Продолжение. Часть первая по ссылке.
7. СОРОКИНСКАЯ ЯРМАРКА…
Итак, одним росчерком того пера ненадёжный командарм Сорокин стал командующим всеми вооруженными силами Кубано-Черноморской республики. Фактически – хозяин Кавказа. Царь и бог. Правда, наркомвоен, председатель реввоенсовета Республики и член политбюро ЦК РКП(б) постоянно напоминал из Кремля: полномочными представителями соввласти являются крайком партии, ЦИК и реввоенсовет армии. Но то была власть более чем условная — без золотого запаса и вооруженной силы, исключительно с мандатами. А у бывшего хорунжего Сорокина под крылом были две армии, вооруженные до зубов, тридцать без малого тысяч штыков и сабель, спаянные военной подготовкой, беззаветной любовью-преданностью к главкому и страхом нарушить его приказ. И вот — приказы его теперь летали на подпись не в другой город — а в дом напротив. И поначалу все они визировались товарищем Крайним. Его подпись ясно различима на исторических этих документах, чудом сохранившихся до наших дней.
Эта подпись заверяла расстрельные приговоры за дезертирство и нестойкость на Кубани и Тереке, за буржуазную гуманность к пленным и туземному населению. За пьянство (сам главком зашибал по-черному, но среди подчинённых этого терпеть не мог) и мародёрство. Подпись северокавказского лидера коммунистов из Одессы стоит на нескольких совершенно сумасбродных и запредельно жестоких приказах Сорокина. В том числе и на трагической бумажке, санкционирующей… расстрел любимого вождя таманцев, двумя походными колоннами вышедших в расположение войск Сорокина.
Помните «Железный поток» С. С. Серафимовича? Десятки тысяч бойцов и командиров Таманской армии, обременённой обозами и беженцами, совершили невозможное – с непрерывными боями и большими потерями прорвались к тем, кого считали своими. Естественно, это спаянное боевое братство желало сохранить единство под обагрёнными кровью товарищей и врагов своими знамёнами, воевать вместе. Не терпящий инициативы снизу, главком издал приказ о переформировании двух колонн и раскассировании личного их состава по соединениям, частям и подразделениям сорокинских войск. И за категорический отказ выполнить этот приказ Сорокин приказал… расстрелять перед строем командира Таманской армии И. И. Матвеева. В вину ему был поставлен отказ отвести Таманскую армию от Армавира в район станицы Невинномысская.
Вероятно, трибунал признал бы вину Матвеева. В армии, а тем более – в действующей армии, не может быть «Хочу — не хочу», «Буду – не буду…».Такие вопросы решаются не на собраниях и митингах. Но едва ли всё кончилось бы расстрелом любимого героя таманцев. Тем не менее, никакого суда не было. Была бумажка, продиктованная писарю, подписанная Сорокиным и скреплённая печатью. И на этом приказе стоит подпись Крайнего. Почему? Ряд историков предполагают – Крайний маневрировал, тянул время, ждал получения Москвой его секретного пакета и реакции на него. А его нарочному предстояло одолеть дистанцию огромного размера, да ещё через обширную территорию, занятую белыми – каковой эпизод приведен А.Толстым во второй книге трилогии – «Хождение по мукам»: «Восемнадцатый год» и в её экранизациях. Есть, также, предположение: Сорокин умышленно сгущал краски, издавал не в меру жесткие приказы – дабы Крайний отказался их визировать и тем самым дал бы ему повод для ареста и уничтожения этого картавенького большевичка.
…Военно-историческая хроника кратка и суха: «Обострились отношения Сорокина с правительством и РВС Северного Кавказа, проводившим линию центра на организацию регулярной армии…».
