Спустя чуть более месяца после начала войны, в центре Киева, в историческом здании конца 19 века, вновь открылся музей костюма и стиля, посвященный городской моде 1830-1920 годов — Victoria Museum. В музее убеждены: чтобы был мир – необходима культура. А здесь – прошлое сочетается с настоящим, и здесь – зарождается будущее.
Весной 2022 года музею исполнилось пять лет. С его создателем, Викторией Лысенко, мы подвели итоги работы музея за это время, поговорили о работе во время войны, планах на этот год и о том, насколько сейчас важен культурный фронт.
Почти за месяц до начала войны в музее прошла реконструкция, была презентована новая коллекция. Какие у вас были планы на 2022 год?
— Музейный сезон 2022 года мы открыли выставкой «Флаконный рай». Она удивительна тем, что в Украине ни в одном музее не представлена коллекция разнообразных флаконов 19 века. Естественно, мы подготовили каталог. Все это было сделано не только для того, чтобы посетитель получил новые знания, но, в том числе, была проведена достаточно большая научная работа. Еще к выставке был придуман очень интересный флешмоб, можно было принести какой-то свой флакон, не обязательно аутентичный, и поменять его на наш. И посетители с удовольствием это делали.
В целом, планы у нас были достаточно глобальные. Каждый год, даже во время пандемии, я старалась делать как минимум три новые выставки. В этом году мы планировали провести четыре выставки под четыре сезона года: что-то к Новому году и Рождеству, «Флаконный рай», «Шляпки, зонтики, перчатки» — обязательный атрибут женской моды. И к началу осеннего сезона планировалась одна из глобальных выставок, которую я задумывала и готовила. Мы её нарисовали, уже собрали для неё все. Это должна была быть выставка, посвящённая 150-летию Соломии Крушельницкой. И мы, несмотря ни на что, может быть, в сентябре ее таки сделаем. Я очень хочу ее сделать. У Соломии очень жизнеутверждающая, при этом, очень драматическая личная история. Она была необыкновенная модница, что совпадает с идеологией и темой музея.
Киев был в блокпостах, не ходил транспорт, был комендантский час, но вы все равно решили открыть музей для посетителей. Что послужило толчком? Как отнеслись посетители?
— Я вообще достаточно идейная и считаю, что культура — это богатство нации, что, когда мы ходим в музеи, галереи и на выставки, что не является сейчас модным в Украине, мы становимся духовно богаче, мы расширяем свое сознание. И я понимала, что сознание во время войны сузилась. Во-первых, черно-белые краски, плохо/хорошо, бомбят/не бомбят… То есть мы стали заложниками эмоционального мозга и выживания. И я, видя огромную тревогу людей, видя, как им сложно, приняла решение, что я смогу сделать для людей не просто портал времени, как в музей, а портал, где можно перезагрузиться, хотя бы на короткое время. К тому же, по безопасности, музей находится на двух уровнях, на первом этаже, то есть там безопасно, это, фактически, бомбоубежище, и мы все проработали с охраной. Персонал был замотивирован, вдохновлён идеей, ведь людей так колбасило, что они не понимали, что это для них тоже такая возможность перезагрузиться. Я очень волновалась, но когда мы открылись, то людей было столько, что вместить всех мы были не готовы. Хорошо, что мы и это все продумали заранее. И мы чуть ли не плакали, когда прочитали отзыв одной девочки: спасибо, это был лучший день за 45 дней войны.
В мае вы ездили на Европейский музейный форум, где вы были представлены в номинации «Лучший европейский музей». Расскажите про эту поездку? Насколько для музея важна данная номинация?
— Это очень судьбоносное событие, это вообще музейный «Оскар»! Он выдаётся молодым музеям, которым до трёх лет. Очень знаково для молодого музея получить такую номинацию. Потом, как правило, номинанты становятся маститыми музеями. Из-за пандемии событие переносилось, так мы на него и попали, ведь подавались заранее. Отбор был очень сложный, в пять этапов, все по-взрослому. Ко мне приезжала судья с целым списком вопросов. У неё была большая папка репутационных рисков, то есть кто мой сын, кто моя дочь, муж. Они настолько дорожат своей репутацией, что проверяют репутацию номинантов, кандидатов. Потом у меня был тайный судья, но я не знаю когда, мы не знали. И когда в декабре перед днем рождения я получила письмо, что мы номинированы, я не могу вам передать свою реакцию, ведь нас выбирали из трехсот музеев мира! И потом на церемонии подняться на сцену во время войны, когда в зале сидит 300 музейщиков… Я им сказала, что когда закончится война, я вас всех приглашаю в Украину, в мой музей. Ездить в Украину будет модно, а победа будет за нами. Мне стоя аплодировали, это было так круто, до мурашек, я только в кино такое видела. И эти музейщики, они настоящие, они чувствуют фальшь. Министр культуры Эстонии приехал и поздравил меня лично. Сказал, что он гордится тем, что именно украинский музей во время войны впервые представлен здесь за 30 лет. Приехала первая леди Эстонии, она сама директор музея и просто хотела лично пожать мне руку, лично познакомиться и узнать, как силами одной женщины можно было сделать музей, ведь обычно это государственная работа, делать музеи, задавала мне нестандартные вопросы. И она очень тронула моё сердце. Увы, в Украине меня музейщики не поздравили, но я, честно говоря, не обижаюсь, потому что война, я понимаю. Но ко мне музейщики все ходят, у меня учатся. Я очень сильно их будоражу. Я ведь «вырвалась» из бизнеса и пришла в культуру. Но во всем мире другое отношение к этому, там смотрят по результатам, а не по личности. Какая разница, откуда ты и кто? Если ты сделала музей, ты достойна того, чтобы признать это и пожать тебе руку.
