Рельсы в никуда

ОТ РЕДАКЦИИ: Внимательный читатель наш уже знаком с литературным творчеством А. С. Шевченко. Настоящим рекомендуем ещё одну посылку Александра Сергеевича, подтверждающую его глубокий писательский интерес к тому, что психологи называют изгибами человеческой души.

Я неплохо учился в школе, почти все гуманитарные науки давались без особого труда. Обожал право и историю. Участвовал в городских олимпиaдах и даже выигрывал. В будущем наивно себя представлял в роли адвоката, защищающего только невиновных.

Голливудские фильмы породили в подростковой голове образы эдакого супер мега законника — космические гонорары, дорогие костюмы, сшитые в ателье Anderson & Sheppard, автомобили представительского класса, девушки — исключительно блондинки с длиннющими ногами. Что касается профессиональной публики, с которой бы мне довелось иметь дело, то она воображалась вот так — присяжные без ума от моей харизмы, прокуроры же всеми правдами и неправдами берут самоотвод, дабы не стать очередным посмешищем в зале суда. Ну, а судьи — мои друзья, мы часто ужинаем в ресторанах, награжденных мишленовской звездой. Прекрасное будущее видится юным умам с большим воображением. Видится, однако крайне редко сбывается. Скажем так, я бы в жизни не мог себе представить, что буду работать на уголовников, а уж тем более не в качестве адвоката.

Об этом уникальном опыте, собственно, и пойдет речь. Окончив школу, я решил попытать удачи — поступить на бюджет в самый престижный национальный университет имени Ярослава Мудрого, того самого Мудрого, который написал сборник правовых норм Киевской Руси, того самого, которого заслуженно называли Тестем Европы. Увы и ах, для Мудрого я оказался не совсем мудрым — провалил последний экзамен. Мастера грамот, в отличие от родителей, нисколько не огорчились, сообщили лишь, что у меня достаточно баллов для зачисления в вуз, правда, на коммерческой основе. То есть, вывод напрашивался сам собой, бездари с деньгами могут учиться в лучшем университете страны, а просто бездари — нет. Гнусная действительность впервые ошарашила беспечную юность.

Стоит признать, это был тяжелый удар. Казалось, новоприобретенный опыт состарил меня лет на 80 и я теперь буду всё оставшееся время с завистью глядеть на студентов. Слава богу, этого не случилось. Не умею себя жалеть и не умею завидовать — ни тогда ни сейчас. Взяв себя в руки, надумал поступать в следующем году. Куда и где — не имело уже никакого значения, главное, на юрфак.

Долгое время я валял дурака, абсолютно не готовясь к предстоящим экзаменам. Играл в видеоигры, читал художественную литературу и веселился, другими словами, делал всё то, что полагается каждому семнадцатилетнему. Вскоре карманных денег перестало хватать. Вечеринки и встречи с девушками предполагали больших затрат, чем те финансы, которые выделялись решением родительского совета. Обратившись к предкам с просьбой увеличить мой бюджет, получил холодный отказ, мол, ты пока еще не студент, соответственно, сынок, иди и работай.

Я и пошел. Пошел целенаправленно на стройку, поскольку только там мог заработать куда больше, чем какой-нибудь офисный мальчик на побегушках. Рассказывать о том, как меня угораздило стать подсобным рабочим у двух бывших заключенных, долго не буду. Попросту один знакомый уважаемый человек, воспользовался их ремонтными услугами и остался доволен. Так на руках у меня оказался блокнотный лист с мобильными номерами будущих работодателей. По моему скромному мнению, работодатели были яркими персонажами, заслуживающими попасть не только в рассказы, но и в увесистые романы. Почему были? Да потому, что у меня имеются серьезные основания полагать, что они вряд ли сейчас уверено топчут планету. Есть тому несколько свидетельств, об одном из них поведаю чуть позже. Имена уголовников стерлись из памяти, помню только прозвища, вернее будет сказать, погоняла — Прелый и Маэстро.

Начнем по порядку, от простого к сложному. Прелый — бывший заключенный, статья 307 Уголовного кодекса Украины: Незаконное производство, изготовление, приобретение, хранение, перевозка, пересылка или сбыт наркотических средств, психотропных веществ или их аналогов. С его слов, он занимался лишь транспортировкой. Перевозил порой за раз по 200 стаканов марихуаны и по 200 стаканов маковой соломки. Весь товар он попросту паковал в клетчатые хозяйственные сумки, садился в поезда, курсирующие с юга на запад, с запада на восток страны.

Прелый отличался худобой, маленьким ростом и торчащими ушами. Вне работы носил: классические брюки, велюровое пальтишко и обязательным аксессуаром, дополняющим его, стиль была твидовая кепка, в народе — «Хулиганка». Когда карманы становились тугими от наличности, полученной от довольного заказчика, Прелый, пританцовывая, напевал одну и ту же блатную песню, невероятно гармонирующую с его обликом. Пел он об ушастом фраере в кепочке, который куря сигаретку, пускал кольцами дым. Другие строки из песни, если Прелый и знал на память, никогда не озвучивал.

Маэстро — существо совершенно иного покроя. Высокий статный брюнет с богатым словарным запасом. Его лексикону безусловно могли позавидовать высоколобые профессора, правда, только в том случае, если им довелось бы повстречаться с бывшим уголовником, мошенником. У Маэстро была молоденькая девушка, очень симпатичная. Она даже несколько раз виделась мне в эротических снах. Маэстро, как и я, задавался вопросом — что она в нем нашла. Признаюсь, он не считал себя недостойным прекрасной девицы, в отличие от меня, к примеру. Его беспокоила лишь заметная разница в возрасте — 17 лет.

