О времени и о себе

…Поэт сказал: «Людей неинтересных в мире нет. Их судьбы — как истории планет. У каждой все особое, своё, и нет планет, похожих на нее». И однако же такова жизнь под Луной и Солнцем, что среди нас   и те, кто вызывают у многих особый интерес, привлекают внимание земляков и современников. И стало быть, заведомо и более чем интересны. В сознании простых смертных  они присутствуют, как  известные люди. Это интервью мы предлагаем читательскому вниманию в рубрике «Жизнь известных людей».

В гостях редакции нашего журнала побывал Народный артист Украины Олег Филимонов. Вот такой вышла с ним беседа у журналиста К. Каневского.

 

– Олег Николаевич, некоторые сведения твоей биографии, в общем-то, доступны всем интересующимся и без нас.  И всё же, согласись, они особенно убедительны, так сказать, из первоисточника.

– Ну действительно это дело достаточно известное. Родился я в 1952 году, еще при Сталине, в городе Николаеве. Скоро будет 69 лет. Происхождение? Отец и мать — учителя, папа историк, мама филолог. Воспитывала меня бабушка, потому что родители работали, а бабуля меня поднимала. Я быстро начал читать, и в возрасте 6 лет меня отдали в школу, потому что уже всех замучил дома.  Родители работали в школе, но шестилетних детей в школу не брали тогда. Директор сказал: «Давайте попробуем. Если сможет учиться – оставим, нет – на следующий год придёт». Учился я очень хорошо и меня оставили в школе. Через 10 лет я закончил школу успешно.

– Можно резюмировать так: Из интеллигентов – младший современник Сталина.

– Да-да. Примерно так. А дальше была попытка поступить в одесский университет, куда я не попал с первого раза, хотя был очень прилично готов. Меня подвалили на сочинении. Я попытался разобраться, но мне так на руки и не выдали сочинение, хотя я писал хорошо. Поставили тройку… Не хватило для поступления нескольких балов. Но в силу того, что в школу пошёл раньше обычного, у меня был год запасной —  мне не нужно было в армию уходить и я год проработал лаборантом в школе. Честно говоря, если бы я на следующий год не поступил в ВУЗ, было бы досадно. Я очень хорошо знал английский язык на момент поступления, занимался три года дополнительно с преподавателем. И   закончил Николаевскую 22-ю школу с углубленным знанием английского языка. У нас была программа в школе, где на английском были история, география, зарубежная литература, технический перевод был. Каждый день был обязательный урок английского языка. Я всю Агату Кристи на английском перечитал тогда.

Но, поскольку мама была филологом, я был хорошо подготовлен. Мог левой рукой и правой рукой писать. Этот год я максимально использовал, продолжал заниматься и готовиться, и к тому же я работал в школе лаборантом и параллельно…   играл в ресторане на саксофоне и пел песни. Так зарабатывал свои первые деньги.

– С саксофоном была учеба или самодеятельность?

– Самодеятельность была. В девятом классе к нам пришёл парень, который хорошо играл и собрал нас в духовой оркестр. Купили ионику, барабаны, гитару. Так мы собрали полуджазовый бит коллектив. А так, как школа была с уклоном английского, мы на этом прокатили. Пели на английском, французском языках. Идеологически это было тогда не очень, но тем не менее нам удалось прокладывать дорожку под это дело. Мы занимали приличные места в конкурсах, на фестивалях.

– Тогда уже не боролись с саксофонами и прочими атрибутами западного разложения? Застал это время?

– Да, это был конец 60-тых, мы прокатили это все под хрущёвскую оттепель.

– Вспоминаю лозунг над входом  в Парке Шевченко: «В нашем парке есть закон, вход стилягам запрещен». И были изображены «Стиляги: брючки-«дудочки», корочки на микропорочке и этот самый саксофон. Подпись помню: «Жора — трубопрокатчик на саксофоне».  А почему именно – в университет? Как пал выбор?

– В Николаеве было два высших учебных заведений: педагогический институт и кораблестроительный институт «корабелка». В общем я и туда, и туда мог поступить. Но меня всё время привлекал английский язык, зарубежная филология. Мне очень хотелось поступить на иняз. Я всерьёз думал идти в науку, это очень привлекало.

Собственно, у меня всё получилось по итогу. Я закончил университет, отслужил в армии. Вернулся, так сказать, из рядов. И меня тут же взяли на работу преподавателем без второго слова. Это – конечно, так, в двух словах.

