Мастерство излечения: наука и практика…

Дорогой читатель! На сей раз для общения с компетентными собеседниками мы встречаемся не в гостиной нашей редакции, а в гостях у них. Поскольку приглашены на весьма своеобразную экскурсию – в медицинский Центр «Эксперт Хелс». Открывает её Руслан Николайович Салынко, врач-хирург, директор медицинского центра, действительный член Всеукраинского общества пластических хирургов USAPS, действительный член Международного общества дерматоскопии INTERNATIONAL DERMOSCOPY SOCIETY, действительный член Американской ассоциации MOHS хирургии ASMS.

*Руслан Николаевич Салинко в медицинском Центре «Эксперт Хелс»*

— Руслан Николаевич, личное знакомство компетентного собеседника с нашим читателем – традиция «Вестника Грушевского». Несколько слов о себе. Самодосье, так сказать.

— Родился в славном городе Раздельная. Еще в моём детстве родители переехали в Винницкую область. Среднюю школу заканчивал там. И опять – переезд: поступил в Сумский государственный университет, на медицинский факультет. Его же и закончил. Изучал врачебное дело.

— Почему выбрали медицинскую стезю? Были в семье врачи?

— Нет, родители не имели отношение к медицине. Но как-то так сложилось, принял твердое решение еще в школе. С восьмого или девятого классов пришло уже чётко понимание: только в медицину. Чувствовал призвание, интерес к этому виду работы и стилю жизни. Медицина – это ведь не просто профессия. Это ещё и образ жизни. Почему такой выбор? Вот в городе Казатин, Винницкой области (тоже — крупный железнодорожный узел), была железнодорожная больница. На тот период, в девяностые годы, она была очень современная, передовая и высокотехнологичная больница. Её главный врач – Пилипонов Владимир Васильевич добился прекрасного оборудования и оснащения. На то время там были уже ЭВМ, которые не на перфокартах работали, а уже на операционной системе. Там была электронная очередь, автоматизированы многие процессы, направления на анализы. Всё это производило огромное впечатление.

— В старших классах школы была у вас профориентация?

— Да, конечно: в школе действовал учебно-практический комбинат. По разным направлениям. Скажем, водителей готовили в девятом классе, какие-то такие специальности, которые могут пригодиться в самостоятельной жизни. В том числе и медицинское. А практической базой была та самая больница. Прекрасная больница железнодорожников. Ну, вот я и выбрал. пошел в медицину. Там было направление медицины.

Хорошо помню: буквально – загорелся. Почувствовал, что — мое. Оттуда оно все и пошло. Вероятно, сыграло роль и то, что бабушка болела. часто приходила медсестра. Она выполняла различные врачебные манипуляции. Было интересно наблюдать и слушать. Даже – помогать ей. Она объясняла мне многое, комментировала свои действия. Я даже помогал ей. Медсестра стала поручать мне кое-что. Во всяком случае, уже в девятом классе я уже уверенно держал шприц. И даже мог ввести препарат в вену.

— Может, кино какое-то посмотрели в детстве, где добрые-умные-талантливые врачи понравились?

— Смотрел, конечно, и такие фильмы. Книжки читал. Читал Амосова, его знаменитое «Мысли и сердце». Читал Федора Углова. Это был такой эталон медицинской преданности, самоотдачи. Сейчас вспоминаю киноленту о военной хирургии, запомнил главного героя доктора Устименко на всю жизнь, а вот не помню названия…

— Я напомню: «Дорогой мой человек». Удивительно, мне этот фильм и его лирический герой тоже врезался в память с отрочества. Правда, с размышлениями о медицине я расстался после первого же посещения анатомички. А вы – вот, видите, пошли дальше. За доктором Устименко, можно сказать…

— Да, точно. «Дорогой мой человек». «Коллеги». «На всю оставшуюся жизнь…». Вот эти книги, эти фильмы тоже сыграли в моем становлении.

— То есть, все-таки где-то это воспитывало, вдохновляло. Даже профориентировало. Но вот вопрос: вы в дальнейшем таких Устименко встречали в практике? В жизни?