Обострились отношения… Так это виделось из кремлёвского космоса. На деле же это был единый и весьма тугой клубок совершенно противоречивых событий, вращающийся в разные стороны и всё больше удушающий тех, кого судьба – разносчица даров, — в него вовлекла. К моменту переворота, последующих революции и гражданской войны с интервенцией, они уже годы и годы (причем – юные, лучшие в жизни) потратили так или иначе на расшатывание и подрыв твердыни самодержавия. И это их объединяло – при всей разнице происхождения и взглядов на нюансы жизни. Они искренне ненавидели царизм – и это их тоже объединяло, не смотря на те же нюансы. Разлом времён застал их врасплох; если сам Ленин при первом известии о революции февраля-марта семнадцатого растерялся и наделал много глупостей при прорыве из Европы домой – каким же сюрпризом сей оскольчатый перелом должен был стать для них. И это тоже — момент единства. Как и то, что они желали строить страну без царя. А вся власть – Советам. Казалось бы, чего проще…
Но тут становилось всё яснее, что с исчезновением монархии её проблемы не исчезают. А очень даже наоборот – растут не по дням, по часам и минутам. Что повреждённые годами подполья-баррикад-тюрем-каторги-эмиграции характеры победивших революционеров не дают партиям-победителям объединиться для мирного строительства. Сбросив, наконец, царя, они вдруг стали откровенно грызться между собой – на глазах своего избитого до полусмерти народа, мировой общественности и зарубежных спецслужб. И единые в борьбе с монархическим прошлым, они оказались феноменально противоречивы в отношении светлой жизни и путей-дорог к ней. Гражданская война вспыхнула по разным причинам, но разгорелась-разрослась потому, что исконные страдальцы за народ – вчерашние революционные партии в борьбе за власть намертво схватились между собой. Это был их последний и решительный бой…
Скоротечный период пятигорского соседства правительства и штаба исследован автором этого рассказа достаточно подробно. И именно потому, что это касалось одессита Крайнего. Сэкономим время и нервы читателя: всё сводится к непрерывному и весьма энергичному росту напряженности между двумя нашими героями. Из секретных материалов крайпарткома и ЧеКа совершенно ясно: Крайний подозревал Сорокина в подготовке мятежа — по примеру Григорьева, Муравьёва и Миронова. Может быть, и не без некоторых оснований. И в конце концов, как уже сказано, в Москву был послан нарочный с секретнейшим пакетом. В нём содержались утверждение и требование. Утверждалось: армия любит Сорокина и верит ему, его власть над войсками и на всей территории их дислокации близка к абсолютной. Требовалось: немедленно изъять Сорокина из оборота и расстрелять — буквально: «пока он революцию не оседлал». Всё это, в ходе изучения документов, напоминало привыкшему к образности автору некую кровавую ярмарку, выбросившую на рынок природы общества человеческие судьбы. Мелькнуло как-то: СОРОКИНСКАЯ ЯРМАРКА…
Но вы уже знаете, дорогой читатель: нарочному предстояло пробираться через казачьи районы и территории ВСЮР — дело долгое и небезопасное. Вот почему, вроде бы, Крайний тянул резину и подписывал сорокинские пакости, дабы не спровоцировать мятеж досрочно. И когда в расположение северокавказских войск вышел прославленный Серафимовичем «Железный поток», Крайний скрепил приказ Сорокина о расстреле одного из любимейших их командиров. За тот самый отказ раскассироваться по разным сорокинским частям. Это уже был запредел. Струна натянулась и истончилось. А где тонко, там… сами понимаете. В любой момент могла лопнуть…
Она и лопнула — как только контрразведка доложила Сорокину: Крайний вытребовал с фронта стрелковую роту и две пулемётные тачанки. Это – в разгар подготовки к общему наступлению! Для чего, спрашивается? Для охраны правительства, ЧК и крайкома. От кого охрана? Ясно, от кого. Началось… И вот под октябрьское утро 1918 года конвойцы Сорокина тихо, без шума и пыли, вошли в квартиры председателя ЦИКа республики Рубина, председателя ЧК Рожанского, зампреда ЦИКа Дунаевского, комиссара правительства Власова и председателя крайкома партии, зампреда ЦИКа республики, члена Реввоенсовета 11-ой Красной Армии Крайнего. Взяты были их помощники, заместители и ближайшие сотрудники — сонными. Дали наскоро одеться. Вывезли всё туда же — к месту дуэли Лермонтова, у подножия Машука. И расстреляли.
Из непосредственных участников этого расстрела в документах фигурируют некто Сафронов, член партии большевиков, начальник политотдела (!) фронта, личный адъютант Сорокина Косный и комендант штаба главком Рябов. Список свидетелей составляет двенадцать человек. По-разному рассказывают о самом главкоме. Для автора этих строк, потерявшего там и в то утро близкого родственника – родного старшего брата отца, ушедшего из жизни в те же двадцать лет и за двадцать восемь лет до моего появления на свет (Михаил, одессит, пересыпьчанин, 1898 года рождения; да-да, мой родной дядя родился в ХIХ веке!), убедителен такой рассказ: у главкома в штабе работала белая агентура, кружила ему голову перспективой автократии на всём Кавказском хребте. В поезд главкома включен был вагон-полуцистерна с чистейшим коньячным спиртом. Ежевечерне это лилось рекой — выходило из берегов. Он очень тяжело переживалразгром социал-революционеров, единоличный захват власти большевиками, необходимости ему, военному, подчинятся штатским. Революция, так много обещавшая и увлёкшая его с головой, обманула. И пыталась его оседлать – почище Николая Второго-Кровавого. Он разлагался на глазах реввоенсовета и крайкома; перед вероломной казнью правительства Сорокин особенно много пил, налегал на кокаин.
