консерватории. Хотя свою консерваторию я прохожу и до сих пор, потому что мотивация и постоянные, каждодневные занятия вросли в меня органично, как «доброе утро», поэтому все это продолжается и до сих пор, начиная с музыкальной школы, это все заложено во мне, и оно развивается, как в каждом человеке.
– Вообще, среди тех, с кем ты занимался еще в юные годы, когда известный минимум мастерства исполнительского инструментального все-таки должен был быть, много было тех, кто как-то колебался между исполнением, между инструментом и вокалом? Или все-таки это уникальное явление?
– Среди моих друзей, допустим, известных исполнителей в Украине (я не буду называть других исполнителей), ну, скажем, моего уровня, моего ранга есть Павлик Зибров. Это Народный артист Украины, известный композитор и певец, но он-то начинал свой путь как контрабасист в оркестре, потом он окончил Киевскую консерваторию им. Чайковского как вокалист, получил блестящее обучение, вокальную школу получил в этом ВУЗе и, конечно, потом обеднел, хотя бас-гитару он оставил, он не играет сейчас, я не слышу и не вижу, но то, что он многие годы играл и обучался игре на этом инструменте – да. Но потом он стал любимым исполнителем у нас в Украине, пишет свои песни, как и я. Хотя нужно сказать, что и фортепиано, и баян, и аккордеон впоследствии мне очень пригодились, потому что где бы я ни имел возможность выступать, допустим, в Канаде, в европейских и не только в европейских странах, это был инструмент, который помогал мне, так сказать, находить путь к сердцам зрителей. Даже на своих концертах я сажусь за фортепиано и в меру своего таланта с удовольствием пою. И пою не только сам, а, как правило, пою с залом, и люди с удовольствием мне отвечают, потому что украинцы, – да не только украинцы, я думаю, и славяне, и люди других национальностей, – настолько песенны и музыкальны, что спой любую народную песню, популярную мелодию – тебе тут же подпоют.
– А труба оказалась как бы лишней?
– А труба до сих пор осталась лишней, хотя, поверьте мне, когда мы играли развод (ну, знаете, вечерний развод на плацу), когда ребята заступали в наряд, я стоял с самой большой трубой, ко мне подходил командир роты, был такой капитан, к сожалению, забыл его имя и фамилию, он говорит: «Николай, ты что, не мог себе подобрать чуть-чуть поменьше? Потому что ты когда брал мундштук, а зима, холодно – мундштук к губам примерзает, но нам давали спирт смазывать губы, чтобы не примерзали к этому мундштуку). Была такая курьезная история. Сейчас я к этому инструменту не прикасался, наверно, лет 30, а тогда с удовольствием играл.
– Ну, наверно, еще случая не была в практике вокала и инструменталистики, чтобы вокалист пел что-то, сам себе аккомпанируя на трубе.
– Маловероятно, тем более на бас-трубе. Это невозможно.
– А фортепиано, скажем, гитара… Ты забыл про гитару. Ты вроде тоже, извините, «бацал» на ней?
– Я играю. Ну, я играю на уровне моего друга Кима Каневского, знаю, что он тоже играет на гитаре. Но ты – семиструнник (что типичнее для шестидесятников), а я играю на 6-струнной гитаре, это несколько иное, нежели 7-струнная. Потому что она в гармоническом плане дает полное ощущение звуков, особенно, когда ты берешь аккорд из 6 струн, 6 нот, это своеобразное тонкое ощущение гармонических последовательностей аккордов.
– Ну, да! Это тебе не рэ-си-соль на 7-струнной, но это же никак не унижает 7-струнную, русскую гитару.
– Ни в коем случае! Потому что Окуджава блестяще играл на 7-струнной гитаре.
– И Высоцкий тоже.
– И Высоцкий, безусловно. Хотя мы можем привести пример, как блестяще аккомпанировал и владел инструментом Магомаев. Муслим просто фантастически играл. Он играл и на слух, он играл и классику, он играл все что угодно, и это все было органично и в концертных программах, и концертмейстер был, и потом он сам это все делал. И для публики, которая приходила на его концерты, это всегда была какая-то магия. И она остается до сих пор, потому что человек, владеющий инструментом, владеет не только инструментом, он владеет сердцами и эмоциями всех тех людей, кто приходит для того, чтоб получить вот такую подзарядочку, скажем так, эстетическую, духовную.