Однажды за бокалом холодного пива, мошенник поведал, как попался в руки правоохранительных органов. Дело обстояло так, Маэстро, по обыкновению, прогуливался базаром (наверняка он поправил бы меня сейчас – дескать, проводил мониторинг конъюнктуры рынка). Но не суть. Завидев фуру, собравшую приличную очередь, он направился к ней. Оказалось, что водитель и по совместительству продавец торгует сахаром по демпинговой цене. Весь фургон занимали 32 поддонна с мешками. Товар расходился с невероятной скоростью. Маэстро решил принять меры — он попросил одну знакомую, местную торговку бакалейной продукцией, соблазнить водителя фуры. Здесь стоит уточнить, что продавщица приторговывала не только макаронами, но и время от времени предлагала во временное пользование свое тело.   Короче говоря, проститутка очаровала розовощекого предпринимателя. Водитель на радостях оставил фуру, с целью уединиться с новой подругой. Спустя полчаса базарная бабочка вернулась с ключами от грузовика. Что достоверно случилось с водителем, Маэстро не уточнил, я могу лишь предположить — клофелин не пошел ему на пользу. Мошенник же содрал записку «Вернусь через час», открыл фуру и начал реализацию сахар, словно ничего криминального не произошло. На грузовик Маэстро не позарился, понимая, что даже выехать за пределы рынка ему бы не удалось, так как водительскими навыками такого класса не обладал.               

 Ночью он проснулся от настойчивого стука в дверь съемной квартирки. Потирая веки, он отворил, не глядя в глазок. Полиция. По заверению мошенника, его сдала проститутка из-за того, что он с ней не сошелся в цене за предоставленные услуги. Об успешно провернутых делах своей бандитской жизни Маэстро не распространялся. А жаль, я бы с интересом послушал. В общем, Прелого и Маэстро почти ничего не объединяло, кроме отсидки на зоне и желания, как мне казалось, стать на праведный путь — честно работать, отдыхать, строить долгосрочные планы, любить и быть любимыми. Нам с вами, законопослушным гражданам, ведущим обычную жизнь обычных людей, представляется это очень простым и лёгким делом. Но так ли это для людей, когда-то наплевавших по тем или иным причинам на уголовный кодекс? Так ли это для тех, кто ощутил вкус шальных денег и испытал сумасшедший адреналин? Честно сказать, не знаю…              

Итак, познакомив читателя дорогого с рядом действующих лиц, позволю себе продолжить сказ. Время шло, мне исполнилось 18 лет. Месяцы, проведенные в обществе бывших зэков, наложили, как вы понимаете, некий отпечаток. Стал курить, и по сей день, увы, курю. Пристрастился к чифиру, хоть и не пришелся он по вкусу, тем не менее, его бодрящий эффект поражал. По сравнению с ним, кофе эспрессо — всего лишь вода с темным бразильским красителем. Начал немного разбираться в воровском жаргоне: по фене ботать считал полезным навыком для будущей работы. Охотно приведу самые забавные примеры из этой речевой субкультуры (авось сгодится): «балерина» — отмычка, «поплавок» — утопленник, «подснежник» — человек, умерший из-за переохлаждения, и моё самое любимое «экзамен» — судебное заседание. Тоже ведь народное творчество — есть в этом что-то поэтичное, не правда ли? Впрочем, не только подобные перемены коснулись моего естества, также видоизменился досуг. Теперь ежедневные посиделки в кафе стали нормой, в выходные — ночные клубы со вкусными разноцветными коктейлями.

Между работой и гульками, я успешно сдал два вступительных экзамена в университет. Одолел право и историю, украинский — провалил, но мне с этим предметом предоставлялась возможность попытать счастье еще раз. Последняя попытка. Об этом я размышлял, втискиваясь в переполненный автобус. Ехать было далеко, на дорогу уходил час. Новый объект, частный дом, кой мы обшивали гипсокартоном, находился за чертой города в родном поселке Прелого. От остановки ещё — километр. И погода была дрянь — май месяц, а иней бессовестно облепил траву, как ни в чем небывало. От холода горели щеки, точно сама весна отвесила пару звонких оплеух за все мои прегрешения: за леность, за безответственность, за ссоры с родителями.

Я шел и ругался, прежде всего — ругал себя за то, что накинул ветровку, которая по определению обязана защищать от ветра, но на самом то деле ему всячески подыгрывала. Единственное, что меня мало-мальски согревало и делало походку уверенной, так это мысль, что сегодня будет зарплата.

Переодевшись в робу, я уселся на старый табурет рядом с урками. Прелый протянул поллитровую банку с чифиром. Сделав два глотка, я передал банку Маэстро. Так мы молча отдавали дань тюремным традициям, стимулируя психику. Взбодрившись и выкурив по папиросе, мы принялись за работу. Прелый с Маэстро резали гипсокартон, бурно обсуждая наружность заказчика: его цвет кожи, брюхо, пиджак и золотую цепочку толщиной с большой палец. Разговор вышел в спор — какой национальности наш клиент и сколько весит его ошейник. Немного погодя, когда спор утих, Маэстро вышел из дома. Вернувшись, напарник ни с того ни с сего заявил, что заказчик никакой не афганец, как предполагал Прелый, а самый настоящий цыган, поэтому он теперь опасается, что нам не выплатят ранее оговоренное вознаграждение за проделанную работу.

