«…А я ловлю, как эти листья,
Наши даты, наши даты».
(«Бабье лето» в интерпретации Владимира Высоцкого).
В советскую старину отечественная журналистская периодика знала и такое направление: «Датские публикации». Название сие, разумеется, к Дании не имело никакого отношения. Оно было неофициальным – что-то вроде профессионального жаргонизма, — но весьма устойчивым среди профессионалов. Жанры в нём присутствовали самые разные – от семистрочной информации до полуторатысячного очерка с продолжением. Были датские статьи, заметки, передовицы. Реплики и фельетоны. Были датские стихи. То есть, всё, что готовилось и публиковалось специально к тем или иным датам. Помните, у М.Булгакова в «Мастере и Маргарите»:
« – Типичный кулачок по своей психологии, – заговорил Иван Николаевич, которому, очевидно, приспичило обличать Рюхина, – и притом кулачок, тщательно маскирующийся под пролетария. Посмотрите на его постную физиономию и сличите с теми звучными стихами, который он сочинил к первому числу! (Курсив – мой. К.К.). Хе-хе-хе… «Взвейтесь!» да «развейтесь!»… А вы загляните к нему внутрь – что он там думает… вы ахнете! – и Иван Николаевич зловеще рассмеялся».
Я это в данном случае – к тому, что не только публицистика – художественная, высокохудожественная литература во все времена изобиловала абсолютно конкретными датами. И почему-то (почему?!) даже очень хорошие, настоящие читатели менее всего обращали на это внимание. Мне в авторских публикациях приходилось напоминать современникам о датах, скажем, нахождения графом Монте-Кристо огромного своего судьбоносного клада. И кончины ильфопетровской несчастной тёщи Ипполита Матвеича Воробьянинова. И даже разморозки некогда знаменитого «КЛОПА» – кстати, по умыслу В. Маяковского, это было уже при коммунизме.
Не пройти бы нам мимо ещё одной даты, совершенно точно зафиксированной Михаилом Булгаковым в знаменитой пьесе «БЕГ», мастерски экранизированной Александром Аловым и Владимиром Наумовым. Так вот, если верить М.А. Булгакову, ровно 100 лет назад (обратите же, наконец, внимание на дату!), в симферопольской контрразведке белых был под диктовку написан и подписан документ, фрагмент которого – к Вашим услугам:
«Я, нижеподписавшийся Голубков Сергей Павлович, на допросе в контрразведывательном отделении ставки комфронтом 31-го октября 1920 года показал: Серафима Владимировна Корзухина, жена Парамона Ильича Корзухина, состоящая в коммунистической партии, приехала из города Петрограда в район, занятый вооруженными силами Юга России, для коммунистической пропаганды и установления связи с подпольем в городе Севастополе. Приват-доцент… подпись».
Далее – в пьесе: «Подполковник Тихий (Берет лист у Голубкова): Благодарю вас за чистосердечное показание, господин Голубков. В вашей невиновности я совершенно убежден. Извините, если я с вами был временами несколько резок. Вы свободны. (Звонит.)
Гурин (входит): Я!
Тихий. Выведи этого арестованного на улицу и отпусти, он свободен.
Гурин (Голубкову): Иди.
(Голубков выходит вместе с Гуриным, забыв свою шляпу).
Тихий. Поручик Скунский!
(Скунский входит. Очень мрачен).
(Зажигая на столе лампу.) Оцените документ! Сколько даст Корзухин, чтобы откупиться?
Скунский. Здесь, у трапа? Десять тысяч долларов. В Константинополе меньше. Советую у Корзухиной получить признание.
Тихий: Да. Задержите под каким-нибудь предлогом посадку Корзухина на полчасика.
Скунский. Моя доля?..
(Тихий пальцами показывает – две).
…Сейчас пошлю агентуру. С Корзухиной поскорей. Поздно, сейчас конница уже идет грузиться. (Уходит.)»
В тот день, за век до появления этих строк, белые уходили из Крыма. И угоняли всё, что плавало, от линкоров и крейсеров до буксиров и рыбацких шаланд включительно. Это было в ХХ-ом веке, во втором тысячелетии нашей эры.