После расстрела своего же правительства под Машуком, совершенно ошалевший — ускакал со знаменосцем и трубачом в степь. И на одном из хуторов пьянствовал трое суток. Там же оказался начальник его штаба по фамилии Поляков (А.Н. Толстой в «Хождении по мукам» назвал его Беляковым — тоже ведь речевая характеристика образа) и начальник оперативного отдела. Плюс кой-какие бабы, само собой…
Между тем в Невинномысской (ныне город Невинномысск) наконец-то, собрался Чрезвычайный съезд народов Северного Кавказа. И здесь не без парадоксов: две недели назад его велел созвать… сам главком. По всей видимости, он возлагал на съезд значительные надежды — к открытию форума штаб Сорокина разрабатывал широкое наступление на фронте. Мобилизовывались молодые возраста, подтягивались тылы, сосредотачивались ремонтные базы, горючее и боеприпасы. В полной готовности пыхтели два бронепоезда. В общем, он хотел что-то продемонстрировать. Кому? Кремлю? Деникину? Я почти уверен: в эти дни и ночи он был не в себе. По одной из версий, не в себе он вдруг и появился в Ставрополе на заседании тамошнего ревкома. По свидетельству опешивших партийцев и военных, он был бледен, как его черкеска, очень красив и ужасен. За ним шли трубач и знаменосец — пошатываясь, как в седлах. Сорокин сжимал в огромном и курпнодрожащем кулаке угол знамени. И кричал об измене революции, о предательстве большевиками власти Советов и о «жидовских фокусах».
Он требовал немедленно доставить его на съезд, с трибуны которого опубликует разоблачительные документы. Само собой, ни в какую Невинномысскую Сорокин не попал, поскольку был застрелен тут же, под своим пурпурным штандартом. К этому времени московские «Известия» распространили по стране свой специальный экстренный выпуск, в котором поведали миру о неслыханном злодеянии. Главком советских войск расстрелял советское правительство и партийное руководство своей республики. Он объявлялся вне закона. И каждому командиру, каждому бойцу и политработнику вменялось в обязанность — при встрече его убить. Так что ставропольцы ничем не рисковали. Ведь смерть Сорокина была требованием Советской власти. Да и деникинским судом он уже давно был к этому приговорён. Тот редкий случай, когда обе стороны не в претензии. И это не может не насторожить историка и публициста.
8. Р А З В Я З К А…
То ли сам главком вдруг почувствовал, что в этой войне правой стороны нет и попытался отыскать серёдку (как Махно или Миронов). То ли впрямь спился-рехнулся. Что, впрочем, одно другого не исключало. А что его основательно подогревали — ясно и бесспорно. Вероятно, его раны, кровь, пролитая за трудящихся, деникинский приговор и демонстративная любовь армии внушали ему мысль о советской своей неуязвимости. Он ведь ещё не знал, что не только командармы — командующие фронтами, главкомы и главковерхи, наркомы и замнаркомов, маршалы, ленинская гвардия будут в вонючих подвалах победившего пролетариата плакать, как дети. И пойдут под топор на Площади Революции. Это ведь было всё потом, через двадцать без малого, лет. Тем более он не знал, что ему, царю и богу советского Кавказа, памятника не будет. И ни одну площадь, ни один бульвар, ни одну улицу, ни один переулок и тупичок в Пятигорске не назовут его именем. А что именем застреленного им у Машука картавого очкарика, большевика-одессита Крайнего будет и в ХХI веке называться центральная улица Пятигорска…
И уж наверняка менее всего, думал он о том, что вот в Одессе, где Виктор Крайний (Михаил Шнайдерман) родился, прожил-проработал девятнадцать с половиной лет из двадцати своих возможных, к его восьмидесятилетию в 1978 году ветеранам, чудом выжившим на той и прочих ярмарках, так и не удалось добиться даже мраморной досочки на доме (ул. Островидова, бывш. Новосельская). Тогда, в восемнадцатом, сие не приходило в голову им обоим. В отличие от наших времен, когда революция опять считается чем-то геть отрицательным и стало быть, еврейским. При Ленине, Сталине, при Хрущёве и Брежневе она считалась народной святыней, высоко чтилась, широко праздновалась. И, следовательно — какое к ней отношение мог иметь человек с фамилией Шнайдерман — даже и с компартийным псевдонимом Крайний…