— Да как сказать… В чистом виде, понятно, таких людей не встречал. Да и в этом фильме, кроме доктора Устименко, фигурировали и другие врачи. Одна, кстати, бросила своих больных в селе и сбежала в город. Разные они, врачи. Разных и встречал. Но на всю жизнь увлечённых медициной, преданных хирургии – конечно, тоже. Часто это были – пожилые люди. Они жили и живут делом своей судьбы. Но у всех у них было начало, первые шаги в эту судьбу. Даже те, о ком говорят – родился врачом, на самом деле родились, как и все простые смертные. Естественным путём. Врачами не рождаются, врачами становятся. Или – не становятся…

— Продолжим о вашем становлении.

— После девятого класса я решил поступать в медучилище. И поступил.

— Какое?

— В Винницкой области. Погребище. Отличное медучилище. Славный преподавательский состав был на тот момент. Многих до сих пор вспоминаю с благодарностью.

— Специализация?

— Фельдшер. Я, собственно, даже и не закончил медучилище. После его третьего курса сдал вступительные экзамены в университет. Медфак. А там уже уточнилось призвание: хирургия. Тяга к хирургии определилась уже с первого университетского курса. Особый интерес — к малоинвазивным направлениям в хирургии. И к микрохирургии.

Университетские годы окончательно подтвердили верность выбора. Дежурил с 1-го курса, ходил с хирургами. Помогал им. Между прочим, совершенно бесплатно. Я был в своей стихии. Да уже меня знали, имел и свой закуточек — в ординаторской и в раздевалке. Там же нередко и питался, и спал.

— Вписались в систему?

— Именно. Уже со второго-третьего курса совершенно спокойно могли сказать мне хирурги: «Спустись, там «скорая» привезла кого-то. Посмотришь. Если не справишься – звони». И спускался, смотрел – что к чему, помогал оформлять историю болезни, назначать исследования, которые нужны в данной ситуации. Потом ассистировал хирургам.

— Это – на фельдшерском уровне?

— На врачебном. Это уже ассистенция. И ассистенция бывала такая, что в девять утра операцию начинали и в девять же вечера ее заканчивали. Не выходя из операционной. Уже с третьего-четвёртого курса самостоятельно и разрез доверяли делать, и проникать в брюшную полость. Основную работу, конечно, вели опытные хирурги, именитые. А в конце давали зашить полностью брюшную полость. Так укреплялись и опыт, и вера в себя. Да, это была моя стихия. Была и – есть…

— Вы с самого начала отдавали себе отчёт в том, чего и сколько придётся перечитать, перевыучить-перезапомнить, сколько просидеть в библиотеках и одолеть бессонницы с книгой?

— Это напоминает мне фильм «Индиана Джонс». Когда главный герой случайно вламывается в библиотеку на мотоцикле и падает с ним. Встает, отряхивается и говорит изумлённым читающим: «Если вы хотите быть настоящими археологами, выбирайтесь из библиотек». Книги, чтение, зубрёжка – за всю многовековую историю студенчества едва ли кто-нибудь это избежал. Но ведь сие — составляющая. Все начинается в библиотеке, но заканчивается на поле боя. Если мы говорим о хирургии, это, конечно же, возле операционного стола. Чем больше ты практикуешь, чем больше ты, собственно, работаешь, тем энергичнее ты растешь как специалист. Поэтому с 1-го курса — не вылазить из операционной. Но без книг никак. Всё начинается с книги и совершенствуется в операционной.

— Независимо от дальнейшей специализации?

— Нет, если ты решил для себя держать в руках скальпель. Ну, у нас хирургические специальности – это гинекология, лор, офтальмология. Это все хирургические специальности. Я, кстати, на 5-м курсе участвовал в олимпиаде по офтальмологии, в Сумском государственном университете занял 1-е место по офтальмологии и был направлен на Всеукраинскую олимпиаду по офтальмологии, которая классически проходила в Одессе. Потому что Одесса – это центр офтальмологии, и олимпиада проходила на базе офтальмологической клиники на Ольгиевской. На то время из порядка 40 участников я занял 9-е место по всей Украине. У меня даже были сомнения — стать, может быть, офтальмологом, потому что, опять-таки, это микрохирургия, опять работа под микроскопом и т.д. Но на 6-м курсе я получил распределение хирурга. Все-таки я четко уже понимал, что офтальмология от меня ушла, но я опять занял 1-е место в университете по офтальмологии и опять был направлен на олимпиаду.