 Прелый включил перфоратор и начал бурить отверстие в стене там, где вовсе этого не требовалось. Я лишь улыбнулся его мальчишеской находчивости — заглушить стенания Маэстро. Но не тут-то было, Маэстро с яростным выражением лица бросился к товарищу, выхватил перфоратор и что есть силы ударил им в грудь Прелого. Тот успел только охнуть, сверло же закрутилось меж ребер, разбрызгивая кровь повсюду: по стенам, по потолку, несколько теплых капель попали мне на щеки. Маэстро скалился, точно зверь, удовлетворивший инстинкт хладнокровного убийцы. На самом деле, такая живая и пугающая до жути сцена разыгралась у меня в голове. В действительности, слава богу, всё обошлось. Маэстро только выдернул шнур питания из розетки и в доме воцарилась тишина. Нельзя не отметить, тишина весьма напряженная.

Потом он с невозмутимым спокойствием, столь присущим аферистам, пригласил нас выйти из дома. Мы с Прелым последовали за ним. На заднем дворе у горы валежника Маэстро поинтересовался, ничего ли нас не смущает. Мы только пожали плечами — ветки и ветки, что в них такого. Мошенник одарил нас презрительным взглядом и взялся разгребать хворост. Обнаружилось, что под хворостом скрывались рельсы. Самые настоящие железнодорожные рельсы, чуть тронутые ржавчиной. Не помню уж, сколько их там было, думаю — больше десяти. Прелый звонко ладонью ударил себя по лбу, после чего признал, что ошибся: судя по всему, наш заказчик действительно цыган, при том незаконопослушный.

 Тогда еще не умудрённому в делах, скажем, мира криминального, мне всё никак не удавалось связать эти два понятия: рельсы и цыгане. На помощь пришел Маэстро. Он дипломатично разъяснил, что ромы в нашей стране (конечно, не все, а именно те, кто ведут преступную жизнь), в основном промышляют кражами, иногда и кражей металла. Те, кто понаглее, с ментовской крышей, продают наркотики. Мы вернулись в дом и на сей раз пригтовили кофе. Атмосфера нервозности сошла на нет. Маэстро затягивался сигареткой и под нос напевал неизвестную песню, Прелый так широко улыбался, что я впервые у него заметил недостачу зубов. Было очевидно, что рельсы, найденные на заднем дворе, почему-то сотворили с напарниками чудо. Но почему, я не знал. В воздухе, можно сказать, витала эйфория, перемешанная со строительной пылью. Хотя она и парила рядом, однако меня упрямо обходила стороной. Я по-прежнему был угрюм, тревога сковывала изнутри. Две недели моего труда, думал я, могут быть не оплачены, как так? Увеселительная пыль наконец-то добралась и до моего носа, дважды от души чихнув, почувствовал, что напряжение в животе исчезло, какая-то легкость появилась в теле. Сделав пару танцевальных па, я включил радиоприемник и ответственно взялся за работу.

Крутились шуруповёрты, играла приятная музыка. Вскоре на смену песням пришел прогноз погоды. Прелый сделал звук громче. «Было, было, но такого не было, — эмоционально воскликнул радиоведущий, — если вы решили, друзья, что утрення прохлада — это сегодняшний предел, смею вас огорчить, на нас надвигается арктический циклон и уже к вечеру температура упадет до… не может быть, до нуля! Шквальный ветер и дождь. Друзья, приготовьте глинтвейн и мягкие пледы, позвоните близким и обязательно согрейте их теплыми словами, потому что, как вы видите сами, май никого не согре…» Прелый выключил приемник, крепко выругался и закурил.

Спустя пару часов мы окончили работу и уселись дожидаться клиента. Клиент прибыл. Он долго ходил, всё внимательно рассматривал, кривя лицом, будто ему что-то смердит, будто в доме издох целый табун лошадей. После начал выражать свое недовольство — мол так и так, зачем он приехал, если работа не закончена. Маэстро ему вежливо возразил, указывая ладонью на идеально ровные стены, прикладывая строительный уровень то там, то сям. Цыган отмахнулся и сказал, что стены не прошпаклеванные. В это время Прелый сидя на ржавом ведре, подкидывал отвертку, точно нож, и свирепо глядел в сторону неблагодарного заказчика, решившего найти предлог нам вовсе не заплатить либо бесплатно заиметь прошпаклеванные стены. Полемика перешла в перепалку, зазвучала отборная ругань. Два жулика изъяснялись так гадко, что Прелый с восхищением смотрел на Маэстро. Думаю, что он так же, как и я, услышал много новых матерных слов и словосочетаний.

Скандалили они пару минут. В конечном итоге Маэстро тихо заявил, что шпаклевать стены мы не будем. И если клиент считает нас недостойными оплаты, так тому и быть. Тут-то моя челюсть отвисла до пола. Чего-чего, но такого я не ожидал. Цыган одарил нас самодовольной улыбочкой, окинул еще раз стены и приказал покинуть его дом в течение часа, ключи оставить в почтовом ящике. Цыган уехал, я проводил авто взглядом, наверняка не добрым.

