Раны Земли людские…

В конце февраля, ещё до истории с коронавирусом – телефонный звонок. Женский голос: — Это я, Катя. Помните, мы с вами боролись за мир ещё в пятнадцатом году, на Всеукраинском семинаре «Женщины Украины за мир?»

Конечно, помню. Вы — Катя из Кировского, что под Донецком.

Вскоре мы беседовали с Катериной у меня дома. Она изменилась за эти годы. Добавилась седина, да и утвердился сахарный диабет. В Одессе — проездом. Когда познакомились в 2015 году, на семинаре том было всего четыре женщины со всей Украины, кто высказывал совсем иное видение событий на Донбассе и в Одессе, идущее в разрез с «линией партии». Это нас и сдружило тогда. Четверо – не один в поле воин.

Семинары такого направления проводило тогда посольство Великобритании в Украине, пригласив на работу киевских модераторов. Этим сотрудникам потребовались неимоверные усилия для того, чтобы диалог женщин, собравшихся со всей Украины в одной аудитории, обрёл мирный характер и люди действительно начали слышать друг друга.

Большинство выступающих рассуждали о сложившейся ситуации в Украине, будто читали передовицу из газеты «Правда», оперируя штампами и заученными фразами, часто звучащими в те годы на каналах Украинского ТВ. И как не старались руководители семинара найти подходящие слова для объединения людей в зале, призвать к толерантности, компромиссу и напомнить о цели встречи, о доминанте общности – практически все наши заседания превращались… да, можно сказать, в вакханалию разобщения.

Что же, и это понять не трудно: тогда слишком свежи были раны киевского Майдана, потрясение одесского Дома профсоюзов на Куликовом, потери в Дебальцево, Иловайск, нежданная-негаданная трагедия гражданского населения Востока Украины. Не нужно быть великим социальным психологом, чтобы понять — требовалось время, чтобы сам народ достаточно отдалился во времени от ужаса тех событий и смог рассмотреть их с нужного расстояния, разобрался в них, возвысился над блиц-настроениями и репликами тех, кто вполне сознательно подогревал ситуацию, щедро лил масло в огонь. Ведь в конце концов, именно народ в своём большинстве должен, обязан осознать: гнев, даже вполне мотивированный – самый плохой советчик в судьбоносных делах. История сделала для нас немало дорогих, очень дорогих, бесценных подарков, оставив память о гневном пафосе, этаким джином, выпущенным из бутылки. И пошла гулять губерния. Как там пелось – кипит наш разум возмущённый! До основанья, а затем… А затем, как говорят на Полтавщине, «Досі ходимо – чухаємо потилицю…». Или, по словам одного одесского поэта, «…И не след от штыка или сабли Эта тёмная метка у глаз – результат наступленья на грабли В сотый раз и в двухтысячный раз». Иначе, без спокойного, мужественного, прямовзглядного подведения итогов народом, никакие заморские гости и парламентарии не смогут вернуть страну к свету.

Что изменилось за эти годы в вашей жизни, Катюша? – спрашиваю с опаской у моей гостьи.
Я — переселенка в собственной стране. И этим всё сказано.

Для меня эти слова были неожиданными. Я знала из рассказов Катерины в 2015-ом, что она оставалась жить в своём доме, в Кировском, на неподконтрольной территории. Жили они большой дружной семьёй в собственном доме. 38 лет эта земля кормила их, оберегала от горя. И они платили ей тем же. Накануне всеобщей беды (а она, как известно, не ходит одна), стряслась беда семейная: в 2013-ом её дочь попала в автокатастрофу. Еле выжила. С переломом позвоночника её увезли на лечение в Россию. Детки – трое мальчиков, мал мала меньше. Дочь. Оставили, как говорится, на бабушку.