— Может быть, вы были исключительны? Среди студентов, ваших сокурсников, много было увлечённых? Антон Павлович Чехов, кстати – коллега ваш, земский врач, говорил – студентов наших не люблю. Лодыри…

— Не мне судить доктора Чехова. Но в данном случае полагаю – это непомерное обобщение. И в те, девяностые года ХIХ века, когда он писал своего «Студента», и в наши времена – студентов было и есть много. И они – разные. В числе моих сокурсников было немало ребят, в которых сочетались и романтическое увлечение медициной, и трезвое, осмысленное вовлечение в неё. Ходили, напрашивались дежурить — кто куда мог, начиная от «скорой помощи» и вплоть до нейрохирургических и сосудистых отделений. Тяжело шли учёба и практика. Были и ошибки, как ни быть. Но это было настоящее постижение дела. Сейчас эти ребята — на довольно высоком уровне хирурги, нейрохирурги, кардиологи, онкохирурги. Той студенческой компанией мы прогуливались, созванивались. Общались. Даже и дурачились иногда. Студенты есть студенты. И компанией шли помогать старшим врачам допоздна. Ночевали на кушетках и диванах в «Хирургиях», ожидая какого-то случая, чтоб нам дали что-то сделать.

— Парни были в основном? Или девчата?

— Одна только девочка была с нами. Она сейчас заведует отделением акушерства и гинекологии в Сумах. Ходила наравне с нами, ассистировала.

— А в университете военная кафедра была?

— У нас не было. Так сложилось, что после нашего выпуска ввели военную кафедру. Так что, в связи с нынешней ситуацией, если мы идем служить, то — рядовыми, без званий.

— Рядовые медицинской службы?

— Да. Понятно, хирурга с хорошими руками никто не поставит на подхват и на побегушках. Ты будешь выполнять полноценную функцию хирурга, но по званию — младший состав. А врач… он всегда – военнообязанный. Так – во всём мире.

– Медицина, как известно даже нам, пациентам, дело древнее, при том всегда современное и в значительной своей части – теоретическое. Что называется – наука. В студенческие годы вы и ваши сокурсники проявляли интерес к научной работе? Скажем, поглядывали на аспирантуру?

— В числе моих сокурсников достаточно тех, кто в дальнейшем защитили диссертации, заняты в кафедральной и преподавательской работе. Вообще говоря, учеба в среднем специальном заведении и уж, конечно, в ВУЗе во многом теоретична. Путь к врачебной работе лежит и через теоретическое постижение в силу того, что накоплено этой древнейшей сферой. Специалист по определению, вторгающийся в микрокосм человека (а он исследуется сотни, тысячи лет и при этом диктует условия задач со многими неизвестными) просто обязан быть во всеоружии теоретических знаний. И конечно же практических навыков. Студентами мы все, как говорится, грызли молодыми зубами гранит науки. Занимаясь исследованиями, интересовались теоретической работой старших, у нас был замечательный научный кружок. Факультативы. Но лично я еще на том этапе понял: мое дело – практическая медицина. Слова: «я – врач!» не пустой для сердца звук. И именно хирургия. Таких, как я, тоже было немало, мы делали операции на животных. На собаках.

– Лягушек потрошили, как тургеневский Базаров?

– И лягушек. Это физиология, патофизиология. Ловили их, помнится просто – на удочки, в сачок. Специально ходили на городской пруд, на болота. Эти лягушки жили некоторое время у нас по домам в ванной. Бывало, скакали по всей квартире. Собак оперировали уже на третьем курсе уже под общим наркозом. Один наш одногруппник хорошо знал наркоз, следил за дыханием, искусственной вентиляцией легких, сердцебиением собачки. Вот подумайте, это третий курс. Категорически утверждать не буду, но думаю, нынешним третьекурсникам такое и не снилось. А мы тогда выполняли резекцию кишечника собачки, налаживали пересадку почки. Это очень серьезная вещь. И что характерно — ни одна собачка не померла. Потом мы их обязательно выхаживали, меняли перевязки и выкармливали.

