Прежде всего, нельзя забыть, если мы хотим жить и завещать жизнь
нашим потомкам, если хотим верить, что проложили дорогу в будущее.
Динур Бен-Цион
Продолжая освещение истории Холокоста на юге Украины в память о погибших евреях на территории Транснистрии, специальный корреспондент Вестника Грушевского побеседовала с председателем Одесской региональной ассоциации евреев — бывших узников гетто и нацистских концлагерей, вице-президентом Всеукраинской ассоциации евреев — бывших узников гетто и нацистских концлагерей, членом Совета по национальностям при мэрии Одессы, заместителем председателя Совета Одесского общества еврейской культуры и руководителем его социально-культурного центра Романом Марковичем Шварцманом.
Представляем вашему вниманию продолжение интервью.
***
— Что запомнилось в период оккупации Бершади и создания гетто на его территории, Роман Маркович?
— Где-то в сентябре-начале октября 1941 года к нам подселили семью – мать с дочкой. Они сами были родом из Молдавии, из городка где-то под Кишеневом. И, несмотря на то, что мы были тогда маленькими, я запомнил их. К тому времени начали пригонять в Бершадь евреев из Бессарабии и Буковины. Через много лет после окончания войны, когда я уже начал заниматься проблемой Холокоста и восстановлением сведений и настоящих фактов о трагедии на юге Украины, узнал, что в Бершади тогда было организовано два гетто. В одном — находились мы, а второе гетто располагалось в другом конце, в районе села Берловка, который также является частью Бершади. В том гетто в основном были евреи, кого пригнали из Буковины и Бессарабии. По данным, которые стали известны из злодеяний немецко-румынских оккупантов, в Бершади тогда было уничтожено больше 25 000 евреев.
Когда в 1991 году Украина стала независимым государством и можно было уже говорить о Холокосте и об узниках гетто, в Одессе и других городах постсоветского пространства были организованы общественные организации. В 1991 г. в Одессе состоялся первый съезд бывших узников гетто, концентрационных лагерей и также жертв фашизма. На нем была создана международная организация переживших катастрофу, штаб-квартира которой была именно в Одессе. Со временем международным центром организации стала Москва, а центром всеукраинской организации – Киев. В Одессе была организована Одесская региональная ассоциация бывших узников гетто и концентрационных лагерей.
Для вступления в нашу организацию надо было писать воспоминания, а также предоставить соответствующие документы и информационные справки. Эти документы принимала Дуся Григорьевна Куничан. В своих воспоминаниях я описал как все было по тем событиям: как мы жили во время войны, как над нами издевались — всю свою историю жизни. И в том числе указал, что жили мы на улице Набережной в доме номер 4 и рассказал о случае подселения семьи из Молдавии. Как только Дуся Григорьевна прочла мои воспоминания, сразу бросилась ко мне в объятия, начала плакать и говорит, что это она та маленькая девочка, что это их семья тогда жила в нашем доме. Она у меня спросила: «Твою маму звали Брана?». Я подтвердил это. Такая удивительная встреча произошла у нас спустя много лет после окончания войны. Мы с Дусей Куничан потом держали связь. Она была большой активисткой в нашей организации.
Возвращаясь к рассказу о жизни в гетто, повторюсь, в то время мы были маленькие: моей младшей сестре Шендле тогда было 2 года, брату Лазару — 4 года. Несмотря на возраст, мы друг другу старались помогать выжить в этих условиях. Зимой вместо воды мы собирали снег возле дома и топили его. Это было тогда нашей водой.
Ежедневно мы боялись, что нам может угрожать еще большая опасность. Так как были некоторые люди из юденрайт, которые нас запугивали, говорили: «твой отец на фронте, и мы можем донести об этом». Или говорили нашей матери: «мы скажем, что твой муж ушел на фронт и воюет с немцами. Так что смотри!». Поэтому мать старалась вести себя как-то вежливо… даже перед этими «чиновниками», как их называли, так как надо было как-то сохранить всю нашу большую семью. Поэтому работали все те, кто мог.