Из той же противоречивой, но вполне официальной хроники (вариант развязки): «В связи с этим открытым выступлением против советской власти 27 октября года был созван II Чрезвычайный съезд Советов Северного Кавказа. Съезд сместил Сорокина с поста главнокомандующего и назначил на его место И. Ф. Федько (! К.К.), которому было предписано немедленно вступить в свои обязанности. Пытаясь найти поддержку у армии, Сорокин выехал из Пятигорска в сторону Ставрополя, где в это время шли бои. 30 октября Сорокин со своим штабом был задержан кавалерийским полком Таманской армии под командованием М. В. Смирнова, личного друга, казнённого главкомом Миронова. «Таманцы», разоружив штаб и личный конвой Сорокина, заключили их вместе с бывшим главнокомандующим в ставропольскую тюрьму. 1 ноября 1918 года командир 3-го Таманского полка 1-й Таманской пехотной дивизии И. Т. Высленко расстрелял Сорокина во дворе тюрьмы…». Вот такой вариант…
Съезд, инициированный главкомом Сорокиным, всё же состоялся – после его гибели. И овацией встретил сообщение о расстреле Сорокина. А в 4-м пункте резолюции, вынесенной этим съездом, объявлялась, что каждый покушавшийся на жизнь «члена трудящихся масс» (не смейтесь, так — в тексте. К.К.) без всенародного суда считается изменником делу революции, и сами трудящиеся массы на белый террор буржуазии и её приспешников ответят немедленно массовым красным террором. Мы знаем о покушении на Ленина и Урицкого, как об информационных поводах массового красного террора против дворянства и буржуазии. Но вчитаемся в приведенную публикацию. За резолюцией на первой странице № 157 «Известий ЦИК Северокавказской советской социалистической республики» помещена статья, озаглавленная «Красный террор» и заключающая в себе постановление Чрезвычайной Комиссии под председательством Г.А. Атарбекова (! К.К.) в Пятигорске – о расстреле пятьдесят восьми заложников. В их числе – генералы и полковники бывшей царской армии и сорок семь арестованных за различные преступления – от фальшивомонетчиков до подозреваемых в контрреволюции. Сказано так:
«Вследствие покушения на жизнь вождей пролетариата в городе Пятигорске 21 октября 1918 года в силу приказа № 3 от 8 октября сего года, в ответ на дьявольское убийство лучших товарищей, членов ЦИК и других, расстреляны нижеследующие заложники:
- Рузский (генерал)
- Урусов Сергей (князь)
- Урусов Николай (князь)
- Урусов Федор (князь, генерал)
- Капнист (граф, контр-адмирал)
- Медем (барон, сенатор)
- Колосов (подполковник)
- Карганов (полковник)
- Рубцов (полковник)
- Шаховской Леонид (князь)
- Шаховской Владимир (князь)
- Рухлов (министр путей сообщения)
- Добровольский (министр юстиции)
- Бочаров (полковник)
- Колзаков (генерал)
- Карташев (полковник)
- Шевцов (генерал)
- Медведев (генерал)
- Исакович (полковник)
- Савельев (полковник)
- Пирадов (генерал-лейтенант)
- Похателов (генерал-лейтенант)
- Перфилов (генерал-лейтенант)
- Бойчевский (генерал-майор)
- Васильев (полковник)
- Смирнов (генерал)
- Алешкевич (генерал-майор)
- Трубецкой (полковник)
- Николаев (полковник)
- Радницкий (генерал-майор)
- Власов Михаил (купец 1-й гильдии)
- Федоров(подпоручик)
…Этот ряд был продолжен и на второй странице газеты. И всё (повторю, потрою, попятерю) в ответ на… то, что советский главнокомандующий, революционер, белыми приговорённый к смерти, не найдя общего языка со своим же советским правительством, однажды ночью приказал своим конвойцам его убить. Чтобы не путались под ногами и не мешали наступать на белых. И сам был убит без суда и следствия, как только пообещал опубликовать какие-то документы. О, матерь-проматерь Революция…
ПОСТ-СКРИПТУМ:
Председатель пятигорской ЧК Г.А. Атарбеков пережил Сорокина и Крайнего на семь лет – погиб в авиакатастрофе в районе Тилиса (Тбилиси), побывав и под трибуналом (спасли Камо, Сталин и Орджоникидзе), и наркомом почт и телеграфа Закавказья. Его именем названы улицы в Москве, Краснодаре, Сочи, Ростове-на-Дону и Астрахани, микрорайон в Сочи и… сторожевой корабль Каспийской военной флотилии. На его могиле произнёс речь член политбюро ЦК ВКП(б), нарком военмордел и председатель реввоенсовета СССР Л.Д. Троцкий.
Да, а в честь сменившего на посту главкома войск Севкавказа Сорокина -И. Ф. Федько — улицы были названы в Севастополе, Симферополе, Евпатории, и Феодосии, в Тирасполе, в Камрате, и Барановичах. Со стапелей Херсонского судостроительного завода сошел танкер «Командарм Федько», приписанный к Грузинскому морскому пароходству. После сорокинских событий прожил он на свете ещё двадцать один год, дожил до ордена Ленина, четырёх орденов Красного Знамени, чина командарма первого ранга (генерал армии) и должности первого заместителя наркома обороны. И был расстрелян по постановлению особого Военного Присутствия в тридцать девятом…
Ким Каневский