Ближайшим университетом был Одесский университет Мечникова. Моя дорога шла именно по иностранному языку. Там были могучие преподаватели, преподавали всемирно известные «киты»: профессор Корсаков – грамматика, Кухаренко, – стилистика, Нушикян. – фонетика. По их учебникам занимаются за рубежом. И это было действительно и очень хорошее образование и очень престижное.  Нас по-настоящему учили. Те, которые хотели учиться – выходили оттуда, конечно, хорошо подготовленными. Я лично был именной стипендиат.

– Обычно студенты из провинции жили в Одессе у родственников, либо в общежитии, либо снимали уголок. Как у тебя получилось?

– Меня родители не пустили в общежитие. Сказали, что мне там — вредно, в общем они знали, что я любил погулять, повеселиться. Поэтому сняли мне угол в одной из квартир на улице Тираспольская, возле табачной фабрики во дворе. Это была крохотная комнатка, в которой я соседствовал ещё с одним парнем. У нас было по раскладушке и маленький столик, за которым можно было заниматься, гвоздики в стене, на которых висели вещи. Умывальник, кухня. Не было ни ванной, а туалет был во дворе. Понимаешь, какую боевую школу я прошёл. Первые 2 года я там ещё с Лёшей, он в институте Связи учился. Через 2 года мне нашли на Жуковского действительно хорошую квартиру, где у меня была отдельная небольшая комната. Дочка хозяйки этой квартиры поступила в музыкальное училище в Николаев, и мои родители оплачивали ей жилье, а я жил в ее комнате. Мы потом крепко подружились, она стала моей подругой на всю жизнь. Ей было 15, мне 17 тогда. Сейчас она в Америке живет. На пятом курсе я уже женился и переехал на Гоголя. Так я постепенно перемещался, начинал на Косвенной, на Молдаванке, потом Тираспольская, потом Пушкинская и Гоголя.

– Судя по всему, это была серьезная учеба, целеустремленная, но не одной учебой все-таки жил тогда Олег Филимонов. Так?

– Нет ну, конечно. Хотя, учёба занимала очень большую часть времени, потому что я реально хорошо учился. Мне было очень интересно этим заниматься. Ещё была самодеятельность конечно, игра в коллективе Optional Music Band. Мы сами писали музыку, слова на английском языке. Девушки уже пошли, все эти дела. Много разного интересного. Ставили спектакли у Чичельницкого в клубе и на факультете. Мой выпуск ещё учился на Пастера 42, знаменитое место, где Пушкин бывал. Там был наш факультет, потом мы перешли в гуманитарный факультет на Французский бульвар.

– Там КВНом запахло тогда?

– Когда я учился, практически не было КВНа. Но у нас были капустники знаменитые. Туда невозможно было попасть, люди на окнах висели. Они были очень живые, очень острые на тот момент. Это всё было очень круто. Я активно принимал участие, Сергей Рядченко, ныне известны писатель, Мишка Ещенко (известный переводчик в Сан-Франциско живет), Женя Коненкин, Олег Лямцев.

– Помню таких. Певучие гитаристы. Они ещё в шестьдесят пятом были у нас в лагере горкома комсомола «Звездная республика» в Новой Дофиновке. Веселые ребята были. Называли свою группу ПаДэДэ. А потом мы узнали расшифровку: «Пей до дна», долго смеялись…

– Это звёзды факультета были. Люди, которые читали все. У нас была некая вольница на факультете, очень раскрепощённая, свободная. Мы могли накрыть «поляну», если у кого-то день рождения из студентов в аудитории, и пригласить декана. И они заходили. Была декан Марта Васильевна суровейшая женщина была, мы ее все боялись, но вот могли зайти, пригласить немного посидеть. Они с нами сидели, выпивали, разговаривали.

Помню Кухаренко первая вернулась из Америки и привезла рок-оперу Jesus Christ Superstar и вместо лекции мы ее слушали. На тот момент, 72-й год – это всё было очень здорово.

– Не все ведь могли остаться после окончания ВУЗа работать преподавателем. Как у тебя это получилось?

– Я лично хотел работать в университете. Я понимал свой уровень языка, он мог мне позволить спокойно работать. Я занимался активно научной работой и в принципе диплом, который я защищал, он вылился в главу диссертации впоследствии. У меня все это легко шло и при распределении я был первым в списках. Я подписал стационарную целевую аспирантуру на распределении. Ректор спросил не хочу ли я работать в университете, но, я сказал, что хочу закончить дипломную работу, и после этого преподавать. И тут…

Через месяц я получил повестку в военкомат. Я пошел к ректору, но он сказал, что министерство обороны важнее, чем министерство образования. И меня благополучно призвали в армию. Хотя у нас была военная кафедра и я был в офицерском звании тому моменту   два года уже.