Когда в 2014-ом Екатерина заболела, мальчишек отправили в детский приют, в Светогорск, за 200 км от Горловки. А тут – и эта самая разлучница-война. Распалась их семья на три стороны. Дочь в России, дети на территории, контролируемой Украиной, а бабушка в Кировском, на другой стороне. И вроде всё рядом, а встретиться никак нельзя. Близок локоть, да не укусишь…

Сильная она женщина — Катя. Как и в предыдущих поколениях — такие могут снести все тяготы выпавшего на их плечи горя. Но и она тогда, на семинаре, рассказывая историю жизни, не выдержала и расплакалась. Больно и очень обидно было слышать от иных (и числом немалым) женщин Украины, своих землячек не слова сочувствия и поддержки, а гневные обвинения в адрес жителей Востока в случившейся трагедии.

А со вторым мая в Одессе — разве было не так?

Если бы вы знали, что значит быть переселенцем в собственной стране… Не дай вам Бог такое пережить! – эти слова Кати просто врезались тогда в мой слух и память. Не дай вам Бог. Не дай вам Бог. Не дай вам Бог…
Когда я почувствовала себя немного лучше, — продолжала моя гостья, — вышла из подвала, где фактически просидела с соседями шесть месяцев. К этому моменту – о, мы, гражданские люди, слабый пол, стали мудрецами военного времени, научились различать виды и направления обстрелов с двух сторон, приноровились под огнём готовить еду, выхаживать больных, ходить в туалет (каждый — со своим ведром) и даже принимать роды при свечах. Ну? Кому такое пожелаешь? А ведь знали мы – в это время, скажем, в милой солнечной Одессе люди аккуратно и нарядно одеваются, гуляют по Приморскому бульвару, купаются в самом синем в мире Чёрном море, едят вкусное и полезное мороженное. Ссорятся по пустякам. Сердятся – мол, дорогущих машин всё больше, улицу никак не перейти. Как говорится, какая война? Кто её видел?

…Через полгода я оставила свой родной дом и в поисках внуков подалась в Святогорск. Святогорск – территория Украины, красивый, когда-то курортный городок в Донецкой области. Там, в лагере «Изумрудный» для детей переселенцев, слава Богу, я и нашла дорогих моих мальчишек! И стала сама переселенкой. Живу теперь в этом городишке, в общежитии. А мой родной дом, надеюсь, ждёт меня. За эти шесть лет разбросала нас война: младший внук Алёша живёт сегодня у приёмных родителей… мексиканского происхождения, в Америке. Старший,
Сергей уехал на Дальний Восток, не пожелал оказаться ни по ту, ни по эту сторону баррикад. Дочь осталась в России. А средний, Пашка, захотел остаться при мне. Сам пожелал! Учится он в сельскохозяйственном техникуме, в Константиновке, рядом с Краматорском. Рада за детей, что сегодня, наконец-то, они не бедствуют
, не голодают и пулям не кланяются. А ведь в начале войны, бывало, небольшой кусок хлеба делили на четверых. Голодные были, черти. Мечтали поесть до сыты. Паша Траншеи для солдат рыл — в 14 лет, чтобы и армии помочь, и заработать чуточку денег на пропитание. Нужно, конечно, это забыть. Да — возможно ли…

…Слушаю Катю, её рассказ о этой – очередной в истории — трагедии наших детей и женщин. И думаю о Грете Тунберг. Она с высоких трибун утверждает, что взрослые дяди лишили её детства. Что же говорить детям с Востока Украины, Грета?!

В 2015-ом, на всё том же семинаре, нам с оптимистическим пафосом рассказывали о том, что Министерство социальной политики Украины утвердило Программу Советников по вопросам внутренне перемещённых лиц. Финансирование проекта взяло на себя всё тоже правительство Великобритании. Тогда уже были отобраны 27 Советников, которые должны были помогать переселенцам. Вы видели эту помощь? Или этих Советников? Или хотя бы может деньги туманного Альбиона?