За окном лил дождь, ветер гнул кроны деревьев, тряс высоковольтные провода. Оторвавшись от угрюмой реальности, получил распоряжение от Маэстро собрать весь инструмент. Пока я выполнял задание, Прелый наматывая круги в холле, с кем-то разговаривал по мобильному. Разговор было не разобрать, слишком уж тихо велась беседа и слишком уж громко дождь хаотично барабанил по окнам и подоконникам. Собрав инструменты, я, было, собрался переодеваться, как вдруг меня остановил Маэстро, сказав, что еще не время. Не время для чего, прикидывал я — скинуть затасканную грязную робу? Или не время стать обманутым работником? Или и то, и другое? Прелый закончив разговор, сообщил Маэстро, что машина прибудет с минуты на минуту, нужно оперативно всё приготовить. Они собрались уходить. Когда я задал вопрос, где идут и почему без меня, Маэстро ответил, что если понадобится моя помощь, то дадут знать, а пока я должен сидеть здесь и не дергаться.

Спорить с ним не хотелось, да и зачем, собственно, когда на улице бушует непогода. Так что я залез на подоконник, закурил. Потом написал смс девушке, посетовал на промозглый дождь и на работу. В ответ получил утешительное сообщение, состоящее исключительно из уменьшительно-ласкательных слов. Вскоре увидел напарников в промокшей робе. Фуфайки облепили их тела, волосы облепили лбы. Ремонтники с улыбками открывали ворота перед стареньким ЗИЛом, радостно переговариваясь. Грузовик въехал и исчез из моего пункта обзора вместе с напарниками. Не прошло и пятнадцати минут, как ЗИЛ, груженный рельсами, поспешил выехать. Мотор его, будто старый астматик, кашлял и свистел. Из выхлопной трубы взмывал свинцовый дым, схожий с цветом майского неба того вечера. Первым в дом вошел Прелый. Завидев выражение моего лица, а оно, предполагаю не светилось добродушием, кинул взгляд на Маэстро. Маэстро поспешил на помощь — улыбнувшись морщинками у глаз ( знаете, как умеют лишь азиатские мудрецы) и положив ладони мне на плече, произнес что-то в духе, не задавай вопросов, если не хочешь услышать лживых ответов.

Сенсей был убедительным, поэтому я молча стал приводиться в порядок. Стянул с себя пыльное шмотье, тщательно вымыл руки и лицо, переоделся. Напарники тоже провели водные процедуры. Мы уже, было, закрыли за собой дверь, как неожиданно Прелый влетел в дом. Нам с Маэстро только оставалось, что с недоумением переглянуться и войти за напарником.

Прелый открыл пластиковый ящик, вытащил шуруповёрт, вставил в него аккумулятор. Далее выкрутил один лист гипсокартона, обнажив стену не с самой лучшей кирпичной кладкой. Я с интересом следил за манипуляциями, пока Маэстро от смеха рвал себе живот. Прелый полез в рюкзак, в котором он обычно хранит судочки с едой, достал куриное яйцо, важно подчеркнуть — сырое. Любил он на завтрак выпить одно либо пару штук. Разбив сверху скорлупу, Прелый аккуратно вставил яйцо между стеной и металлическим профилем и прикрутил гипсокартон на место. Через минуту я узнаю, что это серьезная пакость. Дело в том, что со временем куриное яйцо протухнет и невероятно омерзительная вонь распространится по всему дому, а вот найти источник сего смрада, вы сами понимаете, будет ой как нелегко.

Вероятно, также нелегко было механику найти поломку в нашей рабочей машине. «Зубило», именно так Прелый и Маэстро называли ВАЗ 2109, подвергалось страшным пыткам — его расчленяли, сшивали, наново расчленяли, но всё без толку, неполадки не обнаруживались, мотор молчал как убитый. Поэтому покинув дом, нам пришлось топать на своих, неся в уставших руках рабочий инструмент.

Беспрестанно лил паскудный дождь. Все попытки ветра взять курс, терпели неудачу — он швырял холодные капли то в лицо, то в спину. Вдруг на его пути попался безхозный пакет с логотипом сети супермаркетов, ветер понес его вверх, вниз, вперед по улочке. Я лишь с интересом наблюдал за разыгравшейся драмой. Каким-то чудесным образом пакету удалось зацепиться белой ручонкой за зеркало припаркованного автомобиля. Он надулся, как парус, но при очередном порыве ветра ему оторвало конечность. Пакет улетал вдаль, судорожно махая единственной уцелевшей ручонкой.

Я же ему, честное слово, сопереживал — обычному пакету, которому так и не удалось на этой Земле исполнить свое последнее истинное предназначение — из супермаркетного стать мусорным. Да и вообще, размышлял я тогда, трясясь от холода, существует ли какое-то предназначение свыше, или нет никого и ничего выше, и мы попросту, как этот дешевый, всеми забытый пакет гонимы лишь ветром перемен, летим на свалку для ненужных и невостребованных.   Не знаю, как у вас, читатели, меня, например, всегда посещают экзистенциальные думы во время непогоды.

Метафизические размышления оборвались после того, как напарники миновали поворот, ведущий к остановке, что вызвало у меня недоумение. Пройдя метров двести, мы остановились у солидного кирпичного забора. Кованые ворота были настежь открыты, что позволило беспрепятственно войти в частные владения. На участке в восемь соток стояли два строения — одно напоминало размером сарай. Правда, нужно отдать должное, только размером, в остальном же это был жилой домик с шиферной крышей и миниатюрными окнами. За окнами виднелись ситцевые занавески, горшки с цветами, горели потолочные светильники. Главным зданием, безусловно, был двухэтажный дом из белого кирпича с двускатной черепичной крышей. От самой калитки к парадному входу пролегала мощеная дорожка, по обеим сторонам расположились бетонные вазы. Словом, складывался приятный образ владельцев недвижимости — люди очевидно не ленивы, со среднем достатком и с любовью к цветам.