В армии я вскоре получил звание старшего лейтенанта и стал командиром мотопехотного взвода. В процессе службы меня откомандировали в разведуправление и я сидел там на ушах одно время –  слушали НАТО, составляли оперативные сводки для командования. Потом я стал комсоргом, перешел на политработу.   Прошло два положенных для службы года и я вернулся в университет на работу.

– Как дальше решался вопрос о науке и остепенённости?

– Два года было потеряно. Я писал научную работу, руководителем была профессор Кухаренко, уже помянутый замечательный ученый и прекрасный человек. Но… Это вечное «Но»: дело затормозилось, так как уже была у меня семья, появился ребенок и нужно было зарабатывать денег. Слава Богу у меня было несколько специальностей, первая – английский язык. Тогда как раз начался отъезд из СССР за границу и многим нужен был язык. Так я давал уроки -частные. А по выходным я играл по ресторанам, свадьбам и т.д. Зарабатывал я не плохо, а времени писать не оставалось. Когда мы поженились со второй женой, она создала мне условия человеческие и я смог закончить свою работу. В этом мне помогла и заведующая кафедрой Эмма Нушикян, замечательная женщина и профессионал. Я объяснил ей, что мне нужно свалить из Одессы, чтобы закончить работу. И она отправила меня на курсы повышения квалификации во Львов, где я все благополучно закончил.    А затем вернулся и после творческого отпуска успешно защитил кандидатскую.

–  Олег Филимонов — человек творческий, что более чем очевидно.  Какие-то предчувствия были тогда, в начале учёбы, службы, науки, педагогики – что-нибудь подсказывало, что ты будешь заслуженным и народным артистом? Что-то вот такое проскакивало, предсказывалось, или и близко не было?

–  Нет, ты знаешь до начала девяностых я очень серьёзно к учёбе, к научной работе, к преподавательской деятельности относился. И начал писать докторскую и даже ушёл в докторантуру, чтобы диссертацию дописать. Я более чем серьёзно этим всем занимался, считал это своей жизненной дорогой…

– Вот: была у человека стезя, своя, свободно избранная по душе, уважаемая в миру. И что же тебя сбило с толку?

– Жизнь. Меня сбили суровые реалии нашего времени. Я объясню, например, как говорил мой знакомый на силомере и динамометре. Как это всё получилось – КВН. Я ещё был доцентом. Всё ещё было впереди в планеты всей.

Мы сыграли в КВН. Ну, успех был просто колоссальный, степень популярности просто зашкаливала. Нынешние звезды не могут сравниться с нами по степени узнаваемости и популярности. На центральном ТВ прошла игра с нашим участием и на следующее утром мы проснулись знаменитостями. Левинзон Яшка, я, Игорь Лосинский, Шева, нас было 5-6 человек. По городу невозможно было ходить, в трамвае невозможно было проехать спокойно. Когда закончился сезон у Валерия Исааковича Хаита, появилась идея нас собрать в некий мобильный концертный коллектив, так мы решили попробовать. Сделали первую программу, которая называлась «КВН раскрывает секреты», которая показывала то, что не вошло в телепрограмму, то что повырезали по цензурным соображениям. Эпоха уже была другая и многое позволялось.

Так коллектив начал ездить и зарабатывать деньги. И у меня произошел перелом в сознании после первых гастролей наших активных Тюмень, Сургут. Мы улетели на 10 дней и за 10 дней я привез 10000 рублей. А зарплата доцентская в месяц была 320-370 рублей. А я еще был наивный и заплатил с этой суммы партвзносы. Когда некая женщина увидела —  с какой суммы я плачу процент, она потеряла сознание практически. Вот такой честный был.

Тогда произошел некий перелом. Хотя и моя зарплата была приличной по советским меркам. Но это была очень большая сумма. И так потом начались гастроли. Пять дней и пять тысяч рублей. Потом следующие гастроли.

Переоценка происходит очень быстро. Ну, да престижно работать в университете профессором, иметь научное звание, ученую степень, всё это очень хорошо. Но как это должно сочетаться с жизненными определенными понятиями. И я вроде тоже ни кайлом там машу, не разгружаю вагоны. Мне цветы дарят, я в смокинге, я в бабочке, чистый. Ну да смешишь, веселишь людей, вроде некое клоунство. Но, с другой стороны люди честно платят деньги, ты их не украл, и налоги платишь.