Музею уже пять лет. Что удалось сделать за это время, можете подвести некий итог?
— Очень много удалось сделать за пять лет, 14 выставок! Я открывала музей всего с семью экспонатами! Я не коллекционер, и хотела открыть музей, в котором бы демонстрировались коллекции украинских коллекционеров. Мне хотелось давать людям энергию, делать какие-то коллаборации, но буквально за полтора месяца до открытия все отказались. Тогда я купила помещение, сделала ремонт, прошла обучение, как делать выставки и решила открыться всего с семью экспонатами. За пять лет я увеличила коллекцию до 1400 экспонатов, я сделала единственный в Украине аудиогид на четырех языках. Его программное обеспечение, кстати, было одним из критериев, почему я получила номинацию. Они сказали, что когда война закончится, они пригласят меня на конференцию рассказать подробнее об этой программе. Еще я создала научный отдел, реставрационный, выпустила два журнала. Они были специально посвящены музею, там делался экскурс об экспонатах и о том, как это «коннектится» с модой 19 века. В Украине же всё это было вычищено, уничтожено, у нас совершенно нет представления о городской моде, как одевались, например, панянки на Крещатике или в Харькове, мы знаем больше этническую моду, сельские костюмы разных местностей, но мы совершено не незнакомы с историей костюма, который носили на территории Украины. У меня была прекрасная выставка, посвящённая Лесе Украинке – «Лицарівна Belle Epoque», потому что она любила именно «бель эпок», а не вышиванки, как думают многие. И я пересмотрела 300 фотографий, чтобы выбрать эти платья, как будто оживила этот статичный ранее образ. Леся была такая модница, она любила красивую одежду, и у людей был шок. В отзывах они писали: спасибо, что вы оживили образ с денежной купюры.
Работа музея во время войны. С чем вам пришлось столкнуться?
— Во время войны я столкнулась, прежде всего, с эгоистическим страхом, физическим, паническим. А что будет, если попадёт? Музей ведь находится рядом с правительственным кварталом. В первые дни я оперативно поснимала все вывески. Мы забаррикадировали все двери на случай, если вдруг начнется мародерство; музей — это, конечно, всегда интересно. Хоть у меня там и платья, но мало ли, не заберут, так разрушат. Еще я неожиданно получила предложение от Польши вывезти туда всю коллекцию, даже в обмен на гражданство. Мне настоятельно советовали подумать, чтобы не повторить ошибку Варвары Ханенко, которая якобы отказалась вывезти свою коллекцию в Германию, а «завещала» ее большевикам. Но этого «завещания» никто не видел, нет его. Я много раз официально делала запрос и в музей Ханенко, и в министерство культуры, с историками общалась… покажите это письмо! Она была патриотом Украины, чтобы дарить большевикам. Но мы же понимаем, что если к тебе приходят с пистолетом, сажают в подвал, то ты любое напишешь завещание, но его нет. Короче, сравнивали и говорили, что я могу пострадать, как Варвара Ханенко со своей коллекцией. Но я, как и всегда, полагаюсь на интуицию. И я украинка до мозга костей. В своей жизни я делала очень много проектов именно для того, чтобы нам, украинцам, что-то дать, что-то раскрыть, что-то привезти, адаптировать.
Как музей будет работать дальше, и насколько важен сейчас культурный фронт?
— Я планирую открыть музей в сентябре и таки сделать выставку, посвящённую 150-летию Соломии Крушельницкой. Я считаю, что культурный фронт просто жизненно необходим. Сейчас, когда так много пропаганды, людям нужно возвращаться к критическому мышлению, к созерцанию и к расширению своего сознания. Без культуры люди начнут задыхаться, потому что если все будут сидеть дома и слушать этих трех-четырех экспертов, то сознание будет сужаться до мыслей этих людей, а нужно, чтобы у людей появлялись свои. И это тоже культурный фронт. Я называю это тероборона, это когда ты обороняешь свою территорию, выстраиваешь свои правильные границы. Как ты можешь выстроить свою территорию? Впусканием того, что тебе нравится и что не нравится, но для того, чтобы это понять, тебе нужно разнообразие: сегодня пойти в музей костюма и стиля, завтра — в музей истории, послезавтра — посмотреть фильм или какую-то выставку, потом послушать какую-то историю, то есть не идти в одном направлении. Иногда для того, чтобы мозг сгенерировал правильную идею, мысль, нужно переключить свое сознание, и потом, когда ты возвращаешься, после того как мозг залип на какой-то теме, начинается как бы второе дыхание, поэтому культурный фронт очень важен. Это вообще наше богатство, чем больше у нас разнообразных культурных площадок, тем богаче мы, как нация.