Спрятавшись от дождя под выступ шиферной крыши, я начал задавать напарникам вопросы. Меня интересовало, что мы здесь забыли и куда были отправлены рельсы. В грубой форме, в очень грубой форме и, как принято у зеков с невероятной жестикуляцией, Прелый всё-таки предоставил информацию. Помню, мне еще тогда пришло в голову, а если бы Прелому заковать за спиной руки, смог бы он вообще хоть мало-мальски изъясняться или эта опция недоступна по умолчанию для тех, кто прошел лагеря. Не буду слово в слово цитировать услышанное, надеюсь вы сами понимаете по какой причине, просто отмечу: рельсы были украдены в счет оплаты наших услуг. Тут-то наконец, до меня, дошло – почему, обнаружив рельсы в валежнике, напарники воспряли духом, и почему Маэстро не боролся за наше вознаграждение. Ну, и почему отвертка, которую так ловко подкидывал Прелый, не превратила цыгана в дуршлаг.

Как оказалось, мы находимся во владениях семьи водителя грузовика, он то и велел дожидаться его здесь с вырученными деньгами. Маэстро предлагал Прелому зайти в какой-нибудь из двух домов, лишь бы не мокнуть под ледяным дождем. Прелый категорично мотал головой, никак не объясняя своего отказа.

Всё же судьба распорядилась иначе — входная дверь домика, под крышей которого мы укрывались, отворилась и на крыльце показался мужчина. Увеличенная копия Прелого, худющий, как спичка, уши торчат так, словно активно зондируют вселенную в поисках разумной жизни. Мужчина мгновенно узнал Прелого, нас же с Маэстро окинул подозрительным взглядом. Потом нехотя предложил войти в дом. Я вошел последним.

Внутри представленный домик оставлял желать лучшего. Обшарпанный стол служил подставкой для электрической спиральной плиты. Плита, не видавшая влажной тряпки с моющем средством, подчёркивала нечистоплотность жильцов. В целом, вся меблировка олицетворяла их нечистоплотность: от трехногих табуретов и до обувной тумбы у входной двери всё было грязным и затертым до черного сального блеска; даже гвозди, вбитые в стену, аналог крючков для верхней одежды, сделались непонятного цвета. В комнате имелась кровать времен сталинских репрессий. Она занимала значительную часть пространства, удерживая на себе спящее тело. Судя по стертому лаку на пальцах ног, это было существу женского рода, хотя до конца я не был в этом уверен. Мне захотелось уйти. Правда, когда на улице бушует непогода, а зубы готовы вот-вот застучать, как кастаньеты, можно стерпеть почти всё: жалкий сброд, грязь и тошнотворную вонь. Чтобы вы понимали, смердело так, будто в йоде отваривали сигарет с протухшим мясом. Позже я пойму — смердит от жильцов.

Мужчина предложил выпить чаю, мои спутники с радостью согласились, в то время как я вежливо отказался. Это было верным решением, так как кухонные принадлежности, хранимые в обувной тумбочке вместе с грязными галошами, вызывали серьезные вопросы о гигиене.

Раздался свист чайника, он-то и привел в движение костлявое тело, давеча спавшее. И оно вытянулось на кровати, неохотно присело. Это и впрямь была женщина. Нет, неверно сформулировал, это когда-то была женщина. Нечто страшное с ней случилось, размышлял я, скорей всего какая-то тяжелая болезнь, рак, например, или чего хуже, если, разумеется, может быть что-то хуже.

Вид женщины смутил и одновременно приковал моё внимание к тому, как она плавно перемещалась по комнате, на свой галантный лад необычно прикуривала сигарету. Как её гордость или выучка удерживали осанку, всё время норовившую прогнуться под грузом неудавшейся жизни. Хочу сказать, что в выверенных, но неспешных движениях женщины наблюдалась некая грация престарелой балерины.   Вот она изящно протягивает руку Маэстро таким образом, будто он обязан её поцеловать в знак приветствия. Напарник лишь пожимает бледную ладонь. Женщина театрально хохочет, обнажив серого цвета беззубые десны.

Складывалось впечатление, что Маэстро провалил экзамен на знание хороших манер, чем никоим образом не удивил приму, а только подтвердил догадку, что перед ней очередной неотесанный мужлан.

После она решает прильнуть к Прелому. Похоже, что это встреча двух старых знакомых, быть может, даже бывших любовников. Нежно обнимая и поглаживая по спине, она шептала ему нечто на ухо. В какой-то момент Прелому не понравилось услышанное, он подобно ужу ловко выскользнул из объятий и категорично замотал головой. Женщина картинно зевнула, демонстрируя появившееся безразличие к Прелому и тотчас переключилась — окучивать Маэстро.

Техника искушения примы нисколько не видоизменилась, женщина принялась обнимать и снова что-то шептать. С другим напарником всё прошло как по нотам, видимо, не зря его прозвали Маэстро. На все слова женщины Маэстро утвердительно кивал, дивно улыбался и косился в сторону Прелого.