– Вот ты, так случилось, дружил с очень известными людьми, большими людьми и не только в творчестве, но и в творчестве, в музыке, скажем, Богатиков, Гнатюк-старший. Они – вокалисты, заняли уже, так сказать, свое место и в истории той эпохи. Но были ли они инструменталистами? Я не видел, чтоб они себе аккомпанировали.
– Как правило, Юрий Иосифович Богатиков… Я с огромной теплотой и благодарностью вспоминаю его. Я имел честь бывать неоднократно у него дома, он меня приглашал к себе. Было приятно, что он пел порядка 5-6 произведений, написанных мною с поэтом Александром Коротко. Мы с Сашей создали альбом под названием «Расставание – повод для встречи». И мы пригласили Юрия Иосифовича на свой концерт, это было в Ялте, как сейчас помню. Был Святослав Бэлза, он вел, кстати, эту программу. Я тоже имел честь общаться с ним, знал его, дружил с ним. И Бэлза вел программу, Юрий Иосифович был в зале, много известных людей было – и поэты, и политические деятели, Горбулин, например, вы знаете этого уникального человека, создателя космических ракет и космических технологий, «Южмаш» в Днепропетровске. Много было известных людей, всех сейчас и не вспомнишь так сразу. Концерт прошел успешно. Наверно, потому что Бэлза вел его.
– Ну, Бэлзу знал весь Союз, потому что он на центральном телевидении минимум раз в неделю вел музыкальную программу.
– Вел музыкальную программу, да. И Юрий Иосифович подошел после концерта и попросил у меня тут же 5 или 6 аранжировок, естественно с авторским правом на исполнение этих песен. Конечно же, я сразу согласился, потому что, слушая его голос, его исполнение – он был баритон так же, как и я, поэтому тональности наши сбегались. Ему не надо было трансформировать свою тональность, и это все было готово. И на следующий день он пригласил меня, Бэлзу, Коротко и еще много известных людей на корабль покататься вдоль Ялты. Мы вышли в акваторию Ялты. Это были песни, это был замечательно накрытый стол, т.е. общение такое сказочное было. Я до сих пор помню все, что связано с тем временем и с ностальгией, с каким-то особым пиететом, потому что, как говорится, уже не повторится, но память-то осталась жива, и эмоции остались живыми до сих пор.
– Я это к тому, что они не были музыкантами. Они были высокопрофессиональными, талантливыми и популярными вокалистами. А аккомпанировали им другие.
– Да-да, ты верно подметил. Юрий Иосифович не владел этим искусством. И Дмитрий Михайлович Гнатюк, которого мы вспомнили, тоже не владел искусством игры на любом инструменте. Но мне приятно, что он пел одну из моих песен – романс на стихи Андрея Демиденко «Люблю и смеюсь, и печалюсь». Он исполнял это произведение. Он, кстати, мне рассказывал одну известную историю. Часто концерты по всей Украине были. И вот я вспоминаю, приехал я в Киев. В нашей компании была Нина Матвиенко, Дмитрий Гнатюк, Иво Бобул, Лиля Сандулеса, многие другие исполнители молодые, известные уже звезды. Вот мы едем на концерт, и Дмитрий Михайлович пел тогда несколько песен: одну он пел народную песню и песню про Україну. Ему нашли концертмейстера, баяниста. Дмитрий Михайлович спросил: «Вы играете песню “Моя Украина”?», а он: «Да, играю». «А вот народная песня “Дивлюс я на небо” – играете?» «Да, играю». Ну, все, играет так играет. Сели в автобус и едем через Сумскую область, город Тростянец, и был еще один город в Сумской области… Кролевец. Вот два этих города. До выхода остается где-то полчаса, до начала концерта, и Дмитрий Михайлович пробует-пробует, говорит: «Ну, давайте, порепетируем». Этот баянист берет баян и ни мелодии не может сыграть, ни саккомпанировать – у него паника! Мне говорит «Микола! Якби не нужда… Якби не нужда…». И он где-то там пропел, промучился, но это было еще то выступление. Вот всякое бывает.