На мой, конечно же, риторический вопрос собеседница улыбнулась: — Мы как были нищими, без крыши над головой, так и существуем, тянем лямку. Мы — переселенцы – «бельмо на глазу» у власти. Я — инвалид детства, должна получать пособие. Шесть лет я его не вижу. Каждую весну мы встречаем со страхом — в это время года нас все шесть лет грозятся выселить. Мы закрываем глаза на бытовые неудобства, условия чуть лучше тюрьмы. Пять лет в здании общежития нет отопления, отсюда сырость, грибок. Сантехника разбита, нет света, нет воды, но за коммуналку – плати. Зато у детей каждого инвалида-колясочника, есть свой уголок. Именно: уголок…

В 2017 году государством было выделено 10 миллиардов гривен на развитие Донбасса. Руководство города Святогорска, — местные царьки, своеобразно осваивают эти кошты. Они предпочитают строить элитный олимпийский комплекс с фонтаном на территории Национального парка, уничтожая реликтовые деревья — вместо жилого дома-высотки для переселенцев. С нас нечего взять, а вот территорию парка «распилят» на участки земли под дачи начальников.

В Святогорске 35000 населения и всего одна поликлиника, где работает три семейных врача — продолжает Екатерина. — Больницу закрыли, осталась одна в Славянске. Программа бесплатных лекарств, конечно есть. Но — не работает. Ни одной столовой в городе нет. Продовольственные товары на прилавках нижайшего качества, продавцы наглейшим образом обсчитывают и обвешивают. Какое там сочувствие пострадавшим и страждущим! И это стало нормой жизни. В городе нет никакого контроля. Знаете, откровенно: такое впечатление, что война эта ещё долго не закончится. Она кому-то очень выгодна и служит хорошей ширмой для грязных делишек власть имущих. Чем дольше длится война, тем больше и глубже беспредел.
А не пробовали обращаться в горисполком для наведения порядка?
Обращались., конечно. Но кто мы для них… отфутболивают. А так хочется нормального, доброго, человеческого общения и понимания. Вы же помните, в 2014 было точно также – майдан в Киеве слышали и понимали, а нас на Донбассе – нет. Прошло шесть лет. Никто не поумнел. Одни эфемерные слова обещаний.
Но Зеленский на Мюнхенском форуме сказал, что «готов к диалогу с мирным населением этих территорий», — вставила я.
В Одессе, насколько я знаю, в этих случаях отвечают:» Говорите тоже…». Сказать «готов» — не значит выполнить обещание. На деле большой человек – Президент, — выходит, не так уж и всесилен. Может, он и хочет что-то изменить, а вот старая власть на местах и на передовой – не даёт. Мы видим вялотекущую ситуацию уничтожения людей. Но мы не хотим больше терять своих детей! На всю жизнь перед глазами останутся трое здоровых, совсем юных парней с Кировского, дети моих соседей. Они ушли на фронт и для того, чтобы не статься в стороне от событий, и затем, чтобы помочь маме материально. Ушли. И не вернулись. И уже никогда не вернутся. Что думает, что чувствует мать? Как с этим жить?! Вот если бы там, в зоне конфликта, были дети депутатов, министров, Президента! Все быстро бы нашли выход и решение.

* * * *

…А окном, не переставая, лил дождь. Свинцовые тучи надвигались одна за другой, застилая весеннее светло-голубое небо. Казалось, и сама весна отступила. Я сидела в тёплом уютном кресле, укутавшись пледом – читала. Вернее, пыталась читать. И, конечно же, не очень-то и читалось.

Память возвращалась к тем живописным местам на Хмельнитчине, откуда только что вернулась. К тем просыпающимся от зимней спячки промокшим лесам, к заросшим ранам земли – окопам и землянкам войны, вырытым 75 лет назад. Я думала об их устроителях и обитателях — солдатах, стоявших там насмерть в самом прямом смысле слова. Траншеи засыпаны многолетней листвой, шишками, еловыми иголками, покрыты мхом и только что проклюнувшимися подснежниками. В окопах живут теперь другие постояльцы – лесные мышки, ёжики. Сколько прошло лет, а они не стали вровень с землёй – настолько глубоки эти рукотворные шрамы, эта глубокая память о самой страшной, казалось, войне ХХ века. А сколько же будут заживать раны Донбасса? Раны земли и людских душ? Ведь они совсем свежие, кровоточащие. И… последние ли?

Валентина Гайдаенко,
публицист,
заместитель председателя
Одесского Областного Совета Мира.