Долговязый хозяин, или кем бы он там ни был, как и я с любопытством следил за происходящим. Заметив на лице Маэстро довольный оскал, он радостно потер ладони, достал из обувной тумбы черную миску и причудливо изогнутую ложку. Через секунду странный посудный набор очутился на столе у плиты. Через пять секунд к нему прибавились три жестяные банки из под кофе. Через десять секунд осознал — кофе варить здесь никто не собирается, что-то обязательно будут варить, но что именно, я не знал.

Послышалась тихая беседа между Маэстро и Прелым. Маэстро заверял, что они удачно закончили работу, так что заслуживают на блаженный полет. Прелый немного помялся, тем не менее согласился на уговоры напарника. Пока велся разговор, долговязый совершал дивные манипуляции у плиты, а прима с полузакрытыми глазами и расставленными в стороны руками, имитировала пикирующую птицу.

Внезапно птица появилась прямо передо мной, пристально посмотрела в глаза, вслед томно спросила, хочу ли я полетать вместе со всеми. Единственное, чего мне тогда хотелось, так это как можно скорей улететь оттуда прочь, желательно на теплый юг — к белому песку и бирюзовому океану.

Я не успел отказаться, ссылаясь на нелетную погоду, поскольку вместо меня ответил Маэстро. Он чудесным образом, словно иллюзионист, казалось, выскочил из-под пола, полностью перекрыл зрительный контакт между мной и искусительницей. Маэстро, громко требовал от женщины, чтобы отстала от меня со своими билетами на самолёт. Она подняла руки, на сей раз изображая не птицу, а человека, на которого направили пистолет 45 калибра, мол — подобное больше не повторится. Когда прима ушла к плите помогать сожителю, Маэстро выглянул в окно. Оценивая метеоусловия, напарник приносил мне извинения за то, что вынужден потребовать покинуть дом и дожидаться на крыльце. При этом не счел нужным сообщить, сколько времени это займет. Я молча вышел и чуть было не отправился на автобусную остановку, однако желание в тот день получить деньги за проделанную работу, заставили остаться под дождем в этом проклятом богом месте.

На участок заехал легковой автомобиль. Вначале из машины показался раскрывающийся зонт, затем и женщина. Высокая осанистая, за шестьдесят или за пятьдесят лет, тяжело сказать наверняка. Окинув двор уставшим взглядом, она совершенно не обратила на меня никакого внимания, точно я — пустое место либо бестелесный призрак. Открыв багажник, женщина достала скрипичный футляр, захлопнула дверку и, миновав меня, зашла в тот двухэтажный дом из белого кирпича. Снова я остался почти один, со мной по-прежнему были дождь и ветер.     

Недолго пришлось регистрировать проезжающие машины, насчитал не больше десятка, как вдруг заскрежетала дверь большого дома. Ко мне спешила в плаще-дождевике та самая женщина, в руках держа чашку. Приказала мне пить чай, иначе озябну. Так и сказала, как не сказал бы даже сам Маэстро — озябну. Последний раз это слово слышал в школе от преподавателя по литературе. Больше скажу, вот уже прошло 18 лет с описываемых событий, а мне до сих пор не довелось повторно услышать сей стародавний глагол.            Приняв благодарность за имбирный чай, женщина деликатно поинтересовалась, что я делаю в её владениях. Я также деликатно рассказал, не углубляясь в детали. Она улыбнулась, такой, знаете, вымученной улыбкой, и нежно по-матерински похлопала меня по плечу. Это был одновременно жест сочувствия и прощания.

Отпускать женщину вовсе не хотелось, не только из-за того, что я нуждался в компании, но и потому что, складывалось впечатление, что в компании больше нуждалась она. Её уставший вид и бесконечно печальные глаза убедили меня в том, что дама переживает невыносимое одиночество и горесть.

И я ни с того ни сего, вымолвил первое что пришло на ум: «А как прошел ваш день?» С того момента осознал простую истину, если действительно хочешь проявить эмпатию к близкому человеку, никогда не говори банальное безучастное «Как у тебя дела», лучше спроси «Как прошел твой день». И вот почему, дама просияла, да так, что хмурый день зажегся солнцем от её прекрасной улыбки. Видимо, ей очень давно не случалось слышать этот обычный вопрос. Она пустилась в долгий рассказ, не только о том, как прошел день, а и том как прошлая её безрадостная жизнь.

Я узнал, что когда давным-давно женщина проявила небывалый талант — играла на скрипке в лучших концертных залах Европы. Потом она влюбилась, родила двойняшек — мальчика и девочку. Из-за материнства отказывалась давать концерты, гастролировать с оркестром. Спустя же несколько лет перестали поступать подобного рода предложения. Они с мужем отстроили дом и осели в этом поселке. Муж занимался грузоперевозками, она же, как всякая женщина, занималась детьми, давала частные уроки и преподавала в музыкальном училище. Быть может, и по сей день преподает.

Муж скончался от сердечной недостаточности, когда детишкам было десять. В итоге даме стало совсем не сладко. Хорошо что шурин перенял фирму мужа, платил кое-какие дивиденты, что позволило оставить дом за собой, кормить, одевать и образовывать ребятню. После смерти любимого мужа, говорила, она посвятила себя детям, целиком и без остатка. Словно заново влюбилась в двойняшек, поскольку в каждом ребенке видела ушедшего спутника жизни. В частности, дочь смеялась точь-в-точь как супруг — звонко и заразительно, а сын, когда о чем-то просил, так же как супруг мило поднимал бровки домиком. Любовь изливалась на детей настолько сильно, что женщина часто отказывала себе в необходимом, дабы двойняшки имели всё только самое лучшее — от фирменных одежд до дорогих путевок в детские лагеря крымского берега.