Иногда на моих концертах не было света, и я брал аккордеон или баян, он всегда был на моих концертах. Я организаторов концертов прошу, чтобы эти инструменты всегда были готовы. Если есть фортепиано – отлично, если нет фортепиано – баян, если нет баяна – аккордеон, если нет аккордеона – гитара. И где-то в силу своей техники я всегда был готов саккомпанировать сам себе, и всегда это меня выручало, и это расширяло диапазон моих каких-то возможностей творческих.
– Более того, в этом реестре изначальных данных и развитых потом в плане ремесла, в плане учебы, практики, не забыть бы еще один момент. Не случайно ведь наступило время, когда Николай Свидюк приглашался на очень большие события, концерты, вечера в столице в качестве… ведущего.
– Да, было такое.
– Я же помню. Это несколько другой цех, так сказать. Это мастерство художественного слова, импровизации, что-то в этом духе. И даже вплоть до того, что это были мероприятия Президента Украины. А вел Николай Свидюк. И, насколько я помню, может быть, до тебя это не доходило, те, кто привыкли вести такие вещи… Вот Тамара Стратиенко… Тамара Николаевна, помнишь? Татьяна Цымбал…
– Да, конечно. Это одна из моих любимых. Саша Сафонов…
– Но мне так объясняли, что они не очень довольны были тем, что приглашают Свидюка. Было такое?
– Было. Было такое. Я хочу сказать, что я действительно имел честь вести государственные украинские большие концерты, которые проходили не только в палаці «Україна». Я в палаці «Україна» отработал, наверно, где-то более ста концертов как ведущий, как певец. Был известный, до сих пор, наверное, непревзойденный режиссер Борис Георгиевич Шарварко. Для примера, он ставил, допустим, музыкальные номера и художественную программу на Олимпийских играх, которые были в Москве в свое время. Это был известный человек, которого знали, уважали его решения, когда, допустим, сдавалась какая-то программа… ну, допустим, дни культуры в Азербайджане, в Казахстане, в Туркменистане, Белоруссии, других странах, которые для нас были тогда родными, но и сейчас они родные и близкие. Да, это самостоятельные государства. Вот мы выезжали большими командами. И, конечно, все это было очень ответственно. Борис Георгиевич доверял мне, и я имел честь вести эти программы и, таким образом, благодаря своему тембру голоса, наверно, прежде всего, потому что меня называли чуть ли не украинским Левитаном в какой-то мере. Потому что тембрально мы были близки. Это помогало мне, хотя накладывало на меня определенную нагрузку, эмоциональную нагрузку, потому что на концертах я и пел, и вел их, и иногда то немножко не давало мне сосредоточиться. Когда ты готовишься к номеру, ты где-то 10, 15, 20 минут ты настраиваешься, свой аппарат настраиваешь, психологически настраиваешься, а тут ты с пылу, с жару должен выходить и тут же петь! Конечно, это было сложно. Но я хочу сказать, что мне повезло потом, когда я провел несколько концертов, Борис Георгиевич пригласил меня на еще один удивительный перформанс. Я был первым Дедом Морозом страны и провел где-то более 60 утренников в палаці «Україна» (это первая площадка в нашей стране), будучи Дедом Морозом. Три спектакля каждый день, и так 60 спектаклей, т.е. потерял где-то в живом весе порядка 15-20 кг., потому что я не успевал ни пообедать, ни позавтракать. Это был непрерывный цикл. Но и благодаря тем песням было много фестивалей, которые я выиграл. У меня очень много дипломов, где-то порядка 20 дипломов. Каждая песня номинировалась и становилась лауреатом песенного конкурса. Он назывался «Песенный вернисаж». Этот фестиваль был раз в году, он проходил перед Новым Годом, большое почетное жюри. И более 20 песен стали лауреатами, у меня есть дипломы с автографами известных людей, начиная с Соловьяненко, Софии Ротару, Дмитрия Михайловича Гнатюка, известных поэтов-песенников Юрия Рыбчинского, Андрея Демиденко, Михайла Ткача. Т.е. я познакомился и уже имел честь писать с известными поэтами. И вот одна из песен (я говорю о «Доне, моя донечка») стала любимой песней Президента Леонида Даниловича, потому что у него и доченька, и внучка у него, это как бы совпало. И потом, уже будучи ведущим, я вел практически все его Дни Рождения в Крыму. Все эти праздники проходили на бывшей даче Горбачева.
Продолжение по ссылке…
Автор Ким Каневский
One thought on “Это было недавно. Это было давно. Это будет…”