– И ты все это время еще работал на кафедре?

– Да, я работал на кафедре и на сцене одновременно, и это длилось до 1992 года.

Первый раз меня вызвало руководство факультета, когда кто-то ему сказал, что меня видели на крыше Морвокзала, где я играл на саксофоне и пел песню на английском языке. И он говорит: «Олег Николаевич, ну вот до меня дошли слухи, что вы в ресторанах играете». Я говорю – это не слухи, а абсолютная правда. Он: «Ну как же…». Я говорю, если, допустим, я играл бы на гобое после занятий, или после университета шел и играл на скрипке в филармоническом камерном оркестре. Это же нормально будет. В чём одно отличается от другого? Мне нужно зарабатывать деньги, у меня жена, ребенок. Мне никто не может помочь. Родители учителя… Наоборот я должен им помогать. Я считаю, что я ничего неприличного не делаю. Ну, мы договорились, что я пройду защиту и с ресторанами будет покончено. Это был первый заход.

А второй был заход, когда начались гастроли. Но я действительно отсутствовал периодически. В четверг после занятий я мог уехать и пятницу, субботу воскресенье работать. Так как я мог себе позволить самолёт, то спокойно через 2 часа мог быть практически в любом городе. Ну и я, конечно, находил выход, привозил дамам всякие духи, колготки, украшения, чтоб как-то подбодрить коллектив.

– Но, наступил момент, когда пришлось все-таки выбирать?

– Да, он наступил с активным появлением телевидения в моей жизни. Когда Алик Тарасуль придумал эту программу и начали ее снимать. В это время я находился в докторантуре, дописывал докторскую. У меня уже был достаточно большой бизнес в тот момент, и я понял, что, наверное, университет нужно оставить. Единственно что, я скучал за работой в аудитории, что у меня хорошо получалось, и студенты меня любили. Даже темные слои что-то начинали понимать, и заочники юридического факультета даже. Поэтому я написал заявление и ушел.

– Это по сути и был переход от любительской, студенческой самодеятельности к профессиональной работе?

– Это была профессиональная телевизионная работа на самом деле. Она была прилично оценена. Номинация «Золотой Остап», номинация Теффи, Телетриумф. В нашем телевизионном кругу получить такой набор наград достаточно солидно и тем более в одном жанре предостаточно сложно. У меня большая золотая медаль – «Самый телеведущий Украины». В этой работе были достигнуты определенные  известные высоты, определённые награды за придуманный новый телевизионный формат.

Программа была развлекательная, полу пародийная и выходила ни много, ни мало…почти 16 лет в еженедельном режиме. На Первом канале, на ОРТ и потом на телеканале Интер около 10 лет! По-советски говоря, это – сколько же пятилеток!

— Ты посреди уже налаженной, определившейся жизни, вдруг взвалил на себя повседневную необходимость – сколько всего перелопатить, ролей, текстов, мизансцен, внутренние и внешние рисунки ролей, художества Станиславского, которые до сих пор никому из киношников и театралов, я подозреваю, не понятна, мимика, жест, пластика, сцендвижение. Ты никогда в сердцах не говорил себе: «Оно мине надо? и т.д»

– Всяко было, что бы программа приносила какие-то деньги, она должна быть строго технологично снятой, особенно что активизировалось последние годы. Невозможно снимать одну программу 5 дней. Не рентабельно. Сегодня одна локация, например, 4 программы, завтра вторая локация – 5 программ, затем все подводки, потом все введения, после все анекдоты. Съемочный процесс планируется по структуре программы.

Это на самом деле очень сложная работа. Многие думаю, что это стал пошутил и все. Такие люди ничего не понимают в такой работе. 12 рабочих дней идут съемки цикла трехмесячного, то есть около 12-13 %. Смена 11-12 часов, то время, когда ты вынужден находиться на площадке. К тому же, у нас не было павильонов студийных, мы арендовали помещение, которое не отапливалось зимой и не охлаждалось летом. Чтоб было большое, высокие потолки чтоб были, свет дневной. Зимой на площадке там, где свет стоит +15, а за пределами светового пятна +10, и ты играешь эту маленькую Марию Кончиту, которая никак не может выйти замуж, ей 50 лет и Родриго никак не делает ей предложение… и все как в африканской саванне. А за пределами такая морозилка… А затем по пять перегримировок…

Это настолько тяжелая была работа, что у меня бывали случаи, о которых зритель не знает. Когда на площадке начал, пардон, отказывать желудок, был острый приступ панкреатита и на машине быстро завезли, успели, и ничего не порвалась… Все это так просто не даётся. Хотя если сравнивать работу телевизионную и работа театральную, она существенно проще, потому что там есть вариант дублей, есть вариант корректировки режиссуры.