Шли года, дети взрослели, продолжала рассказ дама, взрослели и, к несчастью, наглели. Запросы двойняшек становились несоизмеримыми с возможностями матери. Неудовлетворённость их желаний прямо пропорционально сказывалось на послушании. Другими словами, дети стали абсолютно бесконтрольными, ни во что не ставили мать, даже проклинали и ненавидели её. Дама пыталась совладать с ними, всё без толку — в школе не появляются, дома не ночуют. Вскоре дети совсем пропали из виду, и если бы не исчезновения от случая к случаю из дома драгоценностей, подаренных мужем и жутких ползучих слухов в поселке о том, что творят двойняшки, мать бы думала, что они навсегда сбежали или погибли в каком-нибудь притоне.

Женщина замолчала и вытерла выступившие слезы. Я предложил ей сигарету, на больше ума не хватило. Её необычная манера прикуривания была знакома, накануне видел, как другой человек также из простого действия устраивал церемониал — пробегал подушечками длинных пальцев от фильтра до кончика пощупывая сигарету. И лишь потом в ход шла зажигалка. Мы безмолвно курили. Дым сносило ветром, наконец-то взявшим курс на юг, в Южную Азию, туда, где на предгорьях, на бескрайних полях цветут и дурманят опийные маки.

«Двойняшки стали наркозавсимыми», — нарушил давящую тишину надрывистый голос дамы. Всё же дама не разрыдалась, проглотила горький ком и продолжила рассказ. Всячески старалась привить детям любовь к искусству: к книгам, к музыке, к балету. Дочь даже выказывала явные способности к бальным танцам. Но, к несчастью, двойняшки более всего пристрастились к наркотикам. На вопрос, почему так случилось, у дамы имелся исчерпывающий ответ. Она считала, что виной всему чрезмерная любовь. «Залюбила» — несколько раз тихо проговорила женщина. Думается мне, подразумевала, что материнская любовь стала чем-то большим, превратилась в настоящее идолопоклонство.

Потушив сигарету, женщина поведала о том, что блудные дети спустя несколько лет вернулись в отчий дом. Точнее, вернулись их потрепанные безликие тени. Двойняшки долго-долго умоляли мать впустить их. И получили отказ. Твердо решила, что не позволит более себя обворовывать — ни материально, ни душевно. Меж тем предложила детям заселиться в сарай, который она переоборудует в приемлемое жилье. Двойняшкам ничего не оставалось как согласиться, потому что выбора у них никакого, по сути, не было, разве что холодные подвалы и залы ожидания вокзалов. Поднявшись с холодной ступеньки крыльца, на которой мы всё это время сидели, совершенно не заботясь о здоровье, дама украдкой заглянула в окошко маленького домика и со вздохом промолвила: «Гниют мои детки потихоньку, гниют».

Послышался кашляющий мотор ЗИЛа, женщина встрепенулась и второпях скрылась за дверью своего жилища. Только тогда я обратил внимание: все окна двухэтажного дома зарешечены, все-все. Мать берегла себя и имущество от некогда обожаемых ею идолов.

Восемнадцатилетнему парню, дорогие читатели, история жизни милой женщины тогда казалось уникальной. Сейчас же, глядя на мировую статистику, понимаю, что ничего уникального в этом, увы, нет. Сплошь и рядом кто-то страдает наркозависимостью. Если верить генпрокурору, каждый сороковой человек в стране употребляет наркотики, следовательно — каждая сороковая мать переживает драму. Сценарии, разумеется, разнятся, но, предполагаю, не существенно.

Из кабины ЗИЛа выпрыгнул водитель. Судя по цвету лица, он в свою очередь страдал зависимостью другого типа, о которой генпрокурор не упоминал в своей статье. Лицо водителя было таким красным, будто на нем держали раскаленные утюги. Общаясь с ним, я понимал, что веду беседу с грамотным человеком. В речи не было ни ругательств, так полюбившихся рабочему классу, ни ошибок — верный порядок слов в предложениях и верные окончания в прилагательных. Я засомневался, что передо мной типичный сельский алкоголик. Вполне возможно что мужчина просто-напросто болеет хронической гипертонией. Впрочем, моя гипотеза о его болезни разбилась в пух и прах, когда из внутреннего кармана тельняшки он достал флягу и сделал большой-большой глоток.

Общение с мужчиной продлилось не долго. Выяснилось, что водитель — не просто водитель, а упомянутый ранее дамой дядя двойняшек. Что Прелый — давний знакомый, вернее бывший подчиненный, тоже когда-то в старые добрые времена колесил на грузовике по округе и имел бурный роман с его племянницей, пока не занялся криминальными делишками. Узнал, что дядя частенько навещает племянников. Время от времени подкармливает, поскольку, с нескрываемым осуждением сообщал он, собственная мать наотрез отказалась им помогать. Мне ужасно хотелось вступиться за несчастную женщину, но я промолчал. Да и вообще, если уж начистоту, устал от разговоров. Главное было получить свои деньги и как можно скорей выбраться оттуда.