Некоторые наивные историки (увы, в практике так бывает – историческая наука совмещается со школярской наивностью. Как, впрочем, и другие науки…), даже и письменно-печатно с подростковой наивностью и спрашивают: как это возможно, чтобы в Одессе и Крыму двадцатого года, при взаимодействии белой и французской контрразведок, при совокупности дивизионных, корпусных, армейских отделов этого профиля и при молниеносной беспощадности расправ по законам военного времени – и в Южной Пальмире до февраля-20, и в Крыму до этого самого 31-го октября-20 в наглую, практически открыто действовало большевистское и эсеровское подполье? На этот вопрос и ответил Михаил Афанасьевич Булгаков, вводя эпизод допроса несчастного питерского привет-доцента Голубкова контрразведчиками Врангеля. Они ведь в последние недели перед драпом, в отличие от своих окопных коллег, отлично знали о предстоящем бегстве. И к революционному, вооруженному до зубов подполью были вполне равнодушны. Зато всерьёз сосредотачивались на богатых одесситах, симферопольцах, керченцах и севастопольцах, а также на прибежавших в сытые белые края из голодных красных Москвы и Питера богатеньких беженцах. Вот их-то они выслеживали-прослеживали, забирали, шантажировали, принуждали откупаться. Словом, плюнули на всё и готовились – за моря.
Не могу сказать, откуда узнал об этой тенденции автор «БЕГа», глубоко штатский и аполитичный человек. Но не сомневаюсь в первоисточниках, которыми пользовался уже отставленный тогда экс-верховный главнокомандующий Вооруженными Силами Юга России А.И.Деникин, который очень подробно поведал миру о героях рэкета из врангелевской контрразведки. Уже из Парижа он письменно сокрушался о дьявольском разложении этого департамента, когда на Перекопе солдаты и офицеры готовы были удерживать оборону до последнего патрона. Оно конечно, предчувствие катастрофы и бегства было и в окопах на Турецком валу, и в кафешантанах Керчи, но только контрразведчики располагали на сей счёт простыми и точными знаниями. Будучи людьми взрослыми и трезвыми (других в эти органы в те времена не брали), в последние дни крымской эпопеи они окончательно расстались с романтикой борьбы за Единую и Неделимую и пустились во все тяжкие.Мол,ежели Рассею спасти не удалось – так хоть о своей шкуре позаботиться. Как говорил один герой А.Н. Толстого именно в описываемой ситуации («Похождение Невзорова или Ибикус»), из всего можно сделать дело – был бы царь в голове. Вот и качал скорбно седой головой экс-главковерх ВСЮР А.И. Деникин, глядя на прошлое с Эйфелевой башни. И вторил ему ещё в симеропольском штабе его противник и преемник на этом посту, барон Врангель: «В виду того, что в прошлом году в занимаемых Вооруженными силами на Юге России местностях самочинно возникали, а иногда и организовывались комендантами городов и другими военными властями контрразведки, которые совершали массу злоупотреблений и преступлений, чем возбуждали население против чинов армии и в частности против законных контрразведывательных органов, приказываю:
- Борьбу с коммунистическими организациями и большевистскими агентами, остающимися для преступной работы во вновь занимаемых нашими войсками местностях, возложить исключительно на наблюдательные пункты при штабах корпусов, дивизий и другие, организованные и подчиненные наблюдательному отделению.
- Всякую организацию наблюдательных органов комендантами городов и вообще какими бы то ни было властями, помимо наблюдательного отделения, воспретить.
- Виновных в неисполнении этого приказа, как организовавших или допустивших возникновение самочинных контрразведок, так и служащих в этих учреждениях, подвергать ответственности по суду»…
Таким образом, после проведенных в Русской армии преобразований, контрразведывательные органы были соединены и структурно вошли в штаб Главкома. Каковому и подчинились сверху. Что в значительной степени связало всевозможные их локомоции. В ответ на это они окончательно утратили социальный интерес к основной своей задаче. И стали грабить – конечно, тех, у кого было чем поживиться…
Это и было точкой в лютой гражданской войне – по крайней мере, на европейской части бывшей Российской империи и будущего СССР. И вплоть до сороковых-роковых, когда уходить оттуда пришлось уже несокрушимой и легендарной РККА. Боже упаси автора проводить тут какие бы то ни было исторические параллели со следующими эпохами. И тем паче – с нашим временем. Но это было. Было! Да-да, ровно сто лет назад – вот в такой же, как сей наш,осенний день. Последний день октября. Помянем же его, кто как хочет-может. Он ведь не случаен. Такие писатели, как Дюма-отец, Маяковский и Булгаков случайностей не любили и старались их, как известно, не допускать. Чего и нам желали…