–Ну, а не жалко было тех сил и времени, которые вложил в Университет? Знаешь, Один приятель — двукратный чемпион СССР по боксу после всего устроился газ развозить в баллонах. Я его спросил: «Не жалеешь, что на такую работу устроился, ты же был такой боксер…». Он сказал, жалею, что я с самого начала, вместо бокса этим не стал заниматься. Совсем другой доход за сутки. Все-таки значительная часть жизни, крови и пота вложены в образование. Тебе не жалко?

– У англичан есть пословица, что плакать над пролитым молоком нет абсолютно никакого смысла, его не подберешь и не выпьешь. Жизнь – это то что тебе даётся и главное её максимально прожить так, как бы тебе это хотелось. У меня это получилось, я считаю. Я занимался тем что мне интересно и продолжаю заниматься сейчас.

Почему я не начал с детства заниматься сценой и актерским мастерством, черт его знает. Не представлял даже как-то, хотя у меня всегда были задатки. Я с легкостью выходил на сцену. Я очень благодарен ребятам за то, что они сподвигли меня к театральной сцене. Это адреналин, это реальный всплеск эмоциональный.

– Огромный пласт учебы пришлось пройти. Что из пройденного все-таки полезным стало в новой жизни и профессии?

– Привычка выходить к аудитории, держать внимание. Я читал лекции курсам по сто человек. Конечно, чтобы заставить их слушать, необходимо обладать навыками заставить меня действительно услышать, когда муха летит, настолько внимательно слушали. Может быть какие-то артистические задатки позволяли. Я легко мог на лекции взять гитару и что-то спеть. Битлз, например, и все относилось к теме урока. На это не все могут.

– А как деканат к этому относился?

– Весьма нормально. Был случай когда-то, какой-то куратор по комитетской линии приходил и хотел сделать мне втык что я на занятии песни на английском языке пою. Ну я сказал, что могу не играть, а стихи рассказать… Я же не антисоветчину какую-то пою. Это всемирно известная группа, все по теме.

– В конце концов, банально, но неизбежно – творческие планы?

– Об этом очень сложно говорить сейчас, потому что на самом деле эта пандемия практически наломала всё что было задумано, всю работу. Это ужасно. Я говорил с киевскими ребятами из «Квартала-95», с нашими продюсерами, которые занимаются прокатом – по скромным подсчетам уйдет не менее года, чтобы отрасль опять заработала. Не вышла на какие-то показатели, а начала работать, чтобы люди стали покупать билеты в театр и пришли на спектакль. Я не говорю о том, что кинотеатры приходится закрыть. Я не говорю о том, что государство не помогает. Нет это вообще никаких предпосылок даже в этом плане. Эта индустрия театральная практически заканчивается.

У нас было в планах к концу прошлого года выпустить спектакль и мы начали уже работать над ним «Поезд Одесса-папа». Продолжение спектакля «Поезд Одесса-мама». Это лучший спектакль Украины на протяжении 5 лет, судя по критике, которую мы имеем. Конечно пандемия всё наломала.

Спектакль «Сделаны в Одессе», где я с Яшей Левинзоном играем двух одесситов, которые дочек привезли в Одессу рожать детей из Америки и Израиля чтобы внуки были одесситами. Теплый, смешной спектакль. Нам удалось его показать в Одессе, в Харькове и Киеве, до начала пандемии. Много запросов и предложений привезти спектакль в другие города и за границу. Насколько у людей любовь к Одессе. У нас был расписан график гастролей на год вперед, включая Австралию, Германию, Израиль. Все это, пардон, накрылось.

–  Что же, утешимся тем, Как говорят близкие твоему сердцу англичане – стоит ли сожалеть, о том, что сделано, а за такую беседу —  спасибо. И всё же, всё, же, всё же – удачи, несмотря ни на что!!

— Спасибо. Счастливо, Ким. Рад был тебя видеть и слышать…

 

Автор Ким Каневский

Страница в Facebook: www.facebook.com/odhislit/
Telegram канал: https://t.me/lnvistnik
Почта редакции: info@lnvistnik.com.ua

Комментировать