– Это по программе? Или – самодеятельность?

– Топографическая анатомия и оперативная хирургия программой предусматривалась на третьем курсе, но делали мы все это во внеурочное время.

– То есть, это – вне зачетов и экзаменов? А вы отчитывались как-то?

– Заведующий кафедры почти всегда присутствовал, контролировал эти процессы, что-то вроде факультатива. Однажды у нас проходила всеукраинская олимпиада по оперативной хирургии и топографической анатомии, где мы выполняли показательные операции для студентов-медиков страны.

— Студенчество это прекрасно. Но однажды оно заканчивается. Что было дальше?

– С дипломом Сумского медицинского института я был распределен хирургом в Винницу на интернатуру. А оттуда опять в Сумскую область. Биографический штрих: там должна была действовать местная программа по обеспечению молодых врачей жильем. А пока она срабатывала, я полгода жил в палате… кожно-венерологического отделения.

– Экзотический штрих, что и говорить. Но если серьезно, с мечтой, судя по всему, вы определились достаточно рано. Вот тогда, в школе, в училище, в начале университета каким представлялось вам ваше будущее? Обстоятельства нынешние близки к расчетным?

– Да, очень близки. Частная практика. Микрохирургия. Пластическая хирургия. Прошел и нейрохирургию (ассистировал), с нейрохирургами выезжал на операции в районные центры, в больницы. Бывало, шил сердце с ножевыми ранениями. Брюшная полость. Ургентная хирургия. ДТП. Районная больница – широкая специализация. Ты – и хирург, и нейрохирург, и проктолог, и все прочее. Когда только вышел на работу молодым хирургом, очень помогала коллега хирург Бойко Елена Ивановна, с большим опытом районный хирург. Очень ей благодарен за стартовую хирургическую школу. До сих пор дружим и часто общаемся.

Тогда в стране уже развивалась частная хирургия. Росла и моя мечта о профессиональной независимости. Еще там, врач больницы, я заинтересовался дифференциацией образований кожи. Скажем, рак кожи, его операция с лоскутным закрытием; пересадкой кожи и дерматолоскопией. Конечно, это было давненько. С тех пор многое изменилось. У меня тогда, не поверите, был простой советский микроскоп «Юннат».

– Это школьный такой?

– Да-да, именно школьный. Трубка из оргстекла. Тубусный микроскоп. Ставишь этот тубус из оргстекла на образования, а сам микроскоп вставляеш в трубочку и наблюдаешь. Но нужно было солнцем подсвечивать. Конечно, сейчас совсем другое дело; подключение к цифровой камере, выведение на монитор, можно видеть самые ранние признаки перерождения в злокачественность этих образований, искусственный интеллект подсказывает. Есть возможность избавиться от злокачественного образования без всяких последствий для здоровья. Чем, собственно, мы сейчас здесь и занимаемся.

– В прежние времена, ваши коллеги сетовали на позднее обращение граждан. Сам «просвет» в свое время много тратил усилий на профилактическое просвещение. Что-то изменилось?

– В общем, не очень. Онконастороженность пациента и врача должна быть на первом месте. Сейчас мы и над этим работаем. Ключевое звено в контакте с пациентом – семейный врач. Он – первый, кто может увидеть, заподозрить что-то тревожное при осмотре.

– Не будучи онкологом?

– Да, не будучи онкологом. Мы сейчас проводим обучение семейных врачей в плане онконастороженности; работа эта ведется через СМИ, соцсети, обращаем внимание на самодиагностику. Увы, имеется не мало запущенных случаев. Ко всемирному дню борьбы с меланомой провели ряд бесплатных мероприятий для наших пациентов. В этот день было несколько выявлений рака кожи на ранних стадиях. Благополучно все это удаляем, лечим. И вскоре пациент забывает об этой болезни.

– Ваш пример и накопленный опыт мог бы вдохновить и тех, кто сегодня делает первые шаги по этому пути. Или даже еще только выбирает этот путь. Ничего вас не подталкивает, скажем, к книге?

– Нет. Во всяком случае, пока нет. А там видно будет.