Слово «кормить» в данном случае даже не вписывается в контекст той жизни, которая у нас была тогда. Потому что еды, как таковой, не было вообще. Не было никакой системы получения хоть какой-то еды. Если тебе разрешали выходить, то рядом с гетто был базар и можно было что-то попросить. Когда работал, мог где-то что-то такое взять даже возле столовой. Возле нее выбрасывали отходы, и для нас они были большим подспорьем, возможностью найти какие-то остатки еды…
Все это сказалось, конечно, и на нашем здоровье и внешнем виде. Потому что вначале мы все были «толстые» — спухли от голода. А уже потом, спустя время, ближе к окончанию войны наши тела начали превращаться в что-то непонятное: руки были как «плети» и их было тяжело поднимать. Ходить, вообще и передвигаться также было невозможно. Те «домашние условия» жизни в гетто дали такие результаты.
— Вы помните, как гетто освободили?
В конце марта 1944 года, поскольку мы жили в центре города, увидели как наши солдаты вошли в местечко. Видели их только через окно, потому что двигаться к тому времени уже было практически невозможно. Солдаты начали помогать сначала тем, кто еле-еле мог двигаться сам. Они помогали выводить людей из ужасного состояния. И к концу марта 1944 года уже было наше освобождение из гетто.
— Что было потом?
В том же 1944 году казалось, что можно было бы пойти в сентябре в школу. Возраст у моих братьев и сестер был разный. По сути, с момента начала войны прошло уже около 3 лет. Сестры и братья уже переросли школьный возраст. В первый класс тогда пошел не только я, но и мой брат Шика, который был на 3 года меня старше, а также сестра Сара (она была старше меня на 4 года). То есть мы втроём пошли в первый класс.
Документов у нас никаких не было. Потому что еще когда мы пытались эвакуироваться и на повозке двигались на Восток, нас несколько раз бомбили. Повозка переворачивалась и мы потеряли всё, включая наши документы. Поэтому когда надо было уже идти в школу, прежде было необходимо восстановить документы.
Мама нас привела к врачу в Бершадскую поликлинику. Возможно, в медицине так было положено, не могу сказать точно, но нас всех выстроили рядом. Три наши сестры — Хейвуд, Сару и маленькую Шендлю — отвели в отдельную комнату. А нас четырех братьев — меня, Шику, Лазара и Ицика выстроили в этой комнате.
Тогда на нас даже никакой одежды не было. Мы вообще ходили почти голые. В то время как раз было лето, и на нас было только что-то наподобие трусиков. Так и ходили по городу, даже без майки…. И в таком виде мы пришли в поликлинику. Врач сказал нам, чтобы мы опустили трусики, посмотрел на нас и говорит медсестре, чтоб записала: «Напиши этому такой год рождения, этому — такой, тому – такой…». И каждому из нас «определили» год рождения. Насколько он соответствует или не соответствует — очень тяжело сказать. Мама не могла помнить, когда она кого родила, поэтому врач «на глаз» определил каждому приблизительно его год рождения, чтобы восстановить нам документы.
Надо сказать, что я всегда помнил свой день рождения. Биологически я родился 7 ноября. Я это запомнил в связи с тем, что отец был коммунистом (эта дата связана с Великой Октябрьской революцией). Поэтому всю жизнь отмечаю свой день рождения 7 ноября. Но в паспорте у меня указано датой рождения 10 сентября. Как это получилось? Когда нам устанавливали возраст, доктору просто пришло в голову, и он сказал медсестре: «Напиши Шике и Рувену день рождения – 10 сентября (и мы вдвоём с ним получается записаны с одной и той же датой рождения), а двум другим братьям записали в документах датой рождения 10 февраля. То есть, на самом деле эти даты — выдумка, это придумано, они были взяты условно. С тех пор мы все идем по жизни с этими датами. Потому что война перемешала абсолютно всё – людей, судьбы, данные…
— Роман Маркович, как сложилась ваша жизнь после освобождения из гетто?