Деньги я получил, водитель без всяких вопросов отсчитал мне нужную суму, после того, как заглянул в окно малого домика, где проживали двойняшки и находились мои напарники. Думается мне, водитель с легкостью отдал деньги лишь по той причине, что не мог себе вообразить, как какой-то юнец решится обокрасть хоть на копейку уголовников. Я облегченно вздохнул, закурил. Водитель снова заглянул в окно дома двойняшек, чертыхнулся, плюнул наземь и уехал прочь. Судьба денег напарников меня абсолютно не интересовала. Не интересовал и этический аспект происхождения купюр в моем кармане. Украсть украденное в счет оплаты проделанных тобою работ, хм-м… Что-то вроде экспроприации экспроприаторов. Серьезная дилемма. До того серьезная, что уж лучше и вовсе не обременять разум поисками однозначного ответа.

Я собрался покинуть злополучное место. Взвалив рюкзак на плечо, решил, что всё-таки стоить сообщить напарникам о своем уходе. Перед тем как постучать в дверь жилища двойняшек, почему-то заглянул в окно. Сказать, что увиденная картина потрясла меня, это ничего сказать. На полу с закрытыми глазами валялись безжизненные тела Прелого, Маэстро и долговязого мужчины. Прима распластавшись на кровати, тупо пялилась в потолок. Между пальцами её правой ноги торчал медицинский шприц. Так званный блаженный полёт, на деле оказался падением в огненную преисподнюю.

Выйдя за ворота, я, подобно Орфею, покидая царство Аида, обернулся, окинул взглядом двор, домишко двойняшек и, конечно же, двухэтажную крепкую обитель, принадлежащую некогда талантливой скрипачке, ныне одинокой женщине, чей удел — доживать свои годы, прячась от собственных детей за кирпичными стенами и зарешеченными окнами.

В окне за занавеской промелькнула тень, позже показалась и высокая фигура. Дама открыла форточку и помахала на прощание рукой, я помахал в ответ.       

Всю дорогу к автобусной остановке я в уме перебирал события последних часов, оценивал и судил о людях, опираясь на свой опыт. Ведь, дорогие читатели, судить — это, пожалуй, самое простое, верно?

Позволю себе перефразировать древнегреческое изречение: о коллегах говорим либо плохо, либо ничего. Хотя, если серьезно, мои выводы о напарниках были скорей позитивными, нежели негативными. Прелый, скажем, зная свою слабость к наркотикам, пытался избегать своей бывшей — даже во время бушующей непогоды, он всячески отказывался укрыться в её доме. Что касается Маэстро, он желал избавить меня от соучастия в краже рельс, не позволил приме завлечь в наркотическое рабство и наблюдать за тем, что это такое. По большому счету, вышесказанные доводы нисколько не означают, что Прелый и Маэстро — хорошие люди, определенно, нет. Просто хочу сказать, что так или иначе во многих из нас есть толика добра и здравого смысла.

И смысл этот упрямо склонял к тому, что бы я обязательно поступил в университет. Другие дороги могут привести в никуда. Задача была не из простых, размышлял я, шагая по безлюдной улочке. С другой стороны, она решаема, если попробовать другой подход, схитрить, обойти систему. Вот я предоставляю преподавателю паспорт, он записывает мои данные в компьютер и выдает бланк — двойной лист А4. В титульном листе указывается фамилия и имя абитуриента, остальная часть бланка для диктанта. Меня осенило, я закричал: «Эврика!» — чем напугал голубя и так напуганного непрерывным холодным дождем. Всё гениальное просто, согласился я с нацистом Геббельсом. Мне всего-навсего нужен человек, который способен без ошибок написать диктант. Он подписывает свой бланк моим именем, а его. Как говорится, вуаля.

Я так был доволен собой, что первым делом хотел поделиться с Маэстро, он — единственный жулик в моем окружении, способный по достоинству оценить хитроумие. Вместо этого, я снял аккумуляторную крышку мобильного, высунул сим-карту и выкинул в мусорный бак. Потом решил не дожидаться автобуса, поймал такси, сел в машину. Овации, звучавшие в голове сменились вопросом: а точно ли это сработает, точно ли меня не разоблачат.

«Это обязательно сработает, мой друг, — послышался знакомый голос радиоведущего, — обязательно, верь мне». Таксист выключил приемник и запустил СD. Жаль что мне не удалось узнать о чем именно толковал ведущий, но всё равно я мысленно его поблагодарил за моральную поддержку.

Не успели мы проехать и ста метров, как попали в пробку. Водитель недовольно бурчал что-то под нос, я же рассматривал спешивших домой прохожих. Никто особенно не отличался, ни за кого не цеплялся, так сказать, взгляд. Все уставшие и с кислыми лицами бежали под дождем. Почти все, кроме одного мальчонки. Он улыбался на все зубы, будто только что осознал, что у него впереди вся жизнь. В которой обязательно будут счастливые теплые деньки, обязательно будут радостные люди. И обязательно будет радостным он сам, как сейчас, в непогоду, прикрывая голову потрепанным супермаркетным пакетом от промозглого дождя, ловко лавируя между лужами.

Автор: Шевченко Александр Сергеевич
Творческий псевдоним: Шева Сандер

Instagram: @sheva_sander
эл. почта: writer.sheva@gmail.com
  

Подписывайтесь на наши ресурсы:
Facebook: www.facebook.com/odhislit/
Telegram канал: https://t.me/lnvistnik
Почта редакции: info@lnvistnik.com.ua

Комментировать