В 1955 году я получил аттестат зрелости об окончании средней школы. Приехал в Одессу. Здесь закончил тут Одесский институт инженеров морского флота (ныне Одесский национальный морской университет) по специальности инженер-механик. До этого я, правда, еще закончил в Одессе техническое училище (ПТУ № 2) по специальности слесарь-сборщик. После его окончания меня послали работать на завод Полиграфических машин. Я сперва был слесарем-сборщиком, затем – бригадиром на заводе. Продвижение было такое: вначале был мастером, потом старшим мастером, затем стал начальником цеха. Работал начальником производства. Одно время был даже директором этого завода.
— Как начали работать по теме Холокоста?
— Когда в 1991 году распался Советский Союз, уже можно было начать заниматься темой Холокоста, так как при Советской власти Холокоста – «не было». И как я всегда утверждаю, не было и евреев. Не в том плане, что их физически не было. Он были. Но так как история Холокоста была запрещена, то и слова «Холокост», «катастрофа» нигде не употреблялись, а слово «ШОА» многие даже не знали. При изучении всемирной истории в разных учебных заведениях тема о Холокосте там даже не упоминалась.
Хотя и сейчас в учебниках по истории, которую изучают в школах в современной Украине, о Холокосте написано очень скупо, бедно и можно даже сказать «схематично». Ведь для того, чтобы показать историю трагедии целого народа, рассказать о том, как немецкий Вермахт 20 января 1942 года на конференции в Ванзее в предместье Берлина принимал «окончательное решение еврейского вопроса» — детальную программу массового уничтожения — недостаточно написать несколько абзацев…
Я был там, в Ванзее. Приезжал на конференцию, и нас приводили в то самое здание, где подписывался этот жуткий протокол об окончательном решении еврейского вопроса. Несмотря на то, что впервые термин «окончательного решения» по отношению к евреям Гитлер применил еще в 1919 году в письме командованию немецкой армии, когда он только приходил к власти в Германии, книги еврейских авторов еще начали сжигать приблизительно в 1933 году. Затем последовала многим трагически известная Хрустальная ночь 9-10 ноября 1938 года. Таким образом «еврейский вопрос» постепенно разрешался еще с того периода, задолго до начала Второй мировой войны.
Во времена Советского Союза было и немало знаменитых музыкантов, ученых, артистов еврейской национальности. Но при советской власти продвигаться было очень большой проблемой. Антисемитизм был на государственном уровне в Советском Союзе, что подтверждают и факты в моей биографии.
— Когда вы сами поступали в институт, сталкивались с такого же рода проблемами?
— Я могу сказать, что для меня не было проблем. Я поступил сразу. Но у нас тогда было очень непросто поступить в принципе, потому что мы сдавали шесть экзаменов. Надо было набрать 25 баллов, и это было нелегко. Если хочешь учиться дальше, нужно было очень сильно зубрить все, работать над собой. Это мы все и делали — те, кто стремились продвигаться, достигать успехов.
В работе я чувствовал дискомфорт. В каком смысле? Когда меня продвигали как руководителя и предлагали на заводе уровень начальника цеха, чтобы затем дорасти до уровня заместителя директора завода, то райкомпартии не утвердил мою кандидатуру.
Многие евреи понимали — для того, чтобы смочь обеспечить своим детям возможность пойти в садик, учиться спокойно в школе, в университете, надо было менять фамилию. А я не хотел ее менять. Но один из моих братьев все же поменял фамилию. Второй брат нашел иное решение: он должен был разойтись с женой для того, чтобы сын пошел дальше учиться. У него жена — украинка. При Советской власти дети шли по фамилии отца. И понятно, что еврейская фамилия создавала сложности. Поэтому брат с женой развелись, и его сын перешёл на фамилию жены. Но, безусловно, разошлись они только виртуально, исключительно для того, чтобы сын смог учится, получить хорошие возможности в жизни… То есть случаи государственного антисемитизма были сплошь и рядом, и это наглядно видно даже на примере фактов из моей жизни. Но были и другие случаи, еще посложнее…
В настоящее время в Украине практически нет такого государственного антисемитизма. Можно идти учиться куда хочешь. Например, у нас в Одессе есть и еврейские школы, и еврейский университет, и еврейские детские сады. Также есть открытые синагоги. Всё доступно и по этому поводу нет никаких вопросов. Однако процветает «бытовой антисемитизм».
— Музей Холокоста. Вы начали его создавать? Или этот музей уже был создан, когда вы пришли в этот проект?
Когда в 1990 году был организован Международный союз бывших узников гетто и нацистских концлагерей, мы начали заниматься историей Холокоста, выявлять бывших узников гетто. Люди начинали узнавать о нашей организации, приходить к нам. Они рассказывали свои истории, писали заявления о вступлении в нашу организацию. Мы им помогали оформить соответствующие документы. Многие члены организации издали свои воспоминания о пережитом в виде мемуаров.
Следующим этапом нашей работы было выявление мест массовых расстрелов евреев фашистами на территории Транснистрии. Мы устанавливали памятники и мемориальные доски. В настоящее время установлено уже больше 40 памятников на территории Транснистрии. Реализация проектов, связанных с исторической памятью о Холокосте, осуществлялась только на средства бывших узников гетто, а также спонсоров.
Мы создали музей Холокоста, который является на сегодня одним из лучших музеев на постсоветском пространстве. И можно сказать, что это единственный музей в мире, который отражает действительность уничтожения еврейского население на территории Транснистрии. Только у нас в музее есть уникальные материалы: мы смогли собрать документы, рассказывающие историю Холокоста в этом регионе; показываем редкие видеоматериалы, сохранившиеся с тех времен.
В музее организовываются выставки, а также передвижные выставки. Совместно с румынским, болгарским, польским и турецким дипломатическими корпусами были осуществлены совместные проекты по истории Холокоста, а также праведников народов мира. На момент регистрации организации в 1991 году было 250 праведников народов мира. Помимо музея, мы построили мемориал «Прохоровский сквер. Дорога Смерти», который также включает Аллею праведников мира.
Алея праведников мира в «Прохоровском сквере. Дорога смерти»
В настоящее время у нас имеется документация на строительство нового музея Холокоста, современного. Уже есть подтверждение наших городских властей о выделении участка на строительство.
1 декабря 2020 года был подписан Меморандум между правительством Германии и мэрией города Одесса о строительстве большого мемориала на месте, где были сожжены 25000 евреев — на Люстдорфской дороге. Высокопочтенная Марилуизе Бэк, одна из старейших депутатов Бундестага, директор по вопросам Восточной и Центральной Европы Центра либеральной современности, была у нас в Одессе несколько лет тому назад. Она увидела в музее Холокоста артефакты уничтожения евреев на прохоровских складах и прониклась уважением к истории этой трагедии. Именно госпожа Бэк является инициатором заключения договора по большому проекту мемориала на Люстдорфской дороге. На данный момент уже произошло заседание в мэрии, где мы обсудили каждый пункт этого проекта и в течение года-полутора лет он будет реализован. Этот мемориал будет сделан на высоком европейском уровне. А также на сессии горсовета Одессы было принято решение о реконструкции мемориала «Прохоровский сквер. Дорога Смерти».
Роман Маркович на церемонии памяти жертв Холокоста в Прохоровском сквере, Одесса, 27 января 2021 года
Таким образом, сейчас по нашей инициативе идет активная работа и в ближайшие год-два будет осуществлено три больших проекта в Одессе: строительство огромного мемориала памяти на Люстдорфской дороге, нового музея Холокоста и реконструкция «Прохоровского сквера. Дорога смерти».
Хочу сказать, что мэрия города Одессы очень активно помогает нам в реализации всех проектов, связанных с историей Холокоста. В этом плане мы чувствуем понимание, видим партнерство и поддержку, как это должно быть.
— Спасибо вам огромное, за то, что восстанавливаете память о Холокосте и сохраняете ее для будущих поколений! Эту историю важно знать, дабы не допустить ее повторения. То, что вы сделали более чем за 20 лет, достойно высших похвал и восхищения!
— Хотелось бы сказать еще одну важную вещь. Всем известно о Катастрофе еврейского народа: что было уничтожено 6 млн евреев. Но исследователи уже говорят о том, что на самом деле погибших было намного больше. Безусловно, одно дело – говорить, а другое — это нужно доказать. Мы надеемся, что исследователи истории ещё докажут, что погибших евреев было намного больше, чем 6 млн, и эта цифра увеличится.
Музей «Холокоста – жертв фашизма»
— Чем музей занимается сейчас?
— Мы делаем выставки, выступаем перед школьниками, перед студентами. Приглашаем в музей. К нам приезжают из разных поселков, из районных школ учащиеся всех возрастов. Для нас важно, чтобы тему Холокоста и этой трагедии знали не только еврейские дети в еврейских школах. Для нас важно, чтобы все, и дети, и взрослые, вне зависимости от национальности знали эту историю — ужасную трагедию еврейского народа. Поэтому мы стараемся всех приглашать в наш музей.
Иногда мы и сами арендуем автобусы, оплачиваем их и приглашаем к себе детей из районных школ, проводим для них экскурсию по городу, чтобы они видели все. Мы пропагандируем и показываем нашу историю, историю нашего региона в период Второй мировой войны, чтобы она была сохранена не просто исторически, но стала коллективной памятью всех людей об этой трагедии.
Для нас важно выработать коллективную память. Потому что эти события необходимо знать, понимать, помнить об этом и делать всё для того, чтобы такого больше не повторилось!
Есть только одна вещь на свете,
которая может быть хуже Освенцима —
то, что мир забудет, что было такое место.
Генри Аппель, узник Освенцима
P.S.
27 июня 2018 года вышел указ Президента Украины No188 / 2018 о награждении государственными наградами Украины по случаю Дня Конституции Украины. За значительный личный вклад в государственное строительство, социально-экономическое, научно-техническое, культурно-образовательное развитие Украины, весомые трудовые достижения и высокий профессионализм Роман Маркович Шварцман был награжден орденом «За заслуги» I степени. Торжественная церемония награждения состоялась 23 августа 2018 года в Оперном театре. Награду вручил губернатор Одесской области, Максим Степанов.
Шварцман Рувин Мордкович
награжден орденом «За заслуги» I степени за значительный личный вклад в государственное строительство, социально-экономическое, научно-техническое, культурно-образовательное развитие Украины, весомые трудовые достижения и высокий профессионализм.
Указ Президента Украины от 27.06.2018 №188
В конце декабря 2019 года Чрезвычайный и Полномочный Посол Федеративной Республики Германия в Украине госпожа Анка Фельдгузен посетила Одессу для того, чтобы лично встретиться с Романом Марковичем Шварцманом. Госпожа Чрезвычайный Посол привезла Роману Шварцману высокую награду своей страны — Кавалерский крест ордена «За заслуги перед Федеративной Республикой Германия», за его более, чем 20-летнюю активную работу над увековечением памяти жертв Второй мировой. Кавалерский крест ордена «За заслуги перед Федеративной Республикой Германия» — это единственный федеральный орден в ФРГ.
На торжественной церемонии присутствовала глава немецкого фонда «Либеральная современность» Мария-Луиза Бек. Госпожа Бек в своем приветственном выступлении подчеркнула, что все здесь собрались, чтобы поздравить одно-единственное важное лицо — Романа Марковича Шварцмана. С углублением отношений между Украиной и Германией стала более понятной трагедия, до сих пор не была известна в Германии — это Одесский Бабий Яр, когда от рук немецких преступников и румынских оккупантов погибли десятки тысяч жителей города. Мария-Луиза Бек считает своей большой удачей встречу с Романом Шварцманом, благодаря которому и при помощи фонда память о преступлении сохраняется — чтобы не повториться (по материалам www.glasweb.com).
Статью подготовила журналист Майя Шнедович
One thought on “